Читать книгу Дерево красной птицы - Ли Тэмуль - Страница 6

Мунно не смыкал глаз целую ночь. Он ворочался и прислушивался к тому, что происходит по ту сторону ширмы.

Сегодня Кымлан была необычайно тиха: то ли потому, что ее поймали на попытке побега, то ли из-за того, что из Когурё пришел ответ, который, как она и говорила, не сулил для пленных ничего хорошего.

Владыка даже не пытался торговаться. Просто написал, что не пойдет ни на какие условия, да еще и пригрозил, что если нечто подобное повторится, то мохэ пожалеют о своих преступных деяниях. Преступных! Когурёсцы и впрямь не имели ни совести, ни чести. Как разбойники, захватывали все, что хотели, прикрываясь тем, что много лет назад мохэсцы покорились Квангэтхо.

Мунно с детства слышал историю о поединке между Владыкой Когурё и вождем племени Сумо, после которого его народ начал каждый год выплачивать непосильную дань. Для отца и всего племени это стало чудовищным позором. И говорить об этом без слез он не мог. С юных лет Мунно впитал боль поражения своего деда и ненависть к когурёсцам, которые поставили мохэ на колени.

Завтра должны прибыть остальные вожди кланов, чтобы прийти к общему решению насчет пленных.

Мунно уже поплатился за свою инициативу отбить дань. Когда отец узнал, что сын напал на принца Науна, то рассвирепел настолько, что едва не убил его. Но сделанного не воротишь, и поэтому он созвал Совет племен, чтобы решить, как быть дальше.

Все вожди были против того, чтобы даже пытаться торговаться с Когурё. Раз уж захват дани не удался, то нужно по-тихому убить пленных и замести следы, чтобы не навлечь на себя гнев Владыки. Однако письмо, которое Мунно хотел отправить в Когурё, было равносильно признанию вины в нападении. На разбойников или тюрков все свалить уже не получится.

– До каких пор вы будете ползать в ногах у когурёсцев? – вскричал Мунно, обводя разъяренным взглядом насупившихся вождей. – Если мы и дальше будем вести себя как рабы, то останемся ими навсегда! Пора подняться с колен!

– Не говори о том, чего не знаешь, мальчишка! – громыхнул отец, яростно сверкая глазами. – Если бы не ты…

– Как долго мы будем отдавать наших людей, еду и лошадей этим изуверам? Пока все не умрут от голода? Мы должны защитить народ, неужели вы этого не понимаете? – Мунно был зол, но прикладывал немало сил, лишь бы сохранять внешнее спокойствие и выглядеть достойно в глазах вождей. Все-таки однажды он станет следующим ханом племени Сумо, и вести себя как незрелый подросток было нельзя: на место будущего вождя претендовали многочисленные родственники из других кланов.

Да, организовав этот поход, Мунно поступил безрассудно, но он больше не мог смотреть в глаза несчастным, которые, связанные словно скот, печальным караваном уходили на чужбину. Как будущий вождь, он чувствовал себя ничтожным и бесполезным предателем, неспособным на главное – защиту собственного народа.

– Если Когурё узнает, что нападение на принца твоих рук дело, они уничтожат нас, – произнес вождь племени Хэйшуй, хан Кимун. Он был хитрым и изворотливым правителем, который никогда не начнет войну, если не будет уверен в победе. – Поэтому торг здесь не только не уместен, но и губителен для всех племен мохэ.

– Вы совсем гордость потеряли! – вспыхнул Мунно, но усилием воли заставил себя сидеть ровно и спокойно. – Чем ниже мы склоняем голову, тем глубже нас втаптывают в грязь. Неужели вы этого не понимаете? Мы покажем Когурё, что они должны с нами считаться! Мохэ не их рабы!

– Допустим, – обманчиво мягко произнес Кимун. – Ты упустил принца, но взял в плен генерала, приближенного Науна, который был его правой рукой.

Мунно неохотно кивнул, интуитивно чувствуя, что они коснулись опасной темы.

– Я понимаю логику твоих поступков. Ты подумал, что из-за знатного вельможи Когурё может уступить. Однако я слышал, что тем генералом оказалась девчонка. – Вождь племени Хэйшуй неприятно ухмыльнулся, и на щеках Мунно проступили красные пятна.

Ему нечего было возразить. Он поймал руками пустоту, и это было правдой.

– Как хорошо вы осведомлены о том, что творится в нашем племени, хан. Восхищаюсь вашими способностями, – холодно проронил Мунно, лихорадочно ища в уме доводы, способные убедить Совет.

Однако примчавшийся Даон повернул обсуждение в совершенно неожиданную сторону.

Он доложил, что девчонке стало совсем худо, и один из пленных умолял спасти ее в обмен на тайну Когурё. Это известие воодушевило вождей и убедило в том, что Мунно вложил им в руки поистине сильный козырь.

На рассвете гонец отправился с письмом к Владыке.

Ответ пришел через семь дней, в котором, вопреки ожиданиям, говорилось, что враг на переговоры идти не намерен. Все было напрасно. Оставалось только решить, что делать с пленными и как обезопасить себя от военной угрозы, которая теперь нависла над мохэ черной тучей.

Когурё не прощало такой дерзости.

– Значит, все было ложью. – Мунно швырнул под ноги Кымлан исписанную черными символами белую ткань, на которой стояла печать государя Когурё.

– Пророчество существует, – возразила она, медленно поднимая с пола послание. Разгладив на коленях измятое полотно, Кымлан как будто с нежностью провела пальцами по начертанным знакам. – Только в него никто не верит.

– Из-за этого они отказались тебя спасти? – Мунно не понимал, почему девушка не отводит глаз от письма, в котором Владыка отрекается от нее и отправляет прямиком на смерть. – Потому что…

– Потому что я женщина, разве не очевидно? – Кымлан подняла на него болезненно блестящие глаза, а потом аккуратно свернула послание и сунула за пазуху, словно оно было самым настоящим сокровищем. – Разве может женщина стать героем? Все посчитали это ошибкой.

– Но не ты. – Мунно внимательно наблюдал за пленницей. Ему вдруг стало любопытно. До этого момента он не только не видел в ней женщину, но и не рассматривал ее как человека. Единственное слово, которым он называл ее про себя, – это «враг». Теперь же он подумал, что она была человеком, таким же, как и он, как и другие мохэсцы. Ей было больно, страшно и обидно, но вместо того, чтобы покориться обстоятельствам, она решила идти напролом. И вот чем все закончилось.

«Воин Когурё»? Да какой из нее воин! Кымлан… Даже имя ее, такое нежное и благозвучное, как нельзя лучше подходило девушке. Высокие скулы, мягкий овал лица, пухлые губы… Ну какой из нее солдат? Если бы не то Пророчество, возможно, она уже стала бы невестой какого-нибудь знатного человека, носила шелковые платья с широкими, доходившими до пола рукавами, которые были в моде у когурёских дам, и готовилась стать хорошей женой и матерью. Но вместо этого она ждала смертного приговора с перевязанным плечом, рана на котором едва затянулась. Ужасная судьба для юной девушки.

– Я всю жизнь росла с мыслью, что мое предназначение – преданно служить моему народу. Когурё все для меня. Все, что мне дорого, находится там, и… – Она на мгновение запнулась. – И даже маленькая весточка из родного края для меня сейчас ценнее всех богатств мира. Даже если я всю жизнь заблуждалась, мои чувства были искренними. И я ни о чем не жалею.

Кымлан затихла, глядя в пол, как будто смутилась своей внезапной откровенности.

В груди что-то заныло, и Мунно поспешно отвернулся, пытаясь сбросить наваждение. Он сочувствовал попавшей в беду женщине, а ее безоговорочная верность вызывала у него восхищение. Таких подданных нужно было ценить больше золота, но, видимо, Даон оказался прав: когурёсцы безжалостно разбрасывались талантами и были равнодушны к истинной преданности.

Мысль о том, что жизнь юной девушки завтра оборвется возле Священной рощи, была невыносима и почему-то злила Мунно.

Он развернулся и, взбежав по ступеням, вышел за дверь.

Мунно был уверен, что солдат казнят, и считал ужасной расточительностью убивать здоровых, сильных мужчин, которых можно выгодно продать работорговцам в Цзинь или Силлу. А Кымлан…

Нет, нельзя поддаваться слабости! Это всего лишь когурёская девчонка, которая не знала своего места и ввязалась в то, что ей оказалось не по зубам. И Мунно не виноват, что завтра она умрет! Она враг и должна остаться врагом.

С этими мыслями он подошел к стойлу и приказал отвязать Исуга. Мощного черного коня подвели к хозяину, и Мунно ласково погладил блестящую шею. Исуг был ему верным другом вот уже семь лет, с тех пор как отец подарил ему на десятилетие молодого породистого жеребца. Он не раз выносил его из, казалось бы, безнадежных схваток с тюрками и киданями. Конь был очень умным и удивительным образом чувствовал хозяина.

Однажды Мунно отправился вместе с дипломатической миссией в империю Цзинь, и по дороге на них напали разбойники, которых в горах было бесчисленное множество. Отряду мохэсцев едва удалось отбиться и сохранить дары, которые они везли Императору Поднебесной, но Мунно тогда сильно пострадал. Загнанный в угол разбойниками, он был вынужден прыгнуть в горную реку, где едва не утонул. Его несколько дней искали по всему ущелью, но все их попытки остались тщетны. Только Исугу удалось найти хозяина. Мунно по-прежнему помнил теплое дыхание коня и ворсистую влажную морду, которая толкала его и тыкалась в щеку, пытаясь привести в чувство.

Мунно искренне считал его своим другом и относился почти как к человеку. Когда его одолевали сомнения или тяжелые думы, он всегда выводил Исуга и скакал куда глаза глядят. Он будто сливался воедино с мощным, быстрым телом жеребца, и ему казалось, что он слышит биение сильного сердца животного, бешеный ритм которого вторил его, человеческому. В такие моменты, – когда ветер трепал одежду, пряди волос хлестали по лицу, а мимо проносились леса, поля и далекие вершины холмов, – его мысли вдруг прояснялись, и все вставало на свои места.

Вот и сейчас Мунно мчал вперед по наугад выбранному направлению и обдумывал, что завтра скажет на Совете. Разум очистился, и в голове четкой цепочкой выстроились аргументы, которые должны были подтолкнуть старейшин к нужному решению. Первым и самым важным было спасение мохэ, а уж с пленными он как-нибудь разберется.

Повернув коня назад, Мунно поскакал домой с уже готовым планом действий.

Поутру его разбудил хмурый Даон, легонько тряхнув за плечо. Слуга, который уже давно стал близким другом и знал его лучше всех, понимал, что творится у Мунно в душе.

– Она спит? – спросил Мунно на мохэском, сев на постели.

– Нет. Тебе не стоило оставлять ее здесь. Это все только усложнило. – Друг, как обычно, говорил прямым текстом, даже не пытаясь сгладить углы.

Мунно криво усмехнулся:

– Да знаю я… Но дело сделано, теперь я не могу повернуть назад.

Он чувствовал себя разбитым и уставшим и уже предвкушал реакцию ханов на письмо, пришедшее из Когурё. Старый хитрец Кимун, который давно пытался подмять под себя Сумо, наверняка попытается обвинить во всем Мунно и потребует, чтобы он взял на себя ответственность за случившееся.

– Ты рискуешь навлечь на себя гнев вождей, в том числе и твоего отца. Подумай, стоит ли ради никчемной девки рисковать будущим. – Своей честностью Даон нисколько не облегчил ему задачу, лишь увеличил тяжесть вины перед отцом и племенем. Он был совершенно прав: главам племен не понравится, что Мунно оставил пленницу у себя, дал ей еду, защиту и кров. И теперь его доброта могла обернуться против него самого.

– Я это и без тебя знаю. – Он болезненно сморщился и досадливо махнул рукой. – Они уже прибыли?

– Да, собираются в шатре.

– Доложи, что я скоро буду.

Даон коротко поклонился и быстро скрылся из виду, оставив друга наедине с раздиравшими его демонами.

Откинув тяжелую ткань, Мунно вышел из спальни и напоролся на острый взгляд темных глаз. Ему хотелось сбежать, только бы не говорить о неизбежном решении Совета. И почему он боится? Ему нечего стыдиться! Она была пленницей и прекрасно знала, что будет в случае, если ее государь ответит отказом. Сама ведь готовилась умереть, так почему же смотрит сейчас так, будто упрекает его в чем-то?

Мунно отошел к умывальнику, налил воды и стал тереть лицо, шумно отфыркиваясь. Что он мог сделать? Оставить ее в рабстве? Для нее это будет чудовищным испытанием, но она хотя бы останется жива. Или лучше позволить ей умереть с честью, как настоящий когурёский воин?

Сердито вытерев лицо, Мунно наскоро оделся и, не глядя на пленницу, взбежал по ступеням. Противоречия разрывали его на части. Он хотел спасти врага и ненавидел себя за это.

В большой шатер, где собирались главы кланов для решения важных вопросов, он прибыл последним. Сидящий во главе стола отец бросил на него суровый взгляд, как только он откинул тяжелый полог. Вожди недовольно загудели, и Мунно низко поклонился, уважительно приложив сжатую в кулак ладонь к левой груди, извиняясь за опоздание.

– Считаю, что пленных нужно казнить, – зычный голос отца разнесся в холодном шатре.

– Я тоже. Этим мы покажем наглым когурёсцам, что держим слово и не боимся их, – поддержал его вождь племени Бодэ.

– Это расточительно, – подал голос Мунно, стараясь звучать спокойно и выглядеть рассудительным. – У нас полтора десятка хорошо обученных, сильных воинов и красивая девчонка. Любой работорговец готов будет отдать за каждого не меньше двух слитков серебра.

– Кому нужны такие непокорные рабы? – фыркнул отец, отвернувшись от сына. – Когурёсцев боятся даже в Цзинь, всем известно, что приручить их невозможно. Проще убить.

– Я считаю, их нужно вернуть в Когурё, – медленно проговорил хан Кимун.

Все вожди недоуменно уставились на него в ожидании пояснений столь неожиданного предложения.

– Мунно отправится с ними, встанет на колени перед Владыкой и уладит проблему, причиной которой он стал. В письме прозвучала четкая угроза, и дело времени, когда Когурё решит на нас напасть, – произнес хан, поглаживая длинную бороду, заплетенную в две тонкие косицы. – Мы должны предотвратить заведомо проигранную войну.

«Ну вот, началось! – промелькнуло в голове у Мунно. – Хитрый лис использует эту возможность, чтобы избавиться от меня и сделать наследником Сумо своего племянника!»

Он предвидел такой поворот событий, поэтому сдержал гнев и, уверенно обведя взглядом старейшин, спокойно возразил:

– Сейчас у Когурё нет ресурсов для войны с нами. Они только что закончили военную кампанию против Пэкче, к тому же у них уходит много сил на поддержание линии обороны в Ляодуне. Чтобы восстановить силы, им нужно не менее трех лет. Именно поэтому они приехали к нам.

– А что будет по прошествии трех лет? – с ехидцей спросил Кимун, бросив на Мунно оценивающий взгляд.

– Мы должны напасть первыми, пока Когурё еще не оправилось, – решительно сказал Мунно, уперев руки в колени, и вожди потрясенно зароптали. Он сделал свой ход, и теперь осталось только довести дело до конца.

– Да ты не в своем уме, сын! – голос отца перекрыл все разговоры. – Мы ищем способ предотвратить войну, а ты говоришь о нападении на сильного противника!

– Давайте отбросим наши страхи и посмотрим на все с холодным разумом. Сейчас самое подходящее время. – Мунно уверенно поднялся с места и разложил на столе карту мохэ и примыкавших к ним земель. – Когурёсцы не видели всю нашу мощь и по-прежнему думают, что мохэ – нищие племена, которые они обирают до нитки. Но вы сами знаете, как давно мы готовимся, и сейчас важно нанести удар первыми, пока враг не успел опомниться и нарастить силы. Мы вернем себе крепость Хогён. – Он поставил деревянные якоря на точку, чуть западнее земель Сумо. – Там все еще живут наши люди. Отправим лазутчиков, и, я уверен, нам откроют ворота. Это исконно мохэские земли, которые мы должны вернуть себе.

– Хорошо, допустим, мы выступим против Когурё, – терпеливо и спокойно сказал хан Кимун. – Даже если нам удастся захватить несколько крепостей, Когурё бросит все силы на ответный удар. Всем прекрасно известно, чем это кончится.

– Если мы объединим все пять племен, то отстоим завоеванные территории. – Мунно нависал над склонившимися к карте ханами, уверенно ведя свою игру. – Кроме того, у когурёсцев много хороших мастеров и ремесленников, которых в случае проигрыша можно будет забрать с собой. Это позволит нам в будущем увеличить арсенал оружия и повысить его качество благодаря сплавам металлов, которые они используют для изготовления мечей, копий и стрел. Даже если мы проиграем, то все равно будем в выигрыше.

Вожди затихли, переваривая его слова.

Мунно видел, как каждому из них хочется вернуть некогда захваченные когурёсцами территории, и своей речью он задел их за живое. Поэтому вернулся на свое место и стал ждать вердикта.

– Начинаем готовиться к войне сразу после казни пленных. И пусть это станет символом нашей победы над Когурё! – Отец поднялся с места, воинственно воздев кулак.

Мунно внутренне торжествовал: его план удался, он разбудил подавленную гордость мохэ, и теперь у них появилась возможность вернуть все, что у них отняли.

Его с детства воспитывали как будущего хана. Отец всегда говорил, что жизнь вождя принадлежит не ему, а людям, и каждое свое действие нужно тщательно продумывать, ведь от одного решения зависит судьба целого народа. А цена ошибки – слишком велика.

С юных лет Мунно лелеял мечту о величии своего народа и ненавидел захватчиков, которые отняли у них все. Растоптали гордый дух племен, заставив жить в вечном страхе и поклонении.

Сейчас мохэ были, как никогда, близки к освобождению, и Мунно, воодушевленный своей маленькой победой, не стал просить Совет племен оставить Кымлан в живых. Да, недавно он расчувствовался и дал слабину, но теперь четко расставил приоритеты и отмел ненужные эмоции. Она – враг, и ее участь его не волнует. Она сама выбрала такую судьбу.

В таком настроении Мунно вернулся домой и неожиданно наткнулся на отчаянный взгляд черных глаз. Что-то неприятно царапнуло грудь, и он поморщился, ощущая, как на его решимости и безразличии появляются трещины.

– Нас казнят? – тихий голос Кымлан прозвучал слишком спокойно, будто даже равнодушно, хотя лихорадочный блеск в глазах выдавал тревогу.

– Да. – Он с вызовом вскинул голову. – Ты же сама говорила, что это привилегия сильнейшего, и я могу делать с тобой все, что захочу.

– Говорила и от своих слов не отказываюсь. Только… Можете ли вы отпустить Чаболя? Он безобидный ребенок и даже не хотел быть воином. Это… это я виновата, из-за меня он пошел в солдаты. – Кымлан опустила голову и сжала дрожащие пальцы. Вся ее гордость и дерзость испарились, и сейчас она выглядела как слабая девчонка, которая боится за себя и близкого человека.

Мунно стиснул зубы, пытаясь сдержать сожаление, прорывающееся сквозь броню равнодушия.

– Это решать не мне.

– Ты кажешься хорошим человеком, можешь ли помочь еще раз? Неважно, что будет со мной, но Чаболь… – Кымлан подняла на него блестящие глаза.

– Ты просишь меня о невозможном. То, что я позволил тебе остаться здесь, не делает нас друзьями. Мы все еще враги.

Мунно поспешно направился на свою половину, чтобы поскорее отгородиться ширмой от этих горящих глаз. Нет, он все сделал правильно. Уже то, что вожди согласились на его безумное предложение, было большой удачей, на которую он смел только надеяться. Два раза испытывать судьбу нельзя.

Он растянулся на жесткой кровати и устало закрыл глаза.

Завтра все закончится. Утром ее уведут из дома Мунно, и его душа успокоится.

Сквозь дрему он слышал тихие вздохи и всхлипы, но так и не понял, было ли это наяву или во сне.