Читать книгу Дерево красной птицы - Ли Тэмуль - Страница 8

Глава 6. Наун

Оглавление

Дни текли унылой чередой, похожие друг на друга как две капли воды. Иногда Науну казалось, что он погрузился с головой в топкое болото и никак не может выбраться. Трясина затягивала все глубже, не позволяя даже поднять голову.

Как послушный сын, он каждый день ходил на занятия для принцев, тренировался в стрельбе из лука и искусстве владеть мечом, читал заветы Кун Цзы, но делал все это по привычке, ни на что не откликаясь ни мыслями, ни духом. Словно вместе с Кымлан его жизнь потеряла смысл. Он закрылся ото всех, даже от сестры, и подолгу сидел в своих покоях, погруженный в воспоминания о том счастливом времени, когда любимая была с ним.

Ансоль больше всех переживала за брата и пыталась растормошить его: организовывала прогулки, упросила отца устроить охоту и даже однажды, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дворца, прислала в его покои молоденькую служанку.

Однако Наун отослал ее прочь, даже не взглянув на прекрасное юное личико: перед его глазами стояла лишь высокая гордая фигура воительницы, которую удивительным образом украшали и доспехи, и меч, и колчан со стрелами за плечами.

Он не мог смириться с ее гибелью и не переставал истязать себя чувством вины. Ведь если бы он не взял ее в тот проклятый поход… если бы вернулся в ущелье, где Кымлан отчаянно сражалась с врагами… если бы не испугался угроз министра Ёна, остановившего его возле конюшни…

Вдруг случилось бы чудо и ему удалось бы ее спасти?

Эти мысли сыпались на сердце, как тяжелые камни, и складывались там в непрошибаемую стену, отгородившую его от семьи, министров, подданных и государственных дел, в которых он раньше принимал активное участие.

Министр Ён, всерьез обеспокоенный состоянием принца, пытался увидеться с ним, но каждый раз, как приходил с просьбой об аудиенции, ему отвечали отказом. Наун не хотел никого видеть, и в особенности тех, кто каким-то образом был причастен к смерти Кымлан.

Однако упрямый Ён Чанмун не оставлял попыток достучаться до упрямца. И однажды ему удалось проникнуть в покои принца, подкупив одного из слуг.

– Ваше Высочество, так нельзя. – Министр с тревогой смотрел на безучастное лицо Науна. Его глаза, которые еще недавно горели страстью и решимостью, потухли, а пальцы неосознанно крутили фарфоровую пиалу, которая, без сомнений, была наполнена вином. – По дворцу уже ходит нехорошая молва, что вы пристрастились к алкоголю.

– Министр, я сейчас не в том настроении… – Наун чувствовал себя пустым, как пересохший колодец, и сил выслушивать очередные нравоучения не было.

– Возьмите себя в руки, умоляю вас! Вы же принц! Я понимаю ваше горе, но…

– Ничего вы не смыслите! – Равнодушное лицо исказилось ненавистью, когда Наун подался вперед и схватил Чанмуна за грудки. На то, чтобы не разбить это холеное лицо, ушли вся выдержка и самообладание. В этот момент Наун ненавидел его всем сердцем. Ненавидел его бессердечие и хладнокровие, которые не позволили спасти любимого человека. – Это вы во всем виноваты! Если бы вы тогда меня не остановили, то…

– То вы были бы уже мертвы, – холодно осадил его министр Ён, и принц бессильно разжал пальцы. – Либо лишены титула. Но и в том и в другом случае спасти Кымлан вам бы не удалось. – Он сделал паузу и тяжело вздохнул. Облокотившись на гладкую столешницу, устало потер высокий лоб и расправил смятый воротник.

– Я мог хотя бы попытаться, – проронил Наун.

Конечно, все они были правы: и Чанмун, и отец, и эти прогнившие старики в Совете. Вот только это нисколько не уменьшало боль, которую принц испытывал при мысли, что ничего не сделал для спасения Кымлан.

– Ничего бы не изменилось, и вам это прекрасно известно, Ваше Высочество, – с нажимом произнес министр. – Случившееся ужасно, и я понимаю, как вам сейчас больно, но сделанного не воротишь. У каждого своя судьба. Ваша тоска не вернет Кымлан к жизни. – Голос министра вдруг стал тихим и печальным. Он с сочувствием смотрел на принца, будто в самом деле понимал, что тот чувствует.

Ён плеснул вина в пиалу и выпил залпом.

– Уверен, она хотела бы, чтобы вы жили дальше. Она ведь тоже любила вас и желала вам счастья.

Горло схватило спазмом, и Наун судорожно вцепился в край стола, сдерживая готовые прорваться сквозь плотину отчаяния слезы. Он ведь не пролил ни одной слезинки с тех пор, как Совет отказался принять условия мохэ. Не позволял себе плакать, потому что где-то в глубине души тлела сумасшедшая надежда, что Кымлан может быть жива.

– Как я могу жить дальше, если ее больше нет? – задал он вопрос в пустоту.

– Тем более ее смерть не должна быть напрасной! – горячо прошептал министр Ён, наклонившись вперед. – Кымлан не стала убегать, а осталась сражаться. Она не только ваша возлюбленная, но и подданная Когурё, и вы лучше всех знаете, как сильна была ее верность. Очнитесь, прошу вас! Живите, чтобы ее жертва не была напрасной!

– Но как… как это сделать? Мне тошно от самого себя… – Наун опустил лицо в ладони, проведя пальцами по распущенным волосам.

– Стать сильнее. Укрепить влияние при дворе, чтобы старикашки, которые отправили Кымлан на смерть, считались с вами! Тогда вы больше не испытаете то ужасное чувство безысходности, которое уничтожает вас сейчас. Мне больно видеть, что Первый советник смотрит на вас свысока и считает малодушным и слабым. Он изначально сделал ставку на наследного принца и выдал свою младшую дочь за него замуж, чтобы в будущем стать тестем короля. Представляете, какой огромной силой теперь обладает принц Насэм, имея такого могущественного родственника? – Темные глаза министра сверкали огнем. Наун никогда не видел, чтобы обычно спокойный и рассудительный чиновник был так взволнован.

– Вы хотите, чтобы я стал политическим противником собственного брата? Этого никогда не будет! – повысил голос принц.

Дворцовые интриги, которые плели министры, всегда были ему глубоко противны. Наун считал, что королевская семья должна быть выше этого. А Ён Чанмун пытался втянуть его в столь недостойное дело, настраивая против брата. И уже не в первый раз.

– Я лишь хочу, чтобы вы заняли при дворе место, которого достойны. – Министр внимательно разглядывал Науна, будто пытался узнать, искренен ли он или нет. – У вас горячее и преданное сердце, и вы можете многое сделать для Когурё.

– Мне безразлична политика. – Принц равнодушно пожал плечами. Все его мысли сейчас занимала только Кымлан.


После разговора с министром Наун вернулся к своему одиночеству.

И снова дни потянулись бесконечной чередой.

Иногда ему снилась Кымлан. Растерзанная, с окровавленным лицом, она протягивала к нему руки, а в глазах ее горела такая отчаянная мольба, что Наун просыпался в слезах. Безысходность, боль и неподъемная вина вновь разрывали душу.

Сестра всерьез беспокоилась о брате, который зачастил наведываться в город и напиваться до беспамятства. Не раз верный Набом приносил хозяина на спине, и Ансоль тайком открывала им потайную калитку, чтобы отец не узнал о безобразном поведении сына.

Наун посещал трактир, куда они часто захаживали с Кымлан. Прокручивал в памяти их первый скомканный поцелуй по дороге домой и нелепое объяснение. Это было неловко, но очень искренне. Кымлан стала первой женщиной, которую он полюбил, но в тот момент Наун не знал, как правильно выразить чувства. Если бы можно было вернуться в прошлое, он бы сделал все иначе.

Хозяйка трактира хорошо знала и его, и Кымлан, поэтому ничего не спрашивала и молча наливала рисовое вино убитому горем молодому господину.

В один из таких вечеров Наун снова пришел, чтобы забыться, и по привычке занял самое дальнее место возле покрытого соломой забора. Он сознательно избегал людей и любопытных глаз, желая просто погрузиться в свое горе. Но не успел он налить себе вина, как над его головой прозвучал звонкий девичий голос:

– Эй, господин! Кто ж вам разрешил занимать чужое место?

Наун поднял голову и обомлел: рядом с ним стояла молодая высокая девушка в мужской одежде. На миг ему почудилось, что это была Кымлан, и сердце едва не вылетело из грудной клетки. От потрясения и неожиданности он вскочил на ноги и схватил незнакомку за плечи, жадно выискивая в ее лице любимые черты. Но посмотрев в чужие глаза, он понял, что это вовсе не Кымлан. Вспыхнувшая надежда упала под ноги, как ледяной осколок, и разлетелась на куски.

– Вы что себе позволяете?! – Девушка сердито оттолкнула его ладони, гневно сверкая глазами.

«Нет, конечно, это не она…»

Наун обреченно уронил руки и плюхнулся обратно на деревянную скамью. Внешность незнакомки была более миловидной и женственной, чем у Кымлан: большие ясные глаза, маленькое личико, полные сочные губы. Да и взгляд совершенно другой – властный и гордый. Истинная аристократка. Его догадки подтвердили два вооруженных воина, тут же закрывшие собой хозяйку.

– Спасибо, очень вовремя, – ядовито бросила она телохранителям. – Господин, – вновь обратилась она к Науну и даже постучала костяшками по деревянному столу, – я пришла сюда первая. Пока разговаривала с хозяйкой, вы заняли мое место. Прошу вас уйти.

Раздраженный тем, что девица все донимает его и не дает ему вернуться в привычную пустыню горя, Наун поднял на нее сердитый взгляд.

– Я бываю здесь почти каждый день, госпожа. Это место мое. Можете выбрать любое другое. – Широким жестом он обвел свободные столы и наполнил глиняную чашу.

– Меня не интересует, как часто вы сюда приходите, но сегодня вам придется сесть в другом месте. – В голосе надоедливой девчонки послышались стальные нотки.

– Сколько вам заплатить, чтобы вы наконец-то ушли и оставили меня в покое? – Траурное настроение было безвозвратно разрушено, и Наун раздосадованно вскочил на ноги.

Незнакомка смерила его презрительным взглядом и, сложив руки на груди, сказала:

– Я не нуждаюсь в ваших деньгах. Давайте лучше сыграем – так будет честно. Кто попадет в мишень из лука с первого раза, остается здесь. Ну как, согласны?

Никак не ожидая такого поворота событий, Наун молчал и хмуро разглядывал дерзкую девчонку. Она нисколько не походила на Кымлан, но все же… все же неуловимо ее чем-то напоминала. И от этого боль в его сердце будто бы становилась чуть меньше.

– Да вы хоть знаете, кто я? – раздраженно спросил он. Далекое воспоминание о маленькой девочке, дерзко выбившей из его рук деревянный меч, больно хлестнуло по сердцу.

– Мне все равно, – нахально усмехнулась незнакомка. – Я не привыкла отдавать свое.

– Хорошо. Но я отличный стрелок, поэтому готовьтесь уйти, госпожа.

Кивнув хозяйке трактира, Наун вышел на улицу в поисках подходящего места. На противоположной стороне дороги рос высокий старый дуб, и если отойти чуть дальше, то расстояние до него будет примерно таким же, как до стандартной мишени. Девчонка проследила за направлением его взгляда и согласно кивнула. Один из ее телохранителей вырезал кинжалом на стволе аккуратный круг, но света, который исходил от трактира, не хватало, чтобы хорошо осветить цель.

Наун прищурился, пытаясь привыкнуть к сумраку.

– Что, не уверены в своих силах? – насмехалась незнакомка.

Он бросила на нее презрительный взгляд и, вытянув руку, по привычке властно сказал:

– Лук и стрелы.

– Я вам не служанка, господин. – Ее смех подобно звонким колокольчикам разнесся по пустынной улице. – Пять попыток. Я первая!

Наун понял, что чуть не выдал себя, ожидая, что любой его приказ тут же безоговорочно исполнится. Он с раздражением следил за девушкой, которая умело натянула тетиву и прицелилась. Стрела просвистела в воздухе и вонзилась почти в самый центр вырезанного круга.

– Ваша очередь. – Она самодовольно улыбнулась и отдала лук Науну.

Ее самоуверенность немного выбила его из колеи, но он принял из ее рук оружие и прицелился. Когурёсцы всегда славились меткими лучниками, и каждый мальчик с ранних лет учился стрелять. Наун не был исключением и по праву гордился своими превосходными навыками. Неужели какая-то девчонка сможет его превзойти? Да никогда!

Его стрела воткнулась чуть выше и еще дальше от центра, чем предыдущая, и принц скрежетнул зубами.

– Нервничаете? – ехидно спросила незнакомка, даже не пытаясь скрыть ликования.

Первый проигрыш поколебал уверенность Науна. Каждый его последующий выстрел был хуже предыдущего, тогда как девчонка со второй попытки отправляла свои стрелы точно в «яблочко». Он злился и на нее, и на себя из-за того, что ведет себя как капризный ребенок.

– Что ж, победа за мной, господин! – Девушка ликующе воздела ладони, когда последняя стрела принца вновь попала за пределы мишени.

Наун сердито сунул ей в руки лук и направился к трактиру. Ему нужно было срочно запить свой позорный проигрыш. Но в этот час, как назло, свободным оставалось только одно место: именно то, которое и стало яблоком раздора между молодыми людьми. Он выругался сквозь зубы, злобно сверкнул глазами на незнакомку и отправился во дворец.

Возвращаясь домой, Наун снова и снова переживал поражение и ругал себя за недостаточную концентрацию. Прикидывал, что не учел движение ветра и слишком небрежно целился.

Внезапно он осознал, что за время «поединка» ни разу не подумал о Кымлан. Ему было и совестно, и радостно из-за того, что впервые за много дней он хоть ненадолго забыл о печали. Но стоило ему вспомнить об этом, как тяжелая тоска опять навалилась на сердце.


Однажды Ансоль осторожно нарушила его уединение.

– Брат. Отец и матушка зовут нас в свои покои.

На лице Науна отразилась легкая озадаченность: их семья никогда не отличалась крепостью и теплотой семейных уз, и на его памяти они собирались вместе лишь один раз – когда отец объявил, что Насэму пора жениться. Это случилось два года назад, и у Науна зародилось нехорошее подозрение, что и сегодня Владыка хочет огласить какое-то неожиданное и не очень приятное решение. Почему-то ему казалось, что оно непременно затронет его, Науна, который в последнее время вел аскетический образ жизни и отошел от государственных дел.

В королевские покои они с Ансоль прибыли одновременно со старшим братом. Наун, редко встречавшийся с Насэмом, отметил, как тот повзрослел и возмужал. Он был всего на год старше, но выглядел уже совсем взрослым мужчиной со спокойным и уверенным взглядом, в котором, как в зеркале, отражалась властность, передавшаяся от отца. Статус наследника престола наложил свой отпечаток на его личность, и Наун особенно остро ощутил, как сильно они отдалились друг от друга.

Поклонившись Насэму, младшие вошли в королевские покои.

Родители сидели друг напротив друга за круглым столом и неспешно пили чай. Простое домашнее платье из нежно-розового шелка ничуть не убавляло величественности королевы. Каждый раз, когда Наун видел мать, его на мгновение охватывала робость и стеснение. Она была самой властной и сильной женщиной, которую он когда-либо встречал, и принц в глубине души побаивался ее. Впрочем, отец – ее достойный соратник и опора – не уступал, и Наун невольно подумал, что в союзе двух настолько сильных личностей не может быть и речи о любви. Но он мало что знал о личных взаимоотношениях родителей, которых с раннего детства видел редко. Практически лишенный родительской любви и ласки, Наун отчаянно искал ее у друзей, и, возможно, поэтому так привязался к Кымлан, которая всегда была рядом.

Почтительно поклонившись королевской чете, дети расселись вокруг стола в ожидании пояснений, зачем их сюда позвали. Наун с тревогой наблюдал за бледным отцом. После последней войны против Пэкче его здоровье заметно пошатнулось, а с их последней встречи в зале Совета Владыка еще больше похудел и ослаб. Костлявые руки слегка дрожали, когда он поднимал наполненную травяным чаем пиалу, и Наун обеспокоенно переглянулся с Ансоль, от внимания которой тоже не укрылось состояние отца.

– Давно мы не собирались вместе. – Владыка добродушно улыбнулся, тяжело откинувшись на резную спинку стула. – Наун, говорят, ты заперся в своих покоях, словно монах.

– Ты принц, тебе нельзя поддаваться чувствам. Подданные могут усомниться в тебе, – спокойно изрекла матушка, величаво поставив пиалу на блюдце. От острого взгляда, который она бросила на младшего сына, у того тревожно трепыхнулось сердце.

– Траур по этой девчонке слишком затянулся. – Отец говорил о смерти Кымлан так пренебрежительно, что кровь устремилась Науну прямо в голову.

– Она не «девчонка»! Она – женщина, которую я любил! Но вы отдали приказ казнить ее, – выпалил он, сжав руки в кулаки.

Рядом с ним ахнула Ансоль, а Насэм дернулся, положив ладонь на рукоять меча.

– Как ты смеешь разговаривать с отцом в таком тоне! – Королева угрожающе сверкнула глазами, отчего обвинительная речь застряла у Науна в горле.

– Отец, думаю, Науну пора взяться за ум. – Холодный голос брата будто заморозил все его внутренности.

Наун медленно повернулся к наследному принцу. Перед ним сидел совершенно чужой человек, которому были чужды его переживания.

– Согласен. Ты должен жениться и забыть, наконец, о своей мальчишеской привязанности, – уверенно закивал Владыка, медленно поглаживая поседевшую бороду.

Наун не шевелился, надеясь, что услышанное – просто дурной сон. Даже в самом страшном кошмаре он не мог представить рядом с собой другую, чужую и незнакомую женщину, когда его душа все еще стонала и болела из-за потери единственного любимого и самого дорогого человека.

– Отец, – услышал он дрожащий голосок Ансоль, – но прошло еще так мало времени… Память о Кымлан еще свежа!.. Не лучше ли немного подождать, пока…

– Он принц, а не сопливый щенок! И пусть трон по праву наследования перейдет не к нему, я не могу допустить, чтобы министры и простой люд болтали глупости и порочили члена королевской семьи! – прогремел отец и ударил ладонью по столу. Выцветшие, потухшие глаза Владыки вспыхнули прежним огнем, и слуги залебезили вокруг, умоляя его не волноваться. – Я и так корю себя за то, что пошел у вас на поводу и позволил простолюдинке околачиваться возле своих детей! Вот к чему привела моя беспечность!

– Я не женюсь ни на ком, кроме Кымлан. – Дрожа от ярости, Наун вскочил на ноги и обвел взглядом сидящих за столом. – Вам плевать, потому что никто из вас так и не познал, что такое любовь! А я любил! Я любил и…

– Немедленно сядь, иначе пожалеешь. – От тихого голоса королевы у Науна перехватило дыхание. – Мы слишком многое тебе позволяли. Ты принц, и это накладывает обязательства! Если не хочешь лишиться титула, ты женишься на девушке, которая подходит тебе по статусу.

Наун опустился на стул, но не потому, что покорился, а потому что ноги больше не держали его.

– Я найду ему хорошую невесту, – обратилась королева к Владыке. – С завтрашнего дня знатные дома Когурё начнут присылать во дворец письма с предложениями, а через две недели можно будет устроить смотрины.

– Тогда свадьбу сыграем через месяц? – деловито уточнил отец, немного успокоившись. – Думаю, к этому времени успеем все подготовить…

Они говорили так, будто Науна здесь нет.

Ансоль протянула под столом руку и крепко сжала ладонь потрясенного брата.


Они покинули королевские покои. Ансоль едва сдерживала слезы и собиралась побыть с Науном, чтобы поддержать его, но Насэм попросил ее оставить их наедине.

– Сейчас решение родителей кажется тебе несправедливым и ужасным, но когда-нибудь все пройдет. Твое сердце смирится. Кымлан ведь уже не вернуть, а ты должен жить дальше. – Он похлопал Науна по плечу неожиданно тепло и по-братски. – И… ты ошибся. Я тоже любил. Но ни тебе, ни мне, ни Ансоль не суждено жить по велению сердца. Такова наша судьба. Королевская кровь – это и благословение, и проклятие.

Наследник престола печально улыбнулся, на краткий миг став прежним Насэмом, который бегал за Науном с деревянным мечом и изображал боевого генерала. Но уже в следующее мгновение он снова надел маску наследного принца и, развернувшись, ушел к себе, оставив младшего брата на растерзание его демонам.

Наун не мог поверить, что отец заговорил о женитьбе…

Внутри все переворачивалось от чудовищного равнодушия родителей к собственному сыну. Он всегда радовался, что не является наследником трона, и в глубине души надеялся, что им с Кымлан позволят быть вместе. Ведь он никто, просто младший брат наследного принца, неужели отцу есть дело до того, как сложится его судьба?

Однако Наун недооценил своих венценосных родителей. Для них самым главным были не чувства собственного сына, а репутация королевской семьи, и они не могли позволить распространиться слухам о любви принца к безродной дочери начальника стражи. Которая к тому же не только не соответствовала стандартам хорошей жены, но и вообще мало напоминала женщину.

Наун смотрел в спину наследного принца и чувствовал, как внутри поднимается злость. Равнодушный и холодный, он вел себя не как брат, а как расчетливый политик. Руководствовался только разумом и был безразличен к чувствам других. И впервые за всю жизнь Наун вдруг захотел доказать ему, что он здесь не хозяин. Захотел стать достойным соперником, с которым придется считаться, и таким образом поквитаться за чудовищные слова, заставившие родителей принять решение о женитьбе.


Дерево красной птицы

Подняться наверх