Читать книгу Бездна - Лидия Бормотова - Страница 5

Солнце с непривычным проворством прокладывало дорогу к зениту, обгоняя воображение одураченной компании островитян. Сама же компания, нахохлившись, внимала объяснениям экскурсоводов. Ну да, как выяснилось, гости и хозяева поменялись местами. Причём чужие, явившись в параллельный мир, осознанно подводили старожилов к перемещению (в отличие от самих ребят, без задней мысли, под шуточки, обеспечивших гостям посадочную площадку), зная, чем оно им обернётся.

– А что же вы хотели? – с невинным видом разоблачал неосмотрительность гостеприимных знакомых Альберт. По его словам получалось, что он со своими дамами здесь совершенно ни при чём, молодые люди, пусть и непреднамеренно, сами накликали беду на свои головы. – Каждый из вас добровольно заглянул в зеркало, никто вас не неволил.

– Ну и что! – взревел нефор. – Мы по сто раз на дню в него заглядываем! И ничего! Про девчонок я вообще не говорю! Они его с собой носят, как ваша… мадам!

Художник и не подумал обидеться или рассердиться, его тон остался неизменно доброжелательным, снисходительным к чужой глупости:

– В своё зеркало – пожалуйста, на здоровье. А это – из-за черты. Я доступно объясняю? – он с улыбкой оглядел озадаченные лица. – Оно отражает иной мир. И вы попали в его орбиту. Отразились в нём и стали ему принадлежать.

Колян прикусил язык. Откуда ему было знать такие тонкости! И ведь, действительно, никто его не заставлял. Сам петлю на шею накинул. Он трясущимися руками пригладил шевелюру, ненавидяще зыркая на безмятежного мэтра. Эх, поспешили они го́тов прогнать! В большой компании себя уверенней чувствуешь. Может, и не дошло бы до этих колдовских штучек. Может, эти хмыри вообще бы побоялись соваться в скопище сбрендивших отморозков.

– Значит, вы знали, чем грозят манипуляции с этим треклятым зеркалом? – Стаськин голос от отчаяния звенел, как ни старалась она придать ему жёсткости. Инна вцепилась в неё мёртвой хваткой и плакала, уткнувшись в её колено. – Почему же вы нас не предупредили? И не надо разыгрывать из себя добропорядочных, вежливых и заботливых, когда замышляете людям гадости!

Артём, хоть и был зол, старался не выходить из себя и помнить, что из каждой безнадёжной ситуации всегда находится какой-никакой выход. Пока самому ему на ум ничего путного не приходило. Но эти, наверняка, знают. Чего без толку с ними ссориться? Может, удастся договориться, и они, если не помогут, то хотя бы подскажут, как вернуться обратно. Он с трудом втиснулся в перепалку, которая накалялась быстрее, чем бежало здешнее быстротекучее время:

– Вы ведь не станете нас удерживать здесь насильно? – начал он спокойно и издалека, поймав внимание Альберта. Судя по всему, тот не был сторонником скандалов, а предпочитал выяснять отношения некрикливо и цивилизованно. – Рассчитывать на то, что нас кто-то призовёт, как мы – вас, – безнадёжная трата времени. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы открыли нам способ обратного перемещения.

Художник ухмыльнулся, поочерёдно посмотрев направо-налево на своих спутниц. Те, обменявшись с ним понимающими взглядами, улыбнулись и снова уставились глазами в землю у своих ног. А Артём стиснул до боли зубы, стараясь не выдать клокочущей ярости.

– Судя по вашему сдержанному обращению, юноша, – завелась в своей излюбленной манере творческая личность, – вы слушали меня недостаточно внимательно. Я сказал откровенно: вам туда уже не попасть, – едва успев договорить, Альберт зажал ладонями уши, ожидая возмущённые вопли.

Однако вопреки его опасениям на поляне воцарилась мёртвая тишина. Даже нефор, открыв рот, замер, не в силах переварить сказанное. Только костёр продолжал невозмутимо потрескивать, да сквозь его жизнерадостность проре́зался скрежет зубов Артёма, который все отчётливо услышали. Парень стиснул пальцы в замок до побелевших костяшек и, сделав над собой усилие, нарушил гробовое молчание:

– И что же нам теперь делать?

Художник, избегнув пытки бешеным ором, облегчённо вздохнул и щедро разрешил:

– Да живите в своё удовольствие! Кто вам мешает? Тем более что… – незаконченная фраза повисла в воздухе. Видимо, Альберт не планировал простирать свою откровенность безгранично, само вырвалось.

– Что? – просипела Инна, впившись в него зарёванными глазами.

Он встал, как-то неловко похлопал себя по карманам, словно отыскивая затерявшуюся вещицу и не спеша отвечать, и вдруг широко улыбнулся, по-приятельски:

– Господа, а не пора ли нам перекусить? Я со вчерашнего дня ничего не ел. Полагаю, вы тоже, – развернулся и направился к распахнутой настежь двери. Стелла с Кариной мигом вскочили следом за ним, словно боялись остаться наедине с обведёнными вокруг пальца чужаками.

Ребята нехотя поднялись и, не глядя друг на друга, поплелись в дом. Теперь уже как приглашённые хозяевами.

Дом был прежним, только в нём что-то неуловимо изменилось. Ах да! Окна! Чистые, без всяких признаков бесовских рож. Они нестерпимо сверкали, отражая небо с лёгкими облаками, подплавленными с боков солнечным светом. Как зеркала… Подходить к ним никто не рискнул. Закрывая за собой дверь, Артём не услышал зловещего скрипа, но даже не удивился. Видать, кому-то из рыбаков, заночевавших в избушке, осточертело слушать душераздирающую музыку, и он возмечтал об её отсутствии. Мечта сбылась. Но не там, где о ней грезилось.

В кухне было чистенько. Вещей ребят, разбросанных ночью впопыхах где попало, нигде не наблюдалось. Фонариков, оставленных на столе, тоже. Чего и следовало ожидать. Вместо них на лавке под окном угнездились две чёрно-красные спортивные сумки на молниях с раздутыми боками. Каждое новое доказательство справедливости слов Альберта отнюдь не радовало, и «честность» постфактум не внушала доверия, наоборот, вскрывала коварство вселенских масштабов, которое давило, властвовало и душило малейшие попытки неповиновения. Ребята тоскливо пробежали глазами по знакомым и уже безвозвратно чужим, как далёкая галактика, незатейливым предметам быта. Печка, у которой они сушили свои вещи, стараясь не прислонять их к закопченному боку, была подновлена новой кладкой, раскрошившиеся кирпичи, чадящие сквозь обломки, заменены целыми. Обшарпанный, поцарапанный стол застелен чистой клеёнкой. У порога в комнату – аккуратная циновка и рядом – чьи-то резиновые сапоги, мужские. На всём лежал отпечаток неузнаваемости. С каким бы восторгом они сейчас обнаружили здесь свои промоченные дождём и выпачканные одёжки, даже трескучая дверь, проклятая не единожды, заставила бы их возликовать со слезами умиления.

Не дожидаясь приглашения, «гости» плюхнулись на табуреты у стола, смутно припоминая о чугунке с кипятком, оставленном на печи, о пучке дикого змееголовника на полочке, припасённого для утреннего чая. Которые остались там, в прошлой жизни… Стелла с Кариной домовито захлопотали, выкладывая на стол продукты. У Стаськи дразнящий запах еды не вызвал соответствующей реакции. Все внутренности завязались узлом, бойкотируя навязанное гостеприимство. Глаза застилало мутным, позволяя видеть лишь очертания предметов, и она крепилась из последних сил, чтобы не расплакаться.

Когда хозяева расселись за столом, с наслаждением утоляя голод, разница между ними и приглашёнными стала особенно впечатляющей. Женщины перемигивались, перешёптывались и хихикали, художник восседал отдельно, на почётном месте, как глава клана, чтобы ни у кого не возникло сомнения, кому здесь подчиняться.

Нефор протянул руку, взял кусок хлеба, но ко рту не понёс, стал крошить на столешнице, машинально водя пальцем в рыхлой кучке, которая, повинуясь ему, превращалась в замысловатый орнамент.

– А что вы такое не договорили у костра? – подала голосок Инна. Не получив ответа на свой вопрос, она продолжала мучиться им и посчитала момент подходящим, чтобы повторить. – «Тем более что…»?

Альберт, перестав жевать, с набитым ртом молча уставился на девушку. Стелла перестала хихикать и только теперь спохватилась:

– А почему вы ничего не едите? Проголодались же, – она стала пододвигать к ним тарелочки, баночки. – Вот рыбка жареная, огуречки, свежие и малосольные, опята маринованные… Сама собирала. Ешьте.

– Не ешьте, – деревянным голосом отрезал Артём.

И Стаська, услышав голос друга, встрепенулась. Она вдруг вспомнила, как они вдвоём однажды говорили о языческих верованиях славян. Древние предки считали, что, вкусив пищи в гостях (чужом доме или чужой стране), становишься своим, то есть частью этой новой жизни. Так это или нет, проверять не хотелось. Особенно после случая с зеркалом, который живо её отрезвил. И она порадовалась, что не успела ничего сунуть в рот и заставить себя перебороть тошноту. Неизвестно, что подумали Колян с Инной, но, судя по их кислым физиономиям, отсутствие аппетита приказом Артёма закрепилось окончательно.

– Вы не ответили на вопрос, – напомнила Стаська Альберту, буравя его глазами.

Тот успел поразмыслить и решил, что скрытничать уже нет смысла, так и так скоро сами всё поймут. Тщательно прожевал, освободив язык для членораздельной речи, и изрёк коротко, как само собой разумеющееся, без комментариев:

– Тем более что вам недолго осталось.

– В смысле? – нефор распластал пятерню на своём орнаменте, слепив крошки, как прессом.

– В прямом, – ничуть не смутился прорицатель судеб.

– Вы чё, собираетесь нас убить? – вот те на! Белые и пушистые! Творческие личности! Телеграфный столб расправил костлявые плечи. Пусть только попробуют! Где-то здесь арматура валялась. Они за здорово живёшь им не поддадутся! Колян даже не глянул на друзей, и так зная, что они на его стороне, и запугать их так просто не получится. А Стаська взовьётся, как дикая кошка. Силой не возьмёт, так искусает и исцарапает, мало не покажется.

Художник картинно закатил глаза, демонстрируя крайнюю степень презрения к примитивному мышлению простаков:

– Чтобы Я! Стал марать руки?! Они служат только искусству!

Карина решила ускорить процесс «взаимопонимания»:

– Вы и сейчас уже неважно выглядите, – и, надув в притворном огорчении губки, добавила: – Увы, зеркальце предложить вам не могу, вы его разбили.

– Вы уже предложили! – огрызнулся Артём, подумав, что её поганенький намёк на истрёпанный и пожёванный вид относится прежде всего к его заросшему лицу и мятой испачканной одежде. Чистоплюи! Оглянулся на подругу, уж она не станет его упрекать, учитывая обстоятельства, и замер, не поверив своим глазам.

Обе, Стаська и Инна, в ужасе смотрели друг на друга, прижимая к щекам ладони. Он тоже остолбенел, увидев их лица, подёрнутые паутинкой мелких морщинок, словно два прошлогодних яблочка с увядшей кожицей. Рыжая копна кудряшек обвисла, потускнела, разбавилась унылой сединой. У Инны даже в светлых волосах, зализанных к макушке, виднелись дорожки серебряных прядей. Взглянуть на себя было не во что, и он развернулся к нефору. Колян, пятью годами младше его, выглядел солидно, с таким, действительно, полагалось говорить только на вы, как со старшим. Крашеный гребень отливал первозданной чернотой, так что определить, есть ли у него седина, не представлялось возможным. Хотя… там, где пробилась щетинка на скулах, явственно блестит серебро. Впрочем, и корни волос… Создавалось впечатление, что гребень растёт не из головы, а парит над нею, как взлетевший парик. Да и черты лица оплыли, собрались в глубокие складки. «Значит, я выгляжу ещё старше», – сделал вывод Артём. Но почему?!!

– Что происходит?! – парень обвёл глазами улыбающихся хозяев. – Чему это вы радуетесь?

– Ну, как же! – художник кивнул своим подругам, указывая на молодых людей, которые теперь уже по сравнению с ними были далеко не молодыми. Зато сама троица – ребята с удивлением воззрились на чудо преображения – расцветала прямо на глазах. Выравнивались и подтягивались линии лиц, глаза становились ярче, волосы пышнее. А кожа… о Боги!.. сияла отроческим румянцем! – Вы добровольно пришли в наш мир, чтобы подарить нам свою молодость, энергию, силу…

– Чего это добровольно! – возмущённо рявкнул нефор. – У нас и в мыслях не было!

– Мы не заставляли вас смотреть в зеркало, – мягко напомнил Альберт, отводя от себя подозрения в коварстве.

– Но и не предостерегали! – выкрикнула Стаська. – Умалчивание и недосказанность – та же ложь! Вы обманом затащили нас сюда! – всплеск негодования отнял у девушки последние силы, она уронила руки на колени и опустила голову. Взгляд уткнулся в кисти с бугрящимися венами, потемневшей, словно измятой кожей, по которой рассыпались пшеном пигментные крапинки. Она застонала от отчаяния.

– Я понял! – осенило Артёма. Вспышка озарения, как зажигательный фитиль помчалась по ветвистым артериям, разгоняя и воспламеняя кровь. Два кулака одновременно и размашисто грохнули по столу. Обиженно подскочили тарелочки и вилочки, а дамы напротив – вздрогнули. – Запущен процесс высасывания жизненной энергии! Наши силы вливаются в вас, а мы быстро таем, пока… пока не умрём.

– Вампиры! – просипела Инна и с кряхтеньем закашлялась.

– Ничего подобного! – оскорбился Альберт в лучших чувствах и с пылкостью подростка вскочил на ноги. – Это естественная… э-э… реакция…

– Регенерация, – поправила Стелла, тоже вставая и собирая со стола посуду и остатки еды, перекладывая их на полку, во избежание следующего взрыва неуравновешенных гостей, когда всё, что попадётся на глаза и под руку, полетит в раздражающие объекты, то есть в них, хозяев положения. – Мы всего лишь реципиенты, получающие от доноров подпитку.

Трезвый анализ ситуации профессионала-медика призван был успокоить кипящие страсти и примирить с неизбежным, поставив перед фактом: мол, ничего не поделаешь, подхватил вирус – пожинай плоды болезни со всеми вытекающими из неё последствиями. Однако пациенты нынче попались несговорчивые. Вместо того чтобы внять гласу рассудка, они окрысились ещё больше.

– Это подло! – срывающимся голосом обличала Стаська негодяев, вступив в перепалку практически по инерции, ибо давно знала, что совестить и воспитывать жестоких и беспринципных людей – неблагодарное занятие, только мозоль на языке набьёшь. На плечи вдруг навалилась непомерная тяжесть, грозясь сравнять с землёй (откуда она взялась и что именно так давило, не давая дышать? Убежавшие от неё непрожитые годы? Безвыходность? Неведомая доселе немощь?). Мысли со скоростью света кружились в водовороте и неудержимым вихрем улетали, как дым в трубу: не позволяя себя поймать, оформить в слова. И только одно слово, неподвластное рассудку, билось в сердце колоколом, вливая силу: Ян… Ян… Ян… Не сдаваться! Никогда! Она вдохнула поглубже и выпалила: – Питаться чужой жизнью, чтобы продлить свою! На такое способны лишь паразиты! А вы смеете называть себя творцами!

Альберт аж задохнулся от возмущения и, забыв о своих аристократических манерах, уже не сдерживаясь, гаркнул, припечатав ладонями стол и нависая над ним:

– А на что вы транжирите свою молодость? Бесценный жизненный дар! Вы! Бесполезные жалкие личности! Со́рите впустую годами, ничего не создавая! Не утруждая себя оставить в памяти потомков своё доброе имя! Они забудут вас сразу же за кладбищенской оградой! Ибо памяти вы не заслужили!

Стаська от его крика вжала голову в плечи и скукожилась, словно боялась, что отверстая пасть сейчас сомкнёт зубы на её шее. Инна совсем влипла в её бок и двумя руками обхватила за пояс. Кажется, ещё и зажмурилась. А сидящий с другой стороны Артём окаменел, как статуя, и, когда побагровевший оратор выдохся, он, глядя прямо в его мечущие искры глаза, поинтересовался без всяких эмоций, пустым, невыразительным голосом:

– А вы, стало быть, больше нас достойны жизненного дара?

Этот ли спокойно-ледяной тон охладил кипяток художника, или он вспомнил о своём имидже, никак не вяжущимся с его яростной вспышкой, но Альберт мгновенно пришёл в себя. Отстранился от стола, скрестив руки на груди, сузил на парня глаза и убеждённо подтвердил:

– Вот именно! – такого откровенного нахальства впечатлительные брови Артёма не вынесли и выпрыгнули на лоб. Правда, тут же опомнились и грозно сошлись на переносице, вдохновляя его язык на ответный удар. Предупреждая оный, художник развил свою мысль: – Число добрых дел – и возможно, великих! – значительно возрастёт с продлением нашей молодости и вообще жизни. Вот, например, Стелла, – он галантно поклонился даме, – недавно защитила докторскую, у неё грандиозные планы. Представьте, скольким людям она сохранит жизнь, скольких вылечит! А Карина, непревзойдённый мастер уюта и красоты, облагородит и обогатит души (ну, и быт, разумеется) этих самых людей! – он обвёл глазами доноров в надежде уловить на их угрюмых лицах проблеск совести и самопожертвования. Хотя бы под нажимом стыда за жадность, цепляющуюся за своё никчёмное существование. Насупленные лица и колючие взгляды его разочаровали.

– Вы себя не забыли? – съехидничал Артём.

– Полагаю, о моём размахе не трудно догадаться и ребёнку. Безграничная свобода тем, идей, образов, вдохновения… И времени!

Нефор всё это время сидел молча. Грызня с кровососами в качестве оружия за справедливость оказалась недейственной. И он, как мог, осмысливал ситуацию. Если выход и не найдётся, то хотя бы подгадить уродам напоследок. Умирать так рано и так глупо, по легкомысленной дурости, было обидно, а неотомщено – вдвойне. Он водил пальцем по хлебным крошкам на столе, меняя один орнамент на другой. Стаськин взгляд, блуждающий по лицам, упал на его творение, когда тот уронил руку на колено. Пентаграмма. Жаль, что она не ведьма. Все колдуны использовали этот могущественный знак как портал в иные измерения. Чего уж теперь! Раньше надо было учиться, чтоб, когда припечёт, локотки не кусать. Из-за собственной недальновидности приходится пропадать. Совсем расстроившись, она только и смогла простонать:

– Называете себя творцами. А ведь вы всего лишь подобие главного Творца. И только Ему решать, кто достоин жизни, тем более лишать её. Возомнили свою вседозволенность?

Художник открыл рот, чтобы срезать выпад, как пробившийся назойливый сорняк, но не успел, беспардонно перебитый Коляном:

– А нашей молодости для вас многовато будет, – скривился в усмешке: – Вы подумали, что с вами будет, когда вы всю её из нас вытяните, а мы помрём?

С подачи нефора друзья сразу поняли, куда он клонит, и Инна, воспрянув духом, угостила мучителей увесистой ложной дёгтя, которая при сложившемся раскладе вполне могла поменяться с бочкой мёда местами:

– Вы станете младенцами!

– Или того хуже, – поддержал её автор озарения, – ещё не родитесь! То есть исчезнете! – и пригрозил, закрепляя убийственный результат: – Из нас молодость фонтаном прёт, захлебнётесь!

Однако вопреки ожиданиям испугать или хотя бы смутить «творцов» не удалось.

– Всё рассчитано до мелочей, – успокоил своих оппонентов Альберт. – Возрастные изменения останавливаются на отметке совершеннолетия. Остальная жизненная энергия уходит в резерв.

Лица доноров вытянулись. Не сработало.

– Да не расстраивайтесь так, – сердобольно утешила их Карина, – не бросим мы ваши трупы здесь разлагаться.

Стелла брезгливо сморщила нос на белоснежном румяном лице:

– Антисанитарию разводить! Ещё чего!

Художник поддержал дам, рисуя радужную перспективу:

– Нет! Разумеется, похороним. В той самой могиле, которую вы приготовили. Трое вполне уместятся. Можно стопочкой положить. Артём нам поможет.

Друзья ахнули и воззрились на парня, для которого сделано исключение.

А ведь действительно, он четвёртый лишний! К нему двойник не прибыл! Нет, он тоже старел, но очень медленно, едва уловимо, так что по возрасту его можно было принять за взрослого сына дряхлеющей тройки приятелей. Сам он этого видеть не мог и потому спросил:

– Что вы хотите этим сказать?

И Альберт охотно пустился в объяснения:

– Видите ли, юноша, в спешке или по оплошности, но звали вы только нас. Ваш двойник не получил приглашения.

– Значит, он не умрёт? – спросила с надеждой Стаська. Хотя бы друга уберечь! Может, потом сумеет как-нибудь выпутаться.

– Умрёт, – заверил её художник, – но не сейчас. Просто копия не знает о визите оригинала. И потягивает из него энергию неосознанно и вяло.

«Значит, вы – осознанно! И мощно!» – зло подумала Стаська. Впрочем, это было и без оговорки ясно.

Карина завистливо покосилась на развитую мускулатуру Артёма, как хищница на чужую, не доставшуюся ей добычу:

– Его воплощённая мечта, наверняка, спортивная. Эх, знал бы двойник, поспешил бы делать рекорды.

От этого безумия у Стаськи загудело в голове, она потрогала пышущий лоб кончиками пальцев, ощутив бороздки продольных морщин, и ей стало совсем худо. К горлу подкатила тошнота, разум заволокло вязким туманом, и она стала валиться назад. Так и упала бы в обмороке (или это смерть так приходит?), если бы парни не вскочили и не поддержали её с двух сторон. Инна вообще уткнулась носом ей в живот и рыдала уже в голос. На груди, у са́мой шеи, жгло огнём. Она инстинктивно вскинула руку, прижав боль, и ощутила в ладони… что-то… скомкала в кулак. И тут откуда-то из небытия в последнем проблеске сознания возникло смущённое лицо Неко, подарившей ей расшитый бисером конвертик с заговорённой землёй, который она носила просто так, в память о чудской деревне и милых гостеприимных людях. Пересохшие губы еле слышно прошептали:

– Обереги́, чудь-матушка, чудь-батюшка…

Пентаграмма на столе вспыхнула, и Стаська провалилась в чёрную пропасть.

***

Ян гладил её по лицу и улыбался. Она хотела спросить его, как он здесь очутился, но губы не слушались и просыпаться не хотелось. Откуда-то со стороны донёсся вскрик нефора. Невидимой острой иглой он проткнул воздушную подушку, запечатавшую сознание, и сквозь шипение к ней пробился смысл сказанного:

– Чего ты жеманишься! Надавай ей по щекам!

Совет отнюдь её не обрадовал, но привёл в чувство и заставил воинственно насторожиться.

– Тебе лишь бы надавать! – беззлобно пробормотал голос Артёма. Значит, не Ян?

Рука сползла на её плечо и легонько тряхнула. Стаська открыла глаза.

– Ага! – возликовал Колян, чем-то шурша и звякая. – А я что говорил! Очнулась! Валим отсюда, покуда живы!

– Какой быстрый! Она на ногах не устоит, дай хоть отдышаться, – Инна склонилась к изголовью, заглядывая в глаза: – Ты как? – её лицо было прежним, «школярским», только взволнованным. С трудом развернув шею и оглядевшись, Стаська обнаружила себя на кровати, из которой выпорхнула ночью при высадке «десанта».

На полу, хранящем мокрые отпечатки ног, валялись смятые клеёнчатые плащи, рядом – кровати парней с откинутыми ещё ночью одеялами (досматривать прерванные сны никто не собирался), к стене прислонена вынутая из рамы форточка. Из слухового проёма в окне, устроенного троицей шпионов, дул пронизывающий ветер, который быстро отрезвлял и наводил в голове порядок. Кажется, всё вернулось на прежнее место, даже время суток. Сквозь одетые в «шубу» окна пробивался серый промозглый рассвет. Девушка облизала пересохшие губы и сипло выдавила:

– Хорошо… Никого нет?

Инна, стоя перед кроватью на коленях и цепляясь руками за её край, отчаянно замотала головой, всё ещё труся, что кошмар вернётся:

– Как вспыхнет! А эти… изломились, стали расплываться… Ну, как в кривом зеркале!

– Гляделки не урони! – съязвил нефор.

Девчонка и правда от пережитого ужаса вытаращилась так, что напоминала героиню из аниме с глазами на пол-лица. Колян же деловито и расторопно сновал из кухни в комнату, собирая и уталкивая вещи в рюкзаки. Артём помог Стаське подняться, критически осмотрел шатающуюся фигуру:

– До лодки дойдёшь?

– А всё-таки классно ты их упаковала! – такое нефор видел только в кино. – Со спецэффектами. Они от нас никак не ожидали. Ну и рожи у них были! И как тебя угораздило?

Артём потуже скатал плащи, бросил приятелю:

– Рыжие – они такие, все ведьмы, – подмигнул подружке, выручая её из трудных объяснений.

– Я услышал только какое-то «чудо-юдо», – простоватая наивность парня, наконец, проняла и Стаську, и она, слегка взбодрившись, улыбнулась. – А чё, раньше не могла?! Столько натерпелись страху и унижений всяческих! А она сидит, изображает жертву! – руки у него, между прочим, до сих пор дрожали, и он не давал им покоя, находя бесконечные дела. А языком трепал, чтоб никто этого не заметил. И друзья делали вид, что не замечают. Тем более что самим им, постоявшим у смерти на краю, тоже нелегко было сбросить с души камень. – Иль для колдовства особый момент нужен? Вроде крика петуха? Знал бы – сам прокукарекал! И вообще…

– Ишь, смелый какой! – взвилась на защиту подруги Инна. – После драки все герои! Не забывай, – упрекнула она, – Стаська тебя от смерти спасла. И всех нас!

Колян сник, уткнувшись в рюкзак, уминая несговорчивые плащи, выпирающие пузырём:

– Такое забудешь… Стась, ты не думай, это я так… Если бы не ты…

Наступила неловкость, и чтобы её разогнать, девушка поспешила притушить лучи своей славы, разгоравшейся всё ярче по мере осознания масштабов катастрофы:

– Не скромничай. Это ты мне помог.

– Я?!! – от такого зигзага нефор потерял равновесие и плюхнулся на пятую точку, выронив рюкзак и хлопая глазами.

– Пентаграмму-то ты сложил. Она меня и подтолкнула.

– Да я без задней мысли, машинально.

– Я тоже. Думаешь, и правда колдовать умею? – Стаська рассмеялась. – Я уже одной ногой на том свете была и схватилась за соломинку, – рука снова легла на грудь, нащупав спасительный конвертик. Теперь он не жёг, болтался на шее спокойно и незаметно, как всегда. И если б не случай, она никогда не догадалась бы, какая в нём заключена сила. – Поддалась озарению. Увы, других вариантов не было.

– Других и не надо, – Колян пришёл в себя, застегнул рюкзак. – Тёмыч, ты своё всё собрал? И Стаськино? Тогда валим! – и первым направился к двери.

– Хр-р-р-р-и-и-у-у-у-бр-р-х-х-бр-р-р!!!

Почему так дружно расхохотались её новые друзья, Инна сначала не поняла. А когда до неё дошло (объяснения ограничились смачными комментариями Коляна), трепетно обхватила Стаську за локоть, радея за её равновесие и самочувствие. Для неё, Инны, она стала спасительницей дважды за ночь.

Лодку нашли на прежнем месте. Ветер успел выдуть из ивовых ветвей сырость дождя, и они колыхались занавесками над злосчастной посудиной. Ребята полезли проверять её работоспособность.

– О! Отлично! – завопил нефор, задрав зад над лодкой и шаря по дну. – А ты говорил! – огрызнулся он на Артёма, который проверял целостность противоположного борта, и с ужимками передразнил его: – Ухаживать надо за спортинвентарём! Видишь, как ухаживаю? Дёшево и сердито!

– Дождю скажи спасибо, – вяло отбрехнулся приятель.

– Я и говорю! – покладисто согласился тот. – Радуйся, Стаська, не придётся тебе горбатиться всю дорогу, вычерпывая воду!

Стаська подняла опрокинутое ведёрко у самой кромки воды. Пустое. Наверное, свалило ветром, укатило. Вчерашний улов унесло в реку. Да. Знатная у них получилась рыбалка. И домой вернутся с пустыми руками. Да ещё потрёпанные снаружи и изнутри.

– Да в ней воды по колено! – вступила в спор с нефором Инна, заглянув через борт. – Она и без нас потонет, если столкнуть в реку.

– Зато течь прекратилась! – гордился хозяин судна, будто это его заслуга, и он всю ночь смолил и конопатил ненаглядное судёнышко.

– Откуда ты знаешь? Сквозь воду видишь?

Колян протянул ей ковшик:

– А вот отчерпай лодочную микстуру – сама увидишь, – оглянулся, стрельнул глазами по берегу: – Юнга! Отдыхай! За тебя сменщица работает!

Инна увиливать не стала. Скинула ботинки, закатала до колен джинсы.

Сидя на брёвнышке у прополосканного ливнем и ветром кострища, Стаська видела только растрёпанный хвостик на макушке труженицы, засевшей в недрах их ненадёжного плавучего средства, да мелькающий ковшик с дугообразным выплеском «микстуры». Взгляд её упал на Артёма. Он не сводил глаз с белокурой макушки. И лицо было задумчивое, заинтересованное. У неё ёкнуло в груди. Так на неё смотрел Ян. Вот странно: Артёма, копию брата, она никогда не путала с Яном. Словно не замечала их схожести. Сердце само отзывалось на них по-разному. Значит, внешний вид – не главное. Почувствовав на себе взгляд подруги, Артём заметно смутился, сдвинул брови, потом подхватил пустое ведро, которое Стаська подобрала на берегу и поставила рядом с лодкой, и стал помогать черпальщице. Дело пошло быстрее. Ему даже не мешало бьющее фонтаном красноречие нефора, которого пробило на словоблудие. О чём он там заливал, патетично размахивая руками, девушка не слушала. Каторжники в лодке – тоже. Они только поднимали друг на друга глаза, переговариваясь, на мгновение сбиваясь с ритма, и снова над бортами в разные стороны хлестала вода.

Когда загрузились и отчалили, сразу все повеселели. Хотелось поскорее убраться с острова, где они чуть не остались навсегда. Вряд ли когда-нибудь их снова потянет сюда на рыбалку. Даже если рыба сама станет запрыгивать в ведро.

Течь в лодке, как и говорил Колян, прекратилась. За ночь доски разбухли и сплотились. Можно сидеть спокойно, наслаждаться видами и мерным покачиванием. Но у Стаськи было не то настроение, тем более желания такого не возникало. Артём снова грёб. Сильно, уверенно. И лодка шла ровно и быстро. Смотрел он только по сторонам, да ещё оглядывался назад, на приближающийся берег. На Инну не взглянул ни разу, даже по ошибке. Она его железной выдержки не имела, бегая глазами вокруг и неизменно возвращаясь к гребцу. Стаська изо всех сил сдерживала улыбку. Интересно, как она и Ян выглядели со стороны? Да и какая, в конце концов, разница, как выглядели. Она бы согласилась сейчас на любые перемигивания и насмешки друзей, лишь бы он был рядом. Даже на злоехидные выпады нефора.

Пляжный песок захрустел под килем, когда лодка на всём ходу врезалась в него. Нефор разразился победным кличем и стал собирать вещи, вытаскивая их на берег, от избытка эмоций подбадривая друзей и себя заодно бестолковыми восклицаниями, вроде «Ну, наконец-то!» и «Теперь сам чёрт нам не указ!». Артём помог девушкам выбраться из лодки, придерживая их за руку, по-прежнему не глядя в лицо четвёртому, случайному члену их команды. Стаська, очутившись на безопасной тверди, вздохнула с облегчением. Инна же, судя по обескураженной физиономии, чувствовала себя не в своей тарелке, но пока помалкивала, только трепетала ресницами. Нежданные спасители, а потом ещё друзья по несчастью, не сговариваясь, приняли её в свою компанию и теперь вели, видимо, к себе домой. Они вернулись в обыденную жизнь, оставив за спиной неурядицы, и как себя вести в подобной ситуации, она не представляла. А что скажут их родители, когда она заявится нежданно-негаданно? Где её подобрали? Под кустом на острове? Это ли её смущало или другое что, выпытывать было неловко. Ладно, потом выяснится.

Друзья, нагрузившись рюкзаками и торбами, шли в посёлок по старой тропинке. Колян непривычно задумался, глядя под ноги. Артём целеустремлённо смотрел вперёд и молчал. Девушки замыкали процессию. Стаська только сейчас почувствовала, как приятно дышать свежим и ещё по-летнему тёплым воздухом (вечера и ночи уже были осенними), и ловила себя на ощущении, что возвращается домой после долгой отлучки. Хотя какой дом? Она впервые приехала сюда в гости. Инна отобрала у подруги сумку, чтоб разделить ношу по справедливости, шла рядом и озиралась по сторонам, не упуская из поля зрения ни резвящуюся в куче песка ребятню, ни длинные глухие заборы, ни опрокинувшиеся на них густые кроны деревьев, ни скучающих на лавочке бабулек, от нечего делать перемывающих косточки соседушкам, словно не доверяла своим глазам и ожидала очередной подвох. Даже двоих щенков, похожих на пятнистые колобки, которые уморительно и неуклюже наскакивали друг на друга, выясняя, кто главный, подозрительно проводила глазами.

– Никогда здесь не была? – спросила Стаська, заранее зная ответ, но пытаясь отвлечь подругу и снять напряжение. Та отрицательно помотала головой. – Здесь Колян живёт, а мы с Артёмом в гости приехали к его бабушке. Хороший посёлок, тихий и чистенький. Но задерживаться здесь мы не будем, – она глянула на спину друга, которая всё слышала, ожидая подтверждения. Парень, не поворачиваясь, кивнул. – Вот только отдохнём немного, проверим порядок в доме и огороде – и домой.

– Угу. Я с вами. Отцу сказала, что у Светки заночую, – Инна споткнулась на ровном месте, покраснела. – Если узнает – убьёт!