Читать книгу Берега озера Эри - Лина Аленицкая - Страница 7
Глава 4. Люди и нравы
ОглавлениеВ воскресенье Стейси подвозила меня до дому после смены.
– Что будешь делать? – спросила она меня для поддержания разговора.
– Наверное, пойду на пляж, – ответила я, – а ты?
– Хочу съездить на Мейн Ленд, посмотреть Дэнни подарок на День рождения.
– Когда у него День рождения?
– Послезавтра.
– И что ты придумала?
Девушка стала рассказывать. Разговаривала Стейси быстро, сбивчиво и невнятно, так что я понимала малую толику того, что она хотела сказать.
– Какую добавку? – переспросила я.
– Знаешь, иногда Дэнни мешает коктейли. А в коктейли можно добавлять всякие сиропы: ванильный, клубничный, любой. И я ему разных сиропов купила.
– Ааа…
– И хочу еще что-нибудь смешное, он же такой юморист.
– Сколько ему исполняется? – спросила я.
– Тридцать, – ответила Стейси, и я почувствовала, как глаза у меня превращаются в блюдца.
– Тридцать?! Я думала, ему двадцать!
Стейси рассмеялась.
– Да, он молодо выглядит…
Алена уже была дома, когда я вернулась. Мы надели купальники, взяли простыню, и поехали на пляж. Велосипеды, которые предоставила нам Эйприл, были куда хуже, чем велосипеды «Вест Дока». Аленин протяжно и плакуче скрипел при каждом провороте педалей, и у него немного отходило переднее колесо. У моего же велика были очень тугие педали, и, если дорога шла в горку, мне приходилось слезать и тащить его волоком.
Уже неделю мы работали в «Поймай Луну». Понемногу складывался наш распорядок дня. По вторникам и четвергам (когда я работала в вечернюю смену) я с утра ехала на пляж, оттуда ненадолго заезжала в «Луну», болтала с Аленой и Дэнни, если не было начальства, а в час ехала в библиотеку. Там был бесплатный Интернет, но неудобство заключалось в том, что его предоставляли только на двадцать минут. Потом нужно было снова идти к библиотекарю и снова записываться. За двадцать минут я обычно успевала написать два коротких письма или одно, более подробное и длинное. Первые письма шли маме. Я описывала наш быт и людей, которые нас окружают, рассказывала, чем мы питаемся. Потом писала друзьям, что мы здесь обживаемся, и, в целом, все хорошо. После библиотеки я ехала домой, обедала, часок бездельничала, валялась и читала, а потом отправлялась на работу. Если Алиса была дома, она отвозила меня в «Луну».
Алиса совсем не готовила. Утром она или не завтракала совсем, или заливала хлопья холодным молоком. Обедала она обычно каким-нибудь салатом, а ужинала йогуртом. Алена периодически варила себе макароны и привезенную из России гречку.
А я принялась варить супы. В первую же неделю я заказала Алисе, которая поехала по делам в Сандаски, кучу продуктов, и теперь чередовала: суп с лапшой, суп с фасолью, картофельный, куриный… Алиса, увидев мой суп впервые, очень удивилась.
– В нем столько воды, – сказала она, – у нас больше принято варить густые супы. Но я попробую, спасибо.
Попробовав один раз, Алиса принялась есть мои супы постоянно. Ей нравилось все: мясо, приправы, пассированные лук и морковь. Мне это льстило, я начинала ощущать себя настоящей хозяйкой дома и своей жизни в целом. Приятно было заботиться о себе самой и поступать так, как знаешь. Иногда я варила картошку, заливала ее яйцом, и поджаривала на сковородке, иногда пекла блины.
Алиса разрешила нам брать ее продукты, и мы в первый же вечер опустошили целую коробку с хлопьями. Но она не разозлилась, а только посмеялась – мы объяснили с извинениями, что в России таких вкусных хлопьев просто нет.
– Рада, что вам понравилась каша, – сказала нам Алиса.
Американцы на полном серьезе называли хлопья кашей, на коробке даже было написано: «cereal», и мы поняли, что варить нормальную кашу вроде овсянки или перловки у них просто не принято.
Один раз я решила сделать классический салат из помидоров и огурцов. Однако с этим возникла самая настоящая проблема. Огурцов в магазине не было, а помидоры продавались огромные, размером с два кулака, и совершенно безвкусные… так что, когда хотелось сладких красных помидор, приходилось покупать «Черри», по пять долларов за двухсотграммовую упаковку.
Утренние смены я любила куда больше, чем вечерние. Я по натуре жаворонок, и работоспособность у меня с утра. Кроме того, по утрам смена состояла из Большого Папы, Дэнни и меня, иногда – Алисы, так что мы с Дэнни весело проводили время, пока Большой Папа заказывал продукты для «Луны» или разговаривал с официантками. По будням работы было не очень много, так что у нас была возможность немного побездельничать и поболтать. Дэнни любил пошутить: иногда он брал у официанток кусочки льда и закидывал мне за шиворот, иногда бросался из-за плиты кусочками лука или обрезками ветчины, когда этого не видел Большой Папа. Я моментально принималась брызгаться водой в ответ. Потом Дэнни придумал новую шутку. Он брал скотч, писал на нем что-то вроде «I like girls» и незаметно клеил мне на спину. Я свирепела, хватала тот же скотч, маркер, писала «I like boys and girls» и тоже лепила ему на футболку. Когда Дэнни в шутку шлепал меня кухонным полотенцем, я хватала другое полотенце, мочила в грязной воде и метко швыряла в коротко стриженую голову парня. Я ни на секунду не задумывалась, что мое поведение может расцениваться как флирт – я просто веселилась. Я никогда не любила строгие уставные отношения и придерживалась их по большей части только с начальством. «Работать надо весело!» – был мой девиз, и в отношениях с коллегами я ему следовала.
После утренней смены я ехала домой, обедала, отдыхала, а потом шла гулять пешком, либо садилась на велосипед и уезжала смотреть остров.
Алена же больше любила вечерние смены, в которых поварами были Арчи и Робин. Возвращаясь со смены, она рассказывала, что Арчи взял ее под свое шефство. Вел себя мило, старался помочь и подсказать, если она что-то не знала или не понимала, разрешал брать из холодильника мороженое (которое было для посетителей), сам отпускал на брейк. Для меня это звучало странно, потому что у самой были не очень хорошие отношения с Арчи. Вернее, ничего плохого я про него сказать не могла, но интуитивно он мне не нравился – и я знала, что тоже не нравлюсь ему.
Алена говорила, что вечерние смены более уютные, чем утренние.
– С утра все сонные, бывает, еле ползают, – объясняла она, – а вечером у всех хорошее настроение, мы смеемся…
Я пожимала плечами: мы и по утрам с Дэнни отлично хохотали…
…Народу на пляже было немного. Алена расстелила простыню и легла. Я, не снимая бриджей и топика, присела рядом и сказала, медленно вытягивая ноги:
– У Дэнни во вторник день рождения.
– О! – отозвалась Алена. – И сколько ему стукнет?
– Тридцать.
– Что, правда?
– Ага. Мне Стейси сказала.
– Праздновать будет?
– Вроде нет.
– Жаль, – протянула Алена, – такой шанс побывать на американской вечеринке…
Тени деревьев все длиннее вытягивались на песке.
– После четырех бесполезно ходить на пляж, – вздохнула Алена, когда мы в очередной раз передвинули простыню на солнце, ближе к воде.
Мы посидели еще полчаса, и стали сворачиваться. Выехав на Дивижн стрит, я заметила у одного из особняков знакомую машину.
– Смотри, машина Фреда, – крикнула я Алене, кивая на зеленый «Додж» с кузовом.
– С чего ты взяла? – удивилась Алена, замедляя езду, чтобы я могла поравняться с ней. – Здесь навалом таких машин.
– Я номер запомнила, – со смешком сказала я, – «ОЛВ»…
– Ну ты даешь…
– А он сам запомнился. Очень Любит Вопить.
Фред вел себя так, что его не любил никто. Но он от этого ничуть не страдал, поскольку откровенно плевал на чужое мнение, делая исключение только для Эйприл и Большого Папы. И еще, пожалуй, для Мэг. Мэг, официантка лет под пятьдесят, работала в «Луне» три года, а знакома была с Эйприл и Фредом с незапамятных времен. Она была одна из немногих, кто постоянно жил на острове – даже зимой. Обычно жители островов, владельцы летних коттеджей, а так же многие из тех, кто проживал в городах по побережью озера Эри, уезжали поздней осенью во Флориду и другие южные штаты. Таким образом, можно было работать в разгар туристического сезона круглый год – фокус заключался в том, что в Огайо сезон продолжался с мая по октябрь, а в той же Флориде – с ноября по май.
Мэг, или, как ее чаще называли в «Луне», Мэгги, жила зимой тем, что убиралась в частных домах, а также на то, что заработала в сезон. Внешне она была неопрятная, прическа походила на свалявшуюся шерсть барана, и потому это было вдвойне удивительно, что она получала больше всех чаевых. Эйприл ставила Мэг лучшие смены – утренние. «Поймай Луну» было одно из немногих кафе, которые открылись рано утром. Тот же «Вест Док Таверн» обычно работал с одиннадцати. В выходные дни поток посетителей начинался чуть ли не с половины восьмого утра. Алена недоумевала: не лень ведь встать в семь и куда-то идти пить кофе! Мы быстро поняли, что наше кафе ориентировано по большей части на завтраки, чем на ланчи и обеды. Мы закрывались гораздо раньше «Памп Патио», «Вест Дока» или «Кэдди Шака». Ужинать отдыхающие гораздо охотнее шли туда, правда, с пятницы по воскресенье и мы без работы не сидели.
Помимо мытья посуды на нас возложили новую обязанность – подготавливать клубнику для завтраков. Это значило очищать ее от листочков, резать большими кусками, складывать в контейнеры и засыпать сахаром.
Когда мы впервые увидели эту клубнику, судя по ярлыкам – привезенную из Калифорнии, у нас случился настоящий шок. Ягоды были невероятно крупные, некоторые размером чуть ли не с мой кулак.
– Модифицированная, – определили мы. Однако такое заключение не помешало нам потихоньку попробовать эту клубнику, а, попробовав, мы нашли, что она сладкая и довольно-таки вкусная. Словом, мы начали лакомиться клубникой, когда готовили ее для бара, даже невзирая на то, что она была немытая. Первое время мы съедали по паре ягодок, боясь пищевого расстройства. Однако время шло, ничего с желудком не случалось, а Алена, всю жизнь борющаяся с аллергией на клубнику, с удивлением констатировала: никаких признаков. И мы осмелели, стали есть столько, сколько влезало.
Мой второй культурный шок наступил, когда я заметила, что наши американские коллеги не моют овощи и фрукты. Исключение составляли почему-то только огурцы. Овощи здесь тоже были гигантские: огурцы длиной под тридцать сантиметров и толщиной в мою руку, помидоры в диаметре десять сантиметров, такой же лук, здоровенная картошка (правда, для себя я покупала экземпляры помельче, как в России).
Первую рабочую неделю мы держались немного скованно, главным образом оттого, что плохо понимали, что от нас хотят, от крика Фреда и неопределенности с зарплатой. Алена нервничала:
– Ты уверена, что нам заплатят?
Интуиция подсказывала, что все будет хорошо. Получив первый пэйчек на сумму триста семьдесят долларов, мы на этот счет успокоились. В нашей американской жизни появилась стабильность.
Коллеги вели себя мило, чтобы мы чувствовали себя увереннее, и постоянно предлагали поесть. Так мы впервые попробовали «Френч Тосты». Очень простое, но вкусное блюдо. Белый хлеб резали по диагонали, чтобы получились треугольники, потом обваливали в смеси яиц, ванильной добавки и корицы, и поджаривали с двух сторон. Я ела тосты с сиропом и чаем с лимоном, и это было ароматно и вкусно. Еще нам дали попробовать блинчики. Блинчики тоже были невероятные. Тесто делалось из сухой бисквитной смеси, яиц, молока, сахара и жидкого ванильного сиропа. Блинчики выпекали на плите, без сковороды, – плита представляла собой широкую железную пластину, так что форма у блинов была рваная. Но это отнюдь не влияло на вкус, и блинчики мы могли бы есть каждый день, если бы нам предлагали. Конечно, мы могли себе заказывать еду, но в то время мы жили в режиме строгой экономии.
Зато обычные тосты мы могли есть бесплатно хоть каждый день. Тостов было три вида: обычные – из белого тостерного хлеба – Уайт, пшеничные с зернами – Уит, и темные с тмином – Рай. Мы попробовали все, и остановились на первых двух видах.
Так мы постепенно знакомились с американской кухней.
Как-то раз Алене посчастливилось впервые попробовать настоящую американскую пиццу. Вернувшись домой с вечерней смены, она рассказала, что Робин, пользуясь отсутствием Фреда и Эйприл, сгонял в «Кэдди Шак» и принес пиццу с ветчиной и грибами. «Кэдди Шак Сквер» – так полностью назывался небольшой развлекательный скверик прямо за «Луной». С заднего двора между заборами туда вел узкий проход, и мы им пользовались, чтобы сократить путь в центр даунтауна. Два узких одноэтажных дома, по форме напоминающие мне корпуса детских летних лагерей, прокат гольф-каров, киоск с мороженым, лавочки и детское поле для гольфа – это и называлось «Кэдди Шак». В первом из домов находилось находились два кафе, одно из которых – пиццерия, часть столиков стояла под навесом на улице, и там можно было сидеть даже ничего не заказывая. За этими столами обычно располагались люди с ноутбуками – в даунтауне был беспроводной Интернет. Во втором здании находился магазин с какими-то безделушками, кофейный магазинчик, небольшая одежная лавка.
В «Кэдди Шаке» Робин частенько покупал пиццу и, когда был в настроении, угощал коллег.
– Пицца была так себе, – сказала Алена, – тесто толстовато, сыра, правда, много. Ее подогревать надо, холодная невкусная.
– Да? – протянула я разочарованно. – Хорошо бы в мою смену Робин тоже принес попробовать…
Пока Алена ела пиццу, я сидела в Интернете в библиотеке. Народу было мало, так что я просидела за компьютером не положенные двадцать минут, а час. Я получила четыре письма: от мамы, лучшего друга, Беаты и долгожданную весточку от парня. Наконец-то он научился пользоваться почтой, с некоторым злорадством подумала я, много же времени ему потребовалось. Новостей у него, конечно же, не было. Я принялась не спеша писать всем ответы. В библиотеке было холодно, американцы вообще питают чрезмерную любовь к кондиционерам. Не отрываясь от монитора, я натянула кофту. Небо затягивало, вот-вот должен был начаться дождь. Первые капли ударились о пыльную дорогу, когда я добралась до Коттеджа. Тихо радуясь, что успела до дождя, я выпила чаю, который привезла из Сандаски Алиса, и прилегла отдохнуть. Дождь барабанил по крыше, в доме царил полумрак, и я незаметно погрузилась в сон.
Разбудили меня приехавшие Алиса с Аленой.
– Интересно, как можно подарить парню на День Рождения такую чушь? – сказала Алена, садясь за стол. – Стейси сегодня весь вечер трещала, что купила очень прикольную штуку…
– Что за штука? – спросила я, перевернувшись на кровати.
– Она показала. Табличка, знаешь, вроде номера для машины. Там написано: «Женщины меня хотят, рыба меня боится». Причем тут рыба?
– А, Дэнни любит рыбалку. В самом деле ерунда какая-то.
Эту табличку вкупе с остальными подарками мне повезло увидеть на следующий день, в мою вечернюю смену. День был пасмурный, народу в кафе почти не было. Я устроила себе «брейк» и пила кофе, когда приехали Стейси и Дэнни. Дэнни с Арчи моментально принялись болтать и хохотать. Сидевший в баре Большой Папа принес фотоаппарат и стал снимать неразлучных друзей. В кадр попала и я. Стейси наотрез отказалась сниматься. Она бродила по «Луне» с отсутствующим взглядом, и на ее бледном лице не было ни намека на радость.
– Тебе скучно? – спросила я, когда она в очередной раз прошла мимо мойки.
– Да.
– Тогда что ты здесь делаешь?
– Видишь ли… Это праздник Дэнни. А он хочет посидеть в баре, – Стейси вымученно улыбнулась, не желая показать, как ей тоскливо. Я видела, что она хочет провести время вдвоем с любимым, но ему гораздо больше хотелось выпить с приятелями.
На следующий день мы с Алисой работали в утреннюю смену. Я очень любила ездить с ней на работу по утрам.
До «Луны» от нашего дома можно было добраться двумя путями: вдоль озера и по более короткой и прямой дороге Вудфорд (как мы ее называли – «шоссе»). Дорога по озеру была невероятно живописная, она вилась лентой вдоль изрезанного берега острова. Все дороги на острове были узкие, даже эти главные дороги – Лейкшоа и Вудфорд. В некоторых местах, где Лейкшоа петляла и делала большой круг за паромом, с трудом могли разъехаться два «трака». А на велосипеде ехать по утрам или днем в выходные, когда вокруг была столько машин, было чистой воды безумием. Поэтому на работу мы с Аленой ездили по Вудфорду, если некому было подвезти нас на машине. Мы точно рассчитали время от дома до работы: по озеру – почти двадцать минут, по шоссе – пятнадцать. А на машине – семь минут по озеру, по шоссе и того меньше.
Алиса не признавала Вудфорд и всегда ездила на работу по берегу озера. Если погода была ясная, солнечная, я любовалась солнечными бликами на синей глади озера и, опустив стекло, дышала прохладным свежим воздухом. Утром по пути на работу можно было увидеть кроликов, белок и даже оленей. Кролики здесь подходили очень близко к домам, и я не раз подкармливала их морковкой. Крольчат Алиса называла «Bunny rabbit».
Мы выезжали с Харбор Лайн на Лейкшоа, когда я впервые увидела двух серых кроликов, неподвижно сидящих в траве.
– Алиса! – вскричала я. – Смотри! Кролики. Маленькие кролики, такие хорошенькие!
Алиса сбросила скорость, чтобы дать мне возможность их рассмотреть и самой на них полюбоваться.
– Я их обожаю, – сказала она, – в детстве у меня был кролик. Смотри, вон там, у дерева еще один. Bunny rabbit.
Звучало странно. «Bunny» значило «крольчонок», «rabbit» – кролик. Выходило – масло масляное, и я переспросила:
– Bunny rabbit? Я думала – их называют bunny.
– Без разницы, – отозвалась Алиса, – я предпочитаю называть их bunny rabbit. Ты еще не видела здесь оленей?
– Видела. Остин показал их мне по дороге, когда мы только переехали в Коттедж. Остин, полицейский – ты, наверное, знаешь.
Алиса не знала. Поскольку у меня была задумка устроить себе экскурсию в лесной массив на озере Подкова, куда возил меня Дэнни, я решила узнать заблаговременно, если ли тут дикие звери.
– А волки на острове водятся?
– Волки, – задумалась Алиса, – думаю, да. Но они в этих краях маленькие. К тому же сейчас лето, они не нападают на людей. И, наверное, они в самой чаще, куда не могут пролезть туристы.
К середине дня погода испортилась, небо затянуло дождевыми облаками. Алиса работала дабл-шифт, так что я выразила желание поехать вечером в «Луну» с ней и Аленой. У Робина мы попросили ноутбук, и теперь предстояло его где-нибудь подсоединить к Интернету. На Филдс, где мы жили, не было Wi-Fi. Алене не терпелось опробовать «Скайп» и связаться с родителями. Она сегодня откровенно бездельничала, как, впрочем, и Арчи, и Робин. Заказов было мало, и Арчи сказал, что сегодня, скорее всего, мы закроемся в девять. Что касается Арчи, то он, когда не было работы, мог часами висеть на телефоне. Робин же уходил в бар в таких случаях и болтал со барменом.
Во влажном воздухе явственно ощущалось приближение грозы. На заднем дворе стояли машины работников и начальства – у самого стола-«курилки» – «Додж» с кузовом, принадлежащий Фреду, справа от него – джип Эйприл, у забора – старая красная с белым машина Тони, зеленая, потрепанная жизнью – Стейси, за ней аккуратный «трак» Алисы.
На сетчатой двери, ведущей со двора в кухню, трепыхали узкими крыльями мэйфлаи, и, замерев, падали на землю. Их короткая жизнь заканчивалась в первую неделю июля.
Поднимая пыль, во двор въехал грязная темно-синяя «Хонда» Дэнни. Я медленно двинулась ему навстречу. Дэнни припарковал машину между мусоркой и забором, в самом углу двора, открыл дверь, и, не выходя, повернулся на сидении:
– Привет, Дина!
– Привет, – ответила я ему в тон.
Дэнни зажал сигарету зубами и, прикрываясь ладонью от ветра, закурил.
– Что ты здесь делаешь, Дина? Ты работаешь?
– Нет. Я пытаюсь настроить Интернет.
– Я к вам заходил, думал, ты дома…
– Понятно… А ты что здесь делаешь?
– Если скажу, что ищу тебя – поверишь?
– Может быть, – краем губ улыбнулась я.
Я уже поняла, что Дэнни флиртует со мной за спиной своей девушки, но не особо переживала по этому поводу. У него, мне казалось, легкий флирт просто был стилем общения и образом жизни.
– Не знаешь, можно на острове купить пояс? – спросила я, чуть приподняв майку и показав, что бриджи мне великоваты.
– У тебя прекрасная фигура, – искренне сказал Дэнни, и в его взгляде явно читалось желание.
– Спасибо, – мило ответила я.
– Очень сексуальная…
На эту реплику я решила не отвечать и благосклонно пропустила ее мимо ушей, но Дэнни продолжил свою тему:
– Слушай… Мне кажется, я тебе нравлюсь… Ты мне тоже. Почему бы нам не провести время вместе?
Вот он и высказал то, что было у него на уме. Я оглянулась на дверь кухни и спросила в ответ:
– Можно мне твою сигарету на секунду?
– Да я тебе целую дам…
Я отошла за кулер, прикурила, и, вернувшись к машине, отдала Дэнни зажигалку.
– У тебя плохое настроение? – спросил Дэнни.
– Почему?
– Ты говорила, что обычно куришь, когда нервничаешь.
– Верно… Да нет, я в порядке…
В тот момент я порадовалась, что у меня недостаточно словарного запаса, а иначе я бы принялась объяснять ему, что в его присутствии у меня появляется какая-то нервозность.
– Дина?
– Что?
– Что скажешь?
– По поводу чего?
– Ну, мы же можем с тобой… ты – и я…
– Не можем, – отрезала я. – У меня есть парень в России, у тебя здесь девушка. Мы должны думать о тех, с кем мы встречаемся. Они нам доверяют, и это будет предательством по отношению к ним, если мы начнем какие-то отношения.
– А тебе не кажется, что это будет предательство по отношению к самим себе, если мы не начнем? – ответил Дэнни, – я этого хочу, и вижу, что и ты тоже хочешь.
– Я могу себя контролировать, – ответила я.
Дэнни промолчал.
– Стейси идет, – нарушила молчание я и выбросила сигарету.
В кафе было холодно и сыро. Неуютно, промозгло – как на улице. Я села в уголке и стала ждать, пока настроится соединение с Интернетом. В том закутке, где я сидела, скорее всего, когда-то была стойка официанток – по крайней мере, эта конструкция была копией стойки в главном зале, только размером поменьше. За моей спиной, в углублении, висели полки, забитые запасом пластиковых стаканов, упаковок кофе, разноцветных трубочек для напитков, шпажек для гамбургеров… На столе, под стойкой, лежали меню, стояли кипятильник, какие-то кувшины, солонки и перечницы. От нечего делать я стала листать меню. Все довольно дорого – стейк одиннадцать долларов, вафли к завтраку – пять с небольшим, гамбургер – семь долларов. А порция мороженого, политого карамелью и шоколадом – пять долларов двадцать пять центов. Я видела, как Алиса делала такой десерт: два шарика мороженого укладываются на приготовленный в кипящем масле бисквит, сверху – тоненькими струйками поливается жидким шоколадом, потом – жидкой карамелью и все посыпается грецкими орехами. Выглядел десерт аппетитно, и я решила как-нибудь такой попробовать, тем более что сотрудникам на все блюда в кафе делалась скидка пятьдесят процентов.
Подключения к Интернету по-прежнему не было. Я переставила ноутбук на стойку, потом обратно на стол под стойку, и, поняв тщетность своих попыток, снова пошла бродить по «Луне». Из-за погоды народу было немного. За столом в баре пила пиво компания молодежи, и Кэм, скучая, переставляла бутылки туда-сюда. В обеденном зале точно так же скучала за стойкой Стейси. Я подошла к ней и увидела, что она листает какой-то журнал.
– Что читаешь? – спросила я.
Стейси прикрыла журнал и показала мне обложку.
– Я просматриваю раздел про прически, – пояснила она, – думаю сменить стиль. Скорее всего, сделаю завивку.
В тот день кафе и правда закрылось рано – погода не располагала к посетителям. Когда мы ехали домой, начал накрапывать дождь. Настроение у меня было такое же серое, как и небо над озером Эри. Дэнни мне его основательно испоганил.
Когда мы сели ужинать, Алиса немного отвлекла меня от унылых мыслей новостью:
– Девочки, Эйприл сказала, что хочет подселить к нам еще одну женщину, она официантка, ну, вы знаете, Бриэнна.
Мы не знали. Мы так еще до конца не выучили имена тех, кто работал не в кухне. Точнее – не ассоциировали имена с конкретными людьми.
– Блондинка? – спросила я.
– Нет, рыжая, – ответила Алиса, – блондинка – это Мэг.
Я напрягла память.
– Я, кажется, знаю, о ком она говорит, – сказала вдруг Алена, – я тебе ее завтра покажу.
– Бри очень милая, – сказала Алиса.
Может, и милая, но нам идея однозначно не понравилась. Втроем лучше, чем вчетвером, и, выходит, теперь в ванной по утрам будет давка. В идеале было бы замечательно жить вдвоем с Аленой в этом особняке, но…
– А где Бри жила раньше? – спросила я.
Алиса точно не знала.
– Понимаете, девочки, она сказала, что больше не может жить с теми своими соседями. У них там какие-то проблемы, они друг другу не нравятся… не знаю.
– Очаровательно, – сказала я, когда Алиса ушла в ванную, – теперь у нас будет полноценная общага.
На следующий день я заехала в «Луну» по дороге с пляжа, и Алена показала мне Бри. Это была высокая, довольно симпатичная женщина лет тридцати с хвостиком, со спортивной фигурой. Я посмотрела расписание – Бри должна была быть и вечером тоже, и я решила попробовать пообщаться с ней. Получилось даже лучше, чем я думала – Бри взялась отвезти меня домой, заодно оставить кое-какие вещи в Коттедже, так что у нас был шанс кое-что узнать друг о друге. Здесь не приходилось вытягивать слова из собеседников – народ был болтливый и хотел рассказывать о себе и слушать такие же откровенные рассказы о нас. Бри познакомила меня со своим бойфрендом, который, чтобы навестить ее, приехал на Келлиз. Он мне понравился: загорелый, внешне больше англичанин, чем американец, веселый и обаятельный. Его звали Майкл, и на вид ему можно было дать лет тридцать пять. Бри посадила Майкла за ближайшим к кассе столиком, чтобы иметь возможность переброситься словечком, пока нет заказов.
Мне очень нравилось наблюдать за отношениями взрослых людей здесь. Я не могла бы назвать себя сдержанной, но мне казалось некультурным слишком откровенно вести себя на людях. В Америке же все это было очень органично, и, если бы я жила здесь – то и сама вела бы себя таким же образом. Обниматься и целоваться на публике казалось делом вполне привычным.
И была еще одна интересная отличительная черта – американцы без труда находили себе пару после сорока и даже после пятидесяти лет. Алена как-то сказала мне: «Я бы осталась в Америке из-за одного того, что здесь не проблема найти бойфренда». Я задумалась над ее словами и принялась перебирать в памяти наших коллег. Это в России я не раз слышала выражения вроде «К тридцати годам все нормальные мужчины разобраны» или «Не выйдешь замуж в молодости, к сорока никому не нужна будешь». Здесь все обстояло иначе. Алисе, которой я на глаз дала сорок лет, оказалось пятьдесят, и со своим нынешним мужчиной она встречалась уже три года. Та же Алиса обмолвилась как-то, что Мэгги тоже живет с бойфрендом, и мы с Аленой долго удивлялись: Мэг, по словам Алисы, тоже было пятьдесят лет, но выглядела она на шестьдесят – редкий случай для Америки, и выглядела всегда так неприглядно… Похоже, внешность тут роли не играет, и любой человек без проблем найдет себе пару… Дэнни тридцать лет, он не женат – и не собирается. Арчи тридцать семь – и опять-таки, женат не был, жил в гражданском браке… так можно было перечислять до бесконечности.
После окончания рабочего дня Бри проводила Майкла на паром и вернулась за мной. У нее была маленькая двухдверная машина цвета морской волны, далеко не новая, и очень захламленная.
– Ты сегодня будешь ночевать с нами? – спросила я у Бри по дороге домой.
– Нет, сегодня я только оставлю вещи… остальное привезу завтра, а сегодня я останусь на старом месте. Ты понравилась Майку.
– Он мне тоже, – вежливо сказала я. – Давно вы встречаетесь?
Бри хихикнула.
– Как сказать. Мы знакомы двадцать лет.
– Двадцать лет?! – ахнула я.
– Ну, да. Мы вместе учились в старшей школе. И даже встречались, но потом расстались. Прошло двадцать лет… и тут мы с Майком случайно встретились на улице… и влюбились, представляешь?
Я усмехнулась.
– Представляю.
– Мы хотим пожениться осенью, скорей всего, в октябре… больше никогда не расставаться, быть вместе всегда… днем и ночью… А у тебя есть парень?
– Есть.
– Скучаешь без него?
– Да.
– Давно вы вместе? – продолжала любопытствовать Бри.
– Почти год.
Я понимала, что надо переводить разговор на другую тему. Скучаю ли я? Я приехала сюда, чтобы забыть его!
– Ты живешь в Сандаски? – спросила я.
– Нет, в Янгстауне.
– Это далеко?
– Три часа езды.
Я болтала без умолку, что-то спрашивала, смеялась – лишь бы Бри не возвращалась к теме отношений.
В тот день мы с Аленой легли спать в мрачном предвкушении пятницы с неизменным дабл-шифтом. Кроме того, завтра праздник – День Независимости. Значит, народу будет навалом, и мы не сможем даже перекусить. Работать придется часов четырнадцать.
Когда мы работали в утреннюю смену, вставать приходилось в шесть пятьдесят. Точнее, будильник Алена ставила на шесть пятьдесят для меня, сама она вставала по второму звонку – в семь. Это было логично – я за десять минут управлялась со всеми утренними процедурами, и, предоставив ванную Алене, вставляла линзы и быстро завтракала. Алена с утра не ела, поэтому плескалась в ванной значительно дольше, где-то до двадцати минут восьмого, как раз до того момента, как поднималась Алиса, которая оккупировала ванную вплоть до выхода из дома. У нее была отвратительная привычка заниматься укладкой своей шевелюры над раковиной и никогда не смывать прилипшие к раковине волоски.
– Одного не пойму, – раздраженно сказала Алена, в очередной раз смывая волосы за нее, – какого черта каждое утро завивать волосы, работая в кухне?
– Особенно если ты никому там не нужна, – добавила я, – бойфренд-то в Сандаски.
– Если еще раз не смоет – скажем. Надоело.
Конечно же, Алиса не смыла. И укладывала она волосы не только утром, но и днем, если предстояла вечерняя смена. Причем по ней было видно, что она руководствуется не желанием понравиться кому-нибудь, а ненавистью к своим длинным прямым волосам. Она любила кудряшки.
Я сказала ей:
– Алиса, ты не могла бы смывать свои волосы, пожалуйста.
То, что я услышала в ответ, обратило меня в камень.
– А вы, девочки, не могли бы вытирать раковину внутри?
– Что… что, прости?
Алиса решила показать наглядно.
– Я всегда кладу вот эту зеленую тряпочку на край раковины специально, чтобы протирать ее. Кто-то, правда, постоянно ее перевешивает на батарею.
– Я перевешиваю. Потому что эта тряпка всегда мокрая.
– Так она здесь специально для раковины.
– Алиса! Зачем протирать раковину?!
– Чтобы она не была мокрой!
Увидев выражение моего лица, Алиса спросила:
– Вы что, в России не вытираете?
– Нет… а зачем?
Алиса схватила свою тряпку и стала тереть раковину.
– Ну, так принято.
– У нас не принято. Ладно, можем и вытирать. Только ты волосы смывай, хорошо?..
Алена, когда я передала ей наш разговор с Алисой, емко резюмировала:
– Совсем с ума посходили. Раковину вытирать у них принято, а за собой убирать – нет… Кстати, – добавила она, – а ты не спросила, зачем вытирать раковину помимо «принято»?
– Спросила, – фыркнула я, – она туда кладет волосы, когда завивается. И если раковина будет мокрая, Алису дернет током…
Четвертого июля мы выехали из дому без пятнадцати восемь. Алиса панически боялась опоздать на работу. Было ли это продиктовано страхом и неприязнью по отношению к Фреду, который грубо орал на тех, кто опаздывает, или она просто была пунктуальная, но она все время порывалась выехать за двадцать минут до начала рабочего дня. Рядом с дверью в кухню «Луны» висела заметка Эйприл: «Официантки и бармены, не опаздывайте! Особенно если хотите перед сменой выпить чашку кофе или покурить. Приходите за пятнадцать минут до своей смены!» Однако Алисин замысел очень редко воплощался в жизнь, потому что она сама либо вставала поздно для этого, либо долго возилась с волосами. В любом случае, к нам это не относилось, и если мы ехали на работу на великах, то приезжали ровно к началу своей смены.
Поскольку мы прибыли за семь минут до начала работы, я решила выпить кофе. Дома я пила чай, но все равно хотелось чего-нибудь горячего: на кухне было довольно прохладно, да еще у входной двери работал кондиционер. Со своей чашкой я ушла в угол, к самому дальнему холодильнику, где хранились соусы. В американской кухне было настоящее изобилие различных соусов и приправ. Не считая кетчупа и майонеза, наибольшей популярностью здесь пользовались «Тартар», «Сальса» и «Рэнч». «Тартар» мне не понравился совсем: слишком сильный был в нем привкус уксуса. Он напоминал густой майонез с мелкими кусочками овощей. Обычно его подавали с овощным салатом и с жареным окунем. «Рэнч» был пожиже, и его готовили наши повара. «Сальса» на мой вкус была очень острая, но американские посетители кафе ее обожали. Помимо этих трех соусов, также распространенными и любимыми были «Хани Дижон» – сладковатый, предназначенный для курицы в меду, «Барбекю» – в котором обваливали жареные куриные крылышки, солоноватый «Блю Чиз», жгучий «Хот», «Маринара» – соус для спагетти, «Италиан», «Соус для стейка»… В наши обязанности вменялось разливать эти соусы по маленьким порционным пластмассовым баночкам; их официантки сервировали к салатам, вторым блюдам и мясу непосредственно перед подачей.
Я залпом допила кофе, и мы принялись за работу. Посуда сегодня совсем не давала нам продохнуть. Эйприл предупреждала, что четвертое июля будет самым загруженным днем за все лето (не считая местного Дня города – Дня острова, в смысле), и я впервые в жизни в полной мере осознала, что означает «работать не покладая рук». Атмосфера на кухне была не просто лихорадочной, а сумасшедшей. Повара бегали возле плит, официантки не успевали сервировать столовое серебро (это значит, раскладывать по маленьким пакетикам ложки и вилки), мы не успевали мыть посуду. Алиса носилась во двор и обратно – то и дело мы слышали со стороны «лайна» (так назывался комплекс плит): «Нам нужно молоко», «Алиса, закончился хлеб», «Принеси сыр». Мы с Аленой просто захлебывались в количестве грязной посуды. Стол, на который мы ставили чистую посуду для просушки (мы не сразу расставляли все по полкам), был заполнен.
– Дин, разгрузи стол! – крикнула мне Алена, ставя в посудомоечную машину очередную партию намыленных тарелок.