Читать книгу Bella Mafia - Линда Ла Плант - Страница 10

Лидия сгибалась под тяжестью многочисленных пакетов и сумок. Она с трудом протиснулась в дверь и, шатаясь, направилась в спальню. Здесь она прислонилась к стене и сбросила туфли. Огромный альбом с образцами тканей выпал у нее из рук. Заваленная ящиками и коробками всех возможных размеров, квартира была похожа на свалку.

Она давно нашла себе квартиру, но решила въехать только тогда, когда обставит ее по своему вкусу. Ее ежедневные походы по магазинам напоминали военные операции. Она заранее готовила карту своих маршрутов, ее сумочка была до отказа забита рекламными проспектами магазинов.

Каролла звонил ей каждую неделю, однако не проявлял большого интереса к ее заботам по устройству уютного гнездышка.

– Радость моя, тебе здесь жить, так что поступай как знаешь. И не нужно тратить время разговора на то, чтобы читать мне куски из журнала «Дома и сады», ладно? Как ты там без меня?

– Жду не дождусь тебя.

– Это к лучшему. Соскучилась?

– Я думаю о тебе постоянно.

В комнате Джорджио скопилось столько книг, что по ней стало трудно передвигаться. Как и Лидия, он использовал свой счет в книжной лавке на всю катушку. В первую очередь Джорджио заказал все, что было интересного в наличии, затем начал выписывать книги из-за границы. За короткий срок он собрал огромную библиотеку, ему одинаково по вкусу были Раймонд Чандлер и Пиранделло, литература по анатомии и каталоги ядов. Особенный интерес у него вызывали книги по народной медицине, он мог часами изучать рецепты растительных ядов. Чтобы было удобнее читать, он купил подставки для книг и для головы: эти приспособления помогали ему без труда перелистывать страницы. Временами он очень напоминал гнома, особенно когда его огромная голова кивала в такт переворачиваемым страницам. Телевизор занимал мальчика первые два дня, а потом он уговорил Лидию забрать его к себе в комнату. Джорджио предпочитал свой собственный мир тому, который показывали на экране.

Вскоре в доме появилась новая экономка, и, поскольку Лидия все еще жила с ними, Джорджио был окружен женщинами. Иногда он сам вел себя как вздорная пожилая дама: жаловался на стул или его отсутствие. Запоры занимали основное место в списке тем, которые он обсуждал с окружающими. Джорджио ел не больше воробья и капризничал по поводу еды, как большинство детей в его возрасте, с той лишь разницей, что его отказ от обеда вызывал настоящий переполох у прислуги.

С приближением срока переезда Лидии на новую квартиру ребенок заметно грустнел. Она вносила приятное разнообразие в его скудный мирок, у них находились темы для бесед и шуток. Святые отцы иногда звонили, выполняя свой долг, и интересовались тем, как он себя чувствует, а домашние учителя к нему больше не являлись, – видимо, Каролла забыл о просьбе сына. Джорджио почти смирился с этим, но понимал, что будет скучать без хриплого голоса, раскатистого смеха и запаха духов Лидии. Также ему будет недоставать тех ночей, когда она напивается и стоит в дверях его комнаты, беззлобно подшучивая над ним, или идет в ванную совершенно голая, зная, что он украдкой смотрит на нее. Иногда она задерживается у его двери, делает недовольное лицо, хмурит брови и надувает губы:

– Закрой глаза, негодный мальчишка, а не то я пожалуюсь твоему отцу!

Она специально копирует его манеру говорить, и Джорджио краснеет от смущения.

Багаж перевезли на новую квартиру, и в ее комнате не осталось ничего, кроме пустых коробок и оберточной бумаги. Лидия надела на себя норковое манто, несмотря на то что на улице было тепло, а также все драгоценности, не доверяя компании по грузоперевозкам.

– Ну вот, Джорджио, я и собралась. Мне пора. Я передам Полли от тебя привет, ладно?

Он с трудом повернул голову и обратил к ней свои живые, сияющие глаза.

– До свидания, – ответил он и, перевернув страницу, снова погрузился в чтение.

Она подошла к кровати и склонилась, чтобы поцеловать его. Джорджио дернулся в сторону.

– Я только хотела поцеловать тебя на прощание.

– Поберегите поцелуи для моего папочки… и отдайте, пожалуйста, ключ от входной двери.

Джорджио протянул к ней тощую ручку, и ей захотелось ударить его. Но вместо этого Лидия сунула руку в карман и бросила ключ на кровать. Она внимательно посмотрела на него, склонив голову набок, и сказала:

– Знаешь, мне бы следовало пожалеть тебя, но я не стану. Скажу только, что ты капризный, испорченный маленький мерзавец. Ты не умеешь говорить «спасибо», только – «я хочу».

– Я имею право хотеть, а что ты скажешь в свое оправдание? – отозвался Джорджио, невозмутимо расставляя шахматы на доске.

Лидия не сдержалась и ударила его. Голова Джорджио завалилась на подушку. Он был похож на Шалтай-Болтая, который свалился со стены. Из носа у него текла кровь.

– О господи! – испугалась Лидия. – Джорджио, я не хотела этого… Няня! Няня!

Сердце замерло у нее в груди от страха. А вдруг мальчишка расскажет Каролле, что она подняла на него руку? Она расплакалась, кусая губы.

– Не стоит плакать, Лидия. У него и раньше случались такие припадки. Все будет хорошо. Ты ведь в порядке, Джорджио?

Джорджио мстительно улыбнулся Лидии. Это была улыбка дьявола.

– Да, спасибо, я в порядке, – нараспев протянул он. – Я уверен, что она не хотела ударить меня слишком сильно.

Няня утратила дар речи и молча посмотрела на Лидию.

– Вы ударили его? – изумленно спросила экономка.

– Это получилось случайно. Если он захочет соврать отцу, то мне все равно. Это вы относитесь к нему как к младенцу Христу, а я не собираюсь. Давно пора было выпороть этого гадкого, испорченного, грубого мальчишку. – Она обернулась к Джорджио: – Ну давай ухмыляйся, трепись на своем тарабарском языке! Мне на тебя наплевать! И если твоему отцу придется выбирать между тобой и мной, то я знаю, кого он выберет… Так что пошел к черту…

Дверь захлопнулась за ней, а няня с экономкой так и остались стоять, будучи не в силах вымолвить ни слова от изумления.

Джорджио спешно доставили в госпиталь, чтобы выкачать жидкость из его черепа. На этот раз он провел в больнице около месяца, один в палате, без книг, без людей, с которыми можно было поговорить. В первый раз в жизни он расплакался от отчаяния.

Няня и экономка несколько раз навещали его, а однажды пришла Лидия. Она остановилась на пороге с букетом цветов в руках.

– Хорошо, маленький ублюдок, ты выиграл. Я прошу у тебя прощения…

Она взяла его хрупкую, мягкую ладонь в свою и сжала ее. Он поморщился.

– Не повредила ли я тебе ручку, дорогой? – ехидно спросила она.

Джорджио рассмеялся в ответ, и с тех пор Лидия стала навещать его регулярно. Она не только с удовольствием болтала с ним, но и, что особенно важно, приносила книги, без которых он так скучал.

Майкл Лучано быстро прочел те книги, которые были в домике, а также те, что имелись в деревенской библиотеке. Охранники часто выезжали в город и скупали все подряд в книжных лавках, но Майкл читал быстрее, чем они успевали пополнять запас книг.

По ночам ему было особенно трудно. Играть в покер на спички надоело, единственное развлечение, которое ему осталось, – чтение при свечах. Он придумал строжайший распорядок дня и изнурял себя до такого состояния, чтобы засыпать в девять часов вечера. Зато просыпался он в шесть утра, чем доставлял массу беспокойства своим стражам, которые тоже сходили с ума от безделья. От постоянного недосыпания у них покраснели глаза. С утра Майкл часами стучал о стену домика мячом, доводя охранников до умопомрачения. Затем он плотно завтракал: овсянка, яичница с беконом, кофе с молоком и тосты с медом. После завтрака Майкл снова возвращался к своим упражнениям, используя камни в качестве гирь.

Каждый день он доводил себя до изнеможения, но не сдавался, строго придерживаясь режима. Вечером он совершал пятимильную пробежку. Никто из его охранников не мог бегать с такой скоростью, поэтому они сопровождали его следующим образом: один ехал впереди на велосипеде, другой замыкал процессию на «ситроене». Однако с каждым днем Майкл бежал все быстрее, и велосипед пришлось заменить мотоциклом.

Все они были свидетелями того, как юноша плакал и кричал, испытывая страшные муки ломки, и каждый в свое время боролся с желанием помочь ему достать наркотики. Теперь они почти с отцовской гордостью наблюдали за успехами Майкла и искренне восхищались его волей и стремлением вылечиться.

Но битва еще не была окончательно выиграна; временами он впадал в депрессию, которая сменялась неожиданным приливом сил. В эти минуты он был особенно уязвимым, и доктор предупредил охранников, чтобы они не теряли бдительность и не пропустили начало ломки, если еще возможен рецидив. В спокойном состоянии Майкл уже готов был отказаться от героина, осознавая, через какие муки ему пришлось пройти, но в критические периоды ручаться ни за что было нельзя. Доктор Лиссони показал себя знающим врачом и заслужил уважение и благорасположение людей Лучано. Когда он уезжал, Майкл крепко, по-братски обнял его. Они договорились постоянно держать друг с другом связь. Однако с его отъездом Майкл остро ощутил недостаток интеллектуального общения. Ни один из его стражей никогда в жизни ничему не учился, а двое оказались просто неграмотными. В отчаянии Майкл принялся было учить их читать, но скоро отказался от этой затеи, убедившись в бесполезности своих усилий.

Он затосковал и стал думать, что его забыли в этом медвежьем углу. Часто, сидя на подоконнике в своей комнате, он подолгу глядел на дорогу в надежде, что кто-нибудь из его братьев или отец приедет за ним. При мысли об отце он неизменно чувствовал угрызения совести: он предал любовь старика и больше не заслуживает ее. Размышления об этом доводили его до отчаяния. Любимый сын впал в немилость.

– Вон он, видишь? Ты его просто не узнаешь… Сам посмотри.

Лучано стоял возле открытой дверцы машины и смотрел в бинокль на северо-запад. Он возмутился тем, что мальчик так далеко от коттеджа, но Каллеа заверил его, что при нем три охранника, которые волосу не дадут упасть с его головы. Они всегда высылают вперед мотоциклиста, чтобы проверить, безопасен ли маршрут. И ни разу не возникало никаких проблем, тем более что даже в округе неизвестно о том, что в этом домике кто-то живет.

Лучано увидел сына в тот момент, когда тот перепрыгнул через большую лужу и рассмеялся, подняв руки к небу и запрокинув голову. Майкл немного не рассчитал, и мелкие капли грязи забрызгали его одежду и загорелое лицо. Лучано сел в машину и положил бинокль на колени.

– Он промок до нитки.

– После того, что ему пришлось пережить, мокрые ноги не самое страшное, – ответил Каллеа.

Лучано сосредоточенно протирал стекла бинокля и не удостоил его ответом. Они поехали к коттеджу. Едва машина миновала первый пост, охранник узнал босса и радостно поприветствовал его.

* * *

Майкл успел добежать до домика и смывал грязь с лица, когда ему сообщили о приезде отца. Он выронил полотенце и бросился к двери, всеми фибрами души желая заключить отца в объятия. Но вдруг остановился в замешательстве, как ребенок, нарушивший запрет родителей и не знавший, какое наказание за этим последует.

Лучано вышел из машины, снял темные очки и неторопливо положил их в карман пиджака. Только после этого он протянул руки к сыну и улыбнулся. Майкл рванулся вперед и молча приник к груди отца. Никаких обвинений, никаких наказаний. Каллеа растрогался, зашмыгал носом и промокнул глаза носовым платком.

Лучано похлопал сына по спине, провел по его рукам и ногам, ощупывая мускулы.

– Ты хорошо выглядишь, в прекрасной форме… Теперь ты снова похож на моего сына.

Майкл не мог смотреть отцу в глаза и опустил голову. Лучано ущипнул его за щеку и заставил взглянуть на себя.

– Эй, это еще что! Ты не хочешь посмотреть на меня? Ты должен гордиться! Тебе удалось пройти через муки ада. И ты сделал это сам.

– Не совсем, – улыбнулся Майкл. – Мне нужна была помощь.

– Разумеется, но тебе самому пришлось бороться за себя. И, насколько я знаю, ты боролся как дьявол… Ты задушил в себе демона, понимаешь? Избавился от него.

Майкл сжал голову отца в ладонях и поцеловал его:

– Я люблю тебя, папа. Очень люблю!

На глаза Лучано навернулись слезы, когда он снова прижал сына к груди и прошептал, что любит его больше жизни. Затем он рассмеялся:

– И если я немедленно не покажу тебя матери, моя жизнь гроша ломаного не будет стоить. Ты готов увидеться с семьей?

Майкл принял приглашение отца и согласился провести вечер в кругу семьи, чтобы наутро вернуться обратно в пастуший домик.

Хотя он был в хорошей физической форме, ему еще предстояло восстановить умственные способности. Майкл обрадовался, найдя в отце понимание. Для Лучано едва ли не важнее всего было дать сыну образование.

– Я думаю, пока не стоит обсуждать твое будущее – времени будет достаточно, – но поразмысли о нем сам. Возможно, ты захочешь поступить в другой колледж. Решай. Это должен быть твой выбор, я не стану тебя ни к чему принуждать…

Майкл неожиданно разрыдался, как ребенок, от стыда и вины. Всхлипывая, он просил у отца прощения за то горе, которое причинил ему.

– Я давно простил тебя, а семья ничего не знает, – ответил отец. – Они считают, что ты был болен. Вот и все – ни больше ни меньше. Я не желаю слышать ни слова о том, что ты виноват и что тебе стыдно. Все позади. Эта часть твоей жизни осталась в прошлом, а теперь мы движемся вперед…

– Мне нужно время, папа. Не торопи меня. Я еще не готов.

– Никто тебя не подгоняет, сам решай. Но ты мой сын, и в этом причина того, что с тобой произошло.

– Папа, не нужно придумывать для меня оправдания. Как ты не понимаешь – мне от этого только хуже! Я должен осознать и смириться с тем, что сделал… А иначе я буду противен тебе, всем, самому себе. Это не принесет радости никому.

– Скажи, Майкл, тот наркотик, который был у тебя в гитарном чехле… где ты его взял? Привез из Штатов?

– Я заказал его… для меня заказали его в Штатах. А пакетики я получил здесь, в аэропорту.

– Кто это устроил?

– Не знаю. Ты имеешь в виду здешнего парня? Я даже не узнаю его, если увижу. Мне было тогда совсем плохо. Я просто заплатил ему, и все.

– А как зовут торговца в Штатах?

– Я не знаю. И потом, их было несколько.

– Тогда лучше сосредоточься, потому что мне нужны имена. Майкл, поверь, это важно.

– Черт, да не знаю я ничего!

Впервые в жизни Лучано ударил сына наотмашь по лицу.

– Не смей ругаться при мне! Слышишь, никогда не смей ругаться в моем присутствии!

– Прости, – в страхе отшатнулся Майкл. – Но ты продолжаешь задавать вопросы, а я не знаю, что ответить. Да и в Бостоне я не был уже месяцев пять, жил в Нью-Йорке.

– С кем ты был в Нью-Йорке?

– Разве ты не знаешь?

– Я хочу, чтобы ты назвал мне имена людей, с которыми встречался в Нью-Йорке, – терпеливо повторил Лучано. – И кто тебе там продавал наркотики.

Майкл вдруг круто обернулся к отцу, в его глазах сверкала ярость:

– Зачем? Для чего тебе имена? Ты думаешь, я не знаю тебя, не понимаю, что ты собираешься сделать? Почему ты не хочешь послушать меня? Я сам это сделал, сам! Я сам покупал наркотики, кололся тоже сам, потому что мне это нравилось. А кто продавал мне их, не имеет значения!

Лучано схватил сына за ворот рубашки и рванул на себя:

– Так что ты обо мне знаешь? Что, по-твоему, я собираюсь сделать?

Майкл побледнел, а отец снова ударил его. На этот раз кулаком, со всей силы. Майкл отлетел к стене, стукнулся о нее и медленно сполз вниз.

– Я – твой отец, слышишь? Твой отец! А теперь поднимайся, живее.

Лучано рывком поднял сына на ноги и швырнул на стул.

– А что ты скажешь, если я докажу тебе, что твои так называемые друзья – те самые, которых ты, я полагаю, продолжаешь защищать, – были подкуплены, чтобы превратить Майкла Лучано в наркомана? Женщины, выпивка, травка – все было подстроено, этим людям надо было уничтожить тебя. Они понимали, что это единственный способ добраться до меня. Ну, что ты теперь думаешь? По-твоему, это не важно?

Лучано прислонился к стене и стал наблюдать за сыном, потом подошел к нему и потрепал по плечу:

– Я хочу, чтобы ты вспомнил все от начала до конца. Я должен знать, кто это сделал, Майкл.

Майкл с трудом припомнил тот вечер, когда впервые попробовал с друзьями героин в итальянском ресторанчике. В его памяти обнаружились глубокие провалы, недели и месяцы слились в одну кошмарную ночь грязного дебоша. Однако несколько имен он назвал, и каждое из них отец повторил вслух, чтобы как следует запомнить. То имя, которое Лучано хотел услышать больше всего – Пол Каролла, – не прозвучало.

– Даю слово, я найду тех, кто сделал это с тобой. – Он поцеловал и крепко обнял сына. – Я отомщу за тебя. А теперь умойся, переоденься, и поедем к маме. Но не вздумай обмолвиться, о чем мы с тобой здесь говорили, ни ей, ни братьям…

Лучано сидел в машине вместе с Каллеа и ждал Майкла. Он казался уставшим и нарочно надел темные очки, чтобы спрятать глаза.

– Чего бы это ни стоило, мы должны найти Ленни Каватайо. Остальные из ресторана, они могут рассказать что-нибудь полезное, а могут и нет. В любом случае убрать всех. Они в деле замешаны, этого достаточно. Позаботься о том, чтобы Энди Гелхорн исчез первым. Я был чересчур снисходителен. Возможно, даже излишне благороден непростительно долго, мой друг.

Каллеа почувствовал запах опасности и огорчился. Мечта босса о справедливости и законе рассеялась как дым.

Грациелла созывала сыновей к обеду, когда в столовую вошел Лучано с радостной улыбкой на лице.

– Прекрасно, я как раз вовремя. – Он сел за стол и подозвал слугу. – Поставь еще один прибор. Сегодня мы снова все вместе.

Грациелла крикнула в окно, чтобы Альфредо, который, по своему обыкновению, возился в саду с мотоциклом, шел обедать. Константино привел младшего, Фредерико, и заговорщицки улыбнулся отцу. Со своего обычного места во главе стола Лучано обратился к жене:

– Мама, пойди и приведи этого дрянного мальчишку за шиворот. А то он застрял там со своим приятелем.

Грациелла всплеснула руками и снова направилась к окну.

– Альфредо, я в третий раз спрашиваю, ты собираешься обедать?..

Под окном с букетом цветов стоял Майкл. Грациелла выбежала на улицу и кинулась к сыну. Разбросав цветы, она стала целовать и обнимать его, а затем расплакалась от счастья. Наконец они вернулись в дом рука об руку и сели за стол. Майкл занял свое обычное место возле матери, которая прочитала перед обедом короткую молитву.

Казалось, все забыли о том, каким был их последний обед. Все пребывали в великолепном настроении, шутили и смеялись. Майкл загорел, окреп и ел с аппетитом. Мать подшучивала над его длинными волосами, которые делали его похожим на американского хиппи, но радовалась тому, что снова видит его таким, как прежде.

Она подумала о том, что Майкл все же отличается от братьев фигурой, ростом и прекрасными внешними данными. По сравнению с ним остальные мальчики казались мелкими и слишком смуглыми. Заразительный смех старшего брата заставил младших избавиться от стеснения.

Грациелла не спускала с Майкла восхищенных глаз, потом сжала руку мужа в своей и прошептала:

– Ты обещал мне, что он вернется, и он вернулся. Как будто всегда был здесь, с нами… Я люблю тебя, я так тебя люблю…

Майкл лежал на кровати в своей комнате, заложив руки за голову. Дома ему было спокойно, он чувствовал себя защищенным, как ребенок в материнской утробе. Майкл плотнее завернулся в простыню и стал вспоминать события прошедшего года. Все было в каком-то тумане, он не мог точно сказать, когда, где и с кем спал… и вдруг отчетливо вспомнил Софию. Он закрыл глаза и вызвал в памяти ее лицо, вспомнил их по-детски трогательную близость ночью во фруктовом саду и свои пустые обещания. Он вспомнил медальон на золотой цепочке и то, как она нашла его после того, как он выбросил его из машины. Он обещал ей писать – и не писал, обещал вернуться – и не вернулся… И чем больше он думал о Софии, тем сильнее ему хотелось узнать, что с ней, ждала ли она его. Он заснул с мыслью об этой девушке и проснулся с той же мыслью.

На следующее утро Майкл почти изменил свое решение и захотел остаться дома, но отец, который вызвал его к себе в кабинет, даже слушать об этом не стал. Дон Лучано хотел, чтобы сын полностью обрел уверенность в себе, и поэтому предложил ему взять с собой книги, позаниматься в ближайшие несколько недель и подумать об экзаменах в какой-нибудь другой колледж. Предложение отца показалось Майклу разумным, и он согласился; в конце концов, он сам попросил об отсрочке.

Перед отъездом Майкл выразил желание встретиться со старыми приятелями, просто поговорить, выпить кофе. Лучано покачал головой и сказал, что будет лучше, если он отправится прямиком в горы. Майкл решил, что отец не доверяет ему, и вспыхнул от досады.

– Это совсем не то, что ты думаешь, Майкл. Я верю, ты не поддашься искушению вновь. Но понимаешь, те люди, которые хотели убить тебя, могут попытаться сделать это снова. Они опять попробуют одолеть меня через тебя, потому что у меня есть то, что им нужно.

Майкл не стал больше задавать вопросы, поцеловал отца и пошел попрощаться с матерью.

Этторе Каллеа вел машину дона по улицам города. Когда они проезжали мимо кафе, Майкл попросил его остановиться всего на две минуты, чтобы узнать, работает ли здесь по-прежнему та девушка, с которой он был когда-то знаком. Он обещал, что даже не войдет, а только заглянет внутрь через стекло. Каллеа согласился остановиться при условии, что Майкл останется ждать его в машине, пока он сходит и все разузнает.

Каллеа отсутствовал всего минуту. Он сел за руль, и через миг машина сорвалась с места.

– Там ее нет. Она уехала около года назад. А теперь вот мы тоже уезжаем.

Майкл расстроился, а Каллеа рассмеялся и сказал, что он похож на влюбленного цыпленка.

– Таким я и был год назад, – горько усмехнулся Майкл. – А мы можем проехать мимо ее дома? Я не выйду из машины, обещаю, просто посмотрю, живет ли она еще здесь. Тогда, может быть, я бы смог написать ей? Сделай это для меня, пожалуйста.

Они долго крутились по узким улочкам ее квартала и наконец остановились у дома. Фасад был в строительных лесах, дом ремонтировали.

– Похоже, отсюда всех выселили, – пожал плечами Каллеа. – Ну что, поедем?

Майкл закрыл окно и неохотно согласился. Они продолжили свой путь, но черный «мерседес» дона не остался в городе незамеченным, а одного взгляда на Майкла было достаточно, чтобы узнать в нем сына Лучано. Стало очевидно: ни о каком погибающем наркомане не могло быть и речи. Сын дона Лучано был жив и в добром здравии.

Дом, в котором жила София, был куплен братьями Борсалино, равно как и весь прилегающий квартал. Под прикрытием строительных работ они организовали здесь лабораторию по очистке героина. Именно они устроили передачу наркотика Майклу в аэропорту, а также по приказу Кароллы вывезли Каватайо из города.

Однако братья Борсалино сделали неправильные выводы из того, что встретили Майкла у дома. Они решили, что с ним в машине был Роберто Лучано и что тот выяснил, кто виновен в покушении на убийство сына, и теперь жаждет возмездия. Братья Борсалино опасались кары не только Лучано, но и Кароллы, потому что сделали работу нечисто и оставили следы. К тому же им не хотелось терять долю от прибыли в деле Кароллы, с которым их связывали партнерские отношения. Они боялись, что Каролла расторгнет сделку, коль скоро Майкл Лучано остался жив.

Майкл продолжал свои физические упражнения и, кроме того, часами сидел, запершись в своей комнате, над учебниками. Его по-прежнему круглосуточно охраняли четыре человека, но они обленились и утратили бдительность. Впрочем, за все это время в домик не наведался ни один человек, помимо Каллеа и Роберто Лучано.

Когда на дороге появился черный «мерседес», никто из охраны не забеспокоился. Каллеа постоянно носил шляпу, и постовой на дороге, заметив в машине одного человека в знакомой шляпе, особенно не всматриваясь, приветственно помахал ему рукой.

На следующее утро Роберто Лучано не мог дозвониться до Этторе Каллеа. Тогда он связался с гаражом и выяснил, что Каллеа взял «мерседес» накануне вечером и до сих пор не вернул. Каллеа мог взять машину до утра, но никогда раньше не делал этого, если знал, что она может понадобиться Лучано. Более того, утром Лучано ждал его самого на вилле.

Лучано отправил человека на квартиру Каллеа, чтобы выяснить, в чем дело, и решил отложить намеченную заранее встречу и заняться бумагами, пока не получит сведений о нем.

К двенадцати часам дня Каллеа так и не смогли разыскать, и Лучано заподозрил недоброе. У него мелькнула мысль о Майкле, но быстро связаться с пастушьим домиком было невозможно: следовало позвонить в ближайшую деревню и оставить там сообщение для Майкла. В два часа дня Лучано уже мчался с двумя вооруженными людьми в горы, прихватив с собой «люгер».

Ему казалось, что они едут целую вечность. Поравнявшись с постом на подъезде к домику, расположенным высоко над обочиной дороги, Лучано удивился, что никто не вышел ему навстречу, и навел бинокль на то место, где должен был прятаться охранник. Установив резкость, он крикнул шоферу, чтобы тот ехал быстрее: сердце сжалось у него в груди при виде посиневшего лица охранника с остекленевшими глазами.

Машину кидало из стороны в сторону на ухабистой дороге. Издалека было видно, что из трубы на крыше домика идет дым, но у ворот отсутствовала стража. «Мерседес» ворвался во двор и резко затормозил у двери.

Двое людей выскочили из машины первыми и, взяв оружие на изготовку, прикрыли Лучано своими телами, как живым щитом. Он оттолкнул их и бросился к двери, которая оказалась приоткрытой. Выхватив пистолет, Роберто толкнул ее плечом и громко позвал сына. Ответом ему стало эхо его собственного голоса.

Лучано остановился в дверях комнаты Майкла, у него подкашивались ноги. Один из телохранителей попытался войти в комнату, чтобы осмотреть ее, но Лучано удержал его.

– Подождите, – прошептал он. Они молча смотрели, как босс вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

Майкл лежал на кровати лицом вниз, схватившись окостеневшей рукой за спинку. Из вены у него торчала игла. Лучано перевернул сына, лицо Майкла было неузнаваемым: сломанный нос, ссадины, вылезшие из орбит глаза. Он боролся до последнего дыхания, о чем свидетельствовали кровоподтеки на теле и сломанные ногти на руках.

Дон Роберто взял сына на руки, вынес его из дома и сел с ним вместе сзади. Проезжая мимо изуродованного, изрешеченного пулями тела Этторе Каллеа, брошенного убийцами у ворот, Лучано велел избавиться от него. Не важно, что с ним сделали, но Каллеа предал свою семью.

* * *

Синьор Манисколо приложил все свое мастерство, чтобы привести в порядок лицо Майкла и восстановить раздробленный нос, но его усилия оказались тщетными. Только светлые волосы, ниспадающие на плечи и придающие ему сходство с ангелом, остались прежними. Манисколо вымыл их и причесал так, чтобы как можно сильнее скрыть лицо. Он был бессилен вернуть красавцу Майклу его прежний облик, то, каким его знали родные и друзья.

Гроб с телом Майкла поставили в холле. Братья один за другим подходили к нему и прощались, смахивая с ресниц слезы. Фредерико не смог пересилить себя и подойти близко: при виде сложенных на груди рук покойника с ним едва не случилась истерика.

Грациелла, которая находилась в состоянии шока с той минуты, как ей сообщили о смерти сына, увидев его в гробу, растерянно улыбнулась. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка, это не ее сын. Роберто постарался успокоить и утешить ее, говоря, что в ее памяти Майкл останется таким, каким она видела его в последний раз: с радостной улыбкой на лице и охапкой цветов в руках.

Роберто не был готов к неожиданному выпаду со стороны жены: она вдруг стала кричать на него и обвинять в том, что он отправил Майкла назад в горы.

– А теперь ты можешь вернуть мне его? Можешь?

Ее надтреснутый голос полоснул его по сердцу, как острый нож, разбередил и без того кровоточащую рану. Он выпрямился и словно окаменел, будучи не в силах даже обнять жену, которая так нуждалась в его поддержке. Смерть сына выбила почву из-под ног у него самого.

Одному охраннику, Дженнаро Баранца, удалось выжить. У его палаты в больнице круглосуточно стоял вооруженный пост. Бандиты выпустили в него целую обойму и бросили на верную погибель, но он чудом уцелел и теперь балансировал на хрупкой грани жизни и смерти. Лучано поспешил к нему в больницу, когда ему сообщили, что Дженнаро может не дожить до утра. Голова бедняги была полностью забинтована, но он понимал, что дон Роберто рядом. Из его груди вырывалось хриплое дыхание.

– Это были американцы… americani.

Лучано приказал своим людям позаботиться о Дженнаро, который так и не назвал долгожданного имени – Пол Каролла.

Спустя несколько недель, когда Дженнаро, опровергнув неутешительные прогнозы врачей, резко пошел на поправку, его вывезли из госпиталя среди ночи. Лучано поселил его в безопасном месте под надежной охраной и, дождавшись, пока он окрепнет, стал показывать ему фотографии. Пересмотрев их с сотню, Дженнаро наконец узнал одного из убийц. Его выследили и обнаружили в Чикаго, где под пытками он назвал еще двоих соучастников и признался, что их нанял Ленни Каватайо. Он клялся, что Пол Каролла не имеет к этому делу никакого отношения. Этих троих убрали тихо и незаметно, так что никто не мог потом отыскать их тела. Лучано отчаялся найти Ленни Каватайо, которого упустил так бездарно и важная роль которого в убийстве Майкла теперь была столь очевидна. Каватайо работал на Кароллу, и Лучано решил, что, коль скоро ни единого следа он не оставил, Каролла, вероятно, убрал его, чтобы не иметь опасного свидетеля. Лучано не мог избавиться от ощущения, что его собственную жизнь отняли вместе с жизнью сына.

Похороны были невероятно роскошными. Майклу воздавали почести, приличествующие сыну могущественного дона. Траурная процессия насчитывала сотни человек, венки и корзины с цветами везли на двух грузовиках.

Братья Майкла окружили мать, защищая ее от напирающей толпы, в то время как отец принимал соболезнования друзей и близких. Его глаза закрывали темные очки, лицо словно окаменело. Казалось, тяжелая потеря вовсе не волновала его душу: он не проронил ни слезы, даже когда открыли гроб.

В Италии только самые бедные люди хоронили своих усопших в земле. В могиле есть идея конечности, безысходности, поэтому кладбища в основном состояли из фамильных мраморных склепов. Роскошно украшенные, они напоминали маленькие домики с решетчатыми воротами, как правило чугунными. Кованые узоры – листья, цветы и витые стебли, обычно позолоченные, – делали усыпальницы похожими на райский сад.

Склеп Лучано выделялся своими размерами и богатством внешнего и внутреннего убранства. Он был предназначен для всей семьи: в свое время каждый из них, как и Майкл, найдет здесь последнее пристанище: гроб с его телом положат на стеллаж и опечатают.

Роберто стоял в стороне от остальных и при тусклом свете чугунного фонаря, отбрасывающего причудливые тени на стены, оглядывал корзины с цветами и венки, сплошь покрывающие пол в мавзолее и землю вокруг него, словно толстый ковер. Один венок отстоял от других, и Роберто наклонился, чтобы прочесть карточку на нем. Венок был от Пола Кароллы. Лучано в ярости разорвал его на мелкие клочки и разбросал цветы по полу. Он пришел, чтобы оплакать сына, а теперь его душила ненависть к человеку, который убил Майкла и не устыдился прислать венок на похороны. Вместо молитв его губы шептали проклятия, когда колеблющийся свет фонаря выхватывал из полумрака фотографию сына. Даже вид изуродованного лица Майкла не заставил его прослезиться; жажда мести, которая захватила Роберто, приводила в ужас его семью. Напрасно он зашел сюда один, так он может стать легкой добычей для убийц. Роберто поспешно вышел наружу, оглядываясь, чтобы сзади никто не смог подкрасться незаметно. Если на него нападут, то его дети и жена останутся беззащитными.

Его единственным желанием, маниакальной идеей стало уничтожение Пола Кароллы. Он хотел бы расправиться с ним собственноручно, свернуть ему шею, как курице, но этот акт насилия имел бы катастрофические последствия. В первую очередь он должен защитить свою семью и для этого прибегнуть к кодексу чести, принятому в Организации. Он потребует восстановить справедливость, и доны не посмеют отказать ему. А если Каролла будет приговорен к смерти по закону, Лучано нечего бояться мести, опасаться за свою семью.

Каролла знал это единственное уязвимое место Лучано – страх за своих родственников. Лучано следовало попросту пристрелить его в дверях ресторана на Манхэттене, но он не стал этого делать, зная, что может подвергнуть своих близких опасности. Он решил ждать, и это привело его сына к гибели.

Разрываясь между любовью к оставшимся в живых сыновьям и жаждой отомстить за Майкла, Лучано пришел к выводу, что поступил правильно. Он всегда будет ощущать вину, нести ее тяжесть в одиночестве, потому что не сможет ни единой живой душе признаться в том, как сильно любил и как боялся потерять… Да, боялся.