Читать книгу Bella Mafia - Линда Ла Плант - Страница 11

София решила не надевать в дорогу новое платье, посчитав, что она произведет лучшее впечатление на Майкла или его родственников, если переоденется перед самой встречей и будет выглядеть аккуратно и респектабельно. Она купила фибровый чемодан и билет, после чего от ее скудных средств почти ничего не осталось – разве только на то, чтобы снять номер в отеле на одну ночь.

София ждала этого дня с самого рождения ребенка. Рано утром, около пяти часов, монахини собирались к мессе. Окна в детских спальнях были еще зашторены. Она поставила чемодан на пол возле колыбельки спящего сына и ласково погладила его по щеке. Мальчик открыл глаза. Тогда София взяла его на руки и крепко прижала к груди. Последние несколько месяцев ей приходилось много работать, и она редко видела сына.

– Т-ш-ш, тихо, мой сладкий, все хорошо… Это я, твоя мама… Т-ш-ш…

Малыш зевнул и уткнулся ей в шею, тихонько посапывая. Боясь разбудить остальных детей, София положила его обратно в кроватку. Он тут же начал кричать.

В дверях появилась сестра и, уперев руки в бока, нахмурилась. София сняла с шеи золотое сердечко и потрясла им перед лицом малыша. Она часто играла с ним так, наблюдая за тем, как мальчуган старается поймать медальон пухлыми ручками. Обычно он успокаивался после игры, ритмичные движения золотого сердечка навевали на него сон.

София дождалась, пока сын заснет, и хотела было надеть медальон на шею, но передумала и надела его на сына.

Когда она на цыпочках выходила из спальни, снова появилась сестра. Она критически оглядела ее чемодан и бросила укоризненный взгляд в сторону кроватки. Как часто она бывала свидетельницей подобных прощаний… Странно, от этой хорошей девочки она такого не ожидала.

– Я вернусь через несколько дней. Вы ведь позаботитесь о моем сыне?

– Вы знаете правила, – поджала губы сестра. – Спустя три месяца его отдадут на воспитание, как остальных.

София изо всех сил сжала ручку своего дешевого чемоданчика, чтобы не наброситься на сестру.

– Он не такой, как остальные. Он мой сын, – горделиво выпрямившись, возразила София. – Я возвращусь, можете не сомневаться. Мне нужно ненадолго съездить в Палермо по делу.

– И все же вам придется подписать бумаги, это общее правило.

– Я знаю, – отозвалась София. – Я уже подписала их, сестра Матильда. Если вам нравится попусту переводить бумагу, пожалуйста! Я вернусь за своим сыном. – С этими словами она вышла.

До поезда у нее оставалось много времени, и она сидела на платформе, греясь на солнышке. На душе у нее было легко и спокойно от сознания того, что она поступает правильно.

Однако по мере того, как поезд подходил к Палермо, ее уверенность сменилась гневом. Она стала нервно теребить юбку, не зная, чем занять руки. Что, если они откажутся принять ее или Майкл не захочет признать своего ребенка?

Сомнения не покинули ее, когда она сошла с поезда и сняла номер в дешевом отеле, где приняла душ и переоделась. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, она еще больше расстроилась: платье немодное, туфли из грубой кожи, да и сама она какая-то худая…

– Это потому, что я работала как проклятая, – оправдала она саму себя и тщательно причесалась. Тяжелые густые волосы волнами легли ей на плечи, и даже при своем самокритическом настроении ей пришлось признать, что они красивы. Она вплела в них ленту и подмигнула своему отражению. Правда, туфли не перестали раздражать ее, но общий вид оказался вполне удовлетворительным.

София долго прождала автобус, который высадил ее в полумиле от виллы «Ривера». Она спускалась по склону холма к дому, лежащему в долине и купающемуся в золотистых лучах солнца. Ее самоуверенность таяла с каждым шагом, и она повторяла про себя заранее приготовленную речь, пока шла вдоль высокой кирпичной стены. Подойдя к чугунным решетчатым воротам, она облизнула пересохшие от волнения губы. Как долго она ждала этой минуты! Последние несколько метров она преодолела почти бегом.

София позвонила, и за воротами появился охранник. Он молча уставился на нее сквозь решетку.

– Buon giorno![1] Меня зовут София Висконти, и я давняя знакомая Майкла Лучано. Я хотела бы поговорить с ним по частному делу.

Охранник пришел в замешательство. Она издевается над ним или просто сумасшедшая? Однако добродушное лицо девушки и та трогательная решимость, с которой она упрямо поджала губы, заставили его ответить ей ласково:

– Иди домой, девочка. Иди.

– Я не тронусь с места до тех пор, пока не поговорю с ним или с его отцом, – заявила София. Это была вторая часть ее заранее приготовленной речи.

– Ты что, газет не читаешь? Уходи отсюда немедленно. Убирайся. Надо же иметь хоть каплю совести!

К воротам вышел второй охранник и сделал ей знак удалиться, но София твердо возразила:

– Я не уйду, пока не повидаюсь с Майклом Лучано. Я проделала долгий путь, чтобы поговорить с ним. Пожалуйста, это очень важно.

Охранники переглянулись между собой, а затем подошли ближе к Софии. Она вцепилась обеими руками в решетку ворот, демонстрируя намерение любой ценой добиться своего.

– Откуда ты приехала?

– Из Чефалу. Пожалуйста, пустите меня.

Тогда один из стражей отступил на шаг назад и ткнул в сторону венка, украшенного траурной лентой, который висел на другой створке ворот. София только теперь заметила его.

– Майкл Лучано умер три недели назад. Семья в трауре. Так что я вынужден снова попросить тебя уйти. Пожалуйста, иди домой. Тебя никто не должен здесь видеть.

София несколько мгновений смотрела на охранника, не постигая смысла его слов. Мужчины развернулись и направились к сторожке, когда София вдруг закричала им вслед: «Нет, этого не может быть!» Охранники потеряли терпение, вышли за ворота и с большим трудом отцепили ее руки от решетки. Она боролась с ними, как дикая кошка, царапалась и вырывалась, но им удалось справиться с ней и оттащить от дома на большое расстояние. Охранники опасались, что ее крики потревожат покой скорбящей семьи.

Они не успокоились, пока не отвели ее далеко в долину и не убедились в том, что отсюда ее в доме не услышат. София не унималась и пыталась освободиться. Она кусалась и била их кулаками до тех пор, пока один из мужчин не залепил ей пощечину. Она отлетела в сторону и упала на землю.

– Вставай, мы не причиним тебе зла, – сказал другой, поднимая ее сумочку. – На, возьми… А теперь уходи отсюда по-хорошему.

София просидела посреди дороги больше часа, будучи не в силах шевельнуться. Когда она наконец встала, мужчины с облегчением вздохнули. Отряхнув платье, она взяла свою сумочку и медленно направилась к автобусной остановке. Однако когда появился автобус, у нее не хватило сил даже на то, чтобы поднять руку и остановить его. Она не знала, сколько часов провела здесь, а когда решила все же двинуться в город пешком, уже давно наступили сумерки. В голове у нее плыл туман, мысли путались.

Она не слышала, как из-за поворота вывернула машина, и уж тем более не хотела идти впереди нее по дороге. Возможно, она собиралась попросить водителя подвезти ее, но потом не могла вспомнить ничего. Очнулась она на кровати в прохладной темной комнате. Пожилая женщина с ласковыми руками положила ей на лоб мокрое полотенце:

– Не бойся, все позади. Случилась авария, но теперь ты в порядке. Сейчас приедет доктор и осмотрит тебя.

София устало закрыла глаза, даже не поинтересовавшись, где она находится. Вскоре появился доктор и осмотрел ее. У нее было легкое сотрясение мозга и глубокая ссадина на виске, но кости оказались целыми. Он предложил вызвать «скорую помощь» и отвезти девушку в больницу, но Грациелла настояла на том, чтобы она осталась здесь, в доме, где о ней смогут позаботиться.

Когда доктор ушел, София снова почувствовала прикосновение ласковых рук и открыла глаза.

– Ну, как ты себя чувствуешь? Получше?

София слабо улыбнулась, губы у нее задрожали, а из глаз хлынули слезы.

– Как тебя зовут, маленький воробышек?

– Со-фия…

– Так вот, София, мы тебя вылечим, и нечего плакать. У тебя есть кто-нибудь, кому я могу позвонить? Кто-нибудь будет беспокоиться о тебе?

– У меня никого нет… Я только утром приехала сюда.

Грациелла как следует укрыла ее и ободряюще пожала ей руку.

– Доктор дал тебе успокоительное, и ты сейчас заснешь. Мы продолжим наш разговор, когда ты отдохнешь.

София с улыбкой поблагодарила женщину, чувствуя, что мысли у нее путаются, а глаза неудержимо слипаются. Она пробормотала что-то, что Грациелла не смогла разобрать, и погрузилась в глубокий сон.

Мальчики каждый по-своему переживали утрату старшего брата, которого им всегда ставили в пример. Майкл, любимец отца, с детских лет был похож на златокудрого ангела, а сейчас, наверное, стал им и невидимо парит у них над головой, недосягаемый после смерти, как и прежде, в жизни.

Фредерико разбил гитару Майкла и сжег ее в тщетной попытке обратить на себя внимание родителей. Это был жест отчаяния, безмолвный крик души: «Я здесь, посмотрите на меня! Я живой!» Однако все его игнорировали. Константино начал пить в одиночестве, запершись в своей комнате. Он тоже искал помощи и сочувствия, но никто не заметил, что он стал говорить запинаясь и шататься при ходьбе. Альфредо носился на машине как безумный, а теперь еще вылетел на тротуар и чуть не задавил девушку.

Общим знаменателем в их жизни был Майкл. Неожиданно под крышей их дома оказался еще один человек, связанный с Майклом теснейшими узами. Правда, ни одна живая душа об этом даже не догадывалась. Грациелла первая вышла из шокового состояния и стала возвращаться к жизни. Ухаживая за Софией, она разрушила непроницаемую стену молчания, которой сама отгородилась от семьи после похорон Майкла.

Альфредо в тревоге поднял глаза на мать, спускавшуюся по лестнице со второго этажа с кувшином воды в руках.

– Она в порядке. У нее ссадина на виске и легкое сотрясение, но доктор сказал, что все обойдется. Это хороший урок для тебя – ты всегда ездишь слишком быстро. Отныне, может быть, станешь осторожнее.

Впервые после похорон Майкла мать заговорила, и даже простое назидание в ее устах сын воспринял с радостью.

Он поднялся наверх, приоткрыл дверь и посмотрел на спящую Софию. Убедившись в том, что его никто не видит, он крадучись подошел ближе к постели, чтобы лучше разглядеть ее. София положила руку под голову, склоненную набок, и слегка приоткрыла рот. Ее детское лицо казалось таким умиротворенным и в то же время беззащитным, что Альфредо внезапно ощутил острую потребность уберечь ее от всех жизненных тревог и невзгод. Он склонился над ней и отпрыгнул в сторону, когда в комнату вошла Грациелла.

– Уходи отсюда немедленно! Дай бедной девочке выспаться, – прошептала она.

– Разве она не красавица?!

– Я видела и поупитаннее, а эта худая, как скелет… А теперь оставь ее и меня в покое. Я побуду с ней.

Грациелла поставила стул возле кровати Софии и уселась на него. Ей не хотелось, чтобы девушка проснулась и перепугалась, обнаружив, что находится в чужом доме.

Альфредо постучал в дверь кабинета отца и вошел. Роберто даже не взглянул на него, погруженный в свои бумаги.

– Ты слышал, что я сбил девушку? Все, слава богу, обошлось, и теперь мама сидит с ней.

– Альфредо, я очень занят, и если у тебя нет ко мне ничего важного и безотлагательного, то не мешай мне. Пора и тебе заняться делом, вместо того чтобы гонять на машине и сбивать людей почти у порога собственного дома.

Альфредо тихонько притворил за собой дверь. После смерти Майкла с отцом стало совершенно невозможно разговаривать; он был не в состоянии найти общий язык ни с кем из своих близких. Альфредо знал, что с тех пор мать и отец спят в разных комнатах, и это огорчало его, как и братьев.

Сыновья отчаялись вызвать отца на разговор. Говорили, что он замкнулся от горя и что это со временем пройдет, но в это верилось с трудом. Покуда Лучано не мог направить свою ненависть на конкретную цель – то есть на Пола Кароллу – и отомстить за смерть сына, он боялся, что если уступит и поддастся своему горю, то не сможет потом снова собраться с духом. Жизнь превратилась для него в кошмарный сон, и единственным способом не лишиться рассудка в такой ситуации он считал отказ от всяческих контактов с семьей.

Грациелла всю ночь провела у постели Софии и даже не пыталась поговорить с мужем. Она слышала его тяжелые неторопливые шаги по лестнице и знала, что он, как обычно, идет в комнату Майкла. Ей следовало бы пойти за ним.

В глазах у Роберто застыла мука. Он был не в силах взглянуть на жену и отводил их, как побитая собака. Он болезненно поморщился и глухо вымолвил надтреснутым голосом:

– Мама, они забрали моего мальчика…

Грациелла не могла видеть мужа в таком состоянии, сердце разрывалось у нее в груди. Те жестокие обвинения, которые она бросила ему в лицо, потеряли смысл; любовь и сострадание переполняли ее душу. Она обняла его, прижала к себе, и наконец ожило его окаменевшее от горя сердце.

Константино слышал через стенку, как плакал отец, и спрятал голову под подушку, чтобы не слышать этих звуков. Фредерико, который был во дворе неподалеку от открытого окна в комнате Майкла, убежал в сад, заткнув уши руками.

Альфредо, дрожа от волнения, поставил поднос с завтраком на постель Софии. Она прикрыла грудь одеялом и села, испуганно озираясь по сторонам и не понимая, откуда раздаются такие ужасные звуки: плач мужчины и разбудил ее.

– Все в порядке… все в порядке, – поспешил успокоить ее Альфредо, присаживаясь на край постели. – Это… это мой отец.

Он провел рукой по лбу, растерявшись окончательно и не зная, что делать – то ли извиняться, то ли попытаться объяснить, в чем дело.

– Мой брат, его звали Майкл… – начал он и сбился, устыдившись слез, которые выступили у него на глазах. – Мой брат умер три недели назад и…

София не верила своим ушам. Она не сводила с юноши изумленного и одновременно испуганного взгляда. В голове у нее царил полный сумбур, и было трудно собраться с мыслями.

– Это… это дом Майкла Лучано?

– Он мой брат. – Альфредо подошел к окну и открыл ставни, после чего добавил, не оборачиваясь к ней: – Майкл был необычным человеком, самым умным из нас. И не было на свете такой вещи, которой он не мог сделать. Когда он уехал в Америку… я обрадовался, потому что отец наконец заметил меня.

Он повернулся к Софии. На глазах у него заблестели слезы обиды, юное лицо казалось совсем детским.

– Извините, я не знаю, почему я вам все это рассказываю. Возможно, потому, что мой отец теперь и вовсе позабыл о нашем существовании.

София молча протянула к нему руки и по-матерински заключила в объятия. Было странно утешать брата Майкла, ее собственное горе показалось ничтожным по сравнению с его тоской. В тот момент, когда Альфредо приник к груди Софии, дверь отворилась и на пороге возник Константино. От неожиданности он попятился и жестом подозвал брата.

– Ты слышал папу? – спросил он шепотом.

Альфредо кивнул, а София смутилась и решила представиться.

– Меня зовут София, – сказала она тихим и хрипловатым голосом. Оба брата обернулись к ней. – София Висконти…

– Я – Альфредо Лучано, – с улыбкой поклонился он. – А это мой старший брат Константино.

В ту же секунду в комнату ворвался Фредерико, которому не терпелось узнать, что здесь происходит. Альфредо удержал его за плечо.

– А это самый младший Лучано, толстячок Фредерико.

Трое смуглых, темноволосых и черноглазых юношей улыбались ей с порога. Никто из них внешне не имел ничего общего с погибшим Майклом.

София провела на вилле неделю, но так и не увидела Роберто Лучано. В конце недели дон отправился в Нью-Йорк по делам, наказав Константино сделать так, чтобы к его возвращению Софии в доме уже не было. Ей нужно заплатить за моральный ущерб и выпроводить поскорее, потому что посторонним на вилле делать нечего, особенно теперь.

Грациелла хотела оставить девушку еще ненадолго, поскольку она не совсем оправилась, но сын твердо решил выполнить приказание отца. Он извинился перед Софией и предложил прислать к ней доктора в отель, если она все еще нуждается в медицинской помощи. София сердечно поблагодарила его и всю семью за гостеприимство, понимая, что не может дольше злоупотреблять им. Она знала, что дон в отъезде, но никому другому открыть причину своей поездки в Палермо не могла. Если она и станет с кем-то говорить о своем ребенке, то только с отцом Майкла.

Она молча сидела на переднем сиденье автомобиля. Альфредо вез ее в отель. Узнав сына дона Лучано, хозяин отеля сбился с ног и не знал, как услужить. Он настаивал на том, чтобы София заняла лучший номер.

Альфредо задержался всего на несколько минут, чтобы снова поблагодарить за понимание и извиниться за то, что по его вине произошел этот досадный несчастный случай. Если ей что-нибудь понадобится, она может в любое время позвонить на виллу… София с трудом нашлась что ответить: она была смущена и прикидывала, сколько стоит ее новый номер. Когда Альфредо уехал, она первым делом направилась к хозяину, который встретил ее заискивающей улыбкой. София взволнованно справилась о цене за номер, но оказалось, что Лучано полностью оплатили ее пребывание в гостинице до конца месяца. Хозяин протянул ей пакет, который оставил для нее Альфредо. Раскрыв его у себя в номере, София обнаружила внутри маленькую золотую брошь с бриллиантом.

После полудня она спустилась вниз. Хозяин учтиво поклонился ей и спросил, может ли чем-нибудь быть полезен. София растерялась и покачала головой. Она давно не ела, но почему-то не ощущала голода.

– Вы не позволите мне переселиться в старый номер и получить разницу?

Хозяин тяжело вздохнул и полез в конторскую книгу. София смущенно кашлянула и добавила:

– И еще я хотела бы узнать, не нужна ли вам помощь? Я ищу работу.

– Какую работу? – улыбнулся хозяин, барабаня пальцами по конторке.

– Я могу убирать, стелить постели, делать все, что угодно.

– Лучано присматривают за тобой, да? – спросил он, перегибаясь через стойку и приподнимая ее голову за подбородок.

– Да, присматривают, – ответила она, отступая назад.

Девушка показалась ему привлекательной, правда, несколько худощавой на его вкус. Однако ее не стыдно было поставить за стойку. К тому же всегда лучше поддерживать хорошие отношения с Лучано, нежели ссориться с ними. И все же интересно, какая связь между ними и этой девушкой?

Склеп Майкла Лучано по-прежнему был убран живыми свежими цветами, которые служители меняли ежедневно. София стояла возле закрытых ворот с букетиком полевых цветов в руках и тщетно пыталась заглянуть внутрь через решетку. Пожилой служитель окликнул ее и махнул рукой, делая знак удалиться. София не двинулась с места, тогда он подошел к ней.

– Пожалуйста, пустите меня. Дайте мне посмотреть на него, – обратила она к нему заплаканное лицо.

Горькие слезы девушки тронули старика. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что их никто не видит, открыл ворота мавзолея и впустил Софию. Предупредив, что в ее распоряжении всего несколько минут, он остался на страже снаружи. Но время шло, а она не выходила.

София не ожидала увидеть фотографию Майкла. Красивое лицо возлюбленного, его лучистая улыбка разрывали ей сердце. Горе навалилось на ее хрупкие плечи с новой силой, раздавило ее. Служитель нашел ее на коленях перед гробом. Девушка прижалась лбом к белому мрамору пола, в лице у нее не было ни кровинки. София не могла подняться; он протянул к ней руки и поставил на ноги. Ее душили слезы; прежде чем разрыдаться, она успела тихо вымолвить:

– Я любила его, я любила его…

Старик отвел Софию в отель. Он уложил ее в постель и приготовил крепкий чай. Ее лицо постепенно обрело нормальный цвет, но в глазах застыла тоска, от которой нет избавления. Она почти ничего не говорила, а он не задавал вопросов.

Когда София поблагодарила его и открыла кошелек, чтобы заплатить, старик отказался.

Хозяин гостиницы сообщил ей, что она может занять свой прежний номер.

– Ты будешь помогать мне за стойкой и стелить постели по утрам.

София кивнула, процедила «спасибо» и поспешила к себе в комнату. Она захлопнула за собой дверь, не понимая, что рассердило ее. Швырнув ключ от двери на кровать, она стала бродить из угла в угол по комнате. Похоже, она упустила свой шанс. Почему она не рассказала правду, пока была на вилле, в доме Майкла? Почему не попросила разрешения поговорить с его отцом? Как они теперь отнесутся к ее словам? А если они решат, что она лжет про ребенка, про сына Майкла? София остановилась посреди комнаты и внезапно бросилась к ящику, где лежала брошь. Она сжала ее в ладони и нахмурилась. Семья Лучано должна ей гораздо больше, и она намерена получить свое.

Всю ночь она ворочалась с боку на бок, вспоминая неделю, проведенную на вилле. Грациелла была так добра к ней, проявила столько понимания и участия. Почему она не призналась ей? Ведь ее малыш тоже Лучано, хотя и незаконнорожденный. Сомнения терзали ее сердце: а сама она на их месте поверила бы такому рассказу девушки, подобранной на дороге? Той, которая оказалась в их доме и своими глазами увидела, в какой роскоши они живут?

К утру София приняла решение. В ее распоряжении три месяца, прежде чем ребенка отдадут на воспитание. Она поговорит с доном Роберто, и если они не поверят ей, то поедет в Чефалу и привезет им сына.

С того дня она начала работать в отеле: стирала, гладила, убирала номера и стелила постели. Хозяину понравилась ее старательность, и он позволил ей по два часа в день проводить в холле за конторкой. Здесь София протирала отделения для бумаг, чистила ключи и до блеска драила стойку.

Над дверью звякнул колокольчик, и София подняла глаза на вошедшего. Константино покраснел от смущения.

– Вы получили подарок от моей матери?

Он нервно теребил узел галстука, чувствуя себя неловко в холле дешевой гостиницы, куда ему вообще не следовало заходить.

– Я собиралась написать вашей маме. Извините. Надеюсь, она не сочтет меня грубой и неблагодарной.

– Конечно нет… Вы потеряли ключ от номера?

– Нет, я здесь работаю, – смущенно улыбнулась она.

– Понятно. Я не знал. Альфредо сказал, что вы тут остановились. – Он заметил хозяина, который появился в холле, и кивнул ей на прощание. – Хорошо, я не буду отвлекать вас от работы. Buona sera[2], София!

Она видела, как он вышел и направился к своей «альфа-ромео». На память ей пришла их с Майклом поездка в машине. Хозяин тоже видел отъезжающий автомобиль и бросил косой взгляд в ее сторону, после чего облокотился на стойку.

– Это старший сын дона. Теперь он унаследует все состояние отца… Если тебе захочется отдохнуть или пойти поразвлечься, только скажи, ладно? Лучано – большие люди, и я всегда готов оказать им услугу, поняла меня? В любое время…

Толстый лысый хозяин отеля внушал Софии отвращение. Она невольно напрягалась всем телом, когда он подходил к ней. И теперь, когда он протянул руку, чтобы взять ее за подбородок, она попятилась.

– Не смейте прикасаться ко мне, понятно? Никогда.

Он отшатнулся, словно получил пощечину, и молча скрылся в своем кабинете. София усмехнулась; похоже, он будет опасаться ее до тех пор, пока очевидна ее связь с Лучано. Хозяин безоговорочно выплатил ей разницу за номера и положил приличное жалованье. Если знакомство с этой семьей дает такие преимущества, то что чувствует человек, принадлежащий к ней?

Тем же вечером София написала письмо синьоре Лучано, в котором поблагодарила ее за гостеприимство и доброту, а также за подарок. Кроме того, она попросила разрешения навестить ее перед отъездом из Палермо. София больше не видела Константино, но получила от Грациеллы короткую записку, в которой та приглашала ее на чашку чая на следующей неделе.

Шли дни, и София раздумывала, как лучше рассказать Грациелле о ребенке. Это приглашение казалось ей прекрасной возможностью осуществить задуманное.

София купила белое льняное платье и перчатки. Ее туфли были начищены до блеска, а волосы поддерживала голубая лента. К воротнику она не забыла приколоть золотую брошь.

Грациелла прислала за своей гостьей машину, и шофер в форменной фуражке открыл перед ней дверцу. Утопая в мягком кожаном сиденье, София сначала чувствовала себя неловко, но вскоре расслабилась. Охранники, которые некогда оттаскивали ее от ворот, сделали вид, что не узнали ее, когда пропускали машину.

Только теперь она увидела виллу во всем ее великолепии. Живописная подъездная аллея, усыпанная гравием, при свете дня поразила ее: вдоль нее тянулись живая изгородь и ряд цветочных клумб. Портик с колоннами, увитыми плющом, и огромная веранда делали виллу похожей на сказочный дворец.

Грациелла ждала гостью у дверей. Она улыбнулась и помахала ей, а когда шофер подал Софии руку, помогая выйти, спустилась по лестнице ей навстречу. Грациелла обняла девушку за плечи как старую подругу и повела ее через холл в уютную маленькую гостиную. Она отметила, что София прекрасно выглядит, чем невероятно порадовала ее.

Ставни были открыты, окна выходили на веранду, где уже накрыли чайный столик. Здесь приятно веяло прохладой и свежестью, пахло розами. София заметила на столике четыре прибора.

Грациелла представила ей Адину, милую расторопную горничную, которая суетилась вокруг стола, подавая пирожные и домашнее печенье, в то время как Грациелла развлекала гостью рассказами о своем саде, о редких растениях, которые разводят здесь садовники. София вежливо и внимательно слушала ее, сложив руки на коленях.

– Мой муж сейчас в Нью-Йорке по делам, и мне очень одиноко. Ты представить себе не можешь, как я обрадовалась тому, что ты приняла мое приглашение… А теперь, София, попробуй печенье, которое испекла Адина. Она настоящая мастерица. Не стесняйся, к тому же тебе не мешает немного поправиться. Альфредо?

Альфредо вышел из глубины сада и поднялся на веранду. Его лицо и руки были испачканы машинным маслом. Грациелла запретила ему в таком виде даже подходить к ним, а когда он пошел умываться, сообщила Софии, что ее сын без памяти влюблен. Но к сожалению, не в хорошенькую девушку, на которой он мог бы жениться, а в мотоциклы… Руки Грациеллы при этом двигались без остановки: разливали чай, передвигали тарелки со сладостями, открывали сахарницу, раскладывали салфетки.

– Buon giorno, mama! Как ваши дела? – Константино поцеловал мать в щеку, а затем коснулся губами руки Софии.

– Спасибо, неплохо, – ответила она, смущенно покраснев, и поспешила опустить на колени свои огрубевшие от работы руки.

Вскоре к ним присоединился Альфредо, который привел себя в порядок и переоделся. София чувствовала себя непринужденно в кругу этой дружной семьи. Младший, Фредерико, был на диете – ему запретили есть пирожные – и сидел за столом хмурый до тех пор, пока Грациелла не предложила ему шоколадный пудинг. София пребывала в прекрасном расположении духа, ее глаза возбужденно сверкали.

И вдруг на совершенно безоблачном небосклоне невесть откуда взялась темная тучка. София не поняла, что произошло. Грациелла казалась такой счастливой в окружении сыновей. Фредерико взгромоздился на ручку ее кресла… Никто не сказал ничего особенного. Внезапно Грациелла переменилась в лице, у нее задрожали губы, на глаза навернулись слезы. Ее руки, минуту назад такие живые, безвольно опустились. Она даже не сделала попытки вытереть слезы, заструившиеся по щекам.

Альфредо отставил в сторону тарелку и помог матери подняться:

– Все в порядке, мама. Пойдем. Тебе нужно немного отдохнуть.

София услышала тихий плач Грациеллы. Константино аккуратно поставил чашку на стол:

– Прошу прощения, но мама редко принимает гостей. Я думаю, она перевозбудилась. Она все еще…

– Дело в вашем брате?

– Да. Это странно, однако она всегда расстраивается именно за столом. Наверное, потому, что острее ощущает то, что его нет с нами. Когда мы собираемся все вместе, его место пустует. Мама еще очень слаба. Но надеюсь, скоро поправится.

Они сидели в полном молчании, глядя в сад. София думала о том, вернется ли Грациелла к столу, или она снова упустила свой шанс.

– Надолго ли уехал ваш отец?

Константино удивленно посмотрел на нее, не понимая, почему это ее интересует.

– Вашей маме будет легче, когда он вернется, – объяснила она.

– Не думаю. С тех пор как похоронили брата, они с трудом общаются друг с другом, – ответил Константино. София заметила, что он никогда не называет Майкла по имени. Константино вновь устремил взгляд в глубину сада.

– Вам, должно быть, тоже нелегко, – сказала она.

– Да… – Он нервно стучал ногой о пол. – Раньше я был вторым сыном… Позвольте заметить, что вы прекрасно выглядите сегодня.

– Спасибо… – растерянно отозвалась София на этот неожиданный комплимент и улыбнулась.

Он поднялся и прошелся по веранде. Остановившись поодаль в тени, он сунул руки в карманы и сказал:

– Я хотел приехать повидать вас, но… В общем, я не был уверен в том, что вы захотите меня видеть. Если бы я заехал к вам в отель, вы бы согласились встретиться со мной?

София рассмеялась и ответила, что, разумеется, да. Он радостно улыбнулся и вернулся за стол.

– У вас есть семья?

– Нет. Отец умер, когда я была еще маленькой, а мама полтора года назад.

– Извините… А в отеле, где вы работаете… У вас там родственники?

– Нет. Просто я там работаю, вот и все.

– Скажите, откуда вы приехали? – спросил он вдруг, положа ей руку на плечо. – Хозяин сказал, что вы сняли номер вечером накануне аварии.

София почувствовала, что настал подходящий момент, и собралась все рассказать. Но Константино ласково погладил ее по щеке и прошептал:

– Простите, я не имею права задавать вам столько вопросов…

На веранду вышел Альфредо, и момент был упущен.

Он сел за стол, намазал хлеб маслом и откусил большой кусок, испачкав щеку.

– Вы окончательно поправились? Никаких последствий?

– Никаких, – ответила София, чувствуя на себе пытливый взгляд юноши. Он отложил бутерброд и стал вертеть в руках чайную ложечку. София обратила внимание на то, что братья были как-то странно взвинчены, особенно Альфредо. Его глаза с пушистыми ресницами бегали по сторонам от волнения, но в то же время он был невероятно привлекателен.

– Кон, тебя зовет мама. И еще она велела вызвать для Софии машину, – заявил Фредерико, появляясь на веранде. Константино подал Софии руку, чтобы отвести ее попрощаться с матерью. Когда они проходили мимо Фредерико, он с улыбкой потупился и добавил: – Только что звонил папа. Сказал, что задержится в Нью-Йорке. – И неожиданно лукаво хихикнул: – Я думаю, что мы еще увидимся с вами, София!

Константино шлепнул брата, но при этом густо покраснел.

Грациелла полулежала в шезлонге. Она с улыбкой указала Софии на место рядом с собой.

– Дорогая моя, я должна просить прощения у тебя. Посиди со мной, пока не подадут машину… Оставь нас, Константино.

София не могла вообразить лучшей возможности для разговора, но не успела она раскрыть рот, как Грациелла принялась расспрашивать ее о семье. Казалось, она искренне огорчилась, узнав, что ей всего семнадцать лет и что у нее никого нет.

Момент, когда было удобно упомянуть о ребенке, прошел. Грациелла удивилась, заметив, что девушку смущает то обстоятельство, что она не живет, а работает в отеле. В остальном София держалась уверенно, и Грациелла даже не догадывалась о том, как сильно бьется ее сердце, охваченное волнением.

«А ну как она сама догадается? Ведь она так проницательна. Иначе почему она обо всем меня расспрашивает, зачем ей знать?.. Скажи ей, скажи сейчас, не скрывай правду… Расскажи ей о ребенке…» – кричал ее внутренний голос.

– Должно быть, это нелегкая работа для молодой девушки из приличной семьи, – заметила Грациелла, ожидая ответа, но София лишь подняла на нее испуганные карие глаза.

Грациелла понимала, что Роберто не позволит больше Софии появляться на вилле, а своему сыну ухаживать за девушкой, пока семья в трауре. Но она желала счастья сыну, тем более что над их семьей так внезапно сгустились черные тучи. Эта темнота подступала все ближе, давила на нее. Грациелла тяжело вздохнула:

– Константино хочет увидеться с тобой снова. Поскольку у тебя нет никого, с кем он мог бы поговорить, решать придется тебе самой.

Она приписала румянец на щеках девушки, учащенное дыхание и упорное молчание смущению и ободряюще улыбнулась:

– Ты еще совсем молода и нуждаешься в покровительстве взрослого человека. Мой сын хочет, чтобы ты знала: его намерения честны. Разумеется, никакого окончательного решения не может быть до возвращения моего мужа. А до тех пор ты желанная гостья на вилле.

София так ничего и не сказала в ответ. Ей захотелось плакать, когда Грациелла обняла ее и погладила по голове:

– Он хороший мальчик, только очень стеснительный. Возможно, когда вы узнаете друг друга получше…

И вдруг София приникла к ней с такой силой, что почувствовала запах духов и мягкий бархат траурного платья на щеке. В этом движении было столько отчаяния, что Грациелла сначала насторожилась, но потом приласкала девушку и посмотрела ей прямо в глаза.

– В этом доме было столько горя, София, – сказала она, целуя девушку в щеку. – Я буду молить бога, чтобы ты нашла в нем только счастье.

Такого поворота событий она не ожидала. За ней, Софией Висконти, решил ухаживать старший сын дона Роберто Лучано. Если она захочет, ей ничего не стоит войти в эту семью, стать одной из Лучано, о чем она всегда мечтала. Ее сын – единственное препятствие, которое стоит у нее на пути и может разрушить ее блестящее будущее.

София вылезла из постели, разделась и подошла к зеркалу, чтобы хорошенько разглядеть, не осталось ли следов… Ее тело было прекрасно и безупречно, кожа чиста и шелковиста, талия по-девичьи тонка. Ничто не указывало на то, что она уже мать. Она стояла перед треснувшим зеркалом, проводя рукой по животу и бедрам, и неожиданно упала на колени и стала шептать молитву. Никогда в жизни из ее сердца не исходила такая жаркая молитва, даже тогда, когда она так хотела, чтобы Майкл к ней вернулся. Она молилась о том, чтобы никто не предал ее, перебирая в руке четки как одержимая.

Молитвы не спасли ее от кошмарного сновидения. Ей казалось, что она слышит плач своего сына, видит его лицо, маленькие ручки, которые тянутся к ней. София проснулась в холодном поту. Она заплакала, укоряя себя и одновременно убеждая в том, что наступит день, когда она расскажет Константино о своем сыне, о Майкле.

Наутро она сожгла свой дневник. Фотографии сына у нее не было, и она не сомневалась, что в Палермо никто не знал ни о ее беременности, ни о романе с Майклом.

София пересчитала свои сбережения и, вместо того чтобы приняться за работу, отправилась в город. Потратив полдня и исходив с десяток магазинов, она купила два платья, недорогих, но приличных – как раз то, что нужно. Она должна выглядеть невинной, скромной и в то же время благородной девушкой. Никогда прежде София не ощущала себя настолько уверенной в себе. Явившись в отель, она заявила хозяину, что не намерена больше убирать номера и согласна только стоять за стойкой. Так она сможет заработать на жизнь, но ей больше не хочется, чтобы Константино Лучано целовал ее огрубевшие руки.

София стала частой гостьей на вилле «Ривера». Грациелла нашла в ней приятную собеседницу и с нетерпением ждала каждого ее приезда. София рассказала ей о том, как они с матерью уехали из Палермо из-за ее болезни, как ей приходилось работать в монастыре и деревенской гостинице. Она была очень осторожна и старалась не приукрашивать свое прошлое, потому что это легко было проверить при желании. Она не утаила даже того, что одно время работала в кафе в Палермо.

Каждый раз все происходило по заведенному обычаю: после чая ее и стеснительного Константино оставляли одних на веранде. Иногда он начинал заикаться от волнения и краснел. Сначала он не очень понравился Софии – ее смущал его чуть крючковатый нос, – но затем она к нему привыкла и сочла вполне привлекательным. Его мягкость и трогательная наивность импонировали ей. В то же время в Константино чувствовалась твердость характера, которую она высоко ценила в мужчинах. Они подолгу гуляли по саду, взявшись за руки. Софию не покидало ощущение, что за ними постоянно наблюдают. Константино ни разу не попытался поцеловать ее, довольствуясь тем, что пальцы их рук были тесно сплетены. В конце концов София сама обняла его и подставила губы для поцелуя.

Она не ожидала, что это ей так понравится. Константино казался не менее пораженным, чем она сама, и привлек ее к себе.

– Я люблю тебя, София. Я люблю твой голос, твою походку, твой запах, твои волосы, люблю… Я хочу, чтобы ты стала моей женой. – Он с такой силой сжал ее в объятиях, что у нее перехватило дыхание.

Когда он отпустил ее, у него было такое взволнованное лицо, что она невольно рассмеялась, запрокинув голову. В этот момент их видел Роберто Лучано, который подъезжал к дому на машине. Его никто не ждал, он хотел сделать семье приятный сюрприз.

Поцеловав жену, он первым делом спросил, кто эта девушка. Грациелла заранее продумала, как скажет мужу о Софии, как заставит его свыкнуться с мыслью о невестке, которую не он сам, а Константино приведет в дом, но теперь смешалась и покраснела, как ее стеснительный сын.

– Ты помнишь девушку, которую Альфредо привез в дом?

– Альфредо привозил много девушек, я не помню всех. Что они делают там в саду?

– Константино ухаживает за ней. Если ты перестанешь кричать, я все объясню.

– Ухаживает? Здесь? И ты это позволяешь?

– Конечно позволяю. Он пригласил ее к нам. Мальчик влюбился.

Даже после стольких лет брака Роберто мог смутить ее своим хмурым взглядом. Грациелла не сразу нарушила воцарившееся молчание.

– Она сирота, ей всего семнадцать лет. У нее никого нет, даже родственников…

– Пусть убирается из моего дома. Я не люблю, когда тут чужие люди. Попроси ее уехать по-хорошему.

– Этот дом и мой тоже. Я не стану этого делать. Она милая девочка, и он ее любит.

Роберто бросился на веранду и крикнул, чтобы Константино шел домой. Альфредо, который возился с мотоциклом, вздрогнул от неожиданности, услышав голос отца. У него сжалось сердце от страха. Так было всегда, с самого детства: даже если он ни в чем не провинился, его охватывал ужас от такого отцовского тона.

София видела, как Константино побледнел, заслышав голос отца, и напрягся.

– Отец, он вернулся…

Он нервно поправил узел галстука, хотя тот был в полном порядке, и пригладил волосы. Печально улыбнувшись Софии, он предложил ей вернуться, но при этом не взял ее за руку. София сделала это сама и до самого дома не отпускала его похолодевшие от волнения пальцы.

Грациелла ждала их на веранде. Даже она казалась встревоженной и, укладывая в пучок на затылке выбившуюся оттуда прядь волос, сказала, что отец просил их подождать его в гостиной. Она знаком попросила Софию задержаться, а Константино вошел в дом.

– Он сегодня в дурном расположении духа. Может быть, тебе лучше познакомиться с ним в другой раз? Ты не против?

София кивнула и собралась вернуться в сад, когда на веранду вышел Константино и позвал ее:

– София…

Он продемонстрировал невероятную решительность: взял ее за руку и повел в дом.

– Мама, София будет моей женой, и нечего ее прятать от отца, даже если он не в духе…

Мальчики сидели рядышком на низкой софе. Грациелла налила в бокал шерри, а Константино придвинул Софии стул и ласково коснулся ее щеки, когда она усаживалась. Грациелла никому не предложила выпить, и не успела она заткнуть пробкой хрустальный графин, как в гостиную вошел Роберто Лучано.

Напряжение достигло наивысшей точки, атмосфера накалилась до предела. Дон подошел к жене, взял из ее рук бокал и сделал глоток абсолютно молча. Он медленно обвел взглядом присутствующих и в последнюю очередь посмотрел на Софию.

– Отец, это София Висконти, – сказал Константино.

Дон едва заметно кивнул и продолжал смотреть на нее.

– Я слышал, что вы окончательно поправились, – вымолвил он наконец.

София кивнула в ответ и опустила глаза. Крючковатый нос, острые скулы, густая седая шевелюра и массивная широкоплечая фигура внушали ей ужас. София заметила, что и на остальных он производил такое же впечатление. Лучано излучал взрывоопасную энергию и холодное высокомерие. Рука Константино на спинке ее стула дрожала.

– Позвольте мне, синьорина Висконти, приказать шоферу отвезти вас домой. Я проделал долгий путь сегодня, очень устал и хотел бы отдохнуть.

Лучано не выказывал ни единого признака усталости. Он сделал знак сыну проводить Софию, и Константино беспрекословно повиновался. Они шли к двери, а дон тем временем наливал себе еще шерри.

– Не задерживайся, Константино, – бросил он им вслед, и София увидела, как ужас промелькнул в глазах ее будущего супруга. Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Константино поспешно сунул ей в руку обтянутую кожей коробочку, в которой оказалась нитка жемчуга с крохотной алмазной застежкой. Но у Софии не было возможности как следует поблагодарить Константино. Он распахнул перед ней входную дверь и сказал, что машину сейчас подадут. В его голосе и жестах сквозило желание извиниться за отца, однако в сердце клокотала ярость. Константино, как и отец, хотел, чтобы она сейчас уехала, но по другой причине. Грубость отца вывела его из себя.

– Не делай глупостей, Константино, – сказала София на прощание.

С нервной улыбкой на лице он вернулся в гостиную. Как только за ним закрылась дверь, София услышала звон разбитого бокала и низкий голос дона Роберто, переходящий на крик. Она не могла дольше оставаться на крыльце, потому что шофер, подавший машину, посигналил ей.

Если бы София присутствовала при разговоре сына с отцом, при той безжалостной и злобной отповеди, которую дон Лучано дал своему наследнику, она утратила бы малейшую надежду на свой брак с Константино.

Роберто швырнул бокал в стену и обратил к жене перекошенное от злости лицо. Когда он попросил ее пойти распорядиться об ужине, его низкий гортанный голос стал глухим от едва сдерживаемой ярости. Грациелла, не проронив ни слова, вышла, не решаясь спорить с ним при сыновьях, но понимала, что серьезный разговор между ними неизбежен.

Ей не следовало допускать, чтобы отношения молодых людей зашли так далеко без предварительного согласия мужа, но она не желала терпеть такое обращение и не представляла себе, в чем причина этой неожиданной вспышки ярости.

Трое сыновей дона сидели на диване, как провинившиеся школьники. Константино попытался избавить братьев от незаслуженного наказания, но отец заставил его замолчать.

– Сидите молча, все трое.

Константино потупился и уставился на ногу Альфредо, которая нервно подрагивала.

– Сколько раз я говорил вам, что нельзя приводить на виллу посторонних без моего ведома и разрешения! Вы нарушили мое приказание… А ты старший, тебе должно быть стыдно больше всех, потому что в мое отсутствие ты должен занимать мое место. Неуважительно отнестись к этому положению…

Константино поднялся и отважно взглянул в глаза отцу, призвав на помощь все свое мужество:

– Я не относился к нему неуважительно, отец, я никогда бы не посмел поступить так. Когда ты узнаешь обо всех обстоятельствах…

– О каких обстоятельствах? Твое либидо – не обстоятельства! Если тебе нужна девка, отправляйся в публичный дом!

– Она не девка! – воскликнул Константино.

Глаза Роберто сверкали как у безумного. Он ткнул сына пальцем в грудь:

– Ты в этом уверен, да? Кто ее друзья, с кем она водит знакомство? Откуда она вообще взялась? Тебе это известно? Ты поверил тому, что она рассказала тебе? Тому, что у нее никого нет?

– Да, – смело отозвался Константино, судорожно сглотнув. Его голос прозвучал надтреснуто.

– А ты проверил, из какой она семьи и куда подевались все ее родственники?

Константино отрицательно покачал головой, чувствуя себя беспомощным и бесконечно униженным. Он густо покраснел и, заикаясь, вымолвил, что доверяет Софии, но не исправил свое положение, как надеялся, а, напротив, ухудшил его.

– Одного доверия недостаточно… – Лучано притянул сына к себе за лацканы пиджака и не отпускал до тех пор, пока его ярость не пошла на убыль. Младшие боялись проронить слово, не желая, чтобы гнев отца переметнулся на них. Они показались Роберто совсем маленькими и наивными, и он понял, что допустил ошибку, скрыв от них главное. Теперь он решил исправить ее и рассказать сыновьям всю правду без утайки.

– Майкл… – начал Роберто, отвернувшись от мальчиков и глядя в окно. Вспышка гнева прошла, и его голос снова стал спокоен. – Майкл вернулся из Америки наркоманом. Его приучили к героину друзья – те мерзавцы, которых он считал своими друзьями, которым доверял… Им заплатили за это. Заплатили те люди, которые, уничтожив Майкла, хотели уничтожить меня.

Сыновья молча переглянулись, пораженные таким откровением. Отец медленно обратил к ним осунувшееся лицо.

– Наступит день, когда мы отомстим за Майкла. Пусть даже его придется ждать годы. За смерть и бесчестье всегда нужно мстить, их нельзя оставлять безнаказанными. Отныне месть является смыслом не только моей, но и вашей жизни. Месть – невероятно аппетитное блюдо и должно подаваться холодным.

Грациелла была наверху в спальне и понятия не имела о том, что ее сыновья посвящены в тайну и поклялись отомстить убийцам Майкла. Мальчики внимательно слушали отца, который терпеливо объяснял им сложную структуру своей Организации и рассказывал о том, какими полномочиями обладают его помощники. Роберто сказал также, что в Америке на него работают три личных советника. Все они были избраны из числа наиболее достойных и пользующихся всеобщим доверием членов семьи. Являясь главой семьи Лучано, он всего лишь представитель могущественной Организации. Состояние, которое за ним закреплено, принадлежит Комиссии, а он владеет только небольшой его долей.

В то же время его собственный бизнес, организованный и процветающий без привлечения фондов Комиссии, принес ему порядочный капитал, которым он ни с кем не обязан делиться. Импортно-экспортные компании, консервные заводы и портовые доки принадлежат лично и безраздельно ему. Именно на это имущество зарится Пол Каролла, именно эти ценности они должны отстаивать. В один прекрасный день все, чем он владеет, перейдет к его сыновьям. Теперь он смотрел на своих юных наследников, видел их беспомощность и наивность в житейских делах и понимал, какую ошибку совершил, продержав их все эти годы в тепличных условиях отчего дома.

Один за другим мальчики принесли страшную клятву: кровь за кровь. Они были так ошеломлены и напуганы, что боялись встретиться друг с другом взглядом или задать лишний вопрос. Когда с присягой было покончено, отец каждого поцеловал в губы в знак того, что с этой минуты они причастны к делам семьи Лучано. Перед тем как отпустить их, Роберто сказал:

– Будьте осмотрительными. Вокруг полно опасностей. Вы должны беречь, любить и защищать друг друга. И не доверять никому за пределами семьи.

* * *

Константино извинился за то, что привел Софию в дом без спросу, и попросил позволения самостоятельно навести справки о ее прошлом, чтобы не обременять отца, у которого и без того много дел. Затем он попросил разрешения жениться на ней, если окажется, что ее прошлое безукоризненно чисто, хотя она сирота и бесприданница.

Лучано сказал, что над этим надо серьезно подумать и что он не готов дать ответ сейчас. Как старший сын и наследник, Константино может сделать блестящую партию, которая принесет выгоду не только ему самому, но и всей семье.

– Помни, Константино, интересы семьи прежде всего. Ты никогда не должен ставить свои чувства выше их.

Подавленный и расстроенный, он поднялся и с благодарностью пожал отцу руку. Впрочем, ведь отказа он тоже пока не получил.

В действительности Роберто ощущал себя едва ли не хуже, чем Константино, и мечтал о том, чтобы сын поскорее оставил его одного. Он постоянно сравнивал Константино с Майклом, и всегда в пользу последнего. Роберто не сомневался, что Майкл выбросил бы из головы все мысли о браке с этой никудышной девчонкой, в особенности после того, как занял бы место в Организации. Это наполнило бы его гордостью, как самого Роберто много лет назад, на заре туманной юности. Но с тех пор много воды утекло, а сыновья так мало похожи на него. У них нет потребности встать на ноги, как у него в их возрасте. Роберто понимал, что они его плоть и кровь, но в глубине души не мог – как ни старался – полюбить их так же страстно, как любил Майкла. По щекам у него текли горькие слезы. Он оплакивал сына, которого ему никто не вернет. И боль усиливалась, раздирала ему сердце, поскольку он понимал, что вынужден защищать своих сыновей без всякой надежды на то, что кто-нибудь из них заменит ему Майкла.

Грациелла постучала в дверь кабинета, но не получила ответа. Она уже собиралась вернуться к себе в комнату, когда дверь распахнулась и на пороге появился ее муж.

– Мама, я так без него тоскую… Без моего мальчика… – сокрушенно вымолвил он.

Грациелла вошла в кабинет и быстро затворила дверь, чтобы никто не услышал этих слов. Она усадила Роберто в кресло, села ему на колени и обняла за шею.

– Мне было трудно вернуться домой, мама. Сам не знаю, как я вернулся…

– Все прекрасно, Роберто. Но в первые десять минут ты устроил такой скандал, что бедная девочка перепугалась до смерти и наверняка считает тебя теперь кровожадным чудовищем… Впрочем, в каком-то смысле ты прав, следовало с этим подождать. Кто же мог знать, что он так увлечется Софией. Наверное, мальчику пора создать семью. Он такой застенчивый, такой нервный.

– Он может выбрать себе жену из лучшей семьи на Сицилии, не говоря уже о Нью-Йорке. И потом, он еще мальчишка. Ему рано жениться.

– Вполне возможно, но он влюбился в эту девочку. И не думай, что я не спрашивала себя почему: у нее нет ни семьи, ни денег, ни блистательной внешности… Она худая, как скелет. И это потому, что с четырнадцати лет сама зарабатывает себе на хлеб. Ей приходилось даже мыть полы в монастыре… Люди считают, что я хочу взять ее в дом горничной. Я получила о ней прекрасные отзывы и рекомендации как о служанке. Но вот какова она будет в качестве жены для Константино, не знаю.

Роберто рассмеялся и сказал, что его сыновья, может быть, и дураки, а жена умница.

– Значит, ты навела о ней справки, мамочка?

– По-твоему, мой сын мне безразличен? Она была честна с нами и не утаила ничего из своего прошлого. Настоятельница монастыря сказала, что она трудолюбива, аккуратна и старательна. Мы с тобой хотим одного: чтобы мальчик был счастлив. Подумай, что бы ты сделал, если бы моя мама отказалась выдать меня за тебя замуж!

Лучано крепко обнял жену, которую обожал сейчас не меньше, чем в день свадьбы. Они пошли в спальню рука об руку и в ту ночь занимались любовью.

Грациелла заснула на плече у своего любимого мужа. Пропасть, которая разделила их после смерти Майкла, перестала существовать, и мрачные тучи, заполонившие небосклон их семейного счастья, стали постепенно рассеиваться.

София выходила из отеля, когда у дверей затормозила машина Константино. Он перегнулся через сиденье и открыл для нее дверцу. Когда они отъехали, личный шофер Лучано направился к хозяину отеля, после чего вместе с ним поднялся в комнату Софии.

День выдался жаркий, и по дороге в Монделло их приятно освежал ветерок, пропахший морской солью. Они вышли на пристань, взявшись за руки, и остановились, чтобы полюбоваться на рыбацкие баркасы, плавно покачивающиеся на волнах. Константино сообщил ей, что уезжает из Палермо в Рим по делам.

– Значит, он отсылает тебя подальше от меня, да? – спросила София. Константино не смел взглянуть ей в глаза. – Выходит, я недостаточно хороша для тебя?

– София, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Ты можешь хотеть чего угодно, но если твой отец не… Ну ладно, зачем мы приехали сюда?

– Я думал, тебе понравится. Здесь есть маленькая гостиница…

– Гостиница? – переспросила она, уперев руки в бока. – Так вот почему мы здесь! Все дело в гостинице! Если я не гожусь тебе в жены, то можно обращаться со мной как с…

– Я имел в виду только то, что там можно позавтракать, – возразил он, взяв ее за руку. – Честное слово, София.

– Я хочу вернуться. Отвези меня назад.

Ей хотелось плакать от досады: все получалось не так, как она задумала. Все ее планы рушились. Она бросилась бежать прочь по песчаному берегу, затем обернулась и крикнула:

– Ты не любишь меня! Не любишь!

Константино поспешил за ней к машине. София оказалась возле нее первой. Она подергала за ручку, но дверца была закрыта. Тогда она развернулась и побежала назад к бухте. Тут она уселась на валун у самой воды, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом.

– София, послушай меня, – тяжело дыша, вымолвил Константино, подходя к ней.

София подняла на него глаза. Ее волосы растрепались от бега, а на лице застыло странное дикое выражение. Константино был потрясен. В следующий миг она накинулась на него с кулаками, стараясь дотянуться до лица, чтобы впиться в него ногтями, расцарапать его, изувечить. Ей хотелось причинить боль этому слабому, безвольному мальчишке, который не в состоянии противостоять отцу. Она ненавидела его и хотела заставить его почувствовать ту муку, с которой ей приходится жить.

Константино лишь уворачивался от нее, закрывая лицо руками, но в конце концов изловчился и схватил ее за запястья. Он с силой привлек ее к себе и поцеловал страстно и жадно. София сопротивлялась с минуту, а потом сдалась.

Ее тонкие руки оказались на удивление сильными, и он ни на миг не мог расслабиться, боясь выпустить ее. Он хотел целовать ее тело, каждый его дюйм… Казалось, еще миг, и его сердце разорвется от нежности… Он закрыл глаза, тая от блаженства, и прошептал слова любви…

Они сидели на камне, и у их ног плескались волны. Во рту у него пересохло от волнения, дыхание перехватило. Ее платье расстегнулось в пылу борьбы, и теперь, когда София склонила голову ему на плечо, он видел темный сосок. Дрожащей рукой он прикоснулся к ее груди.

София расстегнула ворот сильнее и притянула его голову к груди. Он стал посасывать ее, как младенец, которого она бросила в Чефалу. София задумчиво смотрела в морскую даль.

– Я хочу тебя… хочу… – хрипло вымолвил он.

– Тогда женись на мне.

Она застегнула платье и медленно поднялась. Он схватил ее за руку:

– Женюсь… Я привезу тебе из Рима кольцо. Ты любишь бриллианты?

Она улыбнулась и кивнула в ответ. Теперь можно было не сомневаться, что рыбка попалась на крючок. И это в тот момент, когда она была так близка к отчаянию…

– Да, я люблю бриллианты. Особенно большие! – рассмеялась она, и на щеках у нее появились ямочки.

София напевала веселую песенку, поднимаясь по лестнице в отеле. Она сунула ключ в замочную скважину и обнаружила, что дверь ее номера не заперта. В страхе она бросилась к шкафу, чтобы проверить, на месте ли деньги и драгоценности. Все было в порядке. В полном недоумении она огляделась: в комнате кто-то побывал – она это чувствовала, – но ничего не тронул.

– Кто-то заходил в мой номер, синьор Трамонтера, – заявила она, без стука ворвавшись в кабинет хозяина. – Я же просила, чтобы у меня не убирали! Я сама убираю свою комнату.

Хозяин выглядел напуганным, его глаза бегали, когда он сообщил ей, что у нее не убирали, но человек дона Лучано попросил его показать ему, как она живет. Постепенно к нему вернулась самоуверенность, и он приказным тоном велел ей встать за стойку.

Делать было нечего, и София занялась проверкой счетов постояльцев. Продавать сигары и сигареты также входило в ее обязанности. Трамонтера всегда лично проверял счета за ней и до сих пор не обнаружил никакой недостачи.

София сосредоточилась на своей нехитрой арифметике, когда звякнул колокольчик над дверью. Она подняла глаза и увидела дона Роберто Лучано, который не спеша стягивал с рук перчатки, оглядывая холл. Его суровый взгляд нагонял на нее ужас, и она была благодарна Трамонтере за то, что тот вышел из своего кабинетика с неизменной льстивой улыбкой на лице.

На лбу хозяина выступили капли пота, когда он, низко поклонившись, поцеловал руку дона. Его лоснящийся, вытертый на локтях костюм казался обносками рядом с шикарным костюмом Лучано.

– У вас есть комната, где я могу поговорить с синьориной Софией Висконти наедине? – спросил Лучано, причем его вопрос прозвучал не как просьба, а как приказ. Хозяин указал на дверь своего кабинета и отступил в сторону, повинуясь жесту его телохранителя.

Телохранитель осмотрел помещение и распахнул перед Лучано дверь, но дон пригласил Софию войти первой. Охранник вышел и захлопнул дверь перед самым носом Трамонтеры.

Лучано оглядел убогую комнатку, сел на вращающийся стул и бросил перчатки на стол, заваленный бумагами. София присела на край стула у стены и, опустив глаза, стала разглядывать свои руки, стараясь заставить себя не раскраснеться от смущения. Ладони у нее повлажнели от напряжения.

– Итак, вы София Висконти.

Она кивнула и сосредоточила внимание на носке его лакированного ботинка. Стрелки на его брюках казались острыми, как лезвие бритвы. В поле ее зрения находился также кусок вытертого ковра, пыльный и засыпанный пеплом.

– Пользуясь случаем, я хотел бы извиниться за свое вчерашнее поведение, – продолжал дон, причем в его тоне не слышалось ничего похожего на извинение. – Мой сын чрезвычайно увлечен вами, синьорина Висконти. Насколько мне известно, вы неоднократно встречались во время моего отсутствия.

Она кивнула, не находя в себе сил поднять на него глаза. Его нога нервно подрагивала.

– Я знаю, что вы недавно приехали в Палермо из Чефалу… Моя жена говорит, что вы теперь работаете здесь, в отеле, в качестве прислуги.

Он сделал акцент на слове «прислуга», но София лишь молча кивнула в ответ. Лучано видел, как она сцепила пальцы рук, до сих пор свободно лежавшие на коленях. Он принес ей соболезнования в связи со смертью матери.

– Мне не удалось узнать имени вашего отца. Ваша мать не была замужем?

София вдруг успокоилась и ощутила невероятное облегчение. Последние сомнения растаяли как дым: он никогда не допустит, чтобы она вошла в его семью. Лучано наверняка проверил каждую деталь ее прошлой жизни и докопался до ее внебрачного ребенка, своего внука. Но отныне этот человек, который сидел здесь как присяжный в суде, не пугал ее, несмотря на все его могущество и сказочное богатство. Если во время их первой встречи он не проявил к ней уважения, то сегодня, казалось, в его задачу входило полностью уничтожить ее.

Лучано тронуло то, как она волновалась, как ее худые руки выдавали страх и смущение, которые она испытывала. Они, словно две испуганные птицы, то нерешительно взметались, желая взлететь, то покорно опускались. Когда София заговорила, он был потрясен тембром ее голоса, грудным и хрипловатым.

– Моя мать была порядочной женщиной. И я не потерплю, чтобы вы или кто-нибудь еще отзывались о ней дурно. Мой отец погиб на войне, и она любила его до конца своих дней. У нее не было брачного свидетельства, но это не повод, чтобы оскорблять ее память. Всего, что я имею в жизни, я добилась сама, и если вы считаете, что я не пара вашему сыну, то могли бы прямо сказать об этом, вместо того чтобы приходить сюда и оскорблять меня, а также посылать человека с обыском в мой гостиничный номер, где, как вы совершенно справедливо заметили, я работаю прислугой. У меня есть чувство собственного достоинства, дон Лучано. Теперь, когда вы знаете обо мне все, что вы намерены предпринять?

В глазах Софии Лучано прочитал ярость и немало подивился этому. Никто, кроме его жены, до сих пор не осмеливался говорить с ним таким тоном. Он встал, подошел к ней и поднял ее голову за подбородок. София была вынуждена взглянуть на него.

– Ты любишь Константино?

София поняла, что Лучано ничего не знает о ребенке. А она уже собиралась просить у него денег!

Лучано действительно не догадался послать кого-нибудь из своих людей в Чефалу. Но теперь ему стало ясно, почему его сын влюбился в эту девушку: в ее сердце пылал неугасимый огонь, она умела бороться. В каком-то смысле у нее было больше силы воли, чем у его сына.

Роберто Лучано дал согласие на этот брак, хотя и потребовал, чтобы церемония была проведена скромно, поскольку со дня похорон Майкла прошло всего шесть месяцев и семья еще не сняла траура. София выбрала свадебное платье, посоветовавшись с Грациеллой, и они вместе организовали банкет для немногочисленных гостей.

Во время поспешных приготовлений к торжеству София редко видела дона Лучано, который постоянно был в разъездах, а когда оказывался дома, то занимался неотложными делами и почти не выходил из своего кабинета. Иногда она замечала, что он как будто боится показать окружающим свою радость: на его губах появлялась было улыбка, но тут же исчезала, а на лице возникало равнодушное выражение. София видела, что сыновья живут в постоянном страхе перед ним: они веселились и прекрасно проводили время, когда его не было дома, однако стоило ему появиться, как они начинали ходить на цыпочках, боясь вымолвить лишнее слово.

Странно, но ей стало неприятно само имя Майкла. Она опасалась потерять все, когда счастье было так близко. Только после свадьбы, став женой Константино, она почувствует себя в полной безопасности. Тогда она станет неприкосновенна, она будет носить громкое имя Лучано.

На обручальном кольце изнутри были выгравированы их имена. На свадебную церемонию София надела перстень с бриллиантом – подарок жениха, который он не привез из Рима, как обещал, а взял у отца. Перстень стоил по меньшей мере двести пятьдесят тысяч долларов.

Обряд совершился в местной часовне в присутствии немногих гостей ввиду недавней тяжелой утраты, постигшей семью. Большинство из них были связаны с Лучано деловыми отношениями, хотя традиция требовала присутствия всех глав сицилийских семей.

В саду виллы «Ривера» раскинулся небольшой шатер, где накрыли столы для приема. Здесь же расположился оркестр, под музыку которого новобрачные танцевали в кругу гостей. Затем Константино взял серебряную цветочную вазу, и все стали по очереди класть в нее свадебные подарки: чеки и конверты с наличными. Дарить деньги было принято, чтобы молодожены имели начальный капитал на первые месяцы совместной жизни. Платье невесты также сплошь покрывали приколотые булавками купюры – символ материального благополучия.

Ваза уже была полна до краев. У Софии ныла рука от пожатий, а щеки пылали от бесчисленных поцелуев. Наконец гости зааплодировали, приглашая молодоженов танцевать.

Роберто Лучано целый день держался в стороне от остальных. Он старался казаться доброжелательным, но был напряжен. Сидя рядом с женой, он притопывал в такт музыке, однако мысли его были далеко. Альфредо и Фредерико не отходили от родителей и не рисковали пуститься в пляс.

Когда оркестр заиграл вальс, София собралась с духом и подошла к свекру, чтобы пригласить его танцевать. Вальсируя, Лучано смотрел поверх ее головы, избегая встречаться с ней взглядом.

– Спасибо за то, что дали разрешение на свадьбу, – сказала она.

– Я очень рад. Вы выглядите сегодня великолепно.

– Я хочу, чтобы ваш сын был счастлив со мной.

– Надеюсь, что это так, – сурово отозвался Лучано.

– Он всем сердцем любит вас. Не знаю, стоит ли говорить об этом?.. – Она смутилась.

– Нет.

– И все же я считаю своим долгом сказать вам кое-что, – продолжала она. – Он любит вас, а вы игнорируете его чувства. Я понимаю, что вы все еще скорбите о Майкле, мы все… – Она почувствовала, как он напрягся, и, подняв глаза, увидела, что губы его сурово поджаты.

– Вы не знали его, поэтому не можете скорбеть вместе с нами. И не думайте, что если мой сын влюблен в вас, то я приму вас так же легко, как он. Будьте уверены, что если это и произойдет, то не сразу. Такой у меня характер.

– У вас жесткий характер, дон Лучано. Ваши сыновья хотят быть уверены в том, что вы их любите, а вы даже не смотрите в их сторону. Они ревнуют вас к Майклу. Прошу вас, ради меня, ради Константино, прежде чем праздник закончится, сделайте что-нибудь, чтобы он поверил в то, что небезразличен вам, что вы любите его и заботитесь о нем.

Дон Лучано посмотрел прямо в ее беспокойные глаза и коснулся кончиками пальцев ямочки на щеке.

– Хорошо, красавица, я позабочусь о том, чтобы моему сыну воздали такие же почести, как и мне, – сказал Лучано и улыбнулся в ответ на ее заразительную улыбку.

Грациелла смахнула с глаз набежавшие слезы платком, который протянул ей Альфредо. Она увидела, как впервые за долгое время Роберто улыбнулся.

Лучано последним подошел к Константино и протянул ему конверт, шепнув на ухо, что номер в отеле заказан на самом верхнем этаже, чтобы их никто не потревожил. Грациелла в шутку ткнула мужа в бок, упрекнув его в том, что он держит в секрете такие важные вещи.

В конверте оказались два билета на Капри. Константино был ошеломлен. Роберто заказал для них тот же номер в том же самом отеле, где они с Грациеллой провели свой медовый месяц. София вдруг поняла, как много это значит для Роберто и для его сына и как мало она знает своего свекра. Когда Лучано посмотрел на нее, в его взгляде чувствовалась теплота, но София осознала, что вторглась в запретную область отношений отца с сыном, и дала себе слово никогда больше этого не делать.

София жила в страхе, что о существовании ее ребенка станет известно, целых пять месяцев после свадьбы. Затем она позвонила в приют и узнала, что Никодемо оттуда забрали. Его усыновили, и она даже не спросила адреса его новой семьи. Ее рука дрожала, когда она клала трубку на рычаг, зато теперь можно было не сомневаться: ее тайну никто никогда не раскроет. Чувство невероятного облегчения притупило муки совести. С этой минуты начиналась ее новая жизнь.

У малыша остался лишь медальон в форме сердечка, на котором после родов сохранились следы зубов матери, – это единственное, что подтверждало их родственную связь.

Лучано потратил полгода на то, чтобы доказать причастность Пола Кароллы к смерти своего сына, но тот так искусно замел следы, что все усилия Лучано оказались напрасными. И все же Лучано продолжал надеяться, что справедливость рано или поздно восторжествует.

Он подал заявку о созыве Комиссии, но постоянные отсрочки свидетельствовали о том, что теперь он занимает в Организации далеко не самое значительное место. Наконец о встрече было объявлено, однако она должна была состояться не по его просьбе: о смерти Майкла упомянули вскользь в самом конце, и Лучано окончательно уверился в том, что его твердая позиция в Организации пошатнулась. Всех присутствующих занимал лишь один вопрос: развал игорного бизнеса на территории Кубы.

На этот раз они встретились во Флориде. Всех охватило чувство унижения; их практически вышибли с Кубы, не дав возможности даже опомниться, и это повлекло за собой серьезные финансовые потери. Лучано заметил, что Пола Кароллы на встрече не было, и ошибочно отнес это на счет его неуважительного отношения к коллегам.

Лучано приехал сюда с единственной целью – добиться справедливого возмездия по отношению к убийцам Майкла. Он вполуха слушал сообщения о присвоении фондов Организации ее нечистоплотными членами, о провале работы в каких-то секторах. Всем хотелось спасти хотя бы часть своих денег, и никто не желал заниматься личными проблемами Лучано, поскольку именно так все воспринимали смерть Майкла. Та боль, с которой Лучано не расставался ни на мгновение в течение полугода, не интересовала и не вызывала сочувствия ни у кого.