Читать книгу Предатели крови - Линетт Нони - Страница 7

Ни Кива, ни Креста не могли отследить, сколько времени они вместе пробыли взаперти в Бездне. Шли дни, Креста успела полностью выздороветь и начала тренироваться вместе с Кивой, и в темноте они нередко сталкивались и спотыкались друг об друга.

Они пытались замерять время по еде – ее приносили дважды в день, насколько они поняли, и это было больше, чем давали Киве во время Ордалий, но все равно меньше, чем им требовалось, особенно с такими интенсивными тренировками. Кива была постоянно голодна, но считала, что это хороший знак, потому что до этого она неделями жила без аппетита, слишком погрузившись в свое горе. Мама Кресты оказалась права: чем больше Кива тренировалась, тем лучше себя чувствовала, и физически, и психически. Ей почти понравилось сидеть взаперти с Крестой, чья язвительность держала ее в тонусе и заставляла трудиться до предела и еще больше.

А потом, примерно через десять дней после их заключения дверь в камеру открылась.

– Наружу, – грубо приказал Мясник.

Кива как раз закончила усердно приседать и отдыхала у стены, пытаясь восстановить дыхание, но, услышав резкий приказ, торопливо выпрямилась. Сердце у нее ушло в пятки.

– Быстро! – нетерпеливо велел он.

Кива с трудом поднялась на ноги и вслед за Крестой вышла наружу; обе прикрывали глаза от слепящих люминиевых фонарей – слишком долго они просидели в темноте.

– Не ты. – Мясник схватил Кресту за плечо и пихнул ее назад. – Тебя не звали.

Он снова захлопнул тяжелую каменную дверь, оставив Кресту в камере, а Киву в одиночестве.

– Шевелись, – велел он, подталкивая ее вперед. Наморщил нос и отошел подальше. – Боги, ну и вонища.

При других обстоятельствах Кива сгорела бы со стыда, но теперь радовалась, что десять дней без возможности помыться заставляют Мясника держаться от нее на расстоянии.

– Некогда тебя отмывать, – продолжал он. – Придется им потерпеть твой запашок.

«Кому – им?» – хотелось спросить Киве. Но, заметив, как его рука сжалась на плети, она мудро промолчала.

Мясник повел ее вверх по каменным лестницам, по сумрачным коридорам изолятора, и наконец они вышли наружу. Пока Кива сидела в Бездне, весна сменилась летом, и солнечный свет был так ярок, что пришлось смаргивать слезы, когда Мясник вытолкал ее наружу.

– Давай шевелись.

Кива спотыкалась, пока глаза привыкали к яркому свету. Ей ужасно хотелось узнать, куда они идут, но потом стало страшно: Мясник провел ее через всю территорию, мимо спуска в тоннели, прямо к воротам. Над южной стеной располагались личные покои смотрителя – неужели это он ее вызвал? Неужели ее вытащили из Бездны лишь ради новой пытки?

Кива задрала подбородок и решила, что вынесет все, что ей уготовано. Если время, проведенное в Бездне, чему и научило ее – если Креста чему-то ее научила, – то тому, что многое зависит от отношения. У Рука было ровно столько власти, сколько она ему давала. Он мог сломить ее тело, но не дух. Только если она ему это позволит.

Несколько недель она поддавалась тьме Залиндова, да так, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать боли от собственных ошибок. И хоть она никуда не делась – и не денется, пока не выпадет шанса попытаться исправить положение, – эта боль больше не владела ею.

Она пережила это и переживет что угодно – и не потому, что в обратном случае Креста ей наваляет.

Собираясь с духом, Кива пошла за Мясником дальше, в караулку охраны, к железным воротам в высоких известняковых стенах. Она впервые подошла так близко к внешнему миру с тех пор, как ее привезли сюда почти семь недель назад. Добавить еще полмесяца пути из Валлении, и выходит, что Кива пропала больше двух месяцев назад. Внутри все сжалось при мысли о том, что могло произойти за это время, но она торопливо задушила этот страх, потому что понимала, что ничего не может с этим поделать – пока что.

– Жди тут, – велел Мясник, остановившись прямо перед воротами.

Кива нахмурилась и удивилась еще сильнее, когда он вошел в сторожевую башню, нависающую над въездом в тюрьму.

Ее подмывало сбежать, но она знала, что это плохая идея. Прятаться было негде, а если охране придется ее искать, последствия ей не понравятся. Но в голове все равно бурлили вопросы – и их стало еще больше, когда она выглянула за ворота и увидела там четверку темных лошадей, запряженных в черную карету. Она была полностью закрыта, отделана полированным серебром, а окна прикрывали тяжелые занавеси. На передке сидели двое: они были одеты примерно так же, как охрана Залиндова, только кожаная броня на них была серой, а не черной. Один из них держал поводья.

Кива подалась вперед, чтобы разглядеть получше, но отскочила назад, когда из башни высыпала небольшая группа надзирателей и направилась к ней. Впереди шел смотритель – выражение лица у него было такое, что Кива попятилась еще, – а рядом шагал Мясник. Но внимание Кивы было приковано к трем незнакомцам в серой коже – двум мужчинам и женщине, которые с интересом разглядывали ее.

В их взглядах не было ничего непристойного, и лишь поэтому Кива смогла выдержать этот осмотр. В их глазах читалось скорее любопытство – и еще отвращение, все-таки выглядела она неважно.

– Переодеть в чистое ее не могли? – спросила женщина, чьи каштановые волосы были стянуты в строгий пучок. Услышав ее акцент, Кива охнула и вновь осмотрела доспехи – она их узнала, и внутри у нее все оборвалось.

Женщина была мирравенкой. А броня у нее – да у них всех – была такая же, как та, в которую были облачены бойцы мирравенского отряда, похитившего Киву, чтобы шантажировать Джарена, – те самые мирравенские солдаты короля Навока, который заключил с повстанцами союз в обмен на их помощь при вторжении в Эвалон. Именно эту сделку заключила мать Кивы, чтобы оказаться в Залиндове, и по условиям этой же сделки Зулика должна была выйти за Навока, скрепив союз двух королевств браком.

Тревожно разглядывая одетую в серое группу, Кива задалась вопросом, не следовало ли все-таки убежать и спрятаться, и плевать на последствия.

– Ты велела привести ее, – ответил Рук, играя желваками на скулах. – В каком состоянии, не уточняла.

Женщина бросила на него сердитый взгляд, но один из ее спутников, тот, что повыше, прервал ее, сказав с таким же сильным акцентом:

– Да неважно. Переоденем по пути.

Кива мысленно повторила его слова, пытаясь их осознать. Звучало так, будто…

Да нет. Наверняка послышалось.

– Вы же понимаете, что если заберете ее, то навлечете на себя гнев новых королев Эвалона, – с угрозой сказал Рук. – Вряд ли им придется по нраву, что вы освободили одну из самых ценных их пленниц.

Кива уставилась на него, потом обернулась на солдат в сером, не смея надеяться. Они правда заберут ее из Залиндова? Неужели свобода так близко?

– Королева Зулика лично отдала приказ, – сказала женщина, все еще хмуро взирая на Рука. – Кива Корентин должна присутствовать на королевской свадьбе. Приказ вы получили – вам велено передать ее под нашу ответственность. Незамедлительно.

Королевская свадьба. Кива не могла поверить своим ушам: Зулика в самом деле на это согласилась. Выйти замуж за Навока, за человека, которого, насколько Кива знала, она никогда не видела. Новый король Мирравена слыл человеком коварным, проницательным и невероятно жестоким – настолько, что убил собственного отца, чтобы занять трон. Как Зулика могла согласиться на мамину сделку, особенно если от нее требовалось связать себя с таким вот человеком? И что более существенно, зачем допускать на свадьбу Киву? Неужели за прошедшие два месяца совесть разыгралась, и теперь Зулика хочет извиниться? Или Торелл узнал, куда сослали Киву, и потребовал ее освободить? Или у этого великодушия имеется какая-то еще причина?

Узнать было неоткуда, равно как и выяснить, почему за ней явились мирравенские солдаты, а не эвалонские.

Все это очень ей не нравилось, но если это значит покинуть Залиндов, обрести свободу…

Глупо было бы не воспользоваться таким шансом. Так она оказывалась еще на шаг ближе к друзьям – и к тому, чтобы заслужить их прощение.

Не веря собственному счастью, она обернулась к смотрителю. Он так скрежетал зубами, что слышали все вокруг, но коротко кивнул ей, обозначая свое неохотное согласие. Темные глаза полыхали пламенем, когда он встретил взгляд Кивы и заявил:

– Ты вернешься. И я буду ждать.

Затем он махнул охране у ворот, молча приказывая не вмешиваться, развернулся и медленно ушел.

Мясник двинулся за ним, но перед этим ухмыльнулся Киве через плечо и сообщил:

– Попрощаюсь за тебя с подружкой.

«Креста».

Кива бросила взгляд в сторону изолятора, хоть его отсюда и не было видно. После всего что сделала Креста, Киве претила сама мысль бросить ее, но она ничего не могла поделать: три мирравенских солдата вывели ее из ворот к карете.

– У меня там подруга… – начала Кива.

– Молчать! – отрезала женщина.

– Но она…

– Замолчи, или отрежу язык.

Кива похолодела, осознав, что мирравенка не блефует. У нее при себе имелось немало оружия, а двигалась она с уверенностью, говорящей о том, что пользоваться этим оружием она умеет. Каким бы приказам она ни следовала, среди них явно не говорилось «будь помягче».

Может, Зулика вовсе и не смягчилась – да Кива и не поверила бы, заяви сестра такое при встрече.

Пока ее сажали в карету, Кива обернулась в последний раз и не смогла понять, что ощутила при этом. В основном облегчение от нежданной свободы, тревогу из-за новых тюремщиков и печаль из-за того, что пришлось бросить Кресту.

Облегчение было сильнее всего, но печаль не отступала.

«Я вернусь за тобой, – мысленно поклялась она. – Обещаю».

А потом дверь кареты закрыли на замок, и она осталась сидеть в свете люминия напротив высокого солдата, а женщина и второй мужчина поехали верхом впереди кареты, увозя Киву из Залиндова.

Увозя ее навстречу свободе.