Читать книгу Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн - Страница 28

Период, когда два упомянутые корабля затонули у мыса Гелидония, приходится примерно на начало греческих темных веков – эпохи упадка в Восточном Средиземноморье. Египтяне винили в нем пришельцев, которых называли «народами моря», – смешанные племена и группы неизвестного происхождения, которые пронеслись по всем побережьям этого региона в XIII и XII веках до н. э.; они предваряли собой наземную миграцию народов, освоивших железные орудия и оружие и двигавшихся к югу от Балкан и Черного моря. После их натиска политический ландшафт Восточного Средиземноморья преобразился невосстановимо. Греческие города Пилос и Микены были разграблены, и вполне возможно, что ряды народов моря пополнились микенцами, снявшимися с места и шедшими впереди основной волны или вслед за ней. Материковое Хеттское царство в Анатолии пало, множество мелких государств были охвачены голодом или гражданскими войнами. Из крупных государств здесь уцелел только Египет, однако он потерял власть над Ханааном и Сирией, а его влияние на левантийские порты резко уменьшилось.

Сведения о народах моря, записанные в те времена, сохранились лишь у египтян, которые перечисляют девять «стран», или народов. Первое упоминание о них появляется около 1218 года до н. э. в рассказе об отражении египтянами набега ливийцев, которых поддерживали «народы севера, пришедшие от всех земель»[159] и «стран моря», пять из которых соотносятся с землями Юго-Западной Анатолии, Эгейского моря и материковой Греции. Сорока годами позже Рамсес III остановил вторжение с северо-востока, в котором участвовали некоторые из тех же народов. Запись об этом сохранилась в храме Мединет-Абу (в Фивах); из-за нее народы моря считаются одной из главных причин средиземноморской катастрофы и наступления упадка, длившегося до VIII века до н. э., однако сама по себе миграция вполне могла быть как причиной, так и симптомом экономического, политического и демографического хаоса.

Широкие последствия такого беспорядка можно проследить по сведениям о выживании или гибели крупных держав, бытовые же подробности последних дней небольшого прибрежного государства сохранились в тексте глиняных табличек, обожженных пожаром гибнущего в пламени города Угарит. Он располагался на спорной границе между двумя соперничающими царствами, в девяноста милях к северу от Библа, и в XIV веке до н. э. политически подчинялся Хеттскому царству, однако его благосостояние зависело главным образом от его посредничества в торговле между Египтом, Кипром и странами Эгейского моря. В начале XII века до н. э., в надвигающейся опасности, Угарит должен был выставить войско для защиты хеттов, сражающихся в Западной Анатолии, и Каркемиша – хеттской твердыни на Евфрате, примерно в двухстах километрах от Средиземного моря. Население города, вероятно, составляло около тридцати пяти тысяч человек, а экономика была ориентирована на сельское хозяйство и торговлю, а не на военное дело, поэтому собрать войско было делом затратным: воинов не хватало, их боевой дух оставлял желать лучшего. Сумел бы Угарит защититься от набегов, если бы воины остались в городе, – вопрос спорный, однако сохранившаяся переписка между последним угаритским царем по имени Аммурапи и безымянным правителем Аласии позволяет нам видеть и отчаяние осажденных, и тактику нападений, имевших вид стремительных набегов.

В письме к Аммурапи правитель Аласии, обрисовывая ситуацию на Кипре, сообщает: «Двадцать вражеских кораблей,[160] не достигая гористого берега, не оставались на месте, а быстро уплывали, и нам неизвестно, где они разбили лагерь. Я пишу это, дабы сообщить тебе сведения и защитить тебя». В другом письме царь Аласии советует Аммурапи «укрепиться как можно сильнее» – собрать войско и колесницы и укрепить городские стены. Уже почти запоздало он спрашивает: «Где твое собственное войско и колесницы? С тобой ли? Если нет, кто защитит тебя от вражеских сил?» Даже спустя три тысячи лет в ответе Аммурапи ясно читается страх:

«Мой отец[161], вражеские корабли приближаются и испепеляют мои города огнем. Они творили ужасные дела на моей земле! Не знает мой отец, что все войска владыки моего отца теперь в Хатти [Центральная Анатолия] и что все мои корабли в Лукке [Ликия?]. Они все еще не прибыли, и страна стоит без защиты!.. Приближающиеся семь кораблей врага творили нам злое. Итак, если узнаешь о других вражеских кораблях, пришли мне весть, дабы я знал».

Эти письма были среди десятков других, найденных в руинах разграбленного и брошенного пришельцами города. Многие города-государства пострадали схожим образом; однако, несмотря на масштабные разрушения, пережившие этот период страны сумели сохранить минимальные морские связи между Левантом и другими побережьями Восточного и Центрального Средиземноморья. В первые три столетия наступившего бронзового века эти связи были куда менее оживленными, чем раньше, однако они сформировали основу для финикийской и греческой морской экспансии в IX и VIII веках до н. э.

Надписи и изображения в Мединет-Абу, повествующие об отпоре Рамсеса III народам моря, содержат наиболее полную информацию о морских сражениях бронзового века. Самое раннее упоминание о таком морском сражении содержится на стеле, возведенной в Танисе – городе в дельте Нила, – и повествует о победе Рамсеса II над флотом «шардана, мятежных сердцем[162]… и их боевыми кораблями посреди моря» около 1280 года до н. э. Племя шардана изображается то союзником египтян, то затем их противником, оно было среди «северных» союзников ливийцев, побежденных Египтом в 1218 году до н. э. Следующая в истории морская битва изображена немного подробнее в письме последнего хеттского царя Суппилулиумы II около 1210 года до н. э. «Против меня подступали[163] строем корабли Кипра трижды для боя посреди моря. Я их уничтожил, я захватил корабли и посреди моря предал их огню». Кем бы ни были эти подступавшие с Кипра моряки, поражение их мало охладило, и Суппилулиума пишет, что позже они высадились «огромной численностью». Вскоре после этого Хеттское царство пало.

Сведения о победе Рамсеса III[164] над народами моря около 1176 года до н. э. более полны, хотя место битвы остается совершенной загадкой. Традиционно считается, что битва произошла в дельте Нила или поблизости от нее, однако египтяне могли перехватить вражеский флот и поблизости от побережья Ханаана, возможно, недалеко от Ашкелона. Вражеские корабли, уцелевшие в первом бою, описаны так: «Те, кто пришел с моря,[165] – всепоглощающее пламя встретило их в устье Нила… их подвели ближе, окружили и опрокинули на берег, целыми грудами убивали их от головы до хвоста». Хотя народы моря имели на суше преимущество в виде железного оружия, в этой битве они выбрали копье, в то время как египтяне были вооружены дальнобойными многослойными луками, а для ближнего боя – крючьями. Это значит, что египтяне могли открыть стрельбу по кораблям с дальнего расстояния и тем ослабить врага, оставаясь для него относительно неуязвимыми. Когда корабли сближались, египтяне цепляли абордажными крючьями мачты и отходили назад, опрокидывая корабли противника.

Сведения о сражениях Суппилулиумы II и Рамсеса III, дополняя друг друга, рассказывают нам много интересного о поведении кораблей в бою, когда суда противников выходят друг против друга. В записях упомянуты три вида оружия: огонь у Суппилулиумы и Рамсеса; копья у шардана; луки, пращи и крючья у египтян. Огонь с его стихийным буйством – одна из опаснейших угроз для корабля. Если ветер с кормы, то пламя может быть действенной мерой для запугивания противника и уничтожения кораблей, однако огонь неуправляем, и даже при всех предосторожностях мельчайшая ошибка или смена ветра может обратить пламя против того, кто его послал. Поэтому огонь лучше использовать на предельно далеких расстояниях. Мы не знаем, каким именно образом хетты и египтяне использовали огонь, – возможно, его перебрасывали на вражеские корабли с помощью горящих стрел. До самого конца парусного мореходства, то есть до XIX века, исход морского сражения обычно решался абордажем, во время которого корабли служили не более чем плавучим полем боя. Пока на кораблях не начали устанавливать пушки, для дальнего боя использовались луки со стрелами и копья, но обычно корабли сближались и становились борт о борт. Использование крючьев для опрокидывания вражеских кораблей, как показано в Мединет-Абу, было редкостью, чаще ими скрепляли корабли – чтобы атакующие, перескакивая на вражеское судно, не падали в воду.

На протяжении всего периода Нового царства египтяне совершенствовали навыки судоходства и укрепляли свою власть над прибрежными морскими водами, создавая надежные морские связи, обеспечивающие логистическую поддержку в дальних переходах – как внутри страны, так и вне ее. Они также использовали морские силы для комбинированных сухопутно-морских операций; примером может служить кампания против гиксосов в Аварисе или против Митанни на Евфрате. Преимуществом египтян против народов моря служила четкая организация, иерархия командования и воинская дисциплина, в то время как враг, скорее всего, шел на Египет с импровизированным флотом из разношерстных рейдеров разного происхождения, который годился для нападений на небольшие порты и пиратских налетов на мелкие группы торговых судов, но мало подходил для более крупных целей. Морские войны между централизованными государствами с сопоставимым уровнем флота, стратегии и тактики начнутся только в следующем тысячелетии.

Несмотря на победу Рамсеса III над народами моря, в течение XII века до н. э. влияние Египта на азиатские территории существенно ослабло. Лучше всего это иллюстрирует «Путешествие Уну-Амона», повествующее о многострадальном жреце храма Амона в Фивах, который около 1050 года до н. э. отправился закупать кедр для «великой и священной ладьи Амона-Ра». В отчете Уну-Амона иллюстрируется и пошатнувшийся престиж Египта, и важность политической и военной мощи для безопасной торговли. Отправившись в плавание из Таниса – египетского порта в дельте Нила, – Уну-Амон останавливается в Доре, где один из членов его команды сбегает, предварительно украв полкилограмма золота и более двух килограммов серебра. Местный правитель отказывается возместить ущерб, и Уну-Амон отправляется в Тир, где берет около трех килограммов серебра с торгового судна, предположительно шедшего из Дора, а затем продолжает путь в Библ. Правитель Библа Чекер-Баал неоднократно приказывает ему уплыть прочь, однако Уну-Амон отказывается. Через месяц Уну-Амон и Чекер-Баал вступают в переговоры, и правитель напоминает Уну-Амону, что в прежние времена, когда фараоны обращались к его предкам ради закупки древесины, они слали подарки и платили нужную цену.

Времена изменились. Чекер-Баал, в отличие от своих предков, уже не подданный фараонов и не обязан давать древесину Уна-Амону. Он обращает внимание, что египетские торговцы даже плавают не на египетских судах, а на левантийских. Несмотря на возражения Уну-Амона, утверждающего, что у него египетский корабль с египетскими гребцами, Чекер-Баал говорит, что это скорее исключение, а не правило. Египетские торговые корабли по большей части принадлежат торговым партнерам Египта – из них двадцать кораблей стоят в Библе и пятьдесят в соседнем Сидоне. (Возможно, так было всегда, однако в XI веке до н. э. плачевное состояние египетского флота было символом упадка власти фараонов.) В конце концов Чекер-Баал позволяет Уну-Амону послать в Египет семь деревянных деталей корабля, чтобы ускорить выплату денег за оставшуюся древесину. Уну-Амон пускается в обратную дорогу, но налетевший шторм сбивает его с пути и сносит к Кипру, где Уну-Амона, приняв его за пирата, приводят к царице и через переводчика объявляют его вину. Здесь рукопись обрывается – из последующих событий мы знаем лишь то, что Уну-Амон выжил и рассказал историю своего путешествия. Несчастья Уну-Амона отражают ослабление престижа Египта за пределами страны. Впрочем, упадок крупных государств Ближнего Востока в это время оттеняется относительным благополучием левантийских портов. Местные правители, пережившие набеги народов моря, могли похвастаться флотом куда более крупным, чем египетский, хотя, например, во время царствования Рамсеса III храм Амона-Ра располагал флотом из восьмидесяти восьми судов.

Хотя Египет еще будет играть значительную роль в морской истории Восточного Средиземноморья и Красного моря, на данном этапе инициатива переходит к финикийцам и грекам, которые распространились по всему Средиземноморью на первом этапе стабильной морской колонизации, отчетливыми сведениями о которой мы располагаем. Им будут принадлежать попытки открыть тайны Атлантики и Индийского океана.