Читать книгу Гнилое яблоко - Литтмегалина - Страница 2

Меня разбудил неясный звук. Затем голос (теперь я отчетливо слышал, что это голос), неуверенный и робкий, прозвучал ближе, и я узнал Миико. «…уйти», – произнес он внятно, с вопросительно-просящей интонацией, и у меня по спине пробежал холодок, будто кто-то потянул вниз мое одеяло.

Я встал и выглянул в окно. Во дворе в тусклом свете фонарей я увидел Миико с его дружком Отумом, которого люто ненавидел с тех пор, как Миико стал с ним путаться. Голос Отума тек гладко, сладко, так же как сам он был гладким и сладким, полным отравы. Они спорили о чем-то. Отум настаивал. Миико медленно, медленно сдавался.

Я натянул шорты, вылез в окно, и по стене, старательно протискивая пальцы в щели меж досок, слез к ним.

– Тебе чего? – осведомился Отум с таким пренебрежением, словно я не стоил и куска его дерьма.

– Да так, – сказал я. – Уходите?

Из-под козырька своей потрепанной красной кепки Миико смотрел на меня, как мне показалось, с надеждой. Куда бы они ни отправлялись, Миико идти не хотел. Ну или я выдавал желаемое за действительное.

– Не твое дело, – отрезал Отум.

– Конечно, – согласился я. – Но, думаю, его отец хотел бы быть в курсе.

– И что? Побежишь ему докладывать? Я тебе яйца оторву за это. Петь будешь. В девичьем хоре.

– Попробуй, – предложил я, подсветив ночь сияющей улыбкой.

Отум был длинным, мускулистым и ловким, как животное. На прошлой неделе я уже успел заценить последствия физического столкновения с ним. Весь остаток того дня я сморкался кровью. Возможно, Миико привлекала сама идея шляться с таким здоровенным парнем.

– Куда ты тащишь его?

– Тебя не спросили.

– Так куда?

– Мы уходим.

– Куда? – повторил я, сохраняя настойчивость несмотря на все попытки Отума меня заткнуть. Уже неплохо.

Сузив глаза, Отум задумчиво разглядывал меня.

– Эфил, не надо, – предупредил Миико.

– Мико, я…

Я топтался на месте и не знал, что сказать. Что-то подсказывало мне, что Миико обратно не вернется. Да и к кому ему было возвращаться? Отец его пил, мать сбежала от беспросветности существования их семейки еще девять лет назад, и Миико не настолько тосковал по ней, чтобы ждать ее возвращения. Он жил сам по себе. Некоторые его жалели, некоторые завидовали. Я считал его чуть более свободным, чем другие в нашем возрасте, но знал, что свобода эта дурная и не ценнее сорной травы.

Может быть, сейчас я вижу его в последний раз. Может быть… У меня жгло глаза. После его подставы я все еще чувствовал к нему привязанность, и это жгло меня и резало.

Я услышал собственный голос, произносящий слова против моей воли и вопреки здравому смыслу:

– Возьмите меня.

– Взять тебя? – рассмеялся Отум, который каждую фразу пропускал сквозь фильтр его извращенного восприятия.

– Я хочу пойти с вами.

– Зачем тебе? – подозрительно осведомился Отум.

– Просто… хочу.

– Мало ли чего ты хочешь. Я тоже много хочу, – заявил он со склизким намеком.

– Возьмите меня с вами.

– Тебя мамаша не отпустит, – возразил Отум, ухмыляясь.

– Ее никто не спросит.

– Косишь под крутого? – спросил Отум, обойдя меня кругом. Мне хотелось вращаться, как флюгер, лишь бы держать его в поле зрения.

– Не поджимай зад, как собака! – гаркнул вдруг Отум и хлопнул меня по заднице.

Миико вздрогнул, и его глаза настороженно сверкнули. Не знаю, за что именно он опасался – за себя, за меня, за себя и Отума, за меня и Отума. Ладонь Отума все еще оставалась на моих ягодицах. Он опустил ее чуть ниже, почти касаясь кончиками пальцев моей промежности. Я отшатнулся, но прежде во мне что-то отозвалось, и тогда я впервые понял, почему Миико от меня ушел.

– Возьмем его с нами, Отум, – спеша разрядить атмосферу, зашептал Миико и покосился на темные окна. – Ему скоро надоест, он сам уйдет. Ты же этого хочешь, Эфил, только этого?

– Да, – ответил я, толком не понимая сути его вопроса. В разбавленной голубым светом фонаря темноте наши взгляды сцепились, как канцелярские скрепки.

– Тогда идем, – натужно храбрясь, решил Миико и все же посмотрел на Отума.

Тот пожал плечами. Хотя он ничего не сказал, я почувствовал исходящую от него угрозу.

– Иди собирайся, мы подождем, – мягко поторопил Миико.

Его голос окутал меня в темноте. «Миико», – подумал я. Если бы я произнес его имя вслух, мой голос прозвучал бы стоном. Я хотел снова быть с ним, и, кажется, мое желание начинает сбываться, но не в том смысле, который я в это вкладывал. Отум по-прежнему между нами. Сейчас он смотрел на меня так пристально, будто хотел прожечь во мне дыру.

– Читаешь мои мысли? – вызывающе спросил я, не выдержав. Самое глупое, что я мог делать – это провоцировать Отума, который сильнее меня в три раза и главный среди нас, согласны мы с Миико или нет. Я точно не согласен.

Отум сверкнул острозаточенными клыками в усмешке, но до ответа не снизошел.

Прежним путем я вернулся в дом и, едва дыша из опасения, что мать услышит и проснется, выволок мой потрепанный школьный рюкзак из-под кровати. Не включив свет, я ощупью находил нужные вещи и запихивал их в рюкзак.

В моей голове было так же черно, как в комнате. Я бы совсем не удивился, если бы вдруг взял и проснулся, обнаружив, что все это было сном. Происходящее ощущалось странно. Эти внезапные сборы, тогда как еще несколько часов назад, укладываясь в постель, я не намеревался отправляться никуда дальше туалета и ванной. Грудь сдавливало ощущение, которое я назвал бы дурным предчувствием, будь я менее скептичен к самой возможности предугадывания будущего: если я ухожу с Миико, который не вернется, значит, я тоже не вернусь. Я никогда больше не увижу эту комнату. Я не смогу вспомнить, как она выглядит днем, и она останется для меня такой, как в эту ночь – поглощенной темнотой, прохладной, лишенной запаха, будто бы уже давно опустевшей, хотя я еще не ушел, но только принял решение уйти.

Внизу Отум коротко ругнулся. Миико примирительным тоном заговорил с ним, и внутри меня шевельнулся болезненный страх. Через секунду Отум уйдет, забрав с собой Миико. А я останусь. Один.

(что в этом случае? Миико и так уже не мой; ничего не изменится)

(я останусь здесь, как все, кто не убежал вовремя)

Я слетел по лестнице – не очень-то тихо, зато очень быстро; схватил кроссовки и в носках вылетел за дверь. Наверху скрипнула кровать матери, но было уже поздно помешать мне уйти.

В поле видимости Отума я остановился обуться. Отум наградил меня безмолвным презрением.

Мы вышли со двора – Отум, Миико и я следом. Нас окружила непроницаемая, отяжелевшая от влаги темнота, слегка колыхаемая ветром. Двигаясь по улице, мы молчали и ступали крадучись, мягко. Изредка тьму на пути лениво разгонял свет редких фонарей, но мы старались держаться от света подальше. Пока еще причина тайного бегства Отума была мне не важна, но по тому, как невозмутимо, с ощутимым опытом Отум сливался со мраком, словно забирая его под кожу, я понимал, что вскоре мне остро захочется дознаться до правды.

Дома провожали нас пристальными взглядами окон; матовые стекла непрозрачны, будто заклеены изнутри черной бумагой. Под ногами мягко похрустывало битое бутылочное стекло. Один раз за высоким забором тоскливо завыла собака; мы замерли, но больше собака не подавала голос.

Вскоре мы достигли пустыря, чье безобразие надежно прикрывала темнота, и только разбросанные клочья бумаги тускло светлели. Я никогда не был на пустыре ночью и избегал появляться днем. Где-то здесь

(не думай об этом)

именно здесь, среди привезенных тысячу лет назад и заброшенных бетонных блоков, усыпанных мусором…

(хватит)

Мое сердце пропустило пару ударов и снова заработало. Не думаю, что мое лицо что-либо отобразило. Это случилось давно. Я никогда не смогу забыть об этом, но к чему вспоминать часто?

Разбитая дорога за пустырем поднималась в гору. Когда мы покинули границы Рареха, мне стало чуть легче. Я до сих пор не мог до конца поверить в собственное бегство. Я так долго планировал побег, а в итоге спонтанно ушел без всякого плана. Меня потрясала собственная готовность в самую обычную ночь, пришедшую вслед за дождливым днем, бросить все и без сожалений ринуться в никуда. На секунду отчаянно захотелось вернуться, снять с себя одежду, лечь под одеяло и закрыть глаза. Забыть об Отуме и связанных с ним странностях, медленно засыпая, а утром окончательно осознать, что все мне только привиделось.

Я задрал голову и посмотрел в небо. Оно было синее, с черными разводами туч, готовых выплеснуть на нас дождь. Этого еще не хватало. Впрочем, не сахарные, не растаем.

Стоило мне подумать о дожде, где-то далеко в темноте прозвучал громовой раскат – прогромыхал, как жестяная бочка, катящаяся по крутому каменистому склону. Меня снова охватило предчувствие, теперь еще более острое: я никогда не вернусь в свой город, в свой дом, если можно называть домом то, что всегда ощущалось настолько чуждым.

В любом случае плевать, как там все пойдет. Уходя – уходи. И я ушел.