Читать книгу Гнилое яблоко - Литтмегалина - Страница 9

Не знаю, сколько лет прошло с тех пор, как этот участок дороги перекрыли, но асфальт успел прийти в полную негодность, местами искрошившись в труху. Пространства хватало, но я все равно не мог избавиться от давящего осознания, что нахожусь на дне ямы. Затянувшие небо серые облака опускались все ниже и наконец накрыли нас, словно лист грязной мокрой бумаги. Взять бы да включить свет – глаза уже устали от сумрака. Вернется ли в этот унылый мир солнце когда-нибудь? Сейчас казалось, что никогда. Преодолев значительное расстояние в полном неведении, куда идешь и зачем, начинаешь испытывать раздраженное уныние. Должно быть, то же чувствует лабораторная крыса, когда ее гоняют по кругу, снова и снова, что для наблюдателей, возможно, имеет смысл, а для нее совершенно пустое.

– Отум, – спросил я так спокойно, как только мог, – почему ты опасаешься преследования?

– Потому что меня ищут.

– За то, что ты сделал с тем человеком? Я помню твой телефонный разговор возле кафешки.

– Нет, он не рискнет затевать против меня дело, – не задумываясь, бросил Отум. Затем добавил: – Или же сейчас не в том состоянии, чтобы преследовать меня. Так или эдак. Мне безразлично.

– Если ты совершил преступление, Отум, мне бы хотелось, чтобы ты был наказан.

– Ооох, конечно, – рассмеялся Отум. – Слово «справедливость» вытатуировано у меня на предплечье.

– Я не твой сообщник, учти.

– Вижу, – саркастично ответил Отум.

Сарказм был уместен. Что бы я ни утверждал, пока я вел себя как сообщник, и так как поступки лгать не могут, враньем были мои слова. Отум знал что-то во мне, чего не знал я сам, и эту часть меня мог контролировать. Я поднял взгляд к мутному небу, ощущая себя настолько неуютно, как только может ощущать бездомный человек, бредущий в неизвестность по пустынной дороге.

– Все-таки, Отум, кто ты?

– Только бродяга, де-е-тка, – противно протянул Отум.

– Брехня. Видел я настоящих бродяг. Ты не похож на них. Я плохо разбираюсь в одежде, но даже я замечаю, что та, что на тебе, не дешевка: аккуратные швы, качественная ткань. Не те грошовые тряпки, что носим мы с Миико. Твоя обувь выглядит добротной, такую на барахолке не купишь. И в магазине ты расплатился свежими купюрами большого номинала.

– Показать тебе что-то по-настоящему большое?

– Твои высокомерные манеры… и слишком чистая речь.

– Ты тоже ротиком неплохо справляешься. Для паренька из провинции.

Игнорируя очередную плоскую шутку, я флегматично пожал плечами.

– Читаю много, только это меня и спасает. Я видел у тебя заметки, написанные на как минимум двух иностранных языках. Ты не таскал бы их с собой, если бы не понимал, что в них написано. Сколько вообще языков ты знаешь?

Отум пробормотал что-то себе под нос.

– Что? – переспросил я.

– Я сказал, отсоси. Это же я могу повторить на десяти языках минимум.

Отум меня откровенно провоцировал, но я еще не решил, на что именно. Одно из двух.

– Жаль, что даже на своем родном ты не в состоянии ответить на элементарные вопросы, вместо этого отделываясь тупыми шутками.

– Я говорю на старорованском, роанском, кшаанском, и еще пару языков знаю посредственно. Теперь удовлетворен? – конечно, Отум не мог не придать особую интонацию последнему слову.

– Это в какую же школу ты ходишь такую продвинутую?

– Не нахожу желания обсуждать свою жизнь, даже с тобой, хитрая задница. Лучше расскажи мне что-нибудь о себе. Тебе не кажется, что для твоего родного разлагающегося городишки ты гниешь недостаточно быстро?

– Рарех мне не родной город.

Отум выгнул бровь.

– Вот как? Тогда, видимо, тебе досталось чуть меньше того дерьма, что там повсюду. Не чувствовал себя стекляшкой в навозной куче?

– Да, – сказал я. – Иногда. Я всегда знал, что однажды я сбегу.

Отум поскреб длинными ногтями серую полосу грязи на щеке.

– Зачем тебе нужен он? – спросил он вдруг. – Он пророс на той же почве, что и они все.

Я не сразу понял, о ком он. А когда понял, мне было настолько плевать на мнение Отума, что я даже не утрудился ответить, только оглянулся посмотреть, не услышал ли Миико.

Но Миико отстал и сейчас был в метрах тридцати от нас. Замерев на серой разбитой поверхности 132-го, он смотрел в направлении туннеля. Я позвал его, но он не шелохнулся, только торчащие из-под кепки кончики его вьющихся темных волос шевелились от ветра.

В его неподвижности проступало напряжение. Я сделал шаг к нему, еще один, и зашагал быстро.

– Что там, Миико?

Молчание. Уже когда я был готов повторить свой вопрос, Миико ответил мне, с усилием отвлекшись от чего-то.

– Облако, – пробормотал он. – Здесь, – и развел руками.

С ним точно было что-то не так. С тех пор, как мы ушли из Рареха, он постоянно барахтался в своих странных мыслях.

– Облако? – не понял я.

– Да. Стой там, не иди дальше.

Миико пошевелил пальцами.

– Не могу прикоснуться, – жалобно сказал он. – Но оно здесь.

У Миико и вправду крыша поехала? Я приблизился к нему, и внезапно на меня накатил унылый, безнадежный страх. И одновременно боль, резкая, как удар под дых. Я едва удержался, чтобы не согнуться пополам – больше от внезапности ощущения, чем от его интенсивности.

– Ты тоже почувствовал, – произнес Миико полувопросительно-полуутвердительно.

Было как-то нелепо ответить «да», и я сказал, отступая на шаг:

– Может быть. Я не понял.

Между мной и Миико располагалась небольшая лужа. В ней отражались ползущие по небу облака. Мне захотелось развернуться и зашагать прочь от этой «непонятности».

– Оно небольшое, – объяснил Миико. Его голос был лишен удивления, пуст совсем; должно быть, он еще не отошел от треплющего нервы перехода в Долину. – Задевает краем эту лужу. Чуть больше ее. Я наткнулся на него случайно.

– Ерунда какая-то, – пробормотал я.

– Ерунда, – безразлично повторил Миико. – Но чувствуется сразу, да? Что это может быть?

– Откуда я знаю, Мико, – я нахмурился. Спустя пару секунд промелькнувшее чувство забылось. Я подумал, что больше оно не повторится, и немного переместился вперед с целью проверки. И опять во мне отозвалось как-то, что-то, уже не с такой силой. Страх и боль внутри, короткая белая вспышка и ощущение скользкой ладони на щеке. Я отступил, ощущая, как от лица отхлынула кровь.

– Да что за…

– Чего застряли? – раздраженно осведомился Отум, подходя к нам.

– Отум, здесь… – начал я и заглох. Что я ему скажу? Я сам ничего не понимаю.

Отум остановился у самого края лужи. Хотя я вперился в него пристальным взглядом, я не заметил в лице Отума ничего подобного моей реакции.

– Что здесь? – Отум уставился на меня своими злыми темно-серыми, цвета асфальта под дождем, глазами. Обычно полуприкрытые, сейчас они раскрылись шире.

И я сказал:

– Ничего.

– Тогда тащите ваши задницы дальше, пока я не сунул вас мордами в эту лужу, – сказал Отум, продолжая пристально пялиться прямо мне в душу.

– Да пошел ты, – взорвался я. – Ты совсем охренел, Отум!

– Как ты сказал? – тихо спросил Отум, вздергивая верхнюю губу и показывая зубы.

Я инстинктивно выставил перед собой кулак. На лице Отума мелькнуло выражение дикого бешенства, и, отступая от Отума в секундном помрачении, я вспомнил случай в магазине. Так выглядит его лицо по-настоящему?

– Не вздумай рыпаться, сученыш, – проговорил Отум ровно. – Убью.

Он обошел меня. Я наблюдал за ним краем глаза, весь напрягшись в ожидании атаки, готовый ударить в ответ. Но Отум ничего не сделал, отдаляясь от меня и Миико, глядящего широко распахнутыми глазами.

Когда мне было десять лет, мне приснился сон. Я вышел из своего дома, но вместо привычной улицы, тянущейся вдоль наших окон, увидел широкую серую площадь. Поле ровного асфальта, которое я должен пересечь, чтобы дойти до своей школы, которая, я знал во сне, находится где-то впереди. По площади, топая тяжелыми ботинками, ходили взад-вперед люди, одетые в зелено-коричневую одежду. Они были вооружены, и от их оружия пахло горьким маслом. Я шел мимо них, замирая от страха, что они заметят меня, дрожа в ожидании, что они выстрелят. И когда чей-то стальной взгляд касался меня, я отвечал ему взглядом. Потому что знал – пока я смотрю в глаза, в меня не станут стрелять.

И сейчас меня снова настигло это ощущение: смотри в глаза, чтобы остаться в живых. Потому что как только ты сдашься, как только развернешься спиной в отчаянной попытке бегства, твой затылок разлетится на тысячу осколков и брызг.

Я услышал биение своего сердца. Затем глухие, ритмичные звуки исчезли в шелесте дождя.