Читать книгу Однажды во сне. Другая история Авроры - Лиз Брасвелл - Страница 10

Прошел еще месяц, и настало время очередного бала. На этот раз его темой Аврора выбрала золото.

Все люди в замке думали, что золото – это кольца, браслеты, монеты, кубки, но Аврора под золотом имела в виду совершенно другое.

Что именно, спросите вы? А вот что. Под золотом она имела в виду солнце.

Аврора часто пыталась заставить себя не думать о солнце, не вспоминать о нем, быть, как Лиана, просто благодарной за то, что живет на свете – каким бы он ни был, этот свет. Лежать в своей кровати, уставившись в потолок и не думая, что где-то там, над потолком и замком, над терновым куполом, над всей землей с неба светит солнце. Аврора пыталась заставить себя не думать о солнце – и не могла.

Иногда (редко-редко) выпадали дни, когда солнечным лучам удавалось пробиться сквозь терновый занавес, и теплые солнечные зайчики ложились на кровать Авроры. В эти минуты она нежилась в теплом сиянии, едва не мурлыча, как пригревшаяся возле камина кошка, либо откидывалась на подушку и принималась следить за тем, как пляшут в золотистом луче невесомые пылинки. Они напоминали Авроре крошечных фей, эти пылинки, и порой ей казалось, что достаточно лишь сосредоточенно подумать, и они начнут по ее велению танцевать или даже разыгрывать небольшие спектакли. Засмотревшись на танцы пылинок, Аврора иногда засыпала прямо посредине их представления. Невежливо это, конечно, но пусть уж они ее простят.

Принцесса много, очень много спала.

На то, что принцесса слишком много спит и как бы выпадает из общей жизни замка, давно обратила внимание двоюродная кузина Авроры по какой-то боковой отцовской линии, леди Астрид. Она, кстати, была одной из очень немногих, кто вообще был способен хоть что-то замечать.

И вот в конце одного очередного бесконечного и скучного вечера эта низенькая плотная женщина появилась на пороге спальни Авроры с иголкой и пяльцами в руке. Выражение лица леди Астрид было решительным и целеустремленным.

– Ваше высочество, – сказала она. – Мне кажется, вы слишком часто впадаете в меланхолию. Я хочу предложить вам попробовать заняться одной увлекательной работой, которая поможет вам скоротать время, причем с пользой скоротать.

– Мм-м, – промычала Аврора, уткнувшись лицом в подушку. Леди Астрид была старше Авроры, но ниже по положению – фрейлина. А по этикету принцессам вставать в присутствии фрейлин вовсе не обязательно.

– Прошу прощения, ваше высочество, я не расслышала, что вы сказали.

– Спасибо, леди Астрид, спасибо, но не сегодня. Давайте как-нибудь в другой раз. Мне спать хочется.

– Поймите меня правильно, ваше высочество, я стараюсь исключительно ради вашей же пользы. Не упрямьтесь и будьте так любезны, встаньте с кровати. Начните же наконец вести себя как принцесса и будущая королева, а не как ленивый избалованный ребенок.

От неожиданно твердого тона, каким с ней редко разговаривали, сон слетел с Авроры, а она сама слезла с кровати.

– Слышали бы королевские стражники, как вы тут со мной разговариваете, шагали бы вы уже вместе с ними в темницу.

– Можно подумать, что-то могло бы измениться от того, бросят они меня в подземелье или нет, – небрежно отмахнулась леди Астрид. – Да и нет здесь никого по счастью, кроме нас с вами. Ну, так что, вы идете?

И – о, чудо! – Аврора, которая больше всего на свете ненавидела заниматься каким-нибудь делом, вдруг покорно поплелась вслед за леди Астрид.

В своей комнате фрейлина принялась учить принцессу вышиванию, и это, к удивлению Авроры, оказалось намного интереснее, чем лежать, тупо глядя в потолок. Да, были и капельки крови на пальцах от уколов иголкой, были и ругательства под нос, когда никак не удавалось вставить в ушко непослушную нитку, и первые, жуткие, словно стражники Малефисенты, ряды вышитых крестиков тоже были.

А спустя некоторое время пришла и первая удача – Авроре удалось почти нормально вышить крестиками целый ряд.

– И вы каждый день вот так вышиваете? – спросила принцесса, дергая безнадежно запутавшуюся нитку.

– Каждый день, – кивнула леди Астрид. Она сидела возле камина в своем кресле, сосредоточенно глядя на свое шитье. – После ланча и часов до девяти, когда начинаю молиться на ночь.

– Так у вас весь день расписан?

– А как же. И тело и голова всегда должны быть чем-то заняты. Обленившийся человек теряет волю и легко может попасть в лапы дьяволу. Хотите знать, из чего складывается мой обычный день? Охотно расскажу. Ранний подъем, одевание, утренние молитвы, завтрак, прогулка быстрым шагом по двору. По дороге можно проведать кого-нибудь из стариков, заглянуть в наши теплицы – точнее в то, что от них осталось. Посмотреть, как обстоят дела в кладовых, потом домой, небольшая стирка или штопка, богословская беседа с леди Карлайл или маркизом Беллоком. Ланч. Короткая молитва о душах тех, кто умер за время нашего заточения в этом замке. Вышивание. Ужин. Вечерняя молитва – и на покой.

– Ничего себе! – воскликнула принцесса. – Вот это жизнь, я понимаю!

– А как иначе? – развела пухлыми ручками леди Астрид и добавила, понизив голос: – В противном случае я давно уже сошла бы с ума. Между прочим, кое-кому тоже было бы полезно последовать моему примеру, я думаю.

И она многозначительно посмотрела на принцессу.

Аврора совершенно забыла про свое вышивание, засмотревшись на эту маленькую, но, оказывается, такую волевую женщину. Да, она не чета какому-нибудь графу Броде, который со скуки пустился во все тяжкие и ведет себя так, что о его похождениях шепчутся между собой все фрейлины, не решаясь, впрочем, рассказывать о них ее высочеству. А то Аврора без них ничего об этом не знала! И вот сегодня с совершенно новой стороны ей открылась леди Астрид. Чудесная женщина. Конечно, слегка занудная, излишне, может быть, категоричная и набожная, но зато какая волевая! Да, не потерять головы, живя в Терновом замке, дорогого стоит, и далеко не всем удается.

Аврора нерешительно прикоснулась рукой к своей сумочке, в которой лежало синее перо. После происшествия с графом на балу она зареклась показывать это перо кому-либо, но леди Астрид – это вам не граф Броде, шум она поднимать не станет, верно? Спустя мгновение Аврора приняла решение и достала из сумочки свое синее перо.

– Э… Леди Астрид, мне хотелось бы знать, что вы скажете вот об этом, – спросила она.

Леди Астрид удивленно склонила свою голову набок, остро блеснули наполовину скрытые под нависшими веками глаза.

– Оно… Оно выглядит слишком свежим, чтобы быть пролежавшим долгие годы где-нибудь в сундуке. И слишком… настоящим, чтобы оказаться волшебным. Это перо выглядит так, словно его совсем недавно нашли Снару…

Леди Астрид потянулась было к перу, но в последний момент отдернула руку.

– Где вы его взяли?

– Не знаю, право, могу ли я об этом говорить, – замялась Аврора, вспомнив реакцию графа Броде. – Скажите лучше, знаете ли вы, что это за перо? От какой птицы?

– Разве я похожа на человека, который разбирается в птицах и прочих летучих тварях? – сухо ответила леди Астрид. – Но поскольку это перо… никак не может быть… Оттуда, могу предположить, что оно выпало у голубя или одной из тех летающих крыс, что заполонили внутренние дворики.

С этими словами леди Астрид вернулась к шитью.

Аврора продолжала хмуро крутить перо в пальцах.

– На вашем месте я никому в замке не стала бы рассказывать про это перо, ваше высочество, – после некоторого молчания тихо добавила леди Астрид. – Люди здесь слегка беспокойны, они устали от заточения в замке, а у стен этого замка имеются уши… вы понимаете меня? Ваша тетя – да благословит ее Господь – спасла нас всех, но она очень болезненно относится ко всему, что так или иначе связано с Внешним миром. Не без причины, нужно полагать. Вы не бойтесь, ваше высочество, я-то никому не проболтаюсь, но могут найтись и такие, кто проболтается.

Принцесса печально кивнула, мысленно ругая себя за то, что не поговорила с леди Астрид перед балом. А вдруг граф Броде всем обо всем уже растрезвонил? Или, хуже того, не всем, а ее тете?

Самой Авроре это, пожалуй, ничем не может грозить, а вот бедному менестрелю… Пока что ему достается за беспробудное пьянство. Что будет, если Малефисента узнает о том, что он выходил во Внешний мир и вернулся?

Аврора спрятала перо в сумочку и вернулась к своему шитью.

«Все же шить куда лучше, чем совсем ничего не делать», – подумала она, беря в руки непослушную иголку.

Последние дни в ожидании очередного бала тянулись как-то особенно мрачно и медленно.

Здесь следует, наверное, отметить одну странность. Дело в том, что в укрытом терновыми зарослями замке считать время было задачей непростой, поскольку солнце сюда заглядывало крайне редко, а Луна так и вовсе никогда. Поэтому время суток обитатели замка определяли в основном на глазок, приблизительно, или по наитию. Дни тоже были такими однообразными, что сливались в одно серое пятно. Вторник сегодня или пятница? А не все ли равно?

Но несмотря на то что мир изменился до неузнаваемости, календари сошли с ума, а колючие заросли укрыли замок своим непроницаемым покровом, сохранилось кое-что, надежно и точно отсчитывая ход времени.

Это был звон загадочного, неизвестно где находящегося колокола. Он отмечал наступление нового года заточения в замке, и тогда на протяжении, казалось, нескольких дней раздавались медленные удары, медный гул которых долго не затихал потом в коридорах замка, доводя всех его обитателей до дрожи и отчаяния. В эти дни и простолюдины, и придворные, и сама Аврора пытались спастись от жуткого колокольного звона – кто затыкал себе уши клочками овечьей шерсти, кто прятал голову под подушку. Даже Малефисента, казалось, скрежетала зубами от раздражения.

Еще одним свидетельством хода времени – весьма приблизительным, конечно, но достаточно надежным – были странные, можно сказать, загадочные даже, превращения, происходившие с Малефисентой. С каждой новой, прошедшей после очередного бала неделей, королева начинала выглядеть все более изможденной, дряхлеющей и даже стареющей буквально на глазах. Но едва заканчивался новый бал, королева вновь выглядела полной сил, энергичной, помолодевшей. Оживали, крепли, расцветали пышным цветом и магические способности Малефисенты, поэтому в первые две недели после бала и волшебная еда была вкуснее и разнообразнее обычной, и новые развлечения в эти дни изобретались, появлялась новая одежда, наполнялись различными припасами кладовые. В эти дни жизнь в Терновом замке становилась вполне сносной, почти нормальной, пожалуй.

Но вот месячный лунный цикл переваливал за середину, и с каждым днем королеву все сильнее начинала охватывать усталость, все темнее становились круги у нее под глазами, во всех движениях начинала сквозить вялость, переходившая к очередному балу в апатию.

Нет, волшебная еда по-прежнему продолжала появляться на столах обитателей замка, но блюда становились безвкусными, похожими одно на другое. Бледнее становился и волшебный свет в каминах, фонарях и канделябрах. Теперь обитатели замка старались держаться поближе к свету, пораньше ложились спать, и всех охватывал страх при неожиданной мысли о том, что можно в любой момент быть выброшенным за пределы замка. Люди начинали терять всякую надежду, погружались в тоску, бесцельно слонялись молчаливыми мрачными тенями по сумрачным коридорам замка.

Как правило, именно в такие дни вдруг пропадал кто-нибудь из обитателей замка, и спустя какое-то время находили его труп.

Последние несколько дней перед балом весь замок погружался в сонное оцепенение. Крестьяне переставали ухаживать за своими садиками и овцами, слуги переставали смахивать пыль, а у придворных вельмож не хватало сил, чтобы выговаривать им за это. И вот именно в один из таких ужасных дней Малефисента всегда просила Аврору спеть.

Для всех.

Все обитатели замка собирались в большом зале. В первых рядах, на стульях и мягких подушках – знать, за ними дворяне рангом пониже, еще чуть дальше ремесленники и торговцы, у самых стен толпились крестьяне.

Аврора выходила вперед, вставала лицом к залу, и вместе с первой прозвучавшей нотой все слушатели сразу же забывали о своем страхе, заточении, о нависшем над ними безумии.

Принцесса пела часами, хотя ей совершенно не хотелось кого-нибудь видеть, а уж петь и подавно.

Приближался очередной бал, и Авроре вновь предстояло сегодня петь перед публикой.

– Я не могу. На этот раз я правда не смогу, Лиана, – сказала Аврора. Она сидела, чуть сгорбившись, в своем любимом кресле с розовыми подушками, плохо причесанная и бледная.

Лиана смотрела на принцессу спокойно, даже бесстрастно, и, пожалуй, была единственной в замке, кто не страдал от уныния и слабости.

– Вы должны, ваше высочество, – ровным тоном ответила Лиана. – Люди устали. Людей необходимо отвлечь.

– Отвлечь? – переспросила Аврора, услышав необычное для ее фрейлины словечко.

– Ну, да, отвлечь, – повторила Лиана, взяла щетку и принялась расчесывать принцессе волосы. – Отвлечь от депрессии, уныния, от всего, что там еще их угнетает. И не думайте, что вы тем самым делаете кому-то одолжение. Ваша королева просит вас спеть, и вы должны с радостью исполнить ее просьбу. С радостью, понимаете?

– Да понимаю, понимаю, – вздохнула Аврора. – Просто, видишь ли, Лиана, я ненавижу… Да, ненавижу стоять на глазах у всех… и петь. Я много пою, это правда. Но для себя. Это совсем другое – петь для себя. А там я выставлена на всеобщее обозрение… Брр!

– А вы с другой стороны на все это взгляните, – предложила Лиана. – Поймите, вы – принцесса, вы – путеводная звезда для своих подданных. Вы обладаете красотой, и талантом к пению, и королевский титул у вас есть, и волосы… Восхитительные волосы. Так что, хотите вы того или нет, но быть на виду у всех – это, можно сказать, ваш долг… Да, и кстати о волосах…

Она взяла в руку длинную золотистую прядь волос Авроры и начала их расчесывать.

– Не просила я ни красоты, ни умения петь, ни волос… – пробормотала Аврора. Она вытащила из сумочки синее перо и принялась бесцельно крутить его в пальцах.

– Так никто и не просит того, что ему дается, – ответила Лиана. – Это уж как повезет. Я вот тоже не просила ни своих черных волос, ни неуклюжих ног, ни того… что у меня еще есть. И оказаться там, где я сейчас, не просила. И стать тем, кто я есть, тоже. Признайтесь честно, а вы хотели бы родиться, например, служанкой, которая моет и трет целыми днями? Или здешним крестьянином, который только делает вид, что все еще выращивает что-то на своем клочке земли? Жалкие глупцы эти крестьяне, вот что я вам скажу, ваше высочество. Строят, как я слышала, наивные планы разводить своих идиотских овец, которые у них сохранились в этом… как его… живом уголке. Сохранить хотят породу, дураки. И лошадей разводить тоже хотят.

– А ты не очень-то любишь животных, да? – понимающе улыбнулась Аврора.

– Нет, возможно, они для чего-то и нужны, наверное, – пожала плечами фрейлина.

– А вот я просто обожаю животных, – призналась Аврора. – И очень хочу, чтобы их в замке стало больше. Хочу… – Она замолчала, вспомнив о том, что говорила ей Малефисента по поводу желаний. Особенно несбыточных. Лиана с интересом наблюдала за принцессой, и Аврора на ходу круто сменила тему: – А у тебя самой… было когда-нибудь свое животное? Ну, там, где ты выросла…

Лиана перестала расчесывать волосы, на лице у нее появилось мечтательное выражение, которого Аврора не видела никогда прежде. Было похоже на то, что Лиана погрузилась в воспоминания.

– Да… – после долгой паузы ответила она. – У меня когда-то была птица… Ворон.

Аврора удивилась, однако прерывать Лиану не стала, ей было безумно интересно узнать о прошлом своей фрейлины. О прошлом, о котором Лиана не рассказывала никогда и никому.

– Он выпал из гнезда, когда был еще совсем птенцом, – продолжила Лиана. – Я подобрала его. Принесла домой. Выкормила.

Руки Лианы совершали непроизвольные движения, словно комментируя ее слова – укладывали невидимую птицу на невидимую ткань, заворачивали, осторожно поднимали, чтобы унести с собой.

– Он выжил. Вырос сильным здоровым вороном с иссиня-черными перьями и ярко-желтым клювом. А какие у него были сияющие глаза! Он, как собачка, ходил за мной повсюду. Сидел у меня на плече, когда я читала. Или на спинке стула, когда я обедала. Он всегда был со мной… всегда…

Лиана замолчала.

Аврора не хотела перебивать фрейлину, однако не могла не спросить:

– А что… Что с ним стало потом?

И чары были разрушены.

Фрейлина тряхнула головой, прогоняя нахлынувшие на нее воспоминания, лицо ее вновь, как всегда, сделалось непроницаемым.

– Его превратили в камень, – холодно и бесстрастно закончила Лиана. – Одна колдунья. Злая, злая колдунья. Ворон был единственным, кого я любила, а она его убила.

– Мне очень жаль, – сказала Аврора, беря Лиану за руку. – Колдуньи никогда не приносят ничего, кроме зла. Всем нам.

Лиана посмотрела на держащую ее ладонь руку принцессы, затем медленно подняла голову. Лицо у фрейлины было напряженным, на нем читалось смятение.

– Я знаю одну песню о воронах, – задумчиво сказала Аврора. – Я спою ее сегодня для тебя. В память о твоем друге.

– Спасибо, ваше высочество, – смущенно пробормотала Лиана и улыбнулась. Впервые за все время знакомства с Авророй улыбнулась ей искренне и широко, от всей души.

А принцесса подумала о том, что, если она может доставить сегодня хоть какую-то радость обитателям замка, она непременно сделает это. Не может не сделать. И будет благодарно, с радостью, делать это всякий раз, как только ее попросит об этом Малефисента.

Она будет петь перед полным залом, как бы ни было ей это ненавистно.