Читать книгу Невеста в алом - Лиз Карлайл - Страница 2

Ночь опустилась на Уоппинг почти бесшумно, небо слилось с дымкой, которая, как томная кошка, уселась на голые мачты кораблей, стоящих на якоре. Несмотря на поздний час, ритмичное шуршание отступающего прилива было легко узнаваемо, поскольку он перекатывался через грязь, гравий и полоску берега внизу и пока еще едва угадывался.

Стоя на набережной Темзы, лорд Бессетт раздавил каблуком ботинка окурок манильской сигары, затем приподнял воротник пальто, пытаясь защититься от порывистого, зловонного ветра, шедшего от Темзы. Стало не так холодно, но это не уменьшило запаха гнили и промышленных сточных вод.

Слава Богу, ночь была зябкой.

Вода ударила снова, в этот раз сильнее, обнажив на миг последнюю ступеньку с зелеными водорослями. Именно тогда натренированное ухо Бессетта уловило звук. Он вскинул глаза и бегло осмотрелся. Ничего. Ничего, кроме нескольких далеких судовых фонарей, неясных желтых пятен, слабо покачивающихся на волне, и случайного всплеска хриплого смеха, который доносил ветер.

Затем из мрака выскользнул лодочник, тихий как могила, и пошел вдоль берега реки, пока корпус его лодки чуть не наткнулся на мель. Костлявый дрожащий палец указал на лестницу. Его пассажир – большой неуклюжий мужчина в длинном темном плаще – повернулся, бросил несколько сверкающих монет в воздух, затем прыгнул и с глухим стуком приземлился на последнюю ступеньку.

Лодочник скользнул назад во мрак так же тихо, как и появился оттуда, и, казалось, был рад, что ему удалось скрыться.

Бдительный Бессетт склонился с набережной и протянул руку в тот самый момент, когда гость начал карабкаться по лестнице в свете фонаря. Тот ухватился за нее и поднялся на мощеную поверхность с ворчанием, в котором чувствовался оттенок усталости.

Судя по всему, немолодой человек.

Это стало понятно, когда он повернулся лицом к газовому фонарю, который качался на балконе «Проспекта», прибрежной гостиницы. У него было изнуренное и обветренное лицо, с маленькими жесткими глазами и носом, свисающим с его лица, как грушеподобный кусок колбасы. Словно для завершения обескураживающей картины, его подбородок был рассечен шрамом, который шел вверх через рот, страшно изуродовав нижнюю губу.

Теперь понятно, почему лодочник так испугался.

– Прекрасная погода нынче, не так ли? – сказал Бессетт.

– Да, но я слышал, что в Марселе идет дождь, – прозвучал скрипучий голос с сильным и явно французским акцентом.

Бессетт почувствовал, как внутреннее напряжение ослабло, но не до конца. Да, фраза была правильной. Но вдруг что-то не так, и тогда может возникнуть проблема, к тому же он никогда полностью не доверял французам.

– Я – Бессетт, – сказал он просто. – Добро пожаловать в Лондон.

Мужчина положил тяжелую ладонь на правое плечо Бессетта.

– Пусть ваша рука, брат, будет как правая рука Бога, – произнес он на безупречной латыни. – И все ваши дни будут посвящены Братству, а также службе Ему.

Не ощущая никакой враждебности, Бессетт вытащил левую руку из кармана, выпуская рукоять кинжала, за которую инстинктивно схватился.

– Итак, вы – Дюпон, – продолжил он. – Сэр, ваша репутация опережает вас.

– Я заслужил свою репутация давно, – сказал француз. – Еще в молодости.

– Надеюсь, ваше путешествие прошло без происшествий?

– Да, быстрая, легкая переправа. – Гость наклонился к нему. – Итак, я наслышан о новом безопасном доме, который вы здесь держите. Даже мы, французы, не можем не восхищаться вашими достижениями.

– Это гораздо больше, чем безопасный дом, Дюпон. – Бессетт поманил его вниз по узкому проходу, соединяющему Пеликан-Стейрс с Уоппинг-Хай-стрит. – Мы нацелены на восстановление этой секты. Мы живем практически в открытую под видом своего рода интеллектуального общества.

Гость фыркнул с галльским презрением.

– Удачи, брат мой, – сказал он, шагнув в свет газового фонаря. – Как вы знаете, мы во Франции не настолько смелы, но на это у нас есть веские причины.

Бессетт тонко улыбнулся:

– Я понимаю, куда вы клоните, Дюпон. Скоро уже все будут задаваться вопросом, закончится ли когда-нибудь политический переворот во Франции.

Француз приподнял широкое плечо.

– Только не на моем веку, – ответил он спокойно. – И все ваши прекрасные достижения здесь, в Лондоне, никогда не изменят этого факта.

– Да, к сожалению, возможно, вы правы, – сказал Бессетт. – Что касается дома – он называется Общество Сент-Джеймс. Любого брата из Общества золотого креста, который путешествует по Англии, мы будем рады приветствовать в резиденции. И даже тех, кто не поддерживает объединение.

– Благодарю, но я не должен задерживаться. – Француз тревожно повел плечами. – Итак, мой новый брат, мы идем? Есть ли у вас экипаж?

Бессетт кивнул головой в сторону трактира.

– Общество пришло на встречу с вами, Дюпон. Они ждут внутри.

И тут дверь в «Проспекте» распахнулась, и оттуда вывалилась парочка безвкусно одетых хохочущих девиц, под руки держащих с двух сторон моряка – незадачливого молодого лейтенанта. Он казался богатым, пьяным и совершенно одураченным, а это, как известно, – легкая добыча любой проститутки.

Француз оценивающе посмотрел им вслед, а затем пренебрежительно проворчал:

– Ах, брат мой, жизнь одинакова во всем мире, не так ли?

– Да, после этой парочки бедолаге до Дня всех святых будет больно мочиться, – проворчал Бессетт. – Пойдемте, Дюпон. Здесь, в «Проспекте», сносный бренди и всегда тепло.

Внутри, в пивной публичного дома стоял гул – вокруг шершавых, разбитых столов сидели мужчины из верфей, а трактирные служанки шуршали платьями, лавируя между столами с изящно поднятыми высоко над головой подносами с пивными кружками. Грузчики, корабельные плотники, моряки всех национальностей, даже случайно оказывавшиеся здесь судовые магнаты – все они в конце концов приходили в «Проспект», где можно было в хорошей компании съесть горячее блюдо и запить его пинтой пива.

Бессетт повел Дюпона, и, обогнув бар, они попали в более тихую комнату, где столы стояли вдоль ряда маленьких застекленных окон, выходящих на реку. Трое его коллег тут же поднялись со своих мест и пожали руку Дюпону, приветствуя его. Но Бессетт, хорошо зная своих приятелей, видел натянутость в каждом движении их мускулов и проявлении чувств в общепринятом смысле, – каждый выдавал привычную настороженность. Даже если Дюпон и был представителем Братства, он все равно приехал как агент Галльской конфедерации, радикальной и скрытной секты.

– Добро пожаловать в Англию, сэр. – Священник, преподобный мистер Сазерленд, указал на пустой стул. – Приятно встретиться с одним из наших братьев за морем. Мои коллеги, Рутвейн и Лейзонби.

Последовал обмен рукопожатиями, а затем Рутвейн щелкнул пальцами одной из девушек, отправив ее за бутылкой бренди.

– Итак, Дюпон, я услышал от своих католических соотечественников в Париже, что надвигается беда, – начал Сазерленд, как только бутылка и бокалы были расставлены на столе. – Вы приехали из-за этого?

Дюпон глотнул бренди, и его покрытый шрамами рот еще больше изогнулся. Он сразу же опустил бокал.

– Вы правы, ребенок попал в чужие руки, – сказал он. – Нам требуется ваша помощь.

– Ребенок? – Темное лицо Рутвейна окаменело. – Дар, вы имеете в виду?

Француз поскреб рукой по тому, что выглядело как однодневная щетина.

– Похоже, что так, – согласился он. – Хотя ребенку нет еще и девяти лет, обстановка… внушает беспокойство.

– Какое же? – Лорд Лейзонби, грубый широкоплечий мужчина, откинулся на стуле, расставил свои обутые в ботинки ноги пошире и начал рассеянно крутить бокал, стоящий на поцарапанном дубовом столе. – Хранители в Париже не могут поспевать за своими расходами?

Дюпон ощетинился.

– Как вы знаете, в нашей стране царит беспорядок, – лязгнул он зубами. – Наш король в настоящее время проживает здесь – в полном изгнании, и даже в наше время мы с трудом можем удерживать чернь от того, чтобы они не выкатили проклятую гильотину снова. Да, милорд Лейзонби. Мы не всегда можем поспевать за своими расходами. На самом деле мы часто боимся за свои головы.

Рутвейн провел темной рукой с длинными пальцами по столу.

– Довольно! – скомандовал он. – Будем вести себя, как цивилизованные люди. Дюпон, расскажите нам, что произошло. И постарайтесь изложить покороче. У нас не так много времени.

– Да, у тебя ведь, мой друг, через несколько дней свадьба, – сухо заметил Лейзонби. – А после этого ты отправишься домой в Калькутту. Думаю, мы с Бессеттом догадываемся, на кого будет возложена эта задача.

– Именно. – Голос Рутвейна стал напряженным. – Теперь скажите, как зовут этого ребенка и насколько сильна ваша уверенность, что он является Даром?

– Ребенка зовут Жизель Моро. Что касается другого, мы достаточно уверены, чтобы бояться за нее. Дар обладает силой из-за отцовской крови. Ее мать, Шарлотта, – англичанка.

– Англичанка? – резко спросил Рутвейн. – Какого она происхождения?

– Обедневшие дворяне около Колчестера, – ответил француз. – Они нашли деньги, чтобы отправить ее в школу в Париж, и она отблагодарила их тем, что влюбилась в скромного клерка при королевском дворе – незаконнорожденного племянника виконта де Лезанна. С тех пор она мало общалась со своей семьей.

– Они отреклись от нее?

– Кажется, так.

– Лезанн? – Лорд Бессетт обменялся тревожными взглядами с мистером Сазерлендом. – Я слышал это имя. Оно часто звучит в судебной хронике, не так ли?

Дюпон кивнул.

– Пока что беды обходят его стороной, его ни в чем не обвиняли, – сказал он с горечью. – Он умный дьявол, наш Лезанн. Пережил падение Луи-Филиппа, теперь внушил к себе любовь бонапартистов, даже несмотря на то, что все шепчут, что на самом деле он – сторонник свергнутого режима.

– А что вы думаете на этот счет? – спросил Бессетт.

Француз пожал плечами:

– Я думаю, что он – таракан, а тараканы всегда выживают. В общем-то мне наплевать на его дела. Но он взял эту англичанку под свое крыло, чтобы использовать ее ребенка, а вот это для меня очень важно. И теперь он отправил их в Брюссель, где служит эмиссаром при дворе короля Леопольда.

Руки Бессетта невольно сжались в кулаки.

– Из одной страны с политической неопределенностью в другую, – пробормотал он. – Мне не нравится, как это звучит. Дюпон, именно этого мы и хотели избежать во имя объединения нашего Братства.

– Я понимаю, но это – Франция, о которой мы говорим, – сказал Дюпон спокойно. – Никто никому не доверяет. Наша организация в Париже – пока мы еще существуем – связана по рукам. Лезанн не блещет отзывчивостью. Если он взял этого ребенка, то это было сделано ради его собственных интересов. Именно поэтому меня и послали сюда. Вы должны вернуть ребенка.

– Конечно, мы хотим помочь, – мягко сказал Сазерленд. – Но почему именно мы?

– Как я сказал, мать – англичанка, – ответил Дюпон. – Ваша королева желает, чтобы ее подданные за границей находились под защитой, не так ли? Полагаю, у вас есть право на это.

– Не знаю, что и сказать, – осторожно заметил Рутвейн.

Француз высокомерно приподнял бровь.

– Мы знаем, кто вы, лорд Рутвейн, – сказал он. – Наслышаны и о вашей работе в Индостане. Вы пользуетесь благосклонным вниманием вашей королевы и ее покровительством. Король бельгийцев – ее любимый дядя. Вы что, действительно собираетесь наказать Галльскую конфедерацию только потому, что мы остаемся верны себе? Единственное, о чем мы просим, – воспользоваться вашим влиянием, чтобы вырвать наш Дар из рук дьявола. Чтобы этот негодяй не занимался ее воспитанием и не использовал в гнусных целях.

– Ну разумеется. – Голос Рутвейна стал напряженным. – Никто из нас не хочет этого.

– Но что с мужем этой женщины? – спросил Бессетт.

На мгновение Дюпон крепко сжал свои деформированные губы.

– Моро мертв, – наконец ответил он. – Убит спустя две недели после отречения короля. Однажды поздно ночью он был вызван в свой кабинет рядом с дворцом – кем, мы не знаем, – но, так или иначе, шторы загорелись. Ужасная трагедия. Никто не верит в то, что это был несчастный случай.

Лорд Рутвейн застыл.

– Покойник был Хранителем?

– Да, – раздался шепот. – Человек, обладающий небольшим Даром, но добрым сердцем и большой отвагой. Нам всем очень его не хватает.

– Он был близок со своим дядей?

Дюпон горько улыбнулся.

– Дядя едва признавал его, – сказал он. – Пока при дворе не появились слухи о таланте Жизели.

– Боже мой, об этом стало известно? – воскликнул Бессетт.

Француз глубоко вздохнул.

– Как это будет по-английски? – пробормотал он. – Устами младенца? Малышка Жизель предсказала отречение Луи-Филиппа – сболтнула это очень наивно, но, увы, очень публично, перед половиной его придворных.

– Боже мой! – Мистер Сазерленд схватился за голову. – Как же такое могло случиться?

– На королевском пикнике в Гранд-парке, – ответил француз. – Был приглашен весь королевский двор с семьями – точнее, всем приказали явиться. Конечно, король вышел на несколько минут пообщаться с массами – положение обязывает. Прискорбно, что он направился прямо к мадам Моро и решил поговорить с Жизель, взяв ее рукой за подбородок. Он смотрел ей прямо в глаза и не отводил взгляда.

Бессетт и Рутвейн застонали в унисон.

– Дальше – хуже, – сказал Дюпон, теперь слова так и лились из него. – Он спросил, почему у нее такие грустные глаза в такой прекрасный день. Когда она не ответила, он поддразнил ее, сказав, что она обязана говорить, когда ей приказывает сам король. И малышка Жизель поняла его буквально и предрекла не только падение Июльской монархии, но, продолжив, сказала, что его отречение от престола будет сопровождаться второй ужасной потерей – смертью его дочери, Луизы-Марии.

– Боже, королевы бельгийцев?

– Да, прошел слух, что Луи-Филипп занимался этим, – сказал Дюпон. – Он хотел, чтобы его дочь стала королевой Бельгии в обмен на принятие Францией независимости Бельгии.

– Я думал, что это только слухи, – заметил Рутвейн.

– Возможно. – Француз выразительно развел руками. – Но французская армия отступила, Леопольд порвал со своей морганатической женой, а Луиза-Мария уютно устроилась на бельгийском престоле. Между тем говорят, что королева становится с каждым днем все слабее.

– Итак, предсказание ребенка опять сбывается, – пробормотал Бессетт.

– По слухам, у нее туберкулез, – сказал Дюпон. – Королева вряд ли проживет до конца года, и любовница короля уже обладает определенным влиянием при дворе.

Ощущение ледяного ужаса уже охватило Бессетта. Это было то, чего Хранители Братства больше всего опасались: использование самых слабых среди ватейи – древней секты провидцев, большинство из которых были женщины и дети.

На протяжении всей истории злые люди пытались контролировать Дар с корыстными целями. Вот почему организация должна существовать и в дальнейшем. Не важно, что в основе Братства лежало темное друидское начало. За века оно превратилось в почти монашескую милицию, чья миссия заключалась в охране своих. Но за долгие годы многое изменилось. А теперь вот выяснилось, что ребенок – этот Дар – оказался в большой опасности.

Дюпон словно прочел его мысли.

– Брат мой, Лезанн, чтобы обрести власть и влияние, способен совершить тысячи опасных поступков, – сказал он низким голосом. – Войти в контакт со старыми Бурбонами, раздуть пламя дальнейших революций на континенте, возможно, даже вбить клин между Англией и Бельгией – ах, уму непостижимо, на что он способен! А если он сможет предсказывать будущее – или если какая-нибудь невинная, ничего не подозревающая особа будет делать это для него, то это будет совсем просто.

– Вы думаете, это он убил своего племянника? – Бессетт почувствовал, что на смену ледяному страху под ложечкой пришла ледяная ярость, охватившая его целиком.

– Уверен, что это сделал он, – ответил мрачно француз. – Ему нужно держать Жизель в своих руках, в своей власти. Теперь она и ее мать под его крышей, и они живут за счет его благотворительности. Наш человек в Роттердаме, конечно, послал своих шпионов, но пока еще никому не удалось проникнуть внутрь. Однако будьте уверены – Лезанн готовит ребенка к определенной деятельности.

– Вы работаете с ван дер Вельде? – спросил Сазерленд. – Он опытный человек.

– Самый надежный, – подтвердил француз. – И, согласно донесениям его агентов, похоже, Лезанн ухаживает за женой своего племянника.

– Боже мой, он что, собирается жениться на английской вдове? – спросил Рутвейн. – Но… что насчет родства и канонического права? Что говорит ваша церковь?

Снова галльское пожатие плеч.

– Лезанна мало заботит мнение церкви, – продолжил он. – К тому же Моро был незаконнорожденным. Существуют ли бумаги, которые нельзя сжечь или подделать? Кто действительно знает правду о его рождении? Возможно, даже его жена не в курсе.

– Все хуже и хуже, – сказал Сазерленд. Священник глубоко вздохнул и обвел взглядом присутствующих. – Господа? Что вы предлагаете?

– Похитить ребенка и покончить с этим, – высказал мнение лорд Лейзонби, следя за покачивающимися бедрами ближайшей официантки. – Привезем ее в Англию – с разрешения королевы, конечно.

– Целесообразно, но чрезвычайно глупо, – сказал Рутвейн. – Кроме того, королева не может санкционировать такое явное нарушение дипломатии.

– Это не будет иметь значения, если нас не поймают, не так ли, старина? – Но голос Лейзонби звучал отдаленно, а его взгляд был направлен куда-то к входной двери. Внезапно он резко поднялся со своего стула. – Прошу прощения, господа. Боюсь, я должен оставить вас.

– Боже мой, какой кобель! – Бессетт срезал друга мрачным взглядом. – Этот ребенок значит гораздо больше, чем соблазнительная задница официантки.

Усевшись в конце стола, Лейзонби положил руку на плечо Бессетта и склонился к нему.

– Кажется, за мной следили, – спокойно сказал он. – И это была вовсе не распутная девка. Я отдаю свой голос тебе, а сам попытаюсь сбить ищейку с нашего следа.

С этим Лейзонби выскользнул из комнаты и растворился в море столов с большим скоплением людей.

– Какого дьявола? – Бессетт посмотрел через стол на Рутвейна.

– Черт побери! – Рутвейн наблюдал лишь краешком глаза. – Не оборачивайтесь. Это опять тот парень из проклятой газеты.

Даже мистер Сазерленд беззвучно выругался.

– Из «Кроникл»? – Голос Бессетта звучал низко и недоверчиво. – Как он мог разнюхать о Дюпоне?

– Он пока еще не в курсе, полагаю. – Раздраженно сверкая глазами, Рутвейн намеренно отвернулся. – Но как мне кажется, этот парень слишком сильно интересуется Обществом Сент-Джеймс.

– И к тому же именно Рэнсом, – пожаловался Бессетт. – Что касается Рэнса, я часто беспокоюсь, не слишком ли азартно он наслаждается этой игрой. Что нам делать?

– Сейчас – ничего, – ответил Рутвейн. – Рэнс играет в кости у камина, усадив к себе на колени девку. Колдуотер все еще опрашивает буфетчика. Он не видел ни одного из нас.

– Пусть Рэнс устроит ему веселую охоту, и гарантирую, что тот не устоит, – предложил Сазерленд. – Возвращаясь к нашей проблеме, Дюпон, скажите нам, что точно вы бы хотели, чтобы мы сделали?

Глаза француза сузились.

– Пошлите Хранителя в Брюссель, чтобы забрать девочку, – сказал он. – Лезанн не знает никого из вас. Мы взяли на себя смелость арендовать дом недалеко от королевского дворца – это рядом с Лезанном – и распустили слухи, что скоро его займет английская семья. Слуги уже на месте – проверенные слуги из наших хозяйств в Роттердаме и Париже.

– А затем что? – спросил Бессетт. – Забудьте про предложение Лейзонби, нельзя просто похитить ребенка у его матери. Даже мы не настолько бессердечны.

– Убедите мать. – Внезапно голос француза стал гладким, как шелк. – Окажите ей поддержку. Напомните ей об Англии и о счастливой жизни, которую она могла бы вести здесь. Намекните, что можно помирить ее с семьей. Если же ничего не поможет – если она уже всецело во власти Лезанна, – похищайте их обеих.

– Похитить их обеих? – эхом отозвался Сазерленд.

Дюпон наклонился через стол.

– Мой частный клипер, вооруженный командой хороших, сильных мужчин, уже идет на всех парусах, чтобы бросить якорь в Рамсгейте. Он доставит вас в Остенд в полной секретности и будет ожидать вас там.

– Это безумие, – сказал Бессетт. – Кроме того, если Лезанн собирается жениться на этой женщине – и если он такой коварный, как вы говорите, – то он не позволит никому из нас дружить с ней.

– Никому из вас, – устало сказал француз. – Возможно, вашей жене?

– Но ни один из нас не женат, – запротестовал Бессетт.

– Боже мой, да какое это имеет значение? Все, что нам нужно, – это женщина, которой она сможет доверять.

– Совершенно исключено, – сказал Рутвейн. – Сестра Бессетта всего лишь ребенок. Моя едва ли сможет сойти за англичанку, и у нее двое маленьких детей. Лейзонби – солдат и не обладает хитростью для подобной миссии. Мы используем его только в тех случаях, когда нам необходимо заставить кого-то подчиниться.

– Может быть, наймем актрису? – вставил словечко мистер Сазерленд. – Или пригласим Мэгги Слоун? Она ведь… ну, скажем, деловая женщина, не так ли?

Бессетт и Рутвейн обменялись взглядами.

– Доверим священнику нанять птицу высокого полета, – иронично заметил Бессетт. – Но иногда мы действительно пользуемся услугами Мэгги.

– Да, не сомневаюсь, что именно так и происходит всякий раз, когда Куотермэн спит с ней, – язвительно заметил Рутвейн.

– Проклятие, Эйдриан, так оно и есть. – Бессетт сверкнул усмешкой. – Хотя Нед Куотермэн не заслуживает этого, даже если он действительно управляет игорным домом. И он не одолжит нам Мэгги. Ну да, нужен кто-то, как Мэгги… Насколько трудно заполучить такую женщину?

– На свете нет ничего невозможного. – Дюпон с облегчением сунул свою большую лапу во внутренний карман пиджака и достал толстую пачку бумаги. – Здесь, братья мои, вся информация, которая вам потребуется. Адрес дома. Список слуг. Детали истории, которую мы распространили. Полные досье на Лезанна и на мадам Моро. Даже эскизы.

Бессетт взял пачку и начал перебирать бумаги, Рутвейн и Сазерленд заглядывали через его плечо. Да, все тщательно подготовлено, воздал он должное Хранителям в Париже.

– «Искусство и архитектура Бельгии»? – пробормотал он, читая вслух. – Цель англичанина, приехавшего в Брюссель, будет заключаться якобы в этом?

Француз пожал плечами.

– А чем еще могут заниматься английские дилетанты? – сказал он. – Политикой? Это было бы слишком сложно… и звучит слишком угрожающе. Бизнесом? Вот еще, слишком буржуазно для Лезанна. Но подумайте, что может быть безобиднее богатого, скучающего аристократа, который приехал осмотреть достопримечательности и сделать несколько милых эскизов, а?

– Похоже, это работа для тебя, старина. – Рутвейн посмотрел на Бессетта с подобием улыбки. – Бессетт – наш местный архитектор, Дюпон. Он действительно путешествовал по Италии, Франции и Северной Африке, делая симпатичные эскизы, а затем строил здания.

Сазерленд потер подбородок.

– Кажется, что эта работа действительно для тебя, Джефф, – задумчиво сказал священник. – Как только мы все прочтем, поставим это на голосование.

– Вам нужно подготовиться к церемонии инициации, – напомнил ему Рутвейн. – Передайте бумаги мне. Сегодня вечером я их прочту.

Бессетт отодвинул свой стул со смешанными чувствами. Он не знал Брюссель достаточно хорошо, но подумал, что, возможно, время, проведенное вдали от Лондона, пойдет ему на пользу. В последнее время он страдал от обостренного чувства беспокойства и все чаще ощущал ностальгию по своей старой профессии. А по правде говоря, по своей прежней жизни.

Были другие времена, не так уж много лет назад, – до смерти его брата, которая все изменила, – когда Бессетт вынужден был зарабатывать себе на жизнь. Теперь же он редко занимался настоящим делом, жил доходами со своей земли и часто горькими плодами труда других людей. Хотя он знал о Братстве с детства – изучал его цели и принципы буквально на коленях своей бабушки, – до трагической смерти Элвина он полностью не посвящал себя его благородным целям.

Может быть, он уже и сам превратился в богатого, скучающего аристократа?

О Боже! Осознавать это было слишком неприятно.

Но чем бы ни было то, что мучило его, Сазерленд предлагал способ на время отвлечься от грустных мыслей, заняться делом. Назначение в Брюсселе предоставляло возможность принести пользу Братству – обществу – и хотя бы на какое-то время избавиться от кабальной роли лорда Бессетта. Шанс снова ненадолго стать старым Джеффом Арчардом.

Рутвейн взглянул на свои золотые часы.

– Боюсь, джентльмены, я должен вас покинуть, – сказал он. – Леди Аниша ждет меня домой к обеду.

– И мы не должны заставлять ждать твою сестру. – Бессетт положил руки на стол с видом человека, принявшего решение. – Итак, Дюпон, у нас есть ваши инструкции. Если у нас возникнут какие-нибудь вопросы, мы отправим в Париж человека, используя тот же пароль, что и сегодня.

– Тогда я прошу вас не тратить впустую время, – посоветовал Дюпон. – «Джоли Мэри» будет неделю стоять на якоре в гавани Рамсгейта. Я призываю вас как можно быстрее воспользоваться им.

– Конечно, конечно! – Сазерленд выдавил любезную улыбку. – Итак, джентльмены, боюсь, я вынужден вас покинуть. Мы скоро будем инициировать нового помощника, месье Дюпон. Если вы захотите остаться здесь на несколько дней, я могу одолжить вам рясу.

Но француз покачал головой и поднялся, чтобы уйти.

– Мерси, но сейчас я отправлюсь в Сент-Кэтрин, чтобы встретиться с другом, а оттуда в Гавр. – Затем он повернулся и снова протянул Бессетту свою огромную лапу. – Счастливого пути, лорд Бессетт, – добавил он. – И удачи.

– Спасибо, – спокойно ответил Джефф. Затем, поддавшись импульсу, он слегка приобнял его за плечи. – Идемте, Дюпон. Здешние улицы не самые безопасные. Я провожу вас до доков.

На что француз, продемонстрировав одну из своих беспощадных, уродливых улыбок, невозмутимо ответил:

– Благодарю вас, брат мой. Если вы думаете, что одного моего вида недостаточно, чтобы отпугнуть ваших английских разбойников…

Мария Витторио добралась до доков после наступления темноты в чудовищно старом дилижансе, на крыше которого могла бы разместиться целая половина батальона. Увы, у нее не было половины батальона для ее путешествия в преисподнюю Лондона; только лакей и кучер, почти такие же древние, как она. За столько лет вместе они, подобно старым ботинкам, стали изношенными и удобными, а синьора Витторио было известна подозрительностью к любым переменам.

Дилижанс, покачнувшись и тихо звякнув, остановился около переулка Найтингейл-лейн. На улице были слышны какие-то крики, затем лакей Патнэм медленно спустился и бросился открывать дверь кареты.

– Они говорят, что «Сара Джейн» разгружается со стороны Берр-стрит, мэм, – сказал он скрипучим голосом. – Мы почти опустились до улицы короля Георга, но поворот заполнен подводами, пробиться трудно.

Синьора Витторио устало приподнялась с длинной скамьи.

– Вернись к верхней части переулка и жди там. Я возьму носильщика.

– Да, мэм. – Лакей потеребил свою челку. – А вы уверены? Сегодня холодный вечер, и надвигается туман.

– Иди, иди, – сказала она, махнув рукой в перчатке. – Мои колени болят не так сильно, как твои.

Патнэм, поддержав синьору Витторио за локоть, помог ей подняться на ее короткие, крепкие ноги. Когда дилижанс удалился прочь, старуха встала на одной стороне тротуара, всего в нескольких шагах от улицы короля Георга, пытаясь разобраться в суете и криках, которые доносились из освещенного двора.

Когда же она решила войти в паб, из двери вывалился маленький жилистый человек в потрепанном зеленом пальто и в темноте чуть не сбил ее с ног. У него была заплетающаяся походка, и в следующий миг он насмешливо попросил у нее прощения. Его дыхание сильно отдавало вонючим джином.

Проходя мимо него, синьора Витторио задрала нос как можно выше и инстинктивно поднесла руку к своему жемчугу на шее. Она все еще ощущала на себе его обжигающий взгляд.

– Эй, ты, жирная сука! – крикнул он ей вслед.

Синьора Витторио не оглянулась.

Она прошла сквозь кишащую толпу людей и лошадей в Сент-Кэтрин и увидела, что «Сара Джейн» действительно пришвартовалась в восточной бухте. И на ней был срочный груз. Несмотря на поздний час, было отгружено огромное количество ящиков, мешков и бочек, которые распределялись по разным докам, где их опять опутывали цепями и крюками и поднимали еще выше, прямо в современные складские помещения.

При виде всего этого синьора Витторио задрала нос еще выше. Она выросла в пышной красоте тосканских виноградников, но так и не смогла привыкнуть к этим мрачным, многолюдным докам, тавернам, складам и портовым грузчикам, которые встречались в них. От одного только запаха Темзы у нее сводило живот.

В какие-то дни ей казалось ошибочным присоединиться к семье, имеющей цель зарабатывать на жизнь землей и водой; на некоторых ящиках, вообще-то на большинстве из них, стоял знак Кастелли – большая аккуратная буква К, выжженная на дереве, а над ней венок из виноградных листьев. Едва взглянув на ящики, синьора Витторио поняла, что этот груз был особенным.

Это была последняя партия вина, на котором строилось благосостояние семьи Кастелли. И несмотря на то что последние сорок лет компания вкладывала капитал в различные предприятия, этот древний напиток, воспеваемый поэтами и богами, по-прежнему распределялся по международным складам Кастелли прямо из доков в Ливорно и перевозился в специальных ящиках только на судах, зафрахтованных Кастелли.

В этот момент ее молодая кузина прокричала ей:

– Мария, Мария, сюда!

Анаис стояла на баке, размахивая руками, как безумная.

Синьора Витторио приподняла юбки и начала пробираться сквозь шум и суматоху, осторожно шурша вокруг ящиков, кранов и грязных мальчишек, ожидающих поручений или пытающихся кого-нибудь обчистить. Да, доки не могут похвастать здоровой атмосферой.

К тому времени, когда она добралась до своей молодой кузины, Анаис с кожаным фолиантом под мышкой уже стояла на причале рядом с растущей кучей багажа.

– Мария! – закричала она и бросилась ей на шею.

Синьора Витторио расцеловала ее в обе щеки.

– С возвращением домой, дорогая!

– Спасибо, что спустилась сюда, – сказала Анаис. – Не хотелось бы нанимать кеб в это время суток, а у меня слишком много багажа, чтобы идти пешком.

– Это не обсуждается! – сказала синьора Витторио. – А «Сара Джейн»? Ты же не проделала весь этот путь на корабле? Ты же не настолько глупая, чтобы поступать так…

– Да? – Анаис рассмеялась и поцеловала ее снова. – В таком случае насколько я глупая?

Синьора отступила назад и только развела руками. Анаис снова рассмеялась и провела рукой по платью.

– Я пересекла Францию на поезде. Но в Гавре встретилась с капитаном Кларком, потому что поклялась Трамбуллу, что посмотрю на разгрузку партии. Ты же знаешь, что она – драгоценная и уже продана.

– Этим должен заниматься твой брат Арман, – сварливо возразила синьора Витторио. – Вместо этого он ищет себе новую любовницу на какой-нибудь загородной вечеринке.

Анаис пожала плечами.

– В любом случае нужно же было каким-то образом пересечь канал, – сказала она, вытянув шею, чтобы осмотреться. – А еще растрясти жирок, ведь я нигде не была после поездки в Грейвсенд.[1]

– И все-таки ты поступила неосмотрительно, – мягко пожурила ее синьора. – Что бы сказала твоя мать? Кэтрин – утонченная леди. И что там у тебя под мышкой?

Анаис извлекла фолиант.

– Документы для Трамбулла из офиса в Ливорно, – сказала она. – Письма, накладные, запоздалые счета от нескольких обанкротившихся виноторговцев в Париже. – Она сделала паузу и огляделась. – А где экипаж? У тебя есть ключ от офиса? Я хочу оставить документы там.

– У меня, конечно, есть ключ, – нехотя сказала синьора Витторио. – Но Берр-стрит была заблокирована. Я отослала экипаж назад по кругу, чтобы погрузить твой багаж.

– Хорошо, я прогуляюсь. – Анаис взяла кожаный чемоданчик с самого верха багажной кучи и засунула фолиант внутрь.

– Одна ты не пойдешь, – сказала синьора Витторио.

– Пустяки, – улыбнулась Анаис. – Хотя ладно, составь мне компанию. Завтра Кларк пришлет чемоданы на Уэллклоус-сквер. Патнэм сможет справиться с тремя маленькими сумками?

Отдав несколько быстрых распоряжений, синьора Витторио договорилась о том, чтобы багаж был доставлен с территории доков к их экипажу. Анаис все еще держала чемодан, когда мимо них прошли двое больших беседующих мужчин, которые пробирались к «Саре Джейн».

Анаис повернулась, глядя им вслед.

– Боже, это самый уродливый француз, которого я когда-либо видела.

– Ты права, – сухо сказала синьора, – но другой – высокий, красивый мужчина.

– Правда? – Анаис повернулась, но не увидела ничего, кроме спин. – Я не успела его разглядеть.

– А жаль, – сказала синьора низким голосом. – А я видела его. Я, конечно, стара, дорогая, но еще жива.

Анаис рассмеялась.

– Ах, но я же запомнила урок, Мария, не так ли? Касающийся красивых, любящих порисоваться мужчин? Я даже больше не смотрю на таких.

При этих словах у Марии вытянулось лицо, а из глаз пропали хитрые искорки.

Анаис снова рассмеялась.

– Ой, Мария, не надо! – умоляла она. – Был бы жив Джованни, ему было бы стыдно видеть твое вытянутое лицо. Лучше поспешим. Я хочу домой.

Взявшись за руки и треща как сороки, они пошли в быстром темпе, огибая оставшиеся ящики и бочки, и вскоре вышли с задворок Сент-Кэтрин на улицы восточного Лондона.

Эта территория была знакома им обеим, но они редко оказывались здесь ночью. Тем не менее, когда пропала суета доков и опустилась темнота, женщины не стали особо волноваться – не весь лунный свет был скрыт туманом, и к тому же Мария знала, что Анаис всегда подготовлена к посещению Ист-Энда или Вест-Энда.

Вскоре они свернули в узкий переулок, который вел к боковому входу в офис Кастелли. Но едва они сделали с десяток шагов, как сзади них застучали чьи-то шаги. В одно мгновение все приняло неясные очертания. С громким «уф!» Мария стремительно рванулась вбок и ударила по соседней двери так громко, что задребезжал звонок.

– Вот тебе, высокомерная сука! – Кто-то набросился на старуху в мгновение ока.

– Нет, нет, перестаньте! – Анаис замахнулась чемоданом и ударила им по голове нападавшего.

Пошатнувшись, проклятый убийца пустился бежать, свернув в темный проход.

– Мой жемчуг! – Рука Марии схватилась за горло. – Жемчуг Софии!

Но Анаис уже убежала, отшвырнув в сторону чемодан.

– Стой, вор! – кричала она, двигаясь так быстро, что даже не обратила внимание на то, что позади нее на некотором расстоянии был кто-то еще.

Сделав дюжину длинных шагов, она поймала мужчину, схватила его за шиворот и прижала к фасаду магазина по изготовлению парусов. Он усиленно дрался, но она боролась умнее, найдя хорошее применение своим локтям и росту. Мгновение, и он оказался лицом к магазину, с одной рукой, заведенной назад, коленом она зажимала его яйца, а в ее руке был стилет.

– Брось жемчуг, – сказала она мрачно.

– Отвали, чертова амазонка! – прорычал побежденный мужчина.

Анаис провела лезвием по его горлу и почувствовала, как он задрожал.

– Брось жемчуг, – сказала она еще раз. – Или я пущу тебе кровь.

В темноте она скорее почувствовала, а не увидела, что его кулак разжался. Ожерелье упало, ударившись о тротуар, и две или три бусинки куда-то закатились.

– Твое имя, трусливый пес, – прошептала она, прижавшись губами к его уху.

– Не твое собачье дело, вот мое имя!

Он дернулся еще раз, и она придавила его коленом посильнее.

Мужчина вскрикнул и попытался дернуться, развернув теперь пустую руку. Она услышала мягкий щелчок выкидного ножа, а затем заметила на его лезвии слабый отблеск лунного света.

В долю секунды она усилила хватку и приготовилась к ответному удару. Но лезвие ножа так и не достигло плоти. Из темноты появилась длинная рука, которая схватила мужчину за запястье и выворачивала его до тех пор, пока тот не закричал.

Пораженная Анаис, должно быть, ослабила свой захват. Выкидной нож загремел по тротуару. Злодей упал, выскользнув из ее рук, и бросился в темноту.

– Проклятие! – произнесла она, глядя, как он удаляется.

– Вы не ранены, мэм? – Глубокий, мужественный голос раздался справа от нее.

Анаис развернулась на месте, все еще сжимая в руках стилет. Высокая, неуловимая, как тень, фигура отпрыгнула обратно и спряталась в темноте. Он вскинул вверх обе руки.

– Только пытаюсь помочь, – сказал он.

– Черт побери! – сказала она, злясь и на себя, и на него.

Мужчина опустил руки. В ночи наступила абсолютная тишина. Анаис почувствовала, что приступ гнева миновал и все чувства приходят в норму.

– Спасибо, – добавила она, – но он был в моих руках.

– Что у вас было бы, так это лезвие в бедре. Возможно, – спокойно поправился он. Она почувствовала, что его взгляд упал на яркий блеск ее стилета. – С другой стороны, вы, кажется, были хорошо подготовлены к неожиданному нападению.

– Одно лезвие к бедру, другое – к горлу, – холодно ответила она. – На ваш взгляд, кто из нас выжил бы, чтобы впоследствии рассказать об этом?

– М-да, – сказал он. – Вы бы прирезали его?

Анаис глубоко вздохнула. Она не могла разобрать лица мужчины, но ощущала его движения и его присутствие, а теплый, богатый аромат табачного дыма и дорогого одеколона дал ей понять, кем он был. Богатый человек. Такие, как он, редко встречаются на извилистых темных улицах города. А еще он был высоким, гораздо выше ее.

– Нет, не прирезала бы, – наконец ответила она. – Если бы только не была вынуждена.

– Слава Богу, беда миновала, – спокойно сказал мужчина.

Он был прав, поняла она. Он не спас ее от опасности. Он спас ее от себя. Она мало спала, устала до смерти за время путешествия и все еще ощущала тошноту после переправы. Здравый смысл, умение правильно разобраться в ситуациях, интуиция на время покинули ее.

– Спасибо, – сказала она.

В квартире над ними кто-то распахнул створки пошире и выставил лампу. Слабый свет добрался до них, и его было достаточно, чтобы незнакомец смог наклониться, достать жемчуг ее прабабки и вложить ожерелье в ее руку.

– Спасибо, сэр, – повторила она, сжимая в руке теплый и тяжелый жемчуг. – Вы такой смелый.

Но высокий человек больше не произнес ни слова. Вместо этого, находясь все еще в глубокой тени, он снял с головы цилиндр, сделал изящный поклон и скрылся в темноте.