Читать книгу Война в России и Сибири - Лодевейк Грондейс - Страница 44

11/24 июля

Я ночевал в комнате полковника Мусалаева, замечательного командира чеченского полка. Мой багаж, пристроенный на разных подводах, потерялся, но стоило мне предложить хорошие чаевые, как его тут же нашли.

В 6 часов мы отправляемся в сторону Монастыриски и Бучача. Погода великолепная. По дороге мы оказались отрезанными от дивизии, которая отправилась из Нижнева спустя час после нас, и от остальной армии. Время от времени мимо проносится автомобиль, галопом мчится курьер, на ходу осведомляя нас о положении дел. Мы движемся к Бучачу проселками, переходим вброд речушки, чтобы лошади напились. Беззаботность солдат, вольное поведение офицеров создают ощущение прогулки, чему способствует и красота окружающей местности. Я двигаюсь вместе с татарским полком, скачу впереди вместе с полковниками: князем Магаловым и графом Комаровским. Магалов блестящий офицер, грузин европейской культуры. Тучный Комаровский очень прямолинеен, он из тех старых русских дворян, которые нынешнему деликатному поколению кажутся грубыми солдафонами. Для графа эта война пятая. Его воинственный пыл простирался от Трансвааля до Пекина и от Маньчжурии до Балкан. Он человек большой университетской культуры, с дипломом Генерального штаба, однако презирает «кабинеты и всяческую говорильню».

Маршрут Дикой дивизии во время отступления в Галиции в июле 1917 г.

Поблизости от Бучача на большой дороге мы нагоняем подразделения пехоты, они без офицеров и двигаются в полном беспорядке. Гвалт оглушает: возницы-обозники с криком нахлестывают лошадей, пытаясь продвинуться среди хаоса беженцев, среди телег и возов, груженных мебелью, самоварами, телятами, поросятами и тюками с наворованным добром. Князь Магалов, гарцуя во главе нашего полка, отдает приказ обозу остановиться и дать возможность проехать кавалерии. Обозник, явно не из неуважения, а по восточной ленивой инерции продолжает ехать. По приказу начальника татары срываются с места и хлещут нагайками несчастного защитника Керенского, обомлевшего от такой напасти. Все солдаты вокруг смотрят, вытаращив глаза: при новом режиме такого еще не случалось. Но молчат, не возражают, не протестуют. Комаровский кричит: «Довольно!». Татары возвращаются в строй, и мы продолжаем путь.

Не могу не заметить, что Бучач, где прошла революционная армия под руководством правительственных комитетов, разграблен до нитки и в нескольких местах подожжен. Лежат несколько мертвых горожан и несколько революционных солдат, наказанных батальонами Неженцева, которые проехали по городу до нас.

Дивизия остается в Бучаче, наши полки отправляются в Трибуховцы. Мы снова отрезаны от остальной армии, и только вечером, когда установили телефонную связь, узнаем, что происходит на фронте. Немцы взяли Подгайцы, они в 30 километрах от нас и, похоже, приближаются маршевым шагом.

Вокруг настоящий ужас. Резервы, которые направлялись в Подгайцы, чтобы поддержать стоящие там войска, были остановлены людьми в форме и в гражданском, эти люди сообщили солдатам фальшивые новости, убедили, что их непременно возьмут в плен, если они двинутся дальше. Так что немцы продвигаются вперед без малейших затруднений.

Повсюду одно и то же: старые солдаты и юные патриоты, объединенные офицерами в батальоны смерти, исполняют свой долг на передовой. Зато резервы, части подкрепления, службы снабжения и транспорта под влиянием неустанной пропаганды большевиков впадают в панику и бегут, и за горсткой бойцов образуется пустота. Через короткое время и они вынуждены отступить или оказаться в руках врага, если слишком поздно заметили полную изоляцию, в какой оставили их товарищи.

А евреи повсюду дают нам понять, что это наказание за погромы в Калуше, Тернополе, Станиславове, за ограбление деревень Галиции, где проходила свободная пехота[183]. Не исключаю, что к небесному наказанию – добавлю, вполне заслуженному – прибавилась и человеческая мстительность.