Читать книгу Библиотекарша - Логан Белл - Страница 2

Присев на верхней ступеньке крыльца, Реджина достала упакованный в бумажный пакет сэндвич и открыла термос с молоком. Посмотрела на Пятую авеню.

– Вы – новенькая? – спросила пожилая дама, что спускалась по крыльцу.

– Да, я Реджина, – ответила она, прикрыв ладонью набитый рот.

– Добро пожаловать. Меня зовут Маргарет Сэддл.

Сидеть в то время как человек старше тебя по возрасту стоит? Неловко, знаете ли. Реджина поднялась на ноги, оправила юбку.

– Ах да, вы… работаете в архиве, правильно?

Маргарет кивнула.

– Уже пятьдесят лет как.

– Ого! Впечатляет.

Реджина присмотрелась к Маргарет: седые волосы закрывают уши, глаза бледно-голубые; кроме пудры на щеках, никакой косметики; на шее – большое жемчужное ожерелье (вроде бы настоящее).

Маргарет оглянулась на здание библиотеки.

– Этому месту стоило посвятить всю свою профессиональную жизнь, – сказала она. – Хотя после ухода Брук Астор дела идут под гору… Ну да ладно, приятно было познакомиться. Заглядывайте ко мне на четвертый этаж в любое время. Вдруг возникнут вопросы, а спросить больше не у кого. Все или носятся по делам, или просто не знают ответа. Наслаждайтесь свежим воздухом, солнцем…

Так ведь Реджина сама архивист!.. Ой нет, молчать. Только бы не произвести дурного впечатления: вдруг Маргарет решит, что новенькая любыми средствами желает добиться повышения. Впрочем, Реджина с радостью променяла бы общество Слоан Колдвел на работу под началом у Маргарет.

Маргарет шаркающей походкой удалилась, и Реджина вернулась к обеду. Она и забыла, что оставила термос открытым – задела его и опрокинула. Молоко белым ручьем устремилось вниз по ступеням, следом за ним – тяжелая крышка.

Ужа-ас! Реджина растерялась: что делать? Вытирать белую лужу? Или гнаться скорее за крышкой?

Подняв термос и сохранив остатки молока, Реджина кинулась вниз. Но не успела она пробежать и двух ступенек, как крышку ловко подхватил высокий широкоплечий мужчина.

Он взглянул на Реджину бархатистыми темно-карими, почти черными глазами и стал подниматься ей навстречу. Сердце в груди заколотилось. С чего бы?

– Это ваше? – Протягивая Реджине крышку, он слегка улыбнулся. Красивый, просто до неприличия красивый. Высокие скулы, аккуратный нос, маленькая ямочка на подбородке. Блестящие темные волосы такие длинные, что кончики их завиваются у ворота рубашки. Этот тип старше Реджины, ему лет тридцать.

– Э-э… да, простите. Спасибо. – Реджина протянула руку за крышкой от термоса. Хоть она и стояла на ступеньку выше, мужчина все равно казался ей великаном.

– Не стоит извиняться. Хотя если учесть, какой беспорядок вы учинили…

Пристыженная Реджина взглянула на лужу молока.

– О, я… все приберу. Я бы такого ни за что не оставила…

Впрочем, мужчина просто шутил.

– Не беспокойтесь, – сказал он, возвращая тяжелую пластиковую крышку. Легонько задел пальцы Реджины – она ощутила горячее прикосновение – и пошел дальше, мимо лужи молока, к большим парадным дверям.

* * *

Нагруженная книгами из библиотеки – ну не устояла, взяла, – Реджина поднялась к себе в квартиру на пятом этаже дома на Бэнк-стрит.

Квартирка маленькая, зато в лучшем квартале самого престижного района. Переезд стал для Реджины Великим Побегом – не только от ограничений родного городка, но и от тотального контроля матери. Здесь, в городском особняке, который некогда служил пристанищем для литературных гигантов вроде Уиллы Кэсер, Генри Джеймса, Эдны Сент-Винсент Миллей и Эдгара Аллана По, Реджина наконец почувствовала свободу.

Единственное, что омрачало светлый пейзаж новой жизни, так это соседка, Карли. Карли Ронак – безнадежного хипстера, студентку Парсонского колледжа – в жизни интересовали всего две вещи: мода и парни. Парней она, кстати, меняла чаще, чем джинсы. Примерно раз в неделю.

Прежде Реджина ни с кем не соседствовала. Когда она училась в университете, мать не отпустила ее в общежитие в центре Филадельфии (в двадцати минутах езды от дома). Теперь, живя с Карли, Реджина понимала: мать слишком уж сильно повлияла на ее личность. Наблюдая, как бурлит-кипит личная жизнь у соседки, Реджина гадала: и почему она своей жизни не уделяет столько внимания? Отчасти виновата мать, так плотно следившая за Реджиной, так яро запрещавшая ходить на свидания, что тайные встречи с мальчиками себя не оправдывали. К тому же последние несколько бойфрендов до того разочаровали, что Реджина решила: не стоят они вранья и споров с матерью. Хотя, может, и сама она в чем-то ошиблась?

Что до Карли, то Реджина далеко не сразу сообразила, зачем ей вообще соседка. Карли тратила бесконечно много денег, особенно на шмотки. В квартире громоздились кипы пакетов с покупками из «Барниз», «Элис + Оливия», «Скуп». Реджина в моде не больно-то разбиралась, но и так было ясно: эти магазины не чета «Филенз» и «Таргет», куда ходила сама Реджина. Карли постоянно бегала в салон «Бамбл и Бамбл», чтобы уложить или подстричь длинные мелированные волосы, и даже ела вне дома; очень редко Реджина видела, как соседка насыпает себе в тарелку сухой завтрак или заказывает омлет (если проснется в выходные в своей кровати).

Загадка разрешилась сама собой, когда однажды ночью Реджина проснулась от стонов. Оказалось, Карли привела очередного ухажера. Чуть позже парочка уединилась на кухне, и Карли отчитала парня, дескать, тот мычал и пыхтел слишком уж громко. «Соседке плохо будет», – сказала она. На это парень ответил: «Зачем тебе вообще соседка? Твой папаша – Марк Ронак!» Карли объяснила, мол, дело вовсе не в деньгах. Родители настояли, чтобы их дочь взяла себе соседку, «по соображениям безопасности». «Хорошо, что тебя еще кто-то сдерживает! – заметил парень. – Не то бы ты совсем распоясалась».

Реджина, разумеется, пробила в Гугле, кто такой Марк Ронак. Выяснилось, что отец Карли – основатель крупнейшей студии звукозаписи для музыкантов хип-хоп. Казалось бы, незначительная деталь биографии соседки, а так расширила пропасть между нею и Реджиной, чьи родители не то что хип-хоп, даже просто поп-музыку слушать не стали бы. Отцу Реджины было чуть за тридцать, когда она родилась, и через восемь лет он умер. Он работал архитектором и слушал исключительно оперы. Мать Реджины – виолончелистка старой школы – с детства прививала дочери любовь к классике и ничего другого в доме не терпела. Доцент в Филадельфийском музее искусств, она не могла смириться ни с чем популярным в музыке, современным – в искусстве и бульварным – в чтиве.

– Как первый день на работе? – спросила Карли, оторвавшись от номера «W».

Соседка сидела по-турецки на диване, в искусственно обесцвеченных джинсах на низкой талии и кашемировой безрукавке; ее медового оттенка волосы пребывали в художественном беспорядке.

– Коллеги не обижают?

В комнате пахло «Шанель аллюр».

– Все хорошо, спасибо, – ответила Реджина. Опустив тяжелую сумку на пол, она прошла на кухню за колой. С Карли никогда не поймешь, искренне она интересуется твоими делами или спрашивает просто так, потому что больше никого в комнате нет. Ей все равно не взять в толк, как можно осуществить мечту всей жизни, «расставляя книжки по полочкам» (это она так отзывается о библиотечном деле).

Однако Реджина нашла себя еще в шесть лет, когда отец только начал водить ее с собой в библиотеку – не в нью-йоркскую, а в местную. Реджина никогда не мечтала стать учительницей, ветеринаром или балериной. Благополучно миновав эту фазу взросления, она сразу же нацелилась в библиотекари. Хотела вдыхать аромат книг, бережно хранить порядок на бесконечных аккуратных полках, помогать людям отыскивать новые захватывающие романы или книги, что помогут написать научную работу и получить степень или просто решить интеллектуальную задачу. Реджина ни разу ни на мгновение не усомнилась в своем выборе.

И вот ее мечта осуществилась, такая маленькая и нелепая – для девушки вроде Карли Ронак, которая детство провела в грезах о том, как станет новой Тори Берч[2].

– Рада слышать, – сказала Карли. – Слушай, ко мне сегодня друг придет. Надеюсь, тебя не потревожим?

На самом деле Карли намекала, что неплохо бы самой Реджине проявить тактичность, запереться у себя в комнате и не тревожить их.

– Обо мне не беспокойся. Я запаслась книгами.

– Кстати, твоя мама звонила. Два раза. – Карли протянула Реджине фиолетовый квиток-самоклейку с сообщением (нацарапанным жидким карандашом «Шарпи»).

Пытаясь сэкономить деньги вдали от дома, Реджина первым делом избавилась от мобильника. Еще один плюс – мать не дозвонится до нее напрямую, не сможет потревожить в любой день, в любую секунду. Правда, за эту роскошь расплачиваются все знакомые, у кого дома имеется стационарный телефон.

Скомкав записку, Реджина сунула ее в карман.

* * *

Она проснулась посреди ночи от того, что кто-то ломился в квартиру. По крайней мере, так ей вначале показалось. Потом до Реджины дошло: это спинка кровати стучит о стену соседней комнаты.

К грохоту добавились стоны и совершенно необязательный крик Карли: «О-о, трахни меня!»

Вновь стоны – на сей раз мужские. Спинка кровати еще яростней и жестче забилась о стену, любовники по ту сторону рычали и хрипели. И вдруг наступила тишина.

Реджина и сама дышала тяжело и бурно. Отчего? Из-за того, что так резко пробудилась посреди ночи? Или ее взбудоражили звуки из комнаты Карли, одновременно пугающие и возбуждающие? (О том, что из-за половой жизни соседки она теряет часы драгоценного сна, Реджина и не подумала.)

В плане секса Реджина сильно отстала, в ее-то возрасте оставаться невинной – для большинства девушек это неслыханно! Но такова реальность, реальность, что даже не волновала Реджину… до переезда. Только в Нью-Йорке она поняла, как все запущено.

Впрочем, оставаться девственницей она не планировала, обета безбрачия не давала. Просто возможности не представилось. Подруги постоянно твердили, что Реджина – как муха сонная, что парни на самом деле обращают на нее внимание, но она не идет им навстречу, вечно сидит дома, не гуляет.

– Ты слишком серьезная, – повторяли девчонки. Может, Реджина и хотела бы развлечься, да только каждая вечеринка пугала ее пропущенным зря временем, которое лучше потратить с пользой, на учебу и подготовку. Каждый парень, с кем Реджина встречалась, отвлекал от намеченной цели. От усердной работы, от будущего.

Целеустремленность. Вот о чем постоянно твердила мать, не забывая говорить, что мальчики – это помеха, верный способ угробить жизнь. Она грозно напоминала о собственной загубленной карьере, «пропавших мечтах», жертве, принесенной ради отца Реджины, когда тот учился на архитектора, а после только начинал профессиональный путь. О подаренной мужу дочери.

– Потом он умер и оставил меня ни с чем. О печальном конце никто почему-то не думает, Реджина. В этом мире полагаться можно исключительно на себя.

Реджина взглянула на будильник: два ночи. Еще пять часов – и на работу.

Из-за стены послышался смех, потом – опять стоны.

Отчаявшись снова уснуть, Реджина перевернулась на спину. Серая хлопковая ночнушка перекосилась и задралась. Реджина поправила подол, однако бедра прикрывать не стала. Погладила себя по животу, пытаясь снять напряжение, заснуть… и тут рука сама собой скользнула к резинке трусиков.

Реджина замерла, прислушалась. За стенкой – тихо.

Она запустила руку под белье, погладила себя между ног. Мысль о мужчине в соседней комнате одновременно возбуждала и не давала сосредоточиться. Бог знает, как давно Реджины не касался парень, да и в те разы, что мужчине случалось ее потрогать, не происходило ничего особенного или достойного отложиться в памяти. Теперь и вообразить-то кого-нибудь, кто ласкает тебя в столь заветном и чувственном месте, не получается. Рука тем временем действует, бедра увлажняются и движутся в такт пульсации стенок влагалища, что ритмично сжимаются и трутся о пальцы. А те ныряют в горячую щелку, заставляя трепетать, и вот уже ты взрываешься наслаждением…

Реджина обмякла, растянулась на скомканном одеяле. Сердце в груди колотилось как бешеное.

Интересно, каково это – разделить пик блаженства с кем-нибудь еще?

Похоже, этого Реджина никогда не узнает.