Читать книгу Благословение Пана - Лорд Дансейни - Страница 4

– Я тут потолковал с Даффинами, – рассказал викарий жене. – Непохоже, чтобы это был юный Томми.

– Самые неожиданные поступки обычно совершают те, от кого ничего подобного не ждешь, – напомнила миссис Анрел.

– И то верно, – согласился викарий, вспоминая о разных приходских событиях.

Так над викариатом и над солнечной долиной прошел еще один день. В маленьком домике и над лужайками царила тишина, но в голове Анрела вихрем проносились мысли: он тщетно пытался предугадать, какие меры примет епископ и как подступится к проблеме, беспокоящей Уолдингский приход, или хотя бы что именно напишет в своем ответном письме.

В тот день мистер Анрел уже не стал возвращаться с корзинкой к Даффинам, рассудив, что два визита в один день – это чересчур. Вместо того ближе к вечеру он устроился в кресле перед домом и с напряженным беспокойством стал наблюдать за холмом Уолд. Но среди всех звуков, что пробивались сквозь золотую дымку вечерних чар, слуха Анрела достигали только такие, что имели явственно земное происхождение: в долине перекликались люди; доносился приглушенный, невнятный шум голосов и далекие переливы смеха, а еще лай собак, блеяние овец, кукареканье петуха – все то, чем человек, словно частоколом, отгородил свои дома от безмолвия звезд. Музыка раздавалась на холме не каждый вечер, и Анрел был уверен: пусть сейчас и тихо, назавтра вечером она точно зазвучит.

На следующий день он был встревожен и молчалив все утро. Викарий не был бойцом по призванию, и однако ж он по доброй воле подходил все ближе к некоей силе, которая внушала ему ужас; и, даже если колдовскую мелодию по вечерам играл не Томми Даффин, мистер Анрел понимал, что, спустившись в долину на ферму, в страшный для него час он окажется совсем близко к Уолду.

– Схожу-ка я вечерком к Даффинам, верну корзинку, – сказал он жене.

– Я могу отнести, – предложила миссис Анрел. – Я как раз собралась в лавку Скегланда.

– Нет-нет, – возразил викарий, – я не прочь пройтись.

Миссис Анрел возражать не стала: да и заговорила-то она только для того, чтобы убедиться: муж настроен серьезно. Она порадовалась про себя его решимости; ведь, хотя она всё больше помалкивала и даже про себя не облекала эту мысль в конкретные слова, она уже успела понять: в том, что слышится с холма Уолд в закатный час, есть что-то в корне неправильное.

Викарий не стал откладывать столь пугающую его прогулку: наоборот, он вышел из дому пораньше и добрался до фермы, пока солнце еще не село за холм. Даффин ввел его в гостиную; там уже ждала миссис Даффин – и Томми при ней. Они, верно, издалека заметили гостя.

– Я тут вашу корзинку назад принес, – объяснил викарий.

Он даже не стал придумывать повод, чтобы задержаться. Он отлично знал, что можно спокойно положиться на миссис Даффин. Конечно же, она спросила про яйца.

– Замечательные, очень вкусные, – заверил он, не моргнув и глазом и даже не попытавшись вспомнить, съели ли они с женой все шесть и успели ли попробовать хоть одно.

От яиц хозяйка перешла к курам – с ними столько возни! – а потом принялась рассуждать о жизни в целом; Даффин стоял и улыбался, а Томми обиженно супился – мало того, что на него нацепили жесткий белый воротничок, так еще и держат в четырех стенах! Викарий слушал, время от времени вставляя в разговор короткое замечание: так опытный путешественник, поддерживая костер, подбрасывает сухую ветку или кусочек коры в точности туда, куда нужно. Беседа текла своим чередом, а солнце между тем склонялось все ниже к Уолду.

Томми заерзал: ему явно не сиделось на месте. Викарий не спускал глаз с миссис Даффин: вот наконец она заметила нетерпение сына. В этот самый момент Анрел встал уходить. Миссис Даффин, которая любила посплетничать с викарием даже больше, чем сплетни сами по себе, разумеется, попыталась бы удержать гостя в любом случае – попыталась и сейчас, хотя бы чтобы укорить Томми. Уступив настоятельным уговорам, викарий остался, а солнце опускалось все ниже и ниже.

Теперь разговор зашел о репчатом луке: как его выращивать, как готовить и можно ли его есть сырым. Томми перестал ерзать; выражение его лица менялось на глазах. Щеки осунулись и побледнели, скулы заострились; но главное – взгляд, отметил про себя викарий: во взгляде парня пылала такая острая, неуемная тоска, что и салфеточка-антимакассар[2] на спинке дивана под его головой, и сам черный диван внезапно показались на диво несуразными. «Да, – подумал мистер Анрел, – этот мальчишка на все способен». Томми было не узнать.

– Мне кажется, целебные свойства весеннего лука куда важнее неодобрения соседей, – промолвил викарий.

– Я с вами целиком и полностью согласна, сэр, – заверила миссис Даффин, – но мне всегда немного боязно, ведь люди, они такие…

– Люди слишком склонны осуждать ближнего своего, – рассеянно подтвердил викарий.

А Томми Даффин сидел тут же, на диване, со странным выражением на лице, и вот солнце коснулось вершины Уолда, и громадные, длинные тени уже прокрадывались в долину, и левая рука Томми снова и снова непроизвольно тянулась к карману пиджака и тишком отдергивалась.

– Да-да, – приговаривала миссис Даффин, – я считаю, что не сыщешь лучшей породы, чем кохинхины, – такие неприхотливые и насиживают хорошо.

– Да-да, – кивнул викарий. И, чувствуя, что мальчишка того гляди сбежит и потом ищи его, свищи, мистер Анрел внезапно задал вопрос – просто так, наудачу, сам не зная, промахнулся или попал в яблочко, – как говорится, не попробуешь, не узнаешь! – А что у тебя за свирель такая в кармане?

Парень побледнел как полотно.

– Нету у меня никакой свирели, – буркнул он.

– Томми, как не стыдно, – встряла миссис Даффин, – покажи мистеру Анрелу, что там у тебя.

Томми замолчал, весь сжался, угрожающе зыркнул из-под нахмуренных бровей; казалось, он будет защищать свой карман до последнего. Смеркалось. Но вот, всё так же молча, угрюмо хмурясь, Томми Даффин достал что-то из кармана.

– Что это, милый? – спросила мать. В комнате, обшитой темным дубом, все предметы казались темнее, нежели обычно бывает сразу после заката.

– Да это ж точно такая штуковина, на которой в «Панче и Джуди»[3] играют, – промолвил Даффин. – Ты где ее взял-то?..

Но при взгляде на лицо Анрела хозяин осекся. Ибо в голове викария невесть откуда возникла безумная фантазия и, вопреки здравому смыслу, подсказала: «Это флейта Пана»[4].