Читать книгу Из-под стола - Лоя Ксеанелис - Страница 14

Через неделю из садика Лёку забрала мама, она выписалась из больницы, но разговаривала с непривычной грустью. Они не пошли домой, свернули к бабушке. Родители не пожелали, не нашли способа помириться. Женщина перенесла на квартиру старушки телевизор, кровать, любимый стол девочки с набором игрушек.

Малышка не расстроилась из-за произошедших перемен: она любила гостить у бабули, ей нравилось играть с Валеркой, подчиняясь его задору, выдумкам, фантазии. Случившееся казалось несерьёзным, просто они ненадолго переехали в другое место, как летом на дачу в Кубинку, отец же вскоре присоединится к ним.

Взрослые готовили еду на кухне. Друг заявился к Лёке в комнату, обвешанный палками на верёвках, которые болтались за спиной, на груди, на боку.

– Это автоматы, – гордо заявил приятель, хмуря белёсые брови. – Сейчас война. Будешь моей женой. Я ухожу на фронт бить фашистских гадов. Под столом наш дом, там ты меня ждёшь и готовишь ужин. Поняла?

Подружка с готовностью кивнула головой. Мальчуган выскочил в коридор, забегал туда-сюда, из-за стены донеслось «Тра-та-та», потом что-то загремело и стихло. Девочка забралась под стол, разложила вдоль стены игрушки, время от времени с любопытством выглядывала наружу, вытягивая шею. Несколько минут стояла тишина, вдруг дверь рывком распахнулась. Валерка вошёл, шатаясь, ступил несколько шагов, держась руками за грудь, и повалился на пол. Девчушка подползла к нему на четвереньках, робко тронула за плечо. Приоткрыв один глаз, пацан прошептал:

– Меня убили! Плачь!

Он лежал на полу, разбросав руки-ноги в разные стороны, совсем не двигался. Малышка жутко испугалась, её громкий рёв нарушил тишину комнаты. Лёка плакала по-настоящему, навзрыд, впервые ощущая всем своим маленьким тельцем невосполнимую горечь потери.

Вбежали перепуганные взрослые. Валерка вскочил на ноги.

– Что? Что ты ей сделал? – надвинулась на сына тётя Клава.

Мальчишка попятился, замотал головой, заикаясь, произнёс:

– Ничего… Она сама заголосила!

– Лёка! Лёка! Девочка моя! Что с тобой? – растерянно причитала мать.

– Я не хочу, чтоб кого-то убивали, – не могла успокоиться малышка.

Мамы с облегчением вздохнули и, не сговариваясь, дружно заливисто расхохотались. Бабушка протянула внучке румяное яблоко, погладила по вспотевшей головке, взлохматила волосы.

– Ах ты моя сердобольная! – прошептала ласково.

Соседка потянула сына за руку домой:

– Идём уже! Нечего девочек до слёз пугать!

Мальчишка упирался, цепляясь за всё, что попадалось на пути.

– Мы завтра с тобой ещё в космонавтов поиграем! Я вырасту, буду как Юрий Гагарин, – кричал на прощание друг.

Парнишку закрыли в комнате на ключ. Лёка успокоилась, стало скучно. Она не хотела наказания для Валерки, но так получилось. Тяжело вздохнув, девочка вновь укрылась под столом, сидела, обняв коленки, молча смотрела на яблоко, выглядывающее из оттопыренного кармашка вельветового платьишка.

Вернулись бабуля с мамой, завели разговор:

– Зоюшка, не руби с плеча? Может вернёшься? Сашка всё же муж тебе. Вон Рита, Клава без мужиков с пацанами смотри как маются. Внучка-то любит отца, он тоже дочь обожает.

– Ни за что! Даже не уговаривай, мам! Я в больнице лежала, соседкам по палате рассказывала, как он меня ударил. Если б ты видела, как они рыдали! Все жалели твою дочь, только ты всегда на другую сторону встаёшь!

– Но вы вместе виноваты в случившемся! Тебя не остановить, коли разойдёшься, сама нарвалась! – попробовала урезонить строптивицу баба Лена.

– Не на кого пенять, мамуль! Я не стану терпеть побои. Сашка ещё не раз об этом пожалеет. А нет – ему же хуже будет! Придёт вымаливать прощение, вот тогда узнает, что мне от него нужно. Никуда он от дочери не денется! Добьюсь своего, чтоб во всём мне помогал, про друзей да футбол забыл!

– Верю, что приятельниц по палате до слёз растрогала. Не приписывай это к сочувствию. Ты всегда умела всё в свою пользу обыграть. С детства такова! Даже я от твоего злого язычка натерпелась. За шкоду не накажешь, тронуть не смей! С малых лет выгоду свою блюсти научилась. По любому поводу на улицу выскакивала да соседям жалилась, мол, мать злыдня: поедом ест, прутом избивает, житья не даёт. Всё грозила к Катьке насовсем удрать, считала, что только там тебя больше любят. Мне за что-то мстила, боль причиняла. Соседи норов твой тогда раскусили, успокаивать научились тебя, про себя посмеивались. Мне легче не делалось, иной раз глаз на соседок не могла от стыда поднять. Подоврать, исказить, под иным углом выставить, преувеличить – этим ты всегда владела мастерски! Очернить любого можешь, видно у Позоровой научилась, подлости набралась.