Читать книгу Монмартрская сирота - Луи Буссенар - Страница 8

Часть первая
Королева золота
Глава VIII

Оглавление

С этого дня поселенцы чувствовали себя в безопасности.

Страшный урок, данный пограничным бандитам, принес свои плоды, и обитатели ранчо Монмартр спокойно принялись за работу.

Они добились заметных успехов в разведении скота.

Кобылицы и коровы, пасущиеся на роскошных пастбищах, давали обильный приплод, и не проходило недели, чтобы в стаде не появлялось еще несколько телят или жеребят, резвящихся около своих матерей.

Лошади содержались в загоне, окруженном забором из железной проволоки.

Колонисты жили тесным семейным кругом, вдали от городского шума. Здесь они могли забыть о страстях, эгоизме и безобразной жизни, которыми так бесславно известны крупные города.

Индейцы, эти неутомимые кочевники, которых ничто не может удержать на одном месте, однажды явились сюда, без всяких, конечно, дурных намерений.

Они обменялись дружескими приветствиями со своими братьями-белыми, отделили им часть только что добытой на охоте дичи и подарили несколько красивых одеяний, по индейскому обычаю, очень искусно сшитых из шкур бизона.

Разбив палатки, они развели огромные костры, на которых жарили мясо, плясали до упаду, угощали друг друга до пресыщения, пели песни и вели беседы самого фантастического характера.

После одной или двух недель шумного пиршества, гости сняли лагерь и умчались в глубь бесконечных прерий, чтобы снова внезапно появиться среди поселенцев Равнины Вех, так же внезапно исчезнуть и потом опять появиться.

Так, в полном довольстве, без малейшего горя, прошел целый год. Счастье было так безоблачно, что трудно было поверить в его продолжительность, особенно этим людям, которых всегда и всюду преследовали жизненные невзгоды и удары судьбы.

И действительно, этих достойных и благородных людей, которые уже победили, казалось, неумолимый рок, постигло страшное горе.

Постоянный прирост стад потребовал новых помощников, и Дэрош взял для присмотра за животными двух ковбоев, почти совсем одичавших на полной свободе.

Пастухов, вынужденных вести столь тяжелую и суровую жизнь, набирают по большей части из людей, выбитых из жизненной колеи и очутившихся на обширных равнинах Западной Америки из-за каких-нибудь грехов молодости, столкновений с правосудием или просто благодаря любви к приключениям.

Чтобы как-то существовать, они нанимаются на фермы: благо там не требуется никаких свидетельств и рекомендаций.

У вновь поступившего не спрашивают ни об его происхождении, ни о месте жительства, ни о роде занятий. От него лишь требуется умение владеть лассо для ловли животных и карабином для их защиты, а также способность просиживать по целым часам, дням и даже неделям в седле, не боясь ни зноя, ни холода, ни ветра, не страшась ни людей, ни диких зверей. Каждый, кто удовлетворяет этим условиям, может получить место с платой двадцать пять – тридцать долларов в месяц.

Среди ковбоев встречаются забияки, горькие пьяницы, но только не лентяи. Но зато среди этих выбитых из колеи людей и неисправимых бродяг очень много честных малых с профессиональным самолюбием.

Несмотря на привычку к излишествам, когда карман не пуст, ковбой является образцом честности, упорства в труде и энергии, когда он принимается работать.

Таковы в основном члены корпорации ковбоев, отчасти напоминающей французский легион, состоящий исключительно из иностранцев, но представляющий собой, несмотря на это, нечто цельное и стройное.

К сожалению, к этой буйной, но очень честной корпорации пристают иногда негодяи, бросающие на нее тень.

Два ковбоя ранчо Монмартр не составляли, казалось, никакого исключения из общего правила и были не лучше и не хуже своих товарищей.

Они обнаруживали самую горячую привязанность к детям и заботились о них, чему родители были очень рады.

Иногда маленькому Марселю, которому уже нравились лошади, оружие и вообще физические упражнения, позволяли сопровождать то одного, то другого из них куда-нибудь в окрестности.

Ковбой сажал Марселя впереди и несся во весь опор, а мальчик, чувствовавший себя счастливым, весело кричал: «Браво! Еще! Еще!»

Однажды оба ковбоя уехали с мальчиком и долго не возвращались. Обычно они отлучались не более чем на час, но наступил вечер, а их все не было.

Мадам Дэрош, вначале слегка беспокоившаяся, начала серьезно тревожиться, когда наступил вечер.

К несчастью, она осталась на ферме одна: Дэрош и Жо отправились искать место для постройки нового загона.

Она ухватилась за последнюю надежду: вероятно, Дэрош и Жо встретились с ковбоями и они возвратятся все вместе.

Ночью негр и хозяин вернулись домой страшно усталые.

Мадам Дэрош бросилась к ним навстречу с душераздирающим криком:

– Марсель! Где Марсель?

Предчувствие ужасной катастрофы, готовой обрушиться на семью и разрушить ее счастье, охватило несчастного отца:

– Но… я не знаю… Я его не видел…

Обезумев от горя и побледнев, мать прошептала:

– Ты его не видел… Он не с тобой… Марсель… мой мальчик… погиб… похищен, может быть…

Но она была храброй женой человека, побывавшего в огне двух осад и бесстрашно пережившего все ужасы Кровавой недели. Она хотела противостоять удару, поразившему ее в самое сердце, хотела остаться на ногах, быть твердой. И это ей удалось.

Смертельно бледная, с покрасневшими глазами, она схватила руку мужа, сжала ее до боли и изменившимся хриплым голосом воскликнула:

– Пойдем! В путь!

Лошади Дэроша и Жо, еще оседланные, стояли на привязи у входа в ожидании, пока их отпустят пастись на свободе.

Она вырвала карабин из рук оцепеневшего негра, схватила лошадь под уздцы, вскочила в седло и, снова вскрикнув: «Едем!», пустилась во весь опор.

Обычно она боялась огнестрельного оружия и верховой езды.

Бывало, муж, желая научить ее на всякий случай владеть ружьем и скакать верхом, давал ей в руки винтовку или сажал на лошадь, но она опускала курок, закрыв глаза и вздрагивая при звуке выстрела, и, сидя в седле, то и дело цеплялась руками за гриву лошади, боясь упасть.

Сраженный ужасным ударом, не сознавая, что делает, муж, с глазами полными слез, машинально следовал за ней.

Она мчалась наугад, не замечая, что начинавшая уставать лошадь возбуждалась только при звуках ее голоса.

– Марсель!.. Марсель!.. Дитя мое! Мой мальчик!.. Марсель!.. Марсель!.. – кричала она.

И голос обезумевшей матери, обыкновенно такой тихий и гармоничный, переходил в какой-то рев.

Лошадь, закусив удила, неслась как ураган.

Конь Дэроша мчался вслед за ней с развевающейся по ветру гривой и ржанием, которое повторялось, как эхо, пасшимися в степи кобылицами.

Не будучи в силах больше кричать, несчастная мать захрипела, и кровь хлынула из ее горла; она выстрелила из карабина в надежде, что ковбои увидят пламя и услышат звук выстрела.

Ей хотелось верить, что они задержались в пути случайно.

Может быть, они упали с лошади или сбились с дороги.

Отец, тоже безутешный, сохранял все же больше хладнокровия. Он думал, что ковбои, вероятно, были сообщниками десперадо, этих врожденных врагов колонистов, или даже сами принадлежали к их среде. Без сомнения, эти подонки похитили ребенка.

Но зачем? С какой целью?

Наверное, в качестве заложника, за которого можно получить большой выкуп.

Ему хотелось приблизиться к жене, поговорить с ней, попытаться утешить ее нежными словами и какими-нибудь убедительными доводами успокоить ее усиливающееся возбуждение.

Но несчастная ничего не видела, ничего не слышала.

Ее лошадь неслась наугад во мраке, закусив удила.

Ее призывы, то пронзительные, то хриплые и глухие, прерывались ружейными выстрелами.

– Марсель!.. Мар… сель!.. Мальчик мой!.. Слышите вы меня?

Мрак беспредельной прерии оставался по-прежнему непроницаемым и безмолвным.

Усталые лошади, с покрытыми потом, взмыленными боками, стали спотыкаться.

Дэрош с тревогой вспоминал о страшном столбняке, который, очевидно, сковал их из-за бешеной скачки и действие которого начало уже проявляться.

Он боялся, и не без основания, этой болезни, возникающей вследствие чрезмерной усталости и поражающей даже самых выносливых животных.

Опасения его оказались не напрасны.

Лошадь мадам Дэрош запуталась в траве и рухнула бездыханная, с неподвижными, сведенными судорогой ногами.

Конь Дэроша, бывший не в лучшем состоянии, остановился и застыл, как будто превратился в гранит.

Парижанин соскочил с седла и нашел жену, которая без движения, почти не дыша, лежала на земле.

При виде любимой жены, своей подруги в борьбе, изгнании и всех несчастьях, лежавшей в агонии, при мысли о своем ребенке, которого так коварно у него отняли, несчастный заплакал.

Слабый, болезненный стон привел его в себя.

Его жена бредила.

Теперь, когда ее энергия была сломлена, бедная молодая мать, будучи не в силах двигаться, произносила имя ребенка душераздирающим шепотом людей, впавших в беспамятство:

– Марсель!.. Марсель!..

Вокруг них царил непроницаемый мрак: кругом была безмолвная пустыня.

Дэрош присел на корточки, положил голову жены на колени и нежными словами, с которыми мать обращается к своему больному ребенку, пытался ее успокоить.

Разбитый, уничтоженный, измученный, он страдал в течение долгих, мучительных часов, тех страшных часов, которые тянутся, как годы.

На рассвете он смог разглядеть свою жену и пришел в ужас, увидев, как она изменилась.

Не имея под руками даже стакана воды, он приложил к ее вискам влажную от росы траву и влил несколько капель этой влаги между ее воспаленных губ.

Так прошло еще два часа.

Топот быстро скачущих лошадей заставил Дэроша вздрогнуть. Жо, добрый, преданный негр, несся во весь опор с двумя запасными лошадьми. Как только занялась заря и можно стало различить следы, он бросился вдогонку за хозяевами, посадив в свое седло маленькую Элизу, которую не решался оставить одну.

Малютка проплакала всю ночь.

Она улыбнулась отцу, бросилась к нему на шею и осыпала горячими поцелуями.

Потом она спросила о матери и, увидев ее лежащей на земле, принялась кричать.

Мама, ее дорогая мама ничего ей не говорила, не видела и не узнавала ее.

Потом какая-то мысль промелькнула в ее маленькой головке, и малютка прошептала:

– Мама спит… правда? Скажи, папа!

– Да, моя милая, – сказал отец, тяжело вздыхая и сдерживая рыдания. – Да, она спит.

– Идемте, господин, – сказал Жо. – Имейте мужество. Марселя увели потихоньку, мы его после найдем. Добрая госпожа очень сильно больна. Мы повезем ее домой. Я привел сюда двух лошадей, чтобы отвезти вас.

Дэрош пожал руку доброму негру и сказал:

– Ты прав, мой друг. Да, делай, как знаешь. Ты видишь, я потерял голову… Думай за всех нас…

Павшие лошади лежали недвижимы, и их окоченелые трупы окружали уже тучи мошкары.

Жо снял с них седла и уздечки, быстро привязал их к тем лошадям, что «принес», и, когда все было готово, сел в седло, посадив впереди себя Элизу.

Дэрош посадил жену на лошадь, вскочил в седло позади нее и, прижав ее к груди, помчался домой.

Несчастная мать шептала бессвязные слова, делала безумные жесты, приводившие в трепет ее мужа, и смотрела вокруг невидящим взглядом. Она не приходила в себя.

Увы! Маленький Марсель, появление которого спасло бы ее, не возвращался.

Да, бедный ребенок был похищен двумя бандитами, которые увезли его далеко в глубь пустыни, меж тем как полумертвая мать, не переставая, шептала его имя.

Три ужасные недели продолжалось такое состояние, и все это время Дэрош не имел ни минуты покоя.

Вместе с Жо, самоотверженности которого не было предела, он старался вырвать ее у смерти, и наконец она была спасена.

На двадцатый день мадам Дэрош как будто очнулась от кошмара, посмотрела долгим взглядом на мужа и на Жо, который смеялся и плакал от избытка чувств, и вдруг вспомнила.

Из груди ее вырвался крик:

– Марсель!..

Дэрош грустно опустил голову, и она разразилась рыданиями.

Она плакала долго и безутешно, а затем тихо прошептала:

– Леон, мой друг… мой дорогой, дай мне мою дочь… мою Элизу…

Она была спасена.

В этот момент открылась дверь, и на пороге появилась высокая и гордая фигура индейца.

– Черный Орел! – воскликнул Дэрош. – О вождь! Горе обрушилось на твоего бледнолицего брата и на твою бледнолицую сестру, которые так любят тебя.

Краснокожий, не видя Марселя, своего маленького друга, решил, что ребенок умер.

Дэрош рассказал об ужасном горе, обрушившемся на их дом.

Индеец выслушал его и сказал:

– Десперадо украли ребенка. Команчи скальпируют сотню их.

– Не лучше ли было бы попытаться найти моего мальчика?

– Друг мой! Твои братья-краснокожие обыщут всю страну. Они сделают все, что возможно, чтобы осушить глаза моей сестры и залечить кровавую рану ее сердца.

* * *

Их поиски были долгими, терпеливыми и усердными, но, к несчастью, они оказались тщетными. Похитители ребенка, очевидно, покинули страну, так как никакая весть о них никогда не доходила до безутешных родителей.

Монмартрская сирота

Подняться наверх