Читать книгу Беглецы в Гвиане - Луи Буссенар - Страница 4

Оттуда сквозь прозрачную тропическую ночь до него отчетливо донесся шепот. Робен остановился как вкопанный.

– Уверяю же тебя, вот плот.

– Ничего не вижу.

– Вот там, напротив… в ста метрах от берега, видишь черное пятно? На плоту человек. Я ясно вижу, его!

– Ты прав.

– Плот, на плоту человек. Да. Он плывет вверх.

– Теперь прилив. Его подхватит водоворот и прибьет к голландскому берегу.

– Ну, это дудки. Не для того мы так себя ломали, чтобы это допустить.

– Может, крикнуть ему, чтобы плыл к берегу?

– Глупо. Будь это обыкновенный варнак[1], тогда бы другое дело. Тот бы испугался, что получит пулю, и сейчас же подкатил бы. Но этот – политический.

– И к тому же Робен.

– Да, это человек крепкого закала.

– И все-таки мы должны его изловить.

– Жаль, что Бенуа с нами нет.

– Бенуа переправился через бухту и теперь далеко впереди.

– Тогда надо стрелять по плоту.

– Жалко. Ведь я не желаю зла Робену, он хороший человек.

– И мне жаль, а ничего не поделаешь. Придется пробить ему череп, тело его съедят кайманы.

– Стало быть – пли!

Три быстрых молнии прорезали темноту. Глухо прозвучавшие в лесу три выстрела вспугнули попугаев.

– Какие мы дураки! Тратим заряды, когда нет ничего проще, чем зацепить плот.

– Каким же это образом?

– Очень просто. Лодка, в которой Бенуа переплыл через бухту, причалена на том берегу. Я схвачусь за лиану и доплыву туда, возьму лодку, приведу сюда, приму на нее вас, и мы погонимся за плотом.

– И поймаем его!

Так и было сделано. Три человека выплыли в лодке из бухты и быстро помчались по Марони.

Робен спокойно слушал. Обстоятельства складывались решительно в его пользу. Как только пирога скрылась вдали, он схватился за лиану и поплыл по воде. Растительный канат, за который он держался, описал четверть окружности, центром которой было место, куда лиана прикрепилась на том берегу. Все это произошло тихо, легко, без единого всплеска.

Через десять минут беглец был уже на другом берегу. Лиану он тотчас же перерезал, не повторив ошибки, сделанной тюремщиками. И растение погрузилось в воду.

– За мной гонится сам Бенуа, – размышлял он. – Бенуа уже впереди. Хорошо. До сих пор я шел позади охотников. Этот маневр удался. Продолжу в том же духе.

На ходу он достал из жестяного ящика сухарь, сгрыз его и затем глотнул водки; подкрепившись таким образом, он пошел дальше.

Часы проходили за часами. Луна закончила свой круг. Скоро выбросит свои пламенные лучи тропическое солнце. Весь лес пробуждался.

Жалобно ворковали токро, однообразно гнусавили агами, сипло хохотал пересмешник. Вдруг послышался лай гончей собаки, взявшей след.

«Это либо индеец-охотник, либо кто-нибудь из надзирателей, – подумал Робен. – Прескверная встреча. Индеец пожелает заработать денежную награду. А надзиратель… Ну, что ж. Ведь я это предвидел. Сделаю, что будет нужно».

В лесу быстро светлело. Деревья становились выше, но реже; появлялись породы, свойственные сырым местам. Чувствовалась близость высохших болот.

В момент, когда Робен вышел на полянку, показалось солнце. Беглец едва успел спрятаться за огромным кедром. Лай слышался все ближе и ближе. Беглец покрепче зажал в руке свой нож и стал ждать.

Мимо него промчалось, как молния, прелестное, грациозное животное коричневого цвета.

То была кариаку, гвианская косуля.

И вслед – что-то крупное, огромное обрушилось на косулю с толстого сука дерева боко, но промахнулось. Косуля скрылась.

То был громадный ягуар, который услыхал гончую, догадался, что она гонит дичь, и решил воспользоваться добычей.

Беглец не пошевелился. Зверь отступил, совершив опять громадный прыжок, и через голову Робена вспрыгнул на дерево, весь ощетинившись, сверкая глазами и глухо рыча.

Беглец готовился отразить нападение. Вдруг сзади послышался шорох раздвигаемых ветвей. Он обернулся и увидел направленное на себя дуло ружья.

– Сдавайся! – крикнули ему.

Он узнал главного надзирателя Бенуа и презрительно улыбнулся. Злобная угроза тюремщика в присутствии зверя, щелкавшего зубами, показалась ему каким-то шутовством. Ягуар рвал когтями твердую кору дерева.

Он перевел глаза на ягуара и стал глядеть на него упорным взглядом укротителя. Ягуар, сощурив глаза и сузив зрачки в виде буквы «I», поддался магнетическому влиянию. Тюремщик с ружьем в руке, стоявший в позе Вильгельма Телля, был просто смешон.

– Ты что же, каналья, молчишь?

Раздалось мяуканье тигра, обыкновенно быстро переходящее в рев.

– Да тут целых два! – проговорил с удивлением, но без страха тюремщик. – Хорошо. Сперва, значит, в того, который торопится больше.

Бенуа не был трусом. Он прицелился в ягуара и выстрелил. Заряд раздробил зверю плечо. Шкура моментально пропиталась кровью.

Рана была, может быть, и смертельна, но не уложила ягуара сразу. Он прыгнул на стрелка, повалив и запустив в него когти и зубы.

Бенуа считал себя погибшим и даже не кричал, ожидая смерти.

Но сердце Робена было чуждо ненависти. Быстрее пули подскочил он к ягуару и изо всех сил дернул его за хвост. Ягуар рассвирепел еще больше и приготовился к нападению на нового противника. Тот бросил свой нож, схватил тесак и моментально отрубил ягуару голову. Метра на два ввысь ударил фонтан крови, красной и пенящейся.

Тюремщик поднялся с земли с разодранной до самой кости ляжкой. Между ним и беглым каторжником судорожно вздрагивал убитый ягуар.

Каторжник спокойно вытирал о траву окровавленный тесак, как будто ничего особенного не случилось.

Последовала долгая пауза. Ее прерывал только отчаянный лай Фарго, державшегося, однако, на почтительном расстоянии.

– Ну, что же ты? Кончай, – сказал наконец надзиратель. – Доделывай чужую работу…

Робен стоял неподвижно, скрестив на груди руки, и словно не слышал.

– К чему столько церемоний? Тот уже сделал половину дела. Пятнистый тигр оказался союзником белого[2]. Он меня хорошо… отделал… я… кажется… того…

Кровь лилась из открытой раны. Тюремщик начинал терять сознание. Ему грозила смерть от потери крови.

Робен забыл все полученные оскорбления, все побои, забыл всю злобу Бенуа. Перед ним был просто раненый, умирающий человек.

Перевязать рану было нечем. Но Робен придумал.

Место, где произошла драма, находилось неподалеку от высохшей саванны. Робен добежал до нее, раздвинул траву и разрыл под ней слой растительного перегноя. Под этим слоем оказалась сероватая мягкая глина. Он сделал из нее ком величиной с голову и вернулся с ним к раненому. Оторвав у него от рубашки рукав, он нащипал из него довольно грубой корпии, намочил в водке и приложил к ране, стянув предварительно ее края. После этого он плотно облепил глиной всю раненую ногу, обложил свежими листьями и крепко обмотал лианой.

Кровь сейчас же унялась. Лицо раненого порозовело. Он зашевелился, глубоко вздохнул и попросил глухим голосом:

– Пить!

Робен сорвал длинный лист ваи, свернул его рожком и зачерпнул воды в той ямке, откуда он достал глину. Эта ямка успела быстро наполниться просочившейся водой.

Приподняв раненому голову, он стал его поить. Тот напился с жадностью и открыл глаза.

Невозможно описать его изумление, когда он увидел перед собой каторжника. В нем тотчас же проснулся зверь. Он попробовал вскочить на ноги, чтобы сперва защититься, а потом и напасть.

Но страшная боль свалила его опять на землю. Вид убитого ягуара вернул его к действительности. Как! Робен, которого он преследовал своей беспричинной ненавистью, этот самый Робен самоотверженно перевязал ему рану и утолил его жажду!

Всякий другой склонился бы перед таким благородством. Протянул бы руку. Поблагодарил бы. Сослался бы на суровый долг.

Бенуа же стал браниться:

– Чудак ты, больше ничего. На твоем месте я не стал бы так делать. Тррах – и все. Прощай. Нет, Бенуа за все бы расквитался.

– Человеческая жизнь для меня священна, – холодно отвечал каторжник. – На земле есть нечто гораздо приятнее мести.

– Да? И что же именно?

– Прощение.

– Не знаю. Скажу тебе одно: в награду я тебя постараюсь изловить при первом же случае.

– Как хотите. Это ваше дело. Но только предупреждаю, что и я буду защищаться. Об одном бы я вас попросил: вспоминайте почаще, что и каторжники – люди и что между ними бывают невиновные. Не обращайтесь с ними чересчур жестоко, не мучайте их, не злоупотребляйте силой. Острог существует для того, чтобы делать людей безвредными, а не для того, чтобы их истязать. Прощайте. Я забываю зло, которое вы мне причинили.

– До свиданья. Только ты напрасно, Робен, оставил меня в живых.

Беглец даже не обернулся. Он скрылся в густом лесу.

Шел он долго. Хотелось уйти подальше от своих палачей. Невероятно, но он все еще держался той линии, которую себе начертил. Сумел и сориентироваться, и не умер до сих пор с голода.

Со времени его побега прошло три дня. Он преодолел большое расстояние. Прикинуть на глаз – километров пятьдесят. По девственному лесу это много. Здесь беглецу были уже не так страшны цивилизованные люди. Все-таки ему со всех сторон грозила опасность. И прежде всего – голод. В девственном лесу питаться нечем. Громадные деревья не дают ни плодов, ни ягод. Охотиться, ловить рыбу безоружный не может.

Пишущий эти строки бывал в лесах Нового Света. Он и голодал, он и жажды натерпелся. В одном месте он наткнулся знаете на что – на одиннадцать скелетов! Подумайте только: одиннадцать скелетов!.. На берегу бухты с чистой прозрачной водой!..

Одни лежали на солнце, выпрямившись, руки крестом. Другие в изогнутом положении; у иных голова вдавилась в землю – должно быть, они грызли землю зубами перед смертью. Два или три скелета – арабы, должно быть, – были в сидячем положении, с поднятыми ногами.

За полгода до того из Сен-Лоранского острога сбежали одиннадцать каторжников.

Сбежали – и как в воду канули.

Они все умерли с голода. Потом явились муравьи и обглодали их трупы, оставив одни кости.

Потом явились муравьи и обглодали их трупы, оставив одни кости

Капитан Фредерик Буйе, один из лучших офицеров нашего французского флота, рассказывает в своей превосходной книге «Французская Гвиана» об еще более ужасном случае.

Беглые каторжники, изнемогая от голода, перебили своих товарищей и ели их…

Капитан Буйе описывает и сами сцены людоедства, но мы их отказываемся воспроизводить.

Так вот что ожидало Робена. Жажда свободы была в нем настолько сильна, что он решился бежать из острога, имея в кармане только дюжину сухарей, сэкономленных из скудной острожной порции, несколько зерен кофе и какао и небольшое количество початков кукурузы. Вот все, что он мог захватить с собой!

С этим запасом он задумал пройти через огромное пространство, лежавшее между ним и свободой.

Беглеца донимал голод. Он съел два-три кофейных зерна, запил водой и сел на поваленное дерево, чтобы собраться с силами.

Долго сидел он так, смотря перед собой на воду ручейка и ничего не видя. У него кружилась голова. Он встал и хотел пойти, но не смог: распухшие, истерзанные колючками ноги отказывались служить.

Тогда он снял башмаки – казна выдает арестантам обувь, хотя они чаще ходят босиком, – и увидел, что вся кожа на его обуви, и даже подошвы, проколоты колючками насквозь.

– Последние события, по-видимому, сильно на меня повлияли, – сказал он с горечью. – Этого я не предвидел. Неужели я ослабею, утрачу энергию? Неужели перестану быть самим собой? Неужели упаду духом из-за материальных лишений? Нет. Не буду унывать. Человек может прожить двое суток без пищи. За это время мое положение изменится. Я этого хочу – и это будет.

С такими больными ногами немыслимо было идти дальше. Он уселся поудобнее на корень дерева и по щиколотку свесил ноги в воду.