Читать книгу Возвращайся! Я без тебя устала - Любовь Алексеевна Филянович - Страница 2

У ставшая, еле передвигая ноги от своего путешествия, Лена поднималась на пятый этаж. Стандартный панельный дом был без лифта.

– Жаль, домов настроили, а про удобства забыли, – ворчала женщина, сваливая тем самым свою усталость на проектировщиков и строителей дома, только не придавая значения трясущемуся своему телу. Всё и все кругом виноваты, но только не она. Далеко, высоко, да ещё и сумки тяжёлые с сахалинскими деликатесами: рыбой, икрой и серыми крабами (их очень Рита любит)…

Она остановилась, расстегнула пальто, ещё не дойдя до нужной двери, вытирая выступивший пот, прислушалась. Непонятная суета, толкотня, шум послышались сверху. Сердце женщины пропустило один удар, два…

– У нас, – подумала она и, часто дыша, заспешила наверх.

Подходя к двери, Лена увидела крышку гроба и цветные венки, стоявшие у стен. Дверь была открыта. Она остановилась, теряя равновесие, стала опускаться на ступеньки лестничной площадки.

– Опоздала, – выдохнула она, пока не осознавая ту ситуацию, в которой оказалась. – Господи, судьба, за что ты нас так наказываешь? – всхлипывала она во весь голос, и слёзы катились сами собой.

На голос вышел Альберт, муж Риты. Теперь уже покойной Риты. Он был подавлен случившимся, но выглядел относительно нормально. Во всяком случае, старался, насколько это было возможно.

Их жизнь с Ритой была размеренной, уравновешенной. Одним словом – счастливой. Совет да любовь сопровождали всю их недолгую совместную жизнь. До болезни жены он даже не мог предположить, что конец этому всему наступит так скоро. Альберт подошёл к Лене, протягивая руки, помог встать.

– Лена, Леночка, я очень рад, что ты приехала. Маргарита тоже была бы счастлива повидаться с тобой. – У обоих по щекам побежали слёзы скорби и потери. – Пойдём в дом. – Он обнимал женщину, подталкивая её в дверной проём. Занёс тяжеленные сумки с гостинцами и помог снять пальто.

Горящие свечи, ладан – угарно подействовали на только что прибывшую женщину. Да и дорожная усталость, и ночное время не замедлили о себе заявить. Альберт сразу обратил внимание на побледневшее лицо Лены. И это не испуг и не страх меняли её внешность – ужас и понимание утраченного делали своё дело. Мужчина внимательно следил и терпеливо ждал, пока она проведёт ритуал скорби и уважения к покойной.

Лена стала у ног Риты, поклонилась. Три раза перекрестилась, уже не стесняясь своих слёз, подошла ближе к лицу лежавшей женщины и опять стала кланяться и креститься, причитая о своей любви к покойной и прося прощения за то, что опоздала к живой. Затем стала укорять свояченицу за то, что она не подождала её, Лену: может быть, я смогла бы помочь, – трогала за руки, сложенные на груди покойной, и за край гроба.

– Теперь уже поздно, и исправить ничего нельзя, – уставшая Лена плакала, слова комом застревали в горле, и в такт своим мыслям она просто качала головой. Когда схлынула первая волна страдания и сожаления, Лена увидела суетившихся вокруг людей. Многих она не знала, да и откуда могла их знать? В последний раз была она здесь так давно. Эти же люди здесь свои… А вот она – чужая…

Альберт подождал ещё немного, затем обнял за плечи Лену и повёл на кухню. Предложил кофе. Напиток поможет держаться в форме. А чтобы Лена не корила себя за опоздание, решил рассказать предысторию.

– Алёнушка, я благодарен тебе за участие, но в любом случае ты бы ничем не смогла помочь моей жене. Такими заболеваниями и проблемами, как у Риты, занимаются в Цюрихе в клинике Майяра. Я всё узнавал. А у нас, как ты понимаешь, денег не только на операцию, а даже на билет в один конец не наберётся, хоть мы и работаем всю жизнь. Единственное, чем я тебя могу немного обрадовать и успокоить, так это тем, что здесь у нас в больнице делали всё возможное и даже невозможное, чтобы конец Риты был несильно мучительным и как можно менее болезненным. – Альберт тяжело и глубоко вздохнул, а затем продолжил:

– Маргарита понимала, что уходит, поэтому относилась ко всему происходящему реалистически. Ни в коем случае не позволяла себя жалеть. Она не стала агрессивной, а, как и прежде, улыбалась и любила всех и вся, повторяя неоднократно, что «ненависть не оставляет места для радости». Ей хотелось запомнить и унести с собой как можно больше радостного и весёлого, и сама она старалась выглядеть хорошо. Каждое утро делала причёску и наводила макияж. И с таким чувством удовлетворения, радости на лице она ушла, покинув этот мир навсегда. Неземная улыбка озарила её страдальческий лик в тот момент, который стал светлым и покойным. Смерть забрала жизнь, прервала мечту… – Мужчина отвернулся, возможно, его нервы не выдержали воспоминаний. Закрыл лицо руками. Постоял немного молча. Его никто не торопил. Трясущиеся плечи приняли обычное положение. И только потом, тяжело вздыхая, постарался закончить свой рассказ:

– Всё последнее время я и дети наигранно показывали радость, рассказывали интересные истории, происходившие за день, и, как ни странно, мечтали о будущем. Смеялись, тем самым веселя больную. А уж выйдя из палаты, давали волю слезам.

Теперь и Лена с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать навзрыд. Ладошкой закрывала рот, а второй рукой смахивала подступившие слёзы.

– Буквально за неделю до своей кончины, – не обращая внимания на поведение Лены, говорил Альберт, – у нас с ней произошёл серьёзный разговор. Она попросила её выслушать и не перебивать, потому что ей с каждым днём становилось труднее говорить. И я слушал. Слушал, как она просила, не перебивая. Жена знала о своём заболевании, знала и то, что ей никто не поможет и конец жизни, как говорят, не за горами, а за дверью стоит. Знала она и то, что в конце жизни надо поставить монументальную точку, благодарную, запоминающуюся, чтобы не смазать финал прожитого. Она не желала после себя «потоп», а просила у Бога: нам здравие и благодать и бесплатную медицинскую помощь.

«Теперь уже скоро», – сказала она, смахивая непрошеные слёзы, впервые за столько времени, не удержавшись от таких эмоций. Она похлопала обессиленной рукой по краю кровати, приглашая меня присесть. Подчиняясь инстинкту потери, я тоже стал плакать, смахивать слёзы. Она взяла мою руку в свои безжизненно холодные ладошки и сказала:

«Мы все здесь гости на этой земле, мы все смертны. Только у каждого свой час. Приходим – уходим… Наши слёзы не видны всему миру, как не видны и те слёзы, которые льются там, где происходят большие потери: при пожарах, природных катаклизмах, стихийных бедствиях, дорожных катастрофах». – Она замолчала на некоторое время, учащённо дыша, ловила открытым ртом воздух, а я уже гладил её руки, целовал и пытался согреть своим теплом. Но всё было тщетно, её тело не реагировало на меня, кроме как очередной порцией слёз из подкрашенных глазок. Затем она продолжила говорить дальше «С моим уходом жизнь не заканчивается. Я ни о чём не жалею. Я была очень счастлива. Тебя я любила больше жизни: создавая нашу семью, я строила наши взаимоотношения только на доверии, понимании и бескорыстной любви. Сейчас я благодарю Бога, что он дал мне такого мужа. Я счастлива… Поэтому очень тебя прошу, не хорони себя вместе со мной. Постарайся быть счастливым за нас двоих. Не важно, кто будет твоей новой избранницей, главное, чтобы она была с тобой и тебе с ней было хорошо, чтобы она себя чувствовала комфортно, как и я в своё время. Чтобы вам обоим было хорошо. И, пожалуйста, не забывай детей. Ты теперь у них остаёшься и за отца, и за мать». Сделав опять небольшую передышку, она продолжила: – «Я смиренно буду ждать своего последнего часа. Кроме прекрасных воспоминаний, я себе ничего не оставляю, желаю только побыстрее уйти в мир лучший, где мне будет покойно и я наконец-то перестану болеть и мучить вас. Я же знаю, что при жизни тело страдает больше, чем в миг смерти. Я мужественно сражалась за каждый свой день, несмотря на присутствие страха. А сейчас просто больше нет сил… Устала…

И последнее, – просила она, – пока никому не говори, что это уже конец, не рассказывай раньше времени. Пусть будет всё, как будет. – Заканчивая разговор, Рита просила: – Слёз не надо, не надо…

– Она подняла руку и сделала какие-то движения. – Пусть будет музыка… Пусть поют птицы…» – Вздох. Глубокий, многозначительный. – Вот поэтому, только по просьбе моей дорогой Ритули, вы и не были поставлены в известность заранее. А когда я сам увидел неизбежный конец, тогда и оповестил вас и других родственников телеграммой, говоря о готовящейся операции. А в другой телеграмме – о похоронах.

Лена молчала.

– Ну, вот теперь ты знаешь всё и постарайся прислушаться к голосу разума и просьбе моей жены: слёз не надо. Пусть она последние минуты побудет дома под пение райских птиц и мелодичную музыку, а не под крики отчаяния и горя. Вернуть или поднять её мы уже не сможем. И не упрекай себя за опоздание, это была воля покойной.

Лена ничего не сказала, только в знак согласия покачала головой. Отыскав в своей сумке носовой платок, промокнула слёзы и спохватилась, что не распаковала сумки. Всё ещё всхлипывая, стала выставлять на стол банки с икрой и пакеты с дарами моря.

– А это, – она достала увесистый пакет, – прости, что не вовремя, – и, шумно вздыхая, произнесла: – Вам всем подарки.

Она поставила на подоконник пакет и отвернулась – не выдержав, тихо заплакала.

Альберт ничего не сказал, просто открыл дверь в прихожую. Послышалась приятная, разлив истая музыка в сочетании с трелью соловья. Через минуту-две погода в магнитофонной записи стала меняться. Где-то, пока ещё далеко, послышались раскаты грома, закапал дождь. Голоса птиц притихли, но совсем не смолкли, напоминая о том, что как бы ни бушевала природа, угрожая всему живому громами и молниями, – жизнь продолжается! Пусть под кусточками, пусть под листочками, куда не смогли пробиться капли дождя, всё так же идёт щебетание малых и больших пичужек.Омытая дождём природа ожила, повеселела и стала расцветать дальше, радуя всё живое. Скрипка своей мелодичностью то уводила всех к солнцу, греясь и нежась в его лучах, то осторожно подводила к деревьям и позволяла вслушиваться в шелест и перешептывание листьев, а здесь опять начинались переговоры птиц. И где-то ни с того ни с сего слышалось редкое «ку-ку, ку-ку, ку-ку…», предвещая всему живому долгие годы жизни.

Вот так – нараспев, удивляя своим колоритом и неповторимостью, звучали птичьи голоса в сочетании с природой и музыкой. Эти голоса поддерживали друг друга, перебивали, дополняли, потом замирали и через мгновение начинали искать потерянный ритм и с большей силой воскресать и утверждаться снова.

Жизнь – это большой дар. И никто не имеет права выбора: жить или умереть. Одни живут, наслаждаются жизнью, другие – мучаются, хотят свести с ней счёты, но Бог хранит их для ещё больших испытаний. У каждого человека свой крест, который он должен нести до конца своей жизни. Но, пока жизнь продолжается, надо жить, в ней столько удивительно интересного, привлекательно красивого, непредсказуемого… Это действительно так! Никто не знает, что будет через минуту, через день, через месяц, через год… Предположить можно, а вот знать наверняка – нет… Увы, невозможно…

Елена возвращалась хотя и с болью в сердце, но с чувством выполненного долга.

Пока поезд вёз женщину домой, там творились события, не соответствующие понятию «семейная честь».