Читать книгу Убийственная страсть. Литературный детектив - Любовь Сушко - Страница 21

Часть 1 Кто виноват?
Глава 18 Встреча обреченных

Оглавление

Когда Светлана вошла в квартиру, и Вика ей улыбнулась почти ласково, Егор не испытал ничего, кроме разочарования. Юная поэтесса была даже не Бальзаковского возраста, а как говорит его сестра – ближе к бабушкам, чем к девушкам. Говорят, что старуха, которую Раскольников убил, была значительно моложе. Но как говорится, детей ему с ней не крестить, а такие дамы, для которых все, как в последний раз, могут быть даже опаснее, потому что захомутает она тебя в свои сети, и вот уже ты был и нету, ведьмы, одним словом.

Светлана рассказывала о том, что она села и написала поэму, которая ей сначала приснилась. А написала, когда один из ученых – явно сумасшедший профессор, выиграл грант на то, чтобы появились в городе новые места, связанные с Достоевским. И теперь у них может появиться улица Раскольникова и памятник этому одиозному персонажу. А почему нет, где-нибудь на берегу реки сидит он и размышляет о том, как тяжела жизнь бедного студента, у которого нет средств к существованию, и если не убить старушку, то и вовсе всем станет худо. Вряд ли здесь он помнил про все своим теории сверхчеловека, оправдания должны быть какими-то более реальными и земными что ли, так чтобы сам он смог в них поверить.

Когда Светлана заговорила, то Егор понял, что опасения его не были напрасными, эта красноречивая тетка, могла увлечь и привлечь внимание, спору в том нет. И когда ведешь беседу с филологом, то возрастная грань если не стирается, то становится менее заметной. Тут даже приворота не надо, все те гении, которые стоят у нее за спиной и льют воду на ее мельницу.

Вот если бы еще Дамокловым мечом над ним не висело дело об убитом Раскольникове, он бы, пожалуй, и слушал с большим интересом. Хотя в таким случае они бы не встретились, и он бы завалился в постель к Миле, скорее всего, и развлекался с ней до самого утра. Мечты, мечты.

– Я порой не понимаю того, что творится в нашем мире сегодня. С такими идеями ведь и черт знает кого еще они могут вызвать сюда своим идиотизмом такие деятели.

Она достала поэму, заботливо отпечатанную на принтере, заглянула в магазин и заплатила свои кровные, чтобы все выглядело более-менее достоверно.

– У меня почерк не понятный, – словно извиняясь, говорила Светлана, – не могу создавать вам лишние проблемы. Не научили меня в свое время писать красиво, вот и приходится печатать, чтобы читать удобно было.

Виктория стала читать вслух то, что было напечатано, она знала немного текст, на сайт заглянула, потому читать ей было не трудно, а даже очень и очень интересно.

ДОСТОЕВСКИЙ В ОМСКЕ


Над городом свинцовы тучи бродят,

И словно оправданья ищет гений.

Но арестантов партию приводят,

Сюда, на край земли, для исправленья.

Отторгнуты от питерской пучины,

Замерзшие, несчастные, больные

Они идут, виновны и невинны,

И смотрят с интересом остальные.


Здесь не было ни рабства крепостного,

Ни роскоши, пленившей навсегда,

И только Достоевский с нами снова,

На Тарские ворота смотрит: «Да,

Здесь мертвый дом» запишет он позднее,

И словно вспоминая все грехи,

Сначала слабо, а потом сильнее,

Работает, ведутся дневники.


Иртыш бурлит, дерутся арестанты,

И губернатор с ним почти учтив,

Он понимает  эту мощь таланта,

И оттого порой красноречив.

И где-то там, высокий брег и воля,

Хотя Иртыш хоронит Ермака,

Я на брегу, и кажется там двое

Ведут беседу, и луна легка,


Оковы каторжан, потоки света,

Печаль до срока, горе без конца,

И вдруг уже далекая комета

Лучом коснулась скорбного лица.

И мертвый дом, отчаянью внимания,

Пытался арестанта обогреть.

И омичи, о рабстве смутно зная,

Могли ль понять, и начинали петь


Там в рощах соловьи, на бал спешили

Над Любинским порхая в поздний час,

И кажется, что здесь иные шири,

Он не поймет, но он осудит нас.

О смертной казни скорбно забывая,

Мечтая вновь вернутся в Петербург,

Ведя дневник и яростью пылая,

Он этот мир далекий не забудет.


И при луне неспешные беседы,

Другая жизнь, другие голоса,

И вот уже зовут его к обеду,

И вот уже свободен полчаса.

И все-таки: «Тот мерзкий городишко» —

Он гневно вспоминает  мертвый дом.

Но кажется, что это даже слишком,

Читая дневники, поймем с трудом.


Здесь памятник ему потом откроют,

Забытые в том питерском  аду,

Где гений снова только сам с собою,

И где герои бедные бредут

То с топором, то с фигой над Невою.

И плач и стон, но это мир родной,

Мерещится и окрик злой конвоя,

И губернатор с щедрою душой.


Он рвется вдаль, еще не понимая,

Что там страшнее и темней всегда,

А здесь, над Омском, в тишине сияет

Высокая и яркая звезда.

И сила духа, и свобода слова

Мерещатся в каком-то казино.

И проводивши гения больного,

Мой град его запомнит все равно…


И сохранит какие-то посланья,

Опять стоит у Тарских он ворот,

И тихо улыбнувшись на прощанье,

О Питере мечтает и живет

Химерами из призрачного мира,

Склонясь над черной пропастью Невы,

Туда уходит гений сиротливо.

И остаемся на просторах мы…


Бурлит мой город, Дневникам не веря,

И провожая всех, кто к нам суров.

На Тарской снова девушки немея

Пред памятником не находят слов,

Профессор улыбается лукаво,

И вчитываясь в эти дневники,

Он видит мир, с его посмертной славой

Он на свиданье к гению летит.


Но мы ль виновны в том, что осудили,

Что он от бунта не умел уйти.

Мы просто здесь спокойно жизнь прожили,

И были от столицы далеки.

И нас она едва ль коснется снова,

Пустая разноцветная возня,

И казино с кошмарным сном былого-

Пытался страсть и похоть он унять.


Мы жили, не играя, не беснуясь,

И эта ширь и вольность нам мила,

И каменный, он снова торжествует,

И мертвый дом, где дневники вела

Мятежная душа, ему внимая

Хранит посланья призрачных миров,

И снова губернатор вспоминает,

Как был озлоблен гений, не здоров…


Нас снова время рассудило здраво,

Нам жизнь в просторах, почести ему,

И в мертвый дом его вернулась слава,

Омск внемлет арестанту своему.

Он был здесь, это грустно и тревожно,

И где-то там в печали бытия

Тень гения проходит осторожно

Над шумным Омском внемля и коря…


– Ну вот она наша поэма, – говорила Виктория, – из-за нее я в конкурс внесла не только стихотворения, но и объёмный жанр тоже, надеюсь, таких творений будет не так много, и мы не успеем надорваться, пока все прочитаем, обсудим, оценим.

Светлана подумала о том, что Алекса ей послал все-таки какой-то бог, потому что без него она мало что смогла бы сделать это точно. Столько всего сразу навалилось, забрать, присвоить, убедить Милу, что это все во благо, и что она спасает то, на что Мила давно рукой махнула, а потом еще беседовать с нужными людьми, и чувствовать себя такой талантливой, такой окрыленной, ну не блаженство ли? Нет. такое должно было случится послед всех ее мук и страданий. И все это понять и оценить может человек, который глубоко и долго страдал.

– Почитай еще раз внимательно, – передала она листы Егору, – возможно, это тебе подскажет идею, как-то поможет все-таки в твоем расследовании. Так часто бывает, поэты и писатели делают открытия, потому что у них есть связь с космосом, но часто они сами не ведают, что творят.

А вот и ложка дегтя в бочке с медом. Она снова вспомнила о том, кто такой Егор, и почему он тут оказался.

– Я буду рада, если мое скромное творение как-то вам поможет, – только и осталось пролепетать Светлане.

И тут же голос любимой бабушки напомнил ей о том, что не стоит будить Лихо, пока оно тихо, тем более, она не убивала Андрея, и пусть копают и ищут в правильном направлении они сами без ее участия. А вось и вовсе обойдется. А правда только погубит ее окончательно.

– Если я смогу разгадать Код достоевского, – думал Егор по дороге от Виктории, – то и Рыжего можно будет обойти стороной, и показать, что мы тоже не лыком шиты, или все-таки лыком?

И тут же вспомнился Олег Вещий, который так и не понял суть пророчества, столкнувшись с волхвом. С ними со всеми чародеями и поэтами надо быть осторожнее, в их словах и творениях всегда столько смыслов, что дураки остаются в дураках неизменно.

Убийственная страсть. Литературный детектив

Подняться наверх