Читать книгу Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография - Любовь Сушко - Страница 21

В угрюмой душе подростка, обреченной метаться и страдать, все-таки жила музыка, прекрасная и величественная. Кто из барских детей не учился музыке. Но Мишель это делал с каким-то остервенением, всегда был поглощен дивными звуками. Он не просто был увлечен, а страдал от этой дивной гармонии, и до самозабвения занимался музыкой. В те дни парень играл на скрипке, ему казалось, что если он это осилит, то и все остальное будет ему подвластно, и тогда он перестанет страдать, начнет просто жить, только музыка могла излечить его в те унылые дни и вечера. Мальчик не понимал, не хотел верить, что этого никогда не случится.

Но до поздней ночи он не выпускал скрипку из рук, бабушка порой прислушивалась к этим звукам музыки, она старалась узнать и вспомнить, что это были за мелодии, а потом до нее внезапно дошло, что музыку ее Мишель сочиняет сам, может ли быть такое? А почему нет, она точно никогда прежде не слышала этого, а ведь музыкой была заполнена вся ее жизнь, с самого раннего детства, только в ней она находила отдохновение. И тогда она решила с ним о том поговорить, о тех новых печальных мелодиях, что не могло ее не пугать, которые рождались в ее измученной душе.

Но он только угрюмо на нее взглянул и ничего не сказал. Вероятно, у него просто не было слов, он не хотел открывать ей свою душу или просто не мог выразить словами всего, о чем думал?

Не сразу даже сама бабушка поняла, что она пытается контролировать его душевные порывы, и если бы он не был таким замкнутым, то ей, пожалуй, многое бы удалось. Но нет, не случилось такого. Музыка не сблизила их и ничто не могло уже сблизить.

– Дитя мое, не слишком ли мрачна эта мелодия? – наконец прямым текстом, открыто спросила она. И так взглянула на него, что парню пришлось что-то ответить.

– Я не знаю иных, – отвечал он, и, хотя прибавить, что и знать не желает, но не хотелось огорчать бабушку, ведь она все-таки не заслуживает такого обращения с собой. А если даже и заслуживает, он не хотел так ее расстраивать и огорчать, пусть она живет спокойно, ей и так не сладко с ним – может быть, в первый раз он ее пожалел, постарался понять, хотя это было не так просто, и такие чувства в душе его вызвала именно музыка. Она не оттаяла от великолепия мелодий, но словно дрогнула на миг.

№№№№№№№№

Она незаметно подкладывала ему какие-то творения Моцарта, надеясь, что такая музыка в его реальности тоже появится, но Моцарт оставался в стороне, словно его никогда и не было в этом мире. А ведь Пушкин, да и не только Пушкин и жили, и дышали им, порхали по миру под эти гениальные мелодии. Как хотелось ей, чтобы Моцарт ворвался в их мир, наполнил его теплом и светом, но тут она была бессильна, совершенно бессильна. Она должна была отступить, хотя об этом лучше было не думать, отстраниться, забыть, и вот тогда все будет замечательно.

Если бы не ее любимый, единственный внук, то она бы так и сделала, но она не могла от него откреститься. И вздрагивала, когда он снова начинал играть. Как же тяжело было все это слушать, порой просто невыносимо, но она прилагала для того немалые усилия.

– Музыка может растерзать его душу, – бросила княгиня Волконская, когда заглянула к ней, и тоже услышала, как Мишель играет.

Она сделала вид, что не заметила страшной бледности на лице бабушки, а Мишель, слышавший эти слова, у него вообще был прекрасный слух, только усмехнулся. Он почувствовал, что именно этого и добивался. Либо его душа будет растерзана, либо он станет сильнее, третьего не дано.

Но душа оставалась цела и невредима, а он старался доверять все своим тайны именно музыке, потому что она была живой и прекрасной, он все слышал и чувствовал.

Да и самое главное, самым верным и преданным слушателем его был черный кот, который появлялся внезапно и внимательно слушал все, что он играл. Порой казалось, что он просто заворожен. Но если приглядеться, то это совсем не так, кот слышал и понимал его музыку, в том не было сомнения. И тогда он извлекал из недр своей души самую лучшую музыку, чтобы кот не развернулся и не ушел, ведь была хоть одна живая душа с ним рядом в те минуты

– Что за адовы звуки, – строго спрашивает бабушка.

Она повторяла эту фразу не в первый и не во второй раз, и с каждым разом это тревожило ее все сильнее.

Тогда музыка обрывалась вовсе. Но в эти минуты она была далеко и не властвовала над ним. Мальчик выздоравливал, мог немного передохнуть и набраться сил для того, чтобы к ней вернуться, и влекло его туда неодолимо. И в такие минуты скрипка казалась волшебной, она могла творить чудеса.