Читать книгу Тайна «Лунной сонаты» - Любовь Сушко - Страница 24

Старик понимал, что Пианисту ни о чем не надо рассказывать. О послеобеденной прогулке и разговоре с внучкой ему было все известно, даже больше, чем ему самому, потому что он не научился еще угадывать ее мысли.

А узнать ему хотелось, что же тот обо всем этом думает. Но выспрашивать он вовсе не собирался, если тот сам не захочет обо всем поведать.

Герцог побаивался того, что услышит, и это окончательно добьет его и разрушит ту хрупкую надежду, которая только зарождалась в его душе. Но, скорее всего, тот вообще ничего не скажет.

Его же интересовало другое, кто или что может вернуть Жаклин к жизни. Что толку в том, что она не умерла от болезни, она все равно мертва, хотя ходит, говорит, спускается к обеду. Ее душа дышит на ладан и это в ее-то возрасте. Иногда ему кажется, что она отлетит в небеса в любое мгновение. Может быть, Пианист здесь и остается для того, чтобы хоть что-то предпринять. Но просить его о помощи было бы верхом наглости. Да он и предчувствовал, что нельзя ни о чем просить, как только он опустится до такой слабости, он погубит все, что с таким трудом шаг за шагом рождалось.

– Можешь ничего не говорить, – услышал он голос Пианиста.

Он продолжал что-то наигрывать, слегка повернувшись к роялю. Но в первый раз он не только не вспомнил, но даже не услышал, что же именно он исполнял, хотя возможно, в мелодии был какой-то знак. Он упрекнул себя за невнимание к своему гостю.

– Я понимаю, что ты от меня хочешь, и хотя условия всегда ставлю я сам. Но я постараюсь исполнить твое желание (это немного испугало Старика). Ты мне по-настоящему симпатичен, я думаю, что у меня это получится, хотя сделать все не так просто, как кажется, но учти, что я все буду делать так, как мне хочется, и так, как считаю нужным. Все получится, но не смей меня, потом упрекать, если что-то тебе не понравится. Твоя Жаклин вернется к жизни, полюбит и будет счастлива, только все совсем не так однозначно, как хотелось. Бойтесь своих желаний, они исполняются, – напомнил он знакомое изречение, но и сам Герцог в последний миг подумал о том же самом. И во все сказанное Пианист вкладывал особенный смысл.

– Ты обещаешь мне не вмешиваться и не перечить, не давать никаких советов, только ждать и помогать, если это будет нужно.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не мигая. И грезы Шумана звучали с такой поразительной и пронзительной силой, что казалось, готовы были перевернуть его к реальности.

– Да, я согласен, – глухо, очень тихо произнес Старик, понимая, что ничего другого ему все равно не остается.

– Это будет не так-то просто исполнить, но ты дал мне слово дворянина, – заговорщицки подмигнув, твердил он.

В это время раздались шаги Жаклин. И Старик осторожно прошел на балкон с задней стороны зала. Он научился двигаться легко и почти бесшумно. Ему совсем не хотелось сейчас встречаться с внучкой. Он понимал, что, не задумываясь, отдал ее в руки этого типа, и даже отказался защищать ее, если он предпримет нечто запретное и недозволенное. Но видеть ее мертвой? Он решился бы на что угодно, видя, как она хоронит себя. И откуда-то в душе его появилась уверенность, что ничего страшного не произойдет. И он знал, что после всех страданий еще будет благодарить его за это.

№№№№№№

Пианист в то время поднимал голову и отстранился от клавиш. Он внимательно следил за тем, как она спокойно, но решительно идет к нему через весь зал, как остановилась перед роялем.

Она хотела что-то сказать ему, но он заговорил первым:

– Я рад, что ты доверяешь мне, дорогая моя, многие на твоем месте были бы в ужасе от такого соседства и носа бы сюда не показывали, но ты отважная девушка.

– Это верно, – в тон ему ответила Жаклин, – я ничего не боюсь, ведь ничем в мире этом не дорожу, мне нечего терять.

– Хорошо, – согласился он, – я напомню тебе эти слова в другое время и в другой обстановке, и тогда мы еще посмотрим, есть ли у тебя что-то ценное в этом мире или все так же безнадежно, как и теперь.

Жак смотрела на Незнакомца молча, и оставалась очень серьезной.

– Если бы мне так говорил кто-то другой, я бы никогда ему не поверила, но вам не могу не поверить, Мессир, хотя, боюсь, что и вы заблуждаетесь.

Он обратил внимание на то, что она произнесла одно из его имен, совершенно уверенная в своей правоте.

Обман сошел ему с рук только с глупыми и трусливыми слугами, которые не признают в нем его самого, даже если бы он пытал их каленым железом. Это они по-прежнему были уверены в том, что человек, вечерами сидевший за роялем, их господин, в котором прорезался вдруг талант великого пианиста. И ничто их в том не смогло бы разубедить.

Ну что же, у него будет достойная соперница, хотя она и кажется слишком юной, беззащитной и наивной, но он может в том заблуждаться.

Что же произошло? Он не мог понять этого, но и не старался понимать. Она понятия не имела о том, что он замышляет и какую игру затевает. Он же знал любой ее ход и все-таки согласился играть…

Пианист не случайно исключил старика и запретил ему даже вмешиваться в происходящее. Пусть он казался невероятно жестоким, но ведь Старик не может знать финала, он понятия не имеет, как вернуть Жаклин к жизни, он вообще ничего не знает о том, что случится через час или нынче вечером, к примеру. Человек не может знать даже, что для него благо и что зло. Потому так нелепы и несчастны, оказываются судьбы многих, когда в один миг то, что казалось добром, оборачивается злом, и поздно что-то исправлять.

Жестокость была одним из условий его игры, ничего другого ждать от него нельзя было. Он не собирался и на этот раз, даже играя с хрупкой девушкой, отступать от своих правил.

А Жаклин в своей комнате снова открыла «Медею», решив приобщиться к чужой жизни и к чужой любви, ничего другого ей не оставалось.