Читать книгу Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив - Любовь Сушко - Страница 11

Мы все еще сидели в старом кафе, перед глазами мелькали какие-то люди. Но не они мне были интересны, а мои знакомые, близкие и дальние. Хотелось узнать, понять живые или мертвые у них души?

– Хочешь научиться определять это безошибочно? – спросил мой спутник, ну искуситель, что с него взять.

Я подумала немного.

– Нет, не хочу, боюсь. Пусть остается надежда на то, что они скорее живы, чем мертвы. Не хочу думать, что они годятся только для растопки и обогрева космоса.

– Но ты ведь хочешь спросить о тех, еще живых душах?

– Да, скажи, как они живут?

– Они неустанно совершенствуются, стремятся вверх, занимаются наукой, творчеством, и тогда те, кто были до них, они появляются в нужный момент и помогают им, конечно, если род занятий угадан и Сократ может помочь такому человеку, да еще в современной обстановке. Все это почти на грани шизофрении, недаром же гениев объявляют сумасшедшими, именно те, с мертвыми душами, когда лопаются от ярости, зная, что им этого не дано.

– А зависть? – вдруг догадалась я.

– Зависть мертвых к живым – это вечная проблема, – только такая зависть и возможна. Вот мы и подошли к самому главному, если кому – то и в чем-то завидуешь, если это сжирает тебя и не дает покоя, то ты скорее мертв, чем жив, потому что живые не завидуют, у них напрочь отсутствует такое чувство. Только смерть может завидовать жизни, помнишь, какой тьмой наполнена первая и каким светом – вторая. Вот тогда Смерть при помощи зависти и злости и пытается бросить тень на жизнь, мертвая душа на живую, для этого годится сквернословие, пустые стихи по случаю, смерть всегда считает, что рифмованным словом можно сильнее воздействовать на жизнь.

– Но ведь словом можно убить…

– Да, конечно, можно, только убивает такая душа окончательно себя саму, мертвые слова, исторгнутые из мертвой души, да еще сложенные в стихи причиняют вред только тому, кто их исторг из своей утробы. Поэтическая змея кусает и травит только саму себя – это еще одна тайна творчества, оно не может причинить вреда другим, только творцу, ведь про идею бумеранга тебе не надо рассказывать.

– Все так страшно?

– Все так серьезно, а когда это творчество было игрушкой – это бомба, которая разрывается у нас в руках, если мы нарушаем какие-то негласные заповеди и законы, впрочем, как и везде. Творчество убивает творца.

– Пусть они пишут, это лучше, чем пьют водку или издеваются над близкими.

– Лучше? – спросил мой спутник и усмехнулся, – а ты не помнишь случайно, за что Берлиозу голову оторвали, ну отрезали, отрезали, не морщи так носик, но ему легче от этого не стало. Ну не хочешь Берлиоза, тогда вспомни, почему освободили разбойника и казнили того, кто только словами бросался, и храм веры разрушить собирался, чего это они все так против него настроились, если слова безобидны, и нести можно всякую чушь?

Мне становилось страшно. Мой кукловод, тот, который жил во мне, рванулся прочь, кажется, я еще была жива, и могла управлять собой сама. Или только кажется? Слабым жестом философ предложил мне прогуляться.

Я поднялась, чтобы последовать за ним. Незнакомец загадочно улыбнулся и растворился в воздухе.

А потом мне снился сон о поэте, который убивает себя своими мертвыми словами, своим стихоплетством. Огромный, тучный, седовласый мужик, стоявший перед микрофоном, читавший какую-то несусветную чушь, вдруг покачнулся и упал от страшного блеска, на миг ослепившего немногочисленных слушателей. Это была молния Перуна, Велесом, богом всего живого направленная точно по назначению… Живое не переносит мертвечины, оно просто убирает ее со своего пут и всеми возможными и невозможными способами.

Странный сон с четверга на пятницу. Проснувшись, я не сомневалась, что участником чего-то подобного точно стану в ближайшее время.