Читать книгу Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив - Любовь Сушко - Страница 5

Затишье бывает перед бурей или наоборот, буря после затишья – это кому как нравится, конечно. Но в ту запоздавшую весну многие говорили о явлении рыжего кота. Всем известно, что такие коты являются только в самые критические моменты в нашем мире. Видел его еще Пушкин на златой цепи на дубе том, а потом уже никто кота этого не видел, потому что ни дуба, ни цепи, ни кота ученого у нас не осталось. Но одно понятно, что коты не исчезают навсегда, а если где-то исчезают, то и появляются где-то снова. И предвещают они исключительно беду.

Когда Баюн, а это был он собственной персоной, появился на брегах Иртыша, то многие поверили в то, что именно здесь и должен родиться новый Пушкин или произойти что-то грандиозное иного порядка, потому что просто так коты не появляются. Хотя ясновидящая Елизавета говорила, что появился он тут потому, что перевелись все поэты в славном гарде адмирала, а остались такие жуткие стихоплеты, что кот готов был спалить любого из них, но боялся, что потом возродится еще худший поэт из того пепла. Он же не птица Феникс, а всего лишь кот, хотя и ученый.

Но Пушкина никто не заметил, если он и ходил по Любинскому проспекту, но точно неузнанный другими, да если честно, узнавать его было некому. В мире, где главными писательницами стали дамы, строчившие иронические детективы по рублю десяток, и явно затмившие по популярности Пушкина, гению просто не место. Да что гению, поэзия сама стала такой пещерной, что сочинить корявые строчки про завод, маму и любовь мог любой Васька Безродный, который в прямом смысле двух слов связать не может, но стишата пишет. Да что пишет, он их читает везде, где надо и не надо, и не дай бог вам с ним встретиться. Этот еще хуже, чем тот маньяк, который распахнув пальто себя голого показывает, потому что того изловили быстро, а этот все еще на свободе, и привлечь его вроде не за что, а если уголовный кодекс безмолвствует, тогда Рыжий кот и появляется.

Никто не знает, насколько плохи были стишата у его предшественника, оказавшегося в психушке и встретившегося с Сатаной. Нашему Ваську ничего такого не грозило по двум причинам, потому что в психушку не забирали без письменного согласия самого пациента – это во-первых. А кто же из них даст такое согласие добровольно, да и Сатана вряд ли подойдет к стихоплету на пушечный выстрел. Не интересен он никому, жена сбежала, брат скрылся в неизвестном направлении, ни слуху, ни духу, никого у него не осталось, кроме слушателей случайно оказавшихся на вечеринках, которые устраивал Василий, гордо называя это творческими встречами.

А вот вечеринки он устраивать был мастак, если люди в санаториях и больницах встречали его предложение холодно, то они быстро должны были пожалеть о том и поспешно согласиться. Ведь легче было весь этот бред послушать и отправить стихоплета подальше, чем услышав угрозы и проклятия слушать точно так же, затратив на все эти препирательства столько сил и времени, а Васятка действовал по принципу: «Не хочешь, заставим», приобщим так сказать к ужасному, кривому, бездарному творчеству, выбора у тебя все равно никакого не осталось. И приобщал, а что ему еще оставалось, после того, как он выложил кучу бабла за публикации в коллективных сборниках, где страница продавалась по цене целой книги. Отдельную книгу напечатать так и не решился, в сборниках можно было спрятаться за спинами других, сказать о том, что подборка оказалась не очень удачной, просчитался, бес попутал. А если ты только свое опубликовал, то там уже прятаться в кусты не получится, и всем все станет ясно в тот же миг. Так вот, после того, как он опубликовался в каких-то изданиях, в чертовой дюжине сборников, которые поэты называли братской могилой для настоящих текстов, и просто находкой для таких вот о заводе, о маме и любви, Василий пошел штурмом брать Союз писателей. Куда теперь принимали всех, а его все равно брать не хотели из-за скандальности, полной бездарности и настырности. Руководители того союза поняли, что спокойной их жизни явно пришел конец. Отказали раз, отказали второй, а потом просто устали и махнули рукой. Им нужны были любые члены, даже такие, главное, чтобы были они платежеспособными, а Васятка платил без всяких разговоров, сколько скажут, столько и платил, да еще радовался, и других туда привлекал с большим энтузиазмом.

И вот теперь с красным мандатом, который можно было достать из широких штанин при каждом удобном и неудобном случае, Васятка и пошел организовывать творческие встречи по новому кругу. Хорошо, что в санаториях и больницах люди постоянно менялись, и слушали его творения все новые и новые отдыхающие, а то и вовсе больные, потому что второй раз услышать это было нереально тяжело. Да что там, даже дослушать в первый раз почти невозможно. Но он ощутил себя настоящим поэтом в такие минуты своего липового триумфа. Пусть кто-то из критиков теперь не только попробовал перейти ему дорогу, но просто встать на пути. Этот стихоплетный танк проехался бы по нему и на минуту не задержался бы, вмяв несчастного в землю. А как еще можно было бы вбить, врубить в их чёрствые души настоящую поэзию такой, какой он ее понимает. Никто не собирался бросаться под гусеницы безумному танку, по которому давно психушка плакала. Но никогда не говори, что никто, рано или поздно кто-то да найдется. На всякий горшок есть своя крышка, а на каждого стихоплета свой купол. Вот если закрыть его куполом, то неслышно будет, что он там читает, тогда всем хорошо, спокойно и жить можно, не тужить.