Читать книгу Ищу повод жить (сборник) - Любовь Звягинцева - Страница 3

Мать готовила обед, а Иван с котом Васькой путались у неё под ногами, пытаясь что-нибудь стянуть. Разозлившись, мать дала им по подзатыльнику, схватила за шкирки и выбросила за дверь.

«Обиженные» уселись на крыльце.

– Вот уйду! И не приду! – грозно сказал шестилетний Иван.

– Мяу! – одобрил Васька, облизав лапу, которую он всё-таки успел запустить в сметану. (Васька всегда был расторопнее Ивана.)

Ваня твёрдо решил исчезнуть. Но куда? В картофельных грядках его уже находили, в ближайшем лесочке тоже.

– Всё не то… – рассуждал Иван, перебирая варианты.

«Чулан!» – вдруг осенило его.

В чулане на полу валялась груда грязного белья. Ваня зарылся в эту кучу, и его почти сразу потянуло в сон (он любил не только поесть, но и поспать).

Но… в нос ударил неприятный запах.

«Саняткины штаны какашками воняют!» – рассердился Иван на брата, но, приглядевшись в темноте, признал свои родные заплатки и успокоился.

Спустя минуту он крепко спал, уткнувшись носом в собственные штаны.

А через час вся деревня была поднята по тревоге. Пропал Иван!

– В картошке, небось, спит! – смеясь, не верили некоторые. – Сколько можно «пропадать»!

– Проверяли… Нет его там…

За два часа в деревне было обшарено всё. И… народ устремился к пруду, довольно большому и глубокому.

Даже из соседних деревень сбежались пацаны, обрадовавшись возможности вволю понырять.

И началось…

Со дна извлекли: груду валенок (вероятно, попавших в пруд через прорубь во время катания); чугунки и кастрюли, ложки и вилки, двухведёрный самовар (женщины любили мыть посуду в пруду, используя песочек, как моющее средство); женские панталоны, посеревшие от долгого пребывания в воде; детское бельё; две телогрейки; абажур; плюшевое пальто, которое с перепугу приняли за выдру; «голанку» (в переводе с местного диалекта комбинацию – от слова «голая») и т. д., и т. п.

Всё аккуратно складывалось на берегу. Тут же появившийся активист из сельсовета взялся за строгий учёт извлечённого.

Председатель колхоза, довольный и счастливый, мысленно потирал руки и ликовал.

«Пруд очищен, – думал он и уже ставил „галочку“ в отчёте, – да ещё и бесплатно!»

Под вопли и гиканье «чистильщики» выкатили из пруда телегу, пропавшую три года назад, за которую у скотника Митрича до сих пор вычитали из зарплаты. (Почему у Митрича – никто не знал, как не знал и сам Митрич.) Он на радостях хлебнул «из кармана» и под ликование толпы кричал:

– Моя телега! Моя!

– Почему твоя? – возмутился активист из сельсовета, взяв телегу «на карандаш». – Колхозная!

– Я ж за неё три года платил! – ударил себя в грудь Митрич.

– А… – махнул на него блокнотом активист и побежал на очередной рёв: что-то нашли ещё более значительное.

Это была десятилитровая бутыль с самогоном, хорошо закупоренная и привязанная к кустам верёвкой.

– Ого! Чем не холодильник! В тенёчке, в кустах… – восхищались мужики.

– Кто это у нас такой умелец? – удивлялись бабы.

– Чья это «захоронка»? – осведомлялся активист.

– Я! Я это! Моё! Моё! – громко кричал, подбегая к пруду, дед Ефим, переживая за свою частную собственность.

За ним мелко трусила разгневанная бабка Апрося:

– Ага, старый! Так вот где ты прикладываешься! Разнижу! (В переводе с местного диалекта «разберу на части»; противоположное значение слову «нанизать»).

Председатель громко кашлянул и сказал:

– В пруду мальчика нет.

«Хоть бы колодец догадались обшарить, тоже давно нечищенный», – подумал он.

– В колодце надо искать! – крикнул активист из сельсовета, «прочитав» мысли председателя, и все ринулись к колодцу.

Вода в колодце была настолько далеко, что казалась сверху крохотным квадратиком. К тому же это была, как все говорили, «не вода, а жидкий лёд» (скулы сводило от холода).

Смельчаков лезть в колодец не оказалось.

– Сергей! Позовите Сергея! – кричала мать, имея в виду самого крепкого и сильного парня в деревне.

При слове «Сергей» красивая девка Полинка вздрогнула: она была давно тайно влюблена в него.

– Полинка! Сбегай за ним! – попросила мать, случайно наткнувшись на её реакцию.

Через некоторое время Сергея обвязали верёвкой и стали медленно опускать в колодец. Около сруба встал на посту Митрич с конфискованной из пруда бутылью самогона.

– Для профилактики… когда вылезет, – пояснил он.

Рядом пристроился дед Ефим:

– Не забудь вернуть!

– Разнижу! – предупредила бабка Апрося, оказавшаяся тут же.

Проснувшись, Ваня поразился тишине. На кухне он обнаружил остывший обед. Вспомнив, что голоден, он крепко поел, выпил стакан молока и вышел на крыльцо.

Около колодца была толпа народа. «Опять бабка Варвара ведро утопила», – подумал Ваня.

Он был удивлён: вся деревня вытаскивает одно ведро.

Да… уж если деревня чем-то увлекалась, то «уходила» в это увлечение настолько, что забывала о предмете увлечения.

Протиснувшись на четвереньках под ногами стоящих вокруг колодца, Иван встал рядом с матерью.

– Ну! Сергей! – кричала мать в колодец.

– Чего-то зацепил… – донеслось из глубины.

Через минуту на крючке подняли ведро.

– Моё! – вскрикнула бабка Варвара.

Ваня услужливо пододвинул ведёрко в сторону обрадованной бабушки.

– Спасибо, Ванюша, – поблагодарила та и погладила его по головке.

– Губы вытри! – приказала мать Ивану. – Весь в крошках.

Все снова устремили взгляды вниз. А из колодца на крючке поднимали шикарный ажурный бюстгальтер.

– Ой! Мой! – пискнула Полинка и смутилась.

– Га! Га! Га! – загоготали мужики.

«Как он туда попал? – подумал Иван. – Ведь бельё моют на пруду». Но потом сообразил, что кто-то схулиганил, снял с верёвочки и… в колодец.

Очистив колодец от утопленных вёдер, палок, банок и прочего хлама, Сергей поднимался наверх. Председатель и активист из сельсовета, удовлетворённые работой, поспешили в правление, чтобы отметить это событие… в отчётах, конечно.

И вот уже пальцы Сергея коснулись края сруба, и тут… его глаза встретились с глазами Полинки. Так близко он её видел впервые. От волнения Сергей чуть было не свалился обратно. Полинка схватила его за руки и поразилась, какими горячими были они у него!

Митрич «отрезвил» их молчаливый диалог, подставив к носу Сергея стакан самогона. Дед Ефим сглотнул завистливую слюну.

– Выпей! Выпей, Сергей! Чтоб не захворать! – закричали все вразнобой.

Осушив стакан, Сергей начал взглядом искать Полинку но… увидел улыбающегося Ивана.

«Как меня сразу развезло-то…» – подумал Сергей.

– Сыночек! – завопила мать Ивана.

– Вот он! Держите его! – подхватила толпа.

Иван, сверкая пятками, бежал к спасительным кустам, заросшим крапивой. Он понял, что явившись к колодцу, только облегчил собственные поиски.

«Дурак! – корил он себя. – Пусть бы поискали».

Тем не менее всё, что начиналось в деревне с подачи Ивана, имело счастливый конец. Прямо у колодца развернулось народное гулянье, посвященное находке Ивана. Пригодилась бутыль самогона, к которой приросли трое: Митрич, дед Ефим и его жена, бабка Апрося, готовая в любую минуту «разнизать» супруга.

Тут же накрыли стол, на котором красовались молодая свежесваренная картошечка, малосольные огурчики, домашние яички, сало, зелёный лук (с грядки), укропчик (тоже оттуда) и так далее… запах – на весь Шатурский район.

Васька Нарышкин «наяривал» на гармошке; его жена Зинка пронзила деревенские просторы занозистыми частушками.

Отсидевшись в кустах до наступления голода, Иван пошёл домой. По дороге он встретил соседскую девчонку Тоньку-злыдню, свою ровесницу. Всю его сознательную жизнь (а Ивану было уже целых шесть лет) Тонька «приставала» к нему и не давала прохода.

– А тебя драть будут, как Сидорову кошку, – язвительно сказала она.

«А я скажу, – подумал Иван, – бить будете, уйду и не приду!»

Первое, что он увидел, открыв дверь, – это улыбающееся лицо матери. Семья была в сборе. Все ужинали. Пустовал один стул. Иван счастливо вздохнул и сел есть.

Сергей и Полинка ушли с гулянья вместе, а в сентябре сыграли свадьбу.

Правда, остался один неразрешённый вопрос: чья же телега? Она, говорят, так и стоит поныне…