Читать книгу За воротами дымил большой завод - Людмила Андреевна Кузьмина - Страница 4

Нам с моей подружкой Алёной повезло. Мы приехали в Нижний Тагил в период хрущёвской «оттепели» и «большой химии». Именно в это время на заводе пластмасс был создан мощный инженерно-научный корпус. Производственные объекты вводились один за другим: цех пластификаторов, инструментальный, первая очередь цеха пентаэритрита, цех себациновой кислоты, цех пульвербакелита и так далее. Директор завода Егор Фёдорович Власкин был назначен сюда 1 января 1960 года, за два года до нашего с Алёной прибытия. «Человек большой воли, организатор от Бога» – такую характеристику ему давали. У него не было химического образования, окончил он Уральский политехнический институт с дипломом инженера-

механика, но, будучи директором, смог собрать хорошо отлаженный коллектив химиков-профессионалов в центральной заводской лаборатории и на производстве. Свой рабочий день он часто начинал с объезда всех цехов и подразделений завода. Ежедневно устраивались радиопланёрки. При нём открыли вечерний факультет технологии пластмасс и синтетических смол в Нижнетагильском филиале Уральского политехнического института, а в средней школе № 2 в Сухоложском посёлке был организован профориентировочный класс, в котором учеников обучали инженеры завода пластмасс.

Ну и нам с Алёной надо было вливаться в заводской коллектив и проявлять себя в своей специальности знающими, хорошо разбирающимися в производстве людьми. Предстояло набираться опыта, опять учиться, но уже на практике.

Перед экзаменом по технике безопасности не особо трусили, но всё же волновались. В университете мы всего один семестр слушали курс «Процессы и аппараты в химической технологии» и в основном работали в лаборатории, а тут экзамен у нас принимал исполняющий обязанности главного инженера завода Владимир Петрович Потапов, в отличие от нас, лабораторных химиков, технарь до мозга костей. Не помню, как сдавала экзамен Алёна, а мне достался билет «Техника безопасности при работе на высоте, устройство подмостей, стремянок, подъёмников, лебёдок», как будто я собиралась работать на верхотуре. Я помнила главное правило сдающего экзамен: никогда не говорить «не знаю», а что-нибудь молоть языком, отвечая на вопрос, ну хотя бы по этому билету сказать про ремни безопасности, нескользящую обувь. Владимир Петрович был настроен благожелательно, много говорить не дал. Алёну и ещё несколько девчонок отправил в таинственную для нас лабораторию непрерывных процессов, где начальником был тоже таинственный, ни разу не встреченный нами Пётр Сергеевич Иванов. Мы видели в конференц-зале большой транспарант, на котором было написано, что инженеры завода Иванов П. С. и Дёмкин В. М. за выдающееся изобретение награждены большой золотой медалью ВДНХ.

Мне бы попросить Потапова не разлучать меня с подружкой: дескать, мы вместе приехали, вместе живём и хотим работать вместе. Но я посчитала такую просьбу детски несерьёзной. «Куда пошлют, туда и пойду» – решила.

– Хотите работать мастером в новом цехе пульвербакелита? – обратился ко мне Потапов.

Я кивнула головой, но Алёна ткнула меня в бок и прошептала:

– Люси! Обалдела? Какой из тебя мастер?

А вслух сказала:

– Владимир Петрович! Ей нельзя работать в шумных цехах по состоянию здоровья. У неё есть соответствующая медицинская справка.

– Это меняет дело, – согласился Потапов. – Тогда идите в центральную заводскую лабораторию к Анатолию Абрамовичу Кругликову. Он просил сотрудника для научной работы. Должность у вас будет инженер-исследователь, и работать вы будете под его непосредственным руководством.

«Во какая у меня будет хорошая должность и как здорово звучит: инженер-исследователь!» – подумала я.

– А мы чем будем заниматься? – спросила Потапова Алёна.

– Пётр Сергеевич сейчас в командировке. Вернётся и расскажет. А пока оформите в бюро пропусков временный пропуск, идите в лаборатории, знакомьтесь с сотрудниками. Ну и зарплата у вас у всех будет 100, плюс 15 рублей – уральская поясная надбавка. Когда в бюро пропусков предъявите фотографии, получите постоянный пропуск на завод и будете работать каждая на своём рабочем месте.

Вот это да! После хилой студенческой стипендии в 27 рублей сто пятнадцать рублей заводской зарплаты казались большой суммой. Заживём!

Я отправилась в ЦЗЛ. Анатолий Абрамович мне понравился: мягкий, внимательный, спросил о теме моей дипломной работы в университете. Я доложила ему, что темой моей работы был синтез эфиров эль-камфарной кислоты и исследование их свойств. Узнав, что одно из возможных применений синтезированных мной камфаратов может быть использование их в качестве пластифицирующих добавок при синтезе полимеров, он сказал:

– Здесь вам будут мешать, это цеховая лаборатория, места мало. В новом цехе пластификаторов работает небольшая группа ЦЗЛ. Руководит ею недавняя выпускница Казанского университета Эмма Сергеевна Мещанинова. Там и будете проводить исследования. Задание от меня получите позднее.

Я узнала также, что Анатолий Абрамович был заместителем начальницы ЦЗЛ Розы Сауловны Лифшиц и работает он над кандидатской диссертацией.

«Вот и хорошо!– подумала я. – Буду заниматься больше наукой в лаборатории, а не производством в цехах».

Вечером того же дня в общежитии мы отметили с девчонками первый день работы – 15 августа 1962 года. Потом я села строчить письма домой в Миасс и до востребования университетским подружкам.

Первой откликнулась из Златоуста Ия Кузнецова.

5 сентября 1962 г.

Н. Тагил. Главпочта до востребования,

Кузьминой Людмиле Андреевне.

Г. Златоуст, 10 отделение связи,

ул. Чернышевского, общежитие № 5,

комната 16.

Кузнецовой Ие Георгиевне.

«Здравствуйте, дорогие тагильчане!

Люси, твоё письмо было столь неожиданным и чудесным, ну прямо я готова была прыгать так, как бывало прыгал Ефим, но… мы с Шуваловой только что обильно покушали, т.к. был перерыв. Люсенька, ты просто чудо! А Алёна могла бы своей лапкой что-либо приписать насчёт своей личной жизни и прочее. Вам хорошо, вы живёте вместе. А вот мы все в одном общежитии, но в разных комнатах. К первому сентябрю приехала Тома Ваганова и будет работать вместе с Алкой Шуваловой. С бытом у нас одна морока. Когда приехала Шувалидзе, то места в 6-м общежитии не было, и настроение было где-то у подножья Златоустовских гор, даже самого Таганая. Мы решили жить вместе, но в более худшем семейном общежитии, и хорошо бы, если жили вдвоём в комнате. А вот потом перебрались в девичье общежитие № 5, которое считается лучшим и только для «специалистов». У меня в комнате хорошая девчонка, простая, но всё-таки… она лишь с 7-классным образованием. В общем, мы всё время толчёмся в этой комнате, она боковая с двумя окнами, рядом кухня и санузел; выгоняет нас оттуда только холод. Тамара живёт в четырёхместной комнате, а Алка … пока плачет, у неё сплошные неудачи с жильём.

Общежитие наше на 2-м этаже, а внизу магазин продовольственный (работает до 12-ти ночи) и промтоварный, но внешний вид у дома ни в жилу. Все остальные общежития на этой же улице.

Люси, я думаю, ты когда-нибудь сумеешь посетить нас: ведь твой Миасс рядом, я его проезжала на электричке; сообрази там отпуск без содержания. Мы, например, думаем на октябрьские праздники нагрянуть в Свердловск, и Нина, наверное, тоже. Приезжайте и вы в Свердловск!

Нина к нам приезжала, и Юрка её заезжал к нам, когда ехал к ней. А мы всё никак не можем съездить к Нинон – в посёлок Титан только один поезд, причём не совсем удобный для нас. Не забудьте, у Нины 19 сентября день рождения.

Её адрес: г. Златоуст, пос. Титан, ул. Спартака, 8, кв. 13.

На работу мы тоже устраивались целую неделю и вот вторую неделю уже трудимся. Пока мы на должности лаборанта первой категории с окладом 90 рублей (это верхний предел, которого добилось для нас начальство ЦЗЛ). ЦЗЛ у нас очень даже приличная, трудится в ней 700 человек, в химлаборатории на четвёртом этаже 253 человек. Алла уже анализирует что-то, она в исследовательском отделе, а я – в технологическом, буду заниматься травлением и коррозией. Я на месте Риты Колташовой, которая уехала первого сентября. Она кончала университет вместе с Гришей Ботвинником. Эта работа не по душе была, ей нравится аналитика. Здесь анализируют почти все элементы, т.к. на заводе выплавляют очень разнообразные марки сталей и аналитик здесь очень многому научится.

Всё время пишу письма да чё да, прикрываясь чтением инструкций. Моя руководительница 54 лет, очень сварливая, она, между прочим, органик, поэтому в нашем отделе анализирует всякую органику. Это делают две лаборантки. Есть ещё очень хорошая женщина Оксана, старший инженер. У Алки в отделе полно всяких людей, в общем, в химлаборатории всё женский пол, кроме начальника Теплоухова В.И. Может, слыхали? У него есть книга «Экспресс-анализ». Есть здесь и университетские выпускники.

Нам будут ещё гнать плюс к окладу 15% поясных, и потом мы с Алкой ещё начали преподавать в вечернем металлургическом техникуме при заводе. Я читаю физхимию 4-му курсу вечерникам-химикам – всё «дэвушки», некоторые мне в мамы годятся, и 4-му курсу заочникам по специальности «Производство стали», сегодня к ним пойду: это группа мужчин. Алла читает аналитику, у неё что-то часов 16 в неделю.

Деньгами мы сейчас не богаты, хотя взяли аванс в 15 рублей.

Алка стоит рядом и просит, чтобы я про горы здешние написала. Мы так с ней ходим по ним (В этом месте письма дан рисунок-шарж). Это хорошо, когда лестница, а если нет, да ещё без асфальта. Вот и позноздись тут в согнутом виде с мужчиной».

(Дальше пишет Алла Шувалова): «И ещё я вам могу сообщить, что Ийка у меня умирает от «жажды» – ей нужен, необходим мужчина. Она хочет упасть чуть ли не на своих учеников. Вот она говорит, «сталевары – денег много, чего особенного».

(Продолжает Ия): «Это писала Алла Шувалова. У меня тут рядом грохочет пневмопочта, прямо ужас! Алка не выдержала и ушла, да работа уже кончается в 3 час. 45 минут. Работать мы всегда будем с 8-ми до 4-х, а перерыв с 12-ти до 1 часу дня.

Я уже получила из дому посылку с вещами и письмо от Кичигиной. Вот и всё!

В Златоусте очень приличное снабжение, жить можно, ещё бы только компанию хорошую. У нас друзья всё молодые специалисты, дэвушки из УПИ, Петрозаводска, да парцы. Ну, всё! До свидания. Пишите, адрес на конверте.

Жду, целую всех, обнимаю. Алла тоже. От Тамары Вагановой привет. Ваша Кузя».

Мы тогда не ленились писать часто и многостранично, так как это был единственный способ связи. Даже воспользоваться междугородним телефоном было сложно. Надо с переговорного пункта отослать телеграмму-вызов, например, маме домой, на определённое число и время, потом снова приехать в переговорный пункт и ждать звонка. Слышимость порой была плохая, разговор начинался обычно так:

– Алё! Это мама? Я тебя плохо слышу! А ты меня слышишь?

Время разговора – три или пять минут было заранее оплачено, деньги экономили, поэтому ничего хорошего из такого разговора не получалось.

Из письма подружки я узнала, что Ия трудится и живёт в Златоусте вместе с нашей университетской сокурсницей Аллой Шуваловой, туда же приехала работать другая наша сокурсница Тамара Ваганова. А вот общежитская наша подружка из 29-й комнаты Ниночка Попкова живёт в посёлке Титан, хотя и недалеко от Златоуста, но туда плохо ходит транспорт и часто видеться с нею подружкам не удаётся. Узнала, что к Ниночке приезжал её университетский «кадр» Юрка. Я помню, как ловко он танцевал чарльстон на наших субботних общежитских танцах.

Ия жалуется на непривычный горный пейзаж Златоуста – совсем недалеко знаменитый хребет Таганай, и им, девчонкам, поначалу трудно было ходить по гористым улицам города.

В нашей переписке мы сохранили свой студенческий жаргон общения, но при этом уже могли преподавать студентам спецкурсы, читать лекции.

Подруга пишет: «Внешний вид у дома ни в жилу», то есть «никуда не годится». Наверное, только на Урале можно высказаться о невзрачном виде дома или человека такой словесной конструкцией. Дело в том, что золото чаще попадается в кварцевых прослойках горных пород, именуемых в золотодобыче «жилами». Найти такую жилу – большая удача. Золотодобытчики называют золото «жильным» в отличие от россыпного, которое находят в долинах рек в золотоносном песке.

И, конечно, нас волновал общий вопрос, кто как устраивал личную жизнь. Моя сокурсница Алёна Светлолобова уехала в Тагил почти невестой, но её студенческий роман с Ефимом Ковалёвым близился к завершению. Предварительно он распределялся на работу тоже в Нижний Тагил, но… решил остаться в Свердловске. Для этого «договорился» с одним сотрудником Свердловского НИИ, тот устроил ему заявку от института, при этом и сам явился на распределение в наш ректорат. Заходили они в ректорат последними, когда мы все получили свои направления на работу.

Как и наша Нинель Семерикова, Ефим словчил и остался работать в Свердловске, не имея постоянной свердловской прописки, но и прописку ему потом обеспечили. Выходит, бросил Алёну Ефим? И мы все переживали за Алёну.

Алёна потом мне рассказала, что против женитьбы категорически были их родители и родственники из Ирбита: у них с Ефимом ни кола, ни двора, ни прописки, ни денег, чтобы начинать семейную совместную жизнь. Разъехались, решили пожить отдельно, а потом и определиться, где им лучше жить и работать…

Довольно быстро получила я письмо от папки. Родители считали, что Промплощадь – это адрес лаборатории, в которой я работаю, и поэтому мне лучше писать до востребования на Главпочтамт. А может, работа у меня на засекреченном предприятии – гадали они. И, конечно, переживали за меня, так как я уехала в самостоятельную жизнь с Южного Урала на Север, где мало фруктов и овощей, у меня слабое здоровье, и я буду на Севере постоянно болеть. А в нашем миасском огороде созрел большой урожай помидоров. Мы, дети, кто где, а есть эти помидоры некому.

От родителей из Миасса:

8 сентября 1962 г.

Промплощадь ИТР,

1, комната 6.

«Здравствуй, Людмилушка!

Посылку помидор наладили, а почта её не приняла, так как до востребования не принимают овощи и фрукты. Сообщай какой-нибудь адрес. Помидор много, поспевают все, не знаем, куда с ними деваться, и есть некому. Хоть на базар иди. Женька всё ещё не приехал. В Магнитогорск к Георгию пути нет. У тебя адреса нет. Почему ты не сообщаешь адрес, где живёшь?

Генка учится в вечерней школе и работает лаборантом. С ним хлопот было порядком. Василий Маркович возражал, но потом согласился.

Теперь у нас всё в порядке. Готовимся копать картошку. Пиши, какие твои впечатления после знакомства с заводом без секретных деталей. Желаем тебе творческих успехов в твоей интересной работе и деловой дружбы в коллективе.

Всё, тороплюсь. До свидания. Папка. Узнай на своём Главпочтамте, возможно ли на твою лабораторию посылать посылки».

В Миассе с родителями жил младший сын Геннадий. Мы, старшие, уже оперились и вылетели из семейного гнезда. В то время для десятиклассников добавили ещё один класс – одиннадцатый, окончив который, Гена мог «загреметь» в армию. А он собирался поступать учиться в Новосибирский университет. Это решение он принял не без моего влияния. Созданный Новосибирский Академгородок был притягательным для многих молодых даже больше, чем Москва и Ленинград. Учился Гена неплохо, был увлечён физикой, побеждая на областных олимпиадах для школьников. Ну он и решил перейти учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи (ШРМ), где не было добавленного одиннадцатого класса, и он мог сэкономить год до призыва в армию. Чтобы поступить в ШРМ, надо было устроиться на работу. Он стал работать лаборантом в кабинете физики в школе № 17. Помогал ему в этом мой учитель физики и классный руководитель Ми-хаил Николаевич Хлебников, но резко возражал директор школы Василий Маркович против перехода в школу рабочей молодёжи с ослабленной программой способного ученика…

Переписка с моими подружками наладилась, мы регулярно пишем друг другу, и я снова получила письмо из Златоуста от Ии в ответ на моё.

«25 сентября 1962 г.

Здравствуйте, милые мои тагильчане!

Люси, ты снова своим письмом перенесла меня в нашу 29-ю комнату, о которой никогда нельзя забыть. Ты такая умница, и мы вновь обгрохатывались над твоим письмом, стишками, песней. И, конечно, я рядом с Николаевым неподражаема, чистый оригинал».

Примечание: На конверте был снимок космонавта Николаева, недавно слетавшего в космос. А я сделала «коллаж», приклеив рядом с космонавтом Иину физиономию, вырезанную с её фотокарточки. В общем, как могла, подбадривала девчонок.

«Алёна, а ты что, поправилась или загордилась, что за тобой по пятам ходит 45-й год? Брось ты это дело! Пиши, давай, всё начистоту, кого видела в Свердловске, что там нового? Как Ефим Григорьевич? Я надеюсь, Алёна, на тебя».

Примечание: Ефим Григорьевич – это наш однокурсник Ефим Ковалёв. А в Тагиле за Алёной приударил парень моложе нас. Общество парней нам было настоятельно необходимо, чтобы ходить в кино или на стадион в выходные дни и вообще ездить в город из нашей нежилой заводской окраины.

«Девчонки, органики, что вы знаете относительно Валентины Азаровой? Мне, например, она не прислала ни одного письма. Что с ней? Да и Люся Тараканова тоже не пишет, но я читала её письмо у Нины. У неё всё в норме. Нина получила вашу телеграмму, но она ждёт от вас письма. Я ей дам ваш адрес тоже. Что слышно про жизнь Нинель Викторовны? Вы, наверное, забыли, что 25 сентября у неё день рождения. Я не знаю её адреса. Да и писать не очень склонна, но послала ей открытку с поздравлением на старый домашний адрес в Сысерти.

Аккуратно пишет Кичигина, но скучно».

Примечание: Свердловчанка Валя Азарова, химик-органик, тоже хотела ехать с нами в Нижний Тагил, но на пятом курсе она вышла замуж и ожидала ребёнка. Все университетские годы мы были вместе, а теперь она почему-то перестала общаться с нами.

Люся Тараканова, Нина Попкова, Нинель Семерикова – это всё наши сокурсницы-подруги. Кичигина – родственница Ии из Сысерти.

«Мы сейчас без денег, у нас уже долги, особенно у Алки, у Нины тоже в связи с днём рождения. Она там у себя в общежитии склеила 5 мужчин, самый симпатичный был Петенька с 1944 года рождения. Он упал на меня, что делать? С ним всё было порядочно, хорошо, приятно. Вина было слишком много, так что после попадания всего количества его в наши внутренности, вы можете себе представить дальнейший ход событий. Закусон мы сами готовили. Музыка была приличная. Кажется, нас даже кто-то фотографировал. Вид будет!»

Примечание: Ия несколько преувеличивает все наши похождения и пьянки. Девушки мы были все серьёзные, но подстраивались под обстоятельства нашей жизни в заводских общежитиях.

«Что было ужасным, так это то, что нам нужно было в 4-45 утра явиться на поезд и в 8 часов утра быть в данном виде на работе. Мы в понедельник с Алкой имели очень бледный вид, Алка ещё в техникуме читала как раз лекции студентам, а я в цехе засыпала на ходу.

Люси, ты до сих пор, вернее, снова хочешь встретить Валю?»

Примечание: Моё «кружение сердца» из-за несостоявшегося романа со студентом Свердловской консерватории Валей Анисимовым, начинающим талантливым оперным певцом с замечательным баритоном, завершилось. Я понимала, что мы с ним в разных ипостасях, будущего у нашего романа нет. Уехав в Тагил, я навсегда исключила его из своего сердца.

«У вас хоть там по телевизору свердловские передачи, а у нас в общежитии и телевизора нет, т.к. мы с одной стороны на горе, а с другой под горой. Говорят, что гора мешает, а может, просто не хотят телевизор для общежитских купить.

Сейчас в коридоре галдёж, кто-то потерял платок, так неприятно, т.к. украли его, видимо.

Уже 5-й час, а я сижу, т.к. с 5 часов я читаю химикам здесь рядом в ЛКИ. Это, девчонки, им я читаю и спрашиваю их, ставлю оценки, утром и вечером по 3 часа. С ними легче мне, с мужчинами-заочниками трудней, т.к. одна группа на базе 7-го класса, они хуже понимают, да и дают только 1,5 часа на них (тоже утром и вечером), но отношения у меня с ними хорошие.

К нам первого сентября приехала Тамара Ваганова, она работает вместе с Алкой. Ей пришло письмо из Орска от Люси Ванаевой. Что вы от них имеете, пишут ли они вам?

Я обитаю в холодной комнате, замерзаю прямо, а родители прислали 20 рублей на одеяло, но они ушли на жратву.

Девчонки, я думаю, к 7-му ноября мы будем в Свердловске, и Нина тоже. Встретимся, да? Попьём, попоём, так хочу ещё в театр, вообще всех хочу увидеть, обнять, поцеловать и прочее. Наши рожицы на прощальной студенческой фотке производят на всех впечатление: букет! Как вы сейчас-то выглядите, а? Люси, какое ты шьёшь себе платье?

А мы тоже прошли медосмотр и все годны работать химиками-

лаборантами.

Ну всё! До свидания! Целую вас, привет от Аллы с Тамарой, от Нины.

Пишите, жду. Ваша Ия.

P.S. Алка уже полежала в больнице в дизентерийном отделении, но быстро вылетела оттуда».

Примечание: Мы работали с химическими веществами, бывало, травились, что вызывало кишечные расстройства. Так и Алла Шувалова, видимо, траванулась и попала в больницу.

По распределению уехали работать в Орск несколько наших однокурсниц, и мы через Люсю Ванаеву хотели бы узнать, как они там устроились.

А Ия напоминает нам о близком дне рождения нашей общежитской, почему-то отколовшейся от нас подруги Нинель Семериковой. И хотя она не пишет никому, но мы её не забыли, потому что мы была одна семья в нашем студенчестве и в нашей 29-й комнате.

Письмо от моей подруги зеркально отразилось от моего письма ей. Наше недавнее студенческое прошлое по-прежнему тесно связывало нас, мы были, что называется, «одной крови», нас волновали одни и те же вопросы нашего нового бытия в новых обстоятельствах жизни, и мы были даже более, по-семейному близки, чем с нашими родителями. Мы – уже взрослые, как умеем и можем, решаем свои проблемы.

В сентябре мы с девчонками уже укоренились в нашем общежитии рядом с проходной завода. Надо было купить что-то из хозяйственных мелочей для общего пользования. Более практичная Алёна сказала:

– Зачем нам тратить свои деньги на приобретение электроплитки, утюга и тазиков? Как молодым специалистам, проживающим в общежитии, это нам должен предоставить завод! Пойдём к Котовщикову и потребуем.

Котовщиков – это помощник директора по кадрам, который определил нас жить в общежитии ИТР. Мне как-то стыдно было его просить о чём-то. Деньги у нас есть – сами можем купить какие-то бытовые вещи. Например, я уговорила девчонок купить одинаковой расцветки покрывала на наши кровати, чтобы наша общежитская келья имела приличный вид. По собственной инициативе предложила вскладчину купить проигрыватель и пластинки, чтобы по вечерам слушать музыку и песни. Радиоприёмника, не то что телевизора, у нас не было, а без музыки скучно. Поехала в город и в магазине «Мелодия» приобрела недорогой проигрыватель и несколько пластинок. Выбор пластинок был небольшой. Помню, купила пластинку с записью арий знаменитого в 30-е годы двадцатого века итальянского тенора Тито Скипа и песни Эдит Пиаф. На общем совете решили, что проигрыватель «уйдёт в приданое» последней из нас, четверых, покидающих эту комнату. Договорились также: соль, сахар, спички, крупы, макароны будем покупать тоже вскладчину, как и в студенческие времена, отстёгивая деньги на общее питание. Ну а основное наше питание – в заводской столовой. Кормят, кстати, неплохо. Зачем самим готовить в общаге? К тому же у нас не было холодильника, хранить приготовленную еду от порчи и прокисания негде.

Алёна настояла на своём, в обеденный перерыв пошли в отдел кадров.

Котовщиков выслушал нас и сказал:

– Ну зачем вам это всё? Не пройдёт и полгода, повыскакиваете все замуж и уйдёте из общежития.

Он-то по опыту своему знал, как бывает в жизни. И в песне одной про незамужних ткачих в подмосковном общежитии пелось: «Уносить свои гитары нам придётся всё равно».

– Вот что, девчата, – продолжал Котовщиков. – Я зайду как-нибудь к вам и посмотрю, как вы устроились.

Через несколько дней вечером – стук в дверь. Надо сказать, дверь у нас не открывалась полностью. Комната небольшая, шкаф для одежды у стены перекрывал частично дверь, но мы, с худенькой комплекцией, хоть и боком, протискивались через полуоткрытую дверь в комнату.

Увидев массивного и непомерной толщины Котовщикова, мы дружно закричали:

– Ой, подождите, мы отодвинем шкаф, чтобы вы вошли!

Покряхтели вчетвером, отодвинули от двери шкаф, Котовщиков вошёл, а потом и сказал:

– Не годится так. Вдруг пожар, а у вас дверь не открывается полностью. Этаж второй, окно зарешечено. Сгорите тут или задохнётесь. Переселяю вас на первый этаж в другую комнату, побольше этой. Электроплитку, утюг и тазик выдам, но будьте аккуратнее, не оставляйте плитку и утюг без присмотра.

Хороший дядька! И Алёна молодец. Мне бы в голову не пришло идти к Котовщикову.

Переселились на первый этаж в другую комнату. Однажды ночью проснулись от крика Алёны: по её одеялу бегали крысы! Включили свет, крысы разбежались и скрылись под моей кроватью в углу комнаты. У меня был электрический фонарик. Нагнулись, посмотрели под мою кровать и увидели там крысиную нору. Стали совещаться, как их отвадить от нашей комнаты. Если забить нору деревом, крысы прогрызут ход в другом месте. Решили применить химический способ: зальём в нору жидкий, обжигающий кожу фенол, он там застынет, а потом отправим туда толчёное стекло. А в общей прихожей мы поселили кота. Способ сработал. Крысы в нашей комнате больше не появлялись.

И на заводе мы осваивались вполне успешно, и все были задействованы на общественном поприще и по комсомольской линии. Комсорг завода Олег Бобков вовлёк меня в комсомольское бюро завода, поручил читать лекции рабочим о том, какая программа химизации у нас в стране разворачивается и как рабочие должны участвовать в ней. И в бюро комсомола я числилась как лектор-пропагандист. Во как! Рабочие порой подсмеивались надо мной, потому что я, совсем без опыта работы на заводе, давала им советы, как они должны повышать производительность труда каждый на своём рабочем месте. Словом, на заводе я как-то проявляла себя. Но мне хотелось посещать театры, вращаться в творческой среде, и я собралась записаться во Дворце на Вагонке в университет культуры на отделение классической музыки. Буду ездить в выходные дни туда и музыкально просвещаться. Девчонки дружно отговаривали:

– Куда ты собралась записываться? Будешь мотаться по вечерам на Вагонку, трястись в автобусе, надвигаются зима и холода. Да и с бандитами можешь повстречаться!

При заводе пластмасс была какая-то самодеятельность. Взглянула я как-то раз на собравшихся «артистов» в конференц-зале, может, в хоре буду петь, думала я, но уровень самодеятельности меня не удовлетворил. Всё не моё!

Вечером мы с девчонками обсуждали наши перспективы, с кем-то подружиться из местных. На заводе одни женатики! У Алёны в ЛНП есть хотя бы ребята из числа неженатых слесарей и всяких наладчиков-киповцев из фенольного цеха, а у меня в ЦЗЛ одно бабьё и девьё. Алёна рассказывала, что её начальник Иванов недавно развёлся с женой.

– Ну вот тебе и кадр! – подбадривала я подругу.

– Да ну! Он всё время торчит в Москве. И такой зануда! Представляешь, всех нас молодых спецов загнал в фенольный цех работать аппаратчиками. Дескать, только так надо осваивать производство, начиная с нуля. Тебе вот хорошо: сидишь в чистенькой лаборатории и работаешь в одну дневную смену. Вечер у тебя всегда свободный. А мы с Ватутиной и другими девчонками должны работать посменно, подменять аппаратчиков и крутить вентили у аппаратов во вторую и ночную смену.

По сравнению с Алёной я работала в лучших условиях и занималась больше наукой, а не производством.

Однажды меня вызвал Анатолий Абрамович Кругликов, непосредственный мой начальник:

– Вот что, Людмила Андреевна! Я хочу вас командировать на НТМК (Примечание: Нижнетагильский металлургический комбинат). Там с понедельника будет проходить Всесоюзная научная конференция по теме промышленных выбросов и борьбы с ними. Будете представительствовать от нашего завода, а потом мне расскажете.

Я обрадовалась возможности потусоваться среди учёных и инженеров, приехавших в Тагил из разных мест нашей страны. И возгордилась. Какую честь мне оказывают: представительствовать от нашего завода! Теперь-то я понимаю, что Кругликову не хотелось терять времени на ненужных ему заседаниях.

Кругликов говорил тихо, а я всю жизнь страдала недостатком слуха, но старалась не показывать этого своего недостатка. И я не расслышала, что он отправил меня всего на первый день пленарного заседания. Загуляла на всё время работы конференции в течение недели.

Отправилась в своём сером, мышиного цвета костюме, сшитом моей мамой. На груди прикрепила университетский значок. Явилась в конференц-зал Дворца культуры НТМК. Зарегистрировалась, как положено, в оргкомитете. Села в первом ряду напротив президиума, чтобы лучше слышать докладчиков. Раскрыла блокнот, приготовилась конспектировать выступления.

Вскоре стало безумно скучно. На кой мне все эти промышленные выбросы и борьба с пылью и вредными газами? Вдруг мне передали записку с задних рядов. На листке бумаги написано: «Товарищ Кузьмина! Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Буду вас ждать в фойе во время перерыва. Судоплатов».

«Надо же! – удивилась я. – Откуда он знает мою фамилию?» Его фамилия меня никак не озадачила. Это спустя долгие годы, живя в Москве, я узнала, что такую фамилию носил наш знаменитый разведчик Павел Судоплатов. Да и хотя бы и знала, сегодняшний этот Судоплатов мог быть просто однофамильцем, а может, просто разыгрывал меня, валял дурака, называясь не своей фамилией.

В перерыве я вышла в фойе. Ко мне двинулся человек плотного сложения, совсем не старый. В чертах лица и выговоре чувствовался южный тип. Помню чубатую голову и хрипловатый голос. Имя его не запомнила.

– Так о чём вы хотели спросить меня?– поинтересовалась.

Вместо вопросов он предложил мне спуститься в буфет на первом этаже и пообедать там. Про себя я обрадовалась такому предложению: есть ужасно хотела; утром, торопясь на эту конференцию – дорога-то от завода неблизкая, – я не успела даже чаю попить.

Когда мы подходили с подносами к кассе, он мягко отвёл мою руку с кошельком, и не успела я сообразить что к чему, заплатил за двоих.

Тут меня осенило: вот оно что! Он меня склеить решил! Видимо, когда я проходила регистрацию в оргкомитете, он стоял за моей спиной, узнал мою фамилию, и я ему понравилась, решила я.

Пообедав, в зал заседаний мы не вернулись. Пошли гулять в районе НТМК по каким-то глухим закоулкам, но погода стояла отличная, и никакими промышленными выбросами в воздухе почти не пахло. Вела я себя сдержанно, ничего такого фривольного по отношению к себе не позволяла.

На другой день я снова явилась на заседание. Села в середине зала, почти в пустых рядах. Это ведь на пленарное заседание все являются, а потом число слушателей докладов резко сокращается, все распределяются по секциям, а то и вообще гуляют на стороне.

Я уже не собиралась ничего записывать, а предусмотрительно обзавелась программой конференции и брошюркой с тезисами докладов. Внимательно изучила состав докладчиков – фамилии моего вчерашнего знакомца среди выступавших не увидела ни в какой день конференции. А ведь он назвался в разговорах со мной кандидатом наук и сотрудником какого-то научного института из Харькова. Не было его и на сегодняшнем заседании. Ну и ладно! Наверное, тоже, как и я «представительствует». Но ведь какую даль ехал! Аж с Украины.

Я раскрыла журнал «Наука и жизнь» и углубилась в чтение. Через какое-то время стала замечать, что пустые места рядом со мной и за моей спиной стали заполняться разным мужским народом. Возникло некое волнение, шушукание и шелестение бумаг вокруг моей персоны. Очень редкие числом среди участников конференции учёные дамы и дамы-производственницы, солидные тётеньки, стали возмущённо оглядываться на нас.

В перерыве, только я вышла из зала, ко мне подошли двое мужчин в возрасте далеко за 50, прямо-таки отцы семейств. Представились мне как сотрудники одного, тоже далёкого союзного предприятия.

Сказали:

– Мы в этом городе впервые. Не согласитесь ли Вы составить нам компанию поужинать вечером в ресторане?

Подумала: «Дядьки старые и солидные, чего мне их бояться?»

За всю мою молодую жизнь я была в ресторане два или три раза в Свердловске, да и то в больших коллективах. Банкеты тогда проходили в ресторане при гостинице «Большой Урал». А здесь меня приглашают в ресторан «Северный Урал». Почему бы не пойти? Поесть за чужой счёт да ещё, как я полагала, красиво поесть – в ресторане! – очень даже хотелось. Я пока ещё не избавилась от вечно голодного моего общежитского существования, когда питаться приходилось на скорую руку в каких-нибудь захудалых столовках, а в общежитии обычно пили с девчонками чаёк с бутербродами, иногда, если было не лень готовить, варили картошку или какую-нибудь кашу. Ведь скоро будет шесть лет, как я жила в общежитиях. Конечно, во время моих наездов домой в каникулы мама старалась подкормить меня, но ведь и домашняя еда была, хоть и вкусной, однако без ресторанных изысков.

В общем, уговорила себя. Дяденьки обходились со мной воспитанно, даже как-то слишком по-отечески. Один сравнивал меня со своей дочкой. Мол, «носик у меня такой же». Какая закуска и еда была, я уж и не помню. Пили дяденьки водку. Выбор спиртного в меню был невелик. Мне предложили ликёр, как сейчас помню, «шартрез» – приторно сладкий и глицериново-тягучий напиток зелёного цвета. Но и этого мне было достаточно, чтобы не столько опьянеть, а отяжелеть. В голове вроде не гудело, а ноги стали ватными.

В какой-то момент я заметила за столиком неподалёку одиноко сидящего моего вчерашнего знакомца с фамилией Судоплатов. Он обедал без выпивки и совершенно не смотрел в мою сторону или делал вид, что меня не знает. Поев, быстро куда-то ушёл.

А мы досидели до музыки. Вышедший на эстраду козлетонистый певец запел модную тогда песню про Несмеяну. Я, «нашартрезившись» и понимая, что меня никто не собирается приглашать танцевать, попросила моих спутников проводить меня до трамвайной остановки. Посетить их номер в гостинице я наотрез отказалась.

В трамвае встала на задней площадке лицом к окну, чтобы моя красная от выпитого ликёра физиономия была не так заметна пассажирам трамвая.

Вдруг почувствовала, кто-то дотронулся до моего плеча. Я втянула голову в плечи. Испугалась. Почему-то подумалось, что это была рука Судоплатова. Но когда оглянулась, увидела, что на меня смотрит мой однокурсник и близкий приятель подруги Алёны Ефим Ковалёв.

– Вот так встреча! Откуда? – воскликнула я.

– Я тут в командировке. Разве Алёна не говорила тебе? Мы с нею виделись вчера.

Потом внимательно пригляделся ко мне, засмеялся:

– А ты-то откуда такая пьяная?

– Да с научной конференции. Представляешь? Первый раз в жизни участвую во Всесоюзной научной конференции!

Мы ещё поговорили и посмеялись. Потом Ефим сошёл у кинотеатра «Родина», а я поехала за город в своё общежитие.

Утром следующего дня у меня болела голова, но я снова отправилась на НТМК на очередное заседание. Провела его скучно. Не было ни Судоплатова, ни вчерашних моих сотрапезников. Были поползновения других мужчин охмурить меня, но я их деликатно отшивала. А сама подумала: «Ничего себе репутация у меня складывается на этом научном сборище!»

В перерыве собралась уже ехать домой, как на самом выходе из конференц-зала нос к носу столкнулась с Судоплатовым.

От неожиданности сказала:

– Что-то вас не видно среди докладчиков.

– Но и вас тоже не видно. По ресторанам гуляете. Видел вас вчера с какими-то хрычами, – парировал он.

Потом мы пошли не на трамвайную остановку, а стали прогуливаться по аллейкам, каким-то невзрачным грязноватым улицам, на которых то и дело попадались какие-то предприятия и заборы. Тагил мне ещё не был хорошо знаком, особенно район НТМК. Хотя и неинтересные были места, шагала я с видимым удовольствием.

Неожиданно мой спутник расцвёл красноречием: стал читать наизусть целые отрывки из Бабеля (которого я не читала), чьи-то стихи и всякую лирику. Время провели культурно. Мне даже захотелось, чтобы он пригласил меня в городской драмтеатр, но вслух об этом сказать постеснялась.

Погуляли. Он подвёл меня к трамвайной остановке. Даже не спросил, куда мне надо ехать, а я скрывала от него, что живу за городом в заводском общежитии.

Сказал только: «До завтра».

А завтра его опять не было на конференции. И это был последний день работы конференции.

– Да ну его! Странный какой-то тип. Вроде ухаживает, но всё время куда-то исчезает, – подумала я.

С досады взяла один билет на спектакль в драмтеатр. Билеты распространялись среди участников конференции прямо в фойе конференц-зала НТМК.

Досидев до обеденного перерыва, отправилась в общежитие. Надоела эта конференция! Надоело каждое утро мотаться так далеко.

Когда приехала в общежитие, Лариска Коростелёва, работавшая, как и я, у Кругликова в ЦЗЛ, сказала:

– Тебя Анатолий Абрамович обыскался. Спрашивает, почему на работу не ходишь?

– Так ведь он сам послал меня на конференцию! – изумилась я.

Прихватив программу и тезисы конференции, я помчалась в ЦЗЛ, благо тут всё было рядом: и общежитие, и проходная на завод. И рабочий день ещё не закончился.

Анатолий Абрамович с ехидной усмешкой спросил меня:

– Ну, как конференция? Интересно было?

Я стала смущённо бормотать, что вообще-то интересно.

Он прервал меня:

– А почему вы отсутствовали на работе? Я же вас командировал только на один день.

Почувствовала, как краска заливает моё лицо. Ой, как стыдно, – смутилась я. Опять я по недослышке вляпалась. Я-то думала, что на всю неделю он меня отпустил. Неужели прогулы мне запишут?

Но Анатолий Абрамович по отношению ко мне не проявлял строгостей. Отпустил и сейчас с миром. Даже вернул мне программу и тезисы докладов, сказав, что у него они есть и ничего мне рассказывать о тематике конференции не надо.

Вечером я отправилась в одиночестве в театр. Девчонки были тяжелы на подъём – ехать, мол, до города далеко, а потом возвращаться в общагу ночью, да у них были и собственные планы на этот вечер.

Посмотрела, не помню какой, скучный спектакль. Домой приехала поздно.

Девчонки в комнате пили чай. Увидев меня, засмеялись.

– К тебе тут приходил какой-то мужчина. Нас никого не было.

– Откуда вы знаете, что приходил? – спросила я.

– А он оставил в двери записку. Она не была подписана, и мы её прочитали.

Из записки я узнала: «Я приехал попрощаться – сегодня уезжаю, но вас не застал».

Дальше был постскриптум: «Под дверью накакал не я». Подписи не было.

У нас в общежитии жил кот, который повадился гадить у нашей двери. Что только мы ни делали. Мыли пол с хлоркой, поливали формалином – гадил, такой-сякой!

И это была вся моя история. Судоплатов навсегда исчез из моей жизни. Я и не жалела об этом. Так, случайное знакомство было. Его громкая фамилия мне тогда ни о чём не говорила.

Тагил был закрытым городом, с большим числом секретных предприятий. Сотрудники спецслужб на всяких конференциях и совещаниях всегда присутствовали. Но чем заинтересовала этого Судоплатова моя скромная персона? На знаменитую разведчицу Мату Хари я вроде бы не была похожа. Да и вряд ли я была нужна этому мнимому Судоплатову, просто сопровождала его для отвода посторонних глаз и прикрытия, пока он ходил со мною в районе НТМК мимо невзрачных зданий, заборов с какой-то непонятной мне целью.