Читать книгу Паутина. Том 3. Призраки замка - Людмила Богодухова - Страница 3

Дотошные полицейские долго и нудно сновали по комнате и допрашивали всех жителей дома, а прислугу с особым пристрастием. Юлька рассказала все, что знала, а она знала очень мало, лишь то, что первая увидела мертвую горничную. И не могла никак объяснить, почему та оказалась в ее комнате и на ее постели. Однако ее ответ не удовлетворил полицейских, и они вновь и вновь задавали вопросы, какие отношения были между Юлькой и Юстиной, что их связывало, были ли между ними ссоры? И еще было много неприятных вопросов и намеков на их, якобы какую-то связь, а потом ссору. И Юлька устала от вопросов, от необоснованных подозрений, от кажущейся тупости и непробиваемости полицейских.

Затем машина с полицейскими уехала и увезла тело Юстины, но один остался, и Мария Игнатьевна поселила его в одной из комнат замка, по тому же коридору, где была детская комната, но чуть подальше. И Юлька поняла, что полицейский кого-то подозревает, а скорее всего ее, Юльку. И от этого было неприятно и тревожно, хотя ее вины не было в том, что Юстина умерла. Однако Юлька была иностранка, и посадить ее в тюрьму при желании, или кого-либо из домочадцев, не составляло особого труда. И Юлька чувствовала, что в воздухе повисла тревога, и даже хозяйка дома, Мария Игнатьевна, как-то беспокойно посматривала на Юльку, как будто хотела ее спросить, но не решалась, или передумала. И тогда Юлька решила сама все выяснить, при первом же удобном случае, хотя у нее не поворачивался язык говорить о случившемся. Однако, когда заплакала Танюша и Юлька вскочила с дивана, чтобы взять ее на руки, Мария Игнатьевна опередила ее.

– Лежи, отдыхай, я сама управлюсь с внучкой, сама покормлю ее.

И Юлька не услышала в ее голосе той теплоты и заботы, которую она проявляла к Юльке раньше. А была отчужденность и даже категоричность, опасения. И Юлька не выдержала.

– Вы меня в чем-то подозреваете? И боитесь, что я причиню Танюше вред? Но я также могу подозревать вас. Ведь на этом этаже больше никого не было, кроме вас, по крайней мере, я знаю, что я ушла, хотела поговорить с Марком. Вы мне сказали, что он в кабинете, но его там не было, и тогда я вышла прогуляться, а вы все это время были в комнате, или могли выйти из нее. И я могла бы подозревать вас, что вы убили Юстину, но я вас не подозреваю, потому что я в здравом уме. Вам ни к чему убивать в своем доме служанку, даже если бы была причина, вы бы все равно этого не сделали. И знаете, почему я в этом уверена?

Юлька в ожидании застыла перед Марией Игнатьевой.

Но Мария Игнатьевна молчала, прижимая к себе внучку, которая плакала и тянула ручки к Юльке. Потом она повернулась и отошла к окну, успокаивая внучку, и давая понять Юльке, что ее не интересуют ее рассуждения, ее оправдания.

И Юлька вспылила:

– Нет! Вы не можете игнорировать меня своим молчанием. Я не простая служанка в вашем доме, которую вы еще не выгнали, но уже ищете предлог, чтобы выставить. Я мать вашей внучки, а ваш сын Марк, не только отец Танечки, но еще отец моего будущего ребенка, которого, как вы, надеюсь, заметили, я ношу под сердцем. Да! Да! Не смотрите на меня, как на сумасшедшую. Я выкормила Танечку с первого дня ее рождения. Я обмыла ее, и завернула в пеленку, хотя не знала, как это делается. Я дрожала всю ночь, от того, что боялась, как бы она не умерла, потому что она была крошечная и худенькая, и я не знала, чем ее кормить и как успокоить и дала свою грудь, в которой еще не было молока, потому что я была невинной девочкой и не знала ни мужчин, ни материнства. Я дала ей имя и по воле судьбы случайно записала Марка. Он должен был вам все рассказать.

Юлька опустилась на диван и замолчала. И в комнате повисла тишина, и даже Танюша перестала плакать.

– Значит, ты тоже гоняешься за наследством? – нарушила тишину Мария Игнатьевна, придав своему голосу неприятный язвительный оттенок.

– Ничего-то вы не поняли. Теперь я вижу в кого пошел Марк. Достучаться до вас очень трудно. Наследство тут в Италии, а в России ваше наследство не играет никакой роли. Тем более, что я о нем не знала. Я только была свидетельницей того, как выкинули ребенка, будто щенка или котенка, собирались похоронить его заживо. Мне не нужны ваши деньги, а вам не нужна Танюша. За все время, что я здесь, Марк ни разу не зашел к ребенку в комнату, не взял ее на руки, ни поцеловал ее. Зачем он отнял ее у меня? Я чувствовала, что ей без меня плохо, она умирала. И вы рискнете меня выставить? Ваша внучка вспоминала меня, потому что я для нее мама. А та, которая ее родила, оставила ее умирать, и умерла сама, не захотела бороться за свое дитя. Если вы меня выгоните, то я клянусь вам, что через неделю, или через месяц, через год или через два, но выкраду вашу внучку. И тогда уж точно никто не найдет ни ее, ни меня. У нас в Сибири леса большие, можно всю жизнь искать и не найти. А у меня опыт жизни в лесу есть, я не боюсь леса.

– Значит ты все-таки русская? – в раздумье проговорила Мария Игнатьевна.

– Странно, что я не удивляюсь этому. Я, как будто знала, чувствовала, что ты не француженка, хотя у тебя и отличный выговор. И я не сержусь, а даже довольна, что ты смогла найти свою дочь. Но, чтобы рассеять все сомнения, чем ты можешь доказать, что все, что ты говорила, правда?

– Докажу!

Юлька расстегнула кофточку, на груди, на ленточке через шею, висел маленький мешочек. Юлька расстегнул замок и вытащила из мешочка свой российский паспорт и копию Танюшкиного свидетельства о рождении.

– Свидетельство забрал Марк, но я взяла копию, где зарегистрировала Танечку.

Мария Игнатьевна села рядом с Юлькой на диван и стала смотреть документы. А Танюша тут же перебралась к Юльке на руки.

– Все верно. Но ДНК подтвердит, что ты не являешься родной матерью Танечки.

– Зачем это подтверждать, я и сама не утверждаю это. Но между тем, не собираюсь оставлять ее здесь без меня.

– А почему ты решила, что я собираюсь тебя выгнать? Нет, это не так. Меня беспокоит другое. То, что ты беременна, я заметила сразу, как только тебя увидела, и тогда решила я тебя оставить. Танюша к тебе потянулась, и ты в ней души не чаяла, и я удивлялась этому и была довольна. Всем в доме приказала молчать, не заикаться о том, что ты в положении, дела вид, что ничего не замечают. Но, когда убили Юстину, я не верю, что она умерла сама, так вот когда ее убили, я вдруг поняла, что ошиблась, подвергая тебя и твоего ребенка опасности. Хотя не понимала и не понимаю, кому ты перешла дорогу. А сейчас я хочу, чтобы ты подробно мне все рассказала, с того момента, откуда ты знаешь Лизоньку, родную мать Танечки, как попала она к тебе, и все, все, все. И то, как ты познакомилась с Марком.

– Хорошо! – согласилась Юлька. – Но это очень длинная история. Я все расскажу, но мне нужно покормить Танечку.

Юлька поднялась.

– Нет! Не выходи. Я позвоню, вызову Жозефину сюда, она принесет все, что нужно для Танечки и нам перекусить.

– Если вы боитесь меня выпустить из комнаты, то где гарантия, что нам в комнату не принесут отравленную пищу? И неужели вы думаете, что Юстину убили по ошибке? Что действительно хотели убить меня? Если это так, то я тем более не могу доверить кому-то готовить для нас пищу. Хотя самое страшное сейчас для нас запаниковать. Тогда перестанем верить друг другу, но нужно и обезопасить себя по максимуму. Необходимо обо всем подумать, но прежде давайте спустимся вниз, и я приготовлю нам чай, а Танечке кашку. И там же на кухне поедим.

– А комнату закроем, хотя для тех, кто может входить не в дверь, это не препятствие, – проговорила Мария Игнатьевна, замыкая дверь.

– Что вы имеете в виду? – тут же отозвалась Юлька.

– Потом поговорим, – приложила палец к губам хозяйка дома. И Юлька невольно оглянулась, но никого не было видно в тускло освещенном коридоре.

«Что там дальше? Что за комнаты? Кто в них живет?» – подумала Юлька.

Она не пыталась даже узнать больше того, что видела. Все время, которое она находилась тут, Юлька посвящала своей девочке, и больше ее ничто не интересовало. А теперь она пожалела, что так мало знает. Что некоторых обитателей дома видела всего несколько раз и никогда не спрашивала, не интересовалась, кто этот или тот человек.

«Что же со мной произошло? Даже в лесу я была более любопытной, чем здесь. А ведь это место не сравнить с лесом. Мне давно нужно было познакомиться с библиотекой, перерыть все книги, узнать про подземный ход, расспросить о призраке».

Юлька передернула плечами, и снова оглянулась в сумрачный тоннель коридора, откуда веяло тревогой и тайной.

– Вот черт! Снова разыгралось воображение, – негромко проговорила Юлька. Но Мария Игнатьевна услышала. Остановилась, поджидая Юльку.

– Давай, я понесу внучку. Тебе уже трудно поднимать такую тяжесть, нужно беречь себя.

– Если вы действительно за меня волнуетесь, то лучше бы вам пригласить пожить здесь доктора. У вас есть знакомый доктор, на которого можно положиться?

– Не беспокойся, я уже обо всем договорилась, к вечеру доктор будет здесь. У нас есть хороший друг семьи, живет в Милане, он приедет с женой и с детьми к нам, и пробудет здесь некоторое время.

Негромко переговариваясь, Юлька и Мария Игнатьевна спустилась в холл и зашли в просторную кухню. На огромной плите в кастрюлях что-то кипело, распространяя вкусные запахи, а возле плиты колдовали Жозефина и Софья. Мария Игнатьевна что-то сказала им на итальянском, а потом, повернувшись к Юльке, проговорила на русском:

– В шкафчиках найдешь все, что тебе нужно везде все подписано.

Юлька внимательно слушала и вдруг увидела взгляд Жозефины, удивленный и между тем очень внимательный. И она тут же вспомнила, что Жозефина знает русский язык. Юлька еще некоторое время стояла, как бы вслушиваясь в слова хозяйки, а потом засмеялась и произнесла на французском:

– Извините, но я никак не пойму, о чем вы мне говорите, этот язык звучит удивительно красиво, но к сожалению, мне не знаком.

И Мария Игнатьевна среагировала моментально. Она всплеснула рукой и проговорила на итальянском, а потом, то же самое на французском языке.

– О, последнее время я не стала замечать, на каком языке говорю. И это уже не первый раз, видно в старости тянет к родным истокам.

Она села на стул возле стола и держа внучку на руках, наблюдала как Юлька ловко, как настоящий повар, варит кашу для Танечки и делает омлет на полдник. Потом, поставив на поднос все необходимое: чашечки, чайник, омлет, кашу, хлеб, вилки, прежде ополоснув, она, улыбнувшись, Марии Игнатьевне, спросила:

– Где вам накрывать стол? Здесь или в холе?

– Лучше всего в холе. Мы и так поставили все с ног на голову. Когда такое было, чтобы сами себе готовили еду, а для чего тогда повариха на кухне?

– Мы у нее не отнимаем ее кусок хлеба, – засмеялась Юлька. – Она нас простит, правда Жозефина? Ты ведь на нас не обижаешься?

И Жозефина, что-то пробормотала в ответ на итальянском языке.

– Юленька, она не понимает по-французски.

– Все она понимает, – вырвалось нечаянно у Юльки, и Юлька тут же чуть не прикусила свой язык, так как заметила, как недобро вспыхнул взгляд у Жозефины.

– Я ведь понимаю, и мне кажется, что все должны знать тот язык, который знаю я, – делая вид, что ничего не заметила, продолжала говорить Юлька. – Хотя такая теория, конечно, глупая. Но ничего не поделаешь, я забываю об этом время от времени, – расставляя полдник на одном из столов, где сидела хозяйка, говорила Юлька. А сама исподтишка наблюдала за Жозефиной. Но та уже не обращала ни на кого внимания, жарила мясо, мешала в кастрюлях, пробовала, что-то добавляла. В общем, была занята своей повседневной работой. Софья помогала ей, резала лук, терла морковь. Они изредка переговаривались, Жозефина, как видно, давала указания своей помощнице. Юлька кормила Танюшу, потом поела сама, кидая взгляды на женщин, но так и не поймала больше взгляда Жозефины.

Потом они вышли в холл, и Мария Игнатьевна предложила посидеть возле горевшего камина. Они сели в кресле тихо переговариваясь.

– Что произошло? – спросила хозяйка.

– Жозефина знает русский язык, – тихо ответила Юлька.

– Почему ты так решила?

– Когда я была в обмороке и она приводила меня в чувство, она говорила на русском несколько предложений, но очень чисто и выражение чисто русское. И когда вы со мной заговорили на русском языке, она удивилась и как-то сразу прислушалась. Но это не все, она понимает и французский. Жозефина не простая повариха.

– Ты что Юленька! Как говориться, я ее знаю сто лет.

– Значит, плохо знаете. Вот это-то и тревожит. Ей есть что скрывать, раз она скрывает знание языков. Она не простая кухарка, я это чувствую.

И вдруг Юлька вздрогнула, ей послышался какой-то непонятный звук.

– Слышали? Что это было?

– Ничего не слышала, – покачала головой Мария Игнатьевна.

– Юленька, у тебя расшатались нервы. Давай поднимемся наверх, тебе необходим отдых. Да мы еще и не поговорили, ты должна мне рассказать все.

– Наверное, вы правы, – поднялась Юлька с кресла.

– Иди ко мне внученька, твоей няне нужен отдых, – взяла девочку бабушка.

– Юлия! – кто-то тихо позвал Юльку.

– Юлия! – опять раздался негромкий голос. Юлька чуть не упала, споткнувшись о ступеньку лестницы.

– Юленька, не задерживайся, – позвала Юльку хозяйка, она уже почти поднялась на второй этаж.

– Я сейчас, мне нужно попить воды, – отозвалась Юлька, а сама тихо пошла на голос, как завороженная. Сердце бешено билось, и почему-то дрожали в коленях ноги. Голос, звавший ее, звучал из-за тяжелых занавесей, спадавших до самого пола.

– Кто там? – нерешительно спросила Юлька.

– Это я, Тони! Помоги мне! – и занавес зашевелился и раздался стон.

Юлька откинула занавес, возле окна привалившись боком к стене, лежал парень. Она сразу узнала его, это был Тони, официант из городка.

– Что случилось? Как ты здесь очутился? – наклонилась она над ним.

– Тихо! Тихо, не надо шума. Я ранен, помоги мне. Посмотри, никого нет?

– Нет никого, давай поспешим, скоро обед, здесь соберутся все обитатели дома.

Она подхватила Тони под мышки и помогла ему подняться.

– Боже мой, ты весь в крови, и стена в крови. Но я потом приду и протру здесь все. Держись за меня, и поспешим, хотя рискуем попасться кому-нибудь на глаза.

И они поспешили через холл. Юльку всю трясло. Ей казалось, что в любой момент кто-либо выйдет в холл или встретится на лестнице в коридоре, но все обошлось, удивительно удачно. И только она завела Тони в детскую, как послышались в коридоре шаги. Она защелкнула комнату на замок. Мария Игнатьевна охнула и хотела что-то сказать, но Юлька приложила палец к губам. И в этот момент кто-то постучал к ним в комнату. Юлька молча сделала знак Марии Игнатьевны. Чтобы она говорила.

– Кто там? – негромко спросила она.

– Это я, откройте, мне нужно задать несколько вопросов вашей няне, – послышался голос полицейского.

– Ей нездоровиться, она приняла лекарство и только что уснула.

– Придется ее разбудить, мне необходимо с ней поговорить, – настаивал полицейский.

– Вы уже говорили с ней, а сейчас она приняла снотворное и успокоительное, так что разговора сегодня не будет. Поговорите завтра, а сейчас не мешайте, я укачиваю ребенка.

Танюшка действительно капризничала, она тянулась к Юльке, а Юлька со всей силы поддерживала Тони, который обвис у нее на руках.

Что-то недовольно бурча, полицейский отошел от двери. Мария Игнатьевна посадила Танюшу в кроватку и стала помогать Юльке раздевать Тони. Раздвинули диван, постелили на нем клеенку, потом простыни и уложили Тони, снимая с него окровавленную одежду. Он был ранен в грудь, и как держался на ногах, все это время, непонятно.

– Ранение сквозное, с одной стороны это хорошо, но сколько он потерял крови, неизвестно, – тихо проговорила Мария Игнатьевна.

– Мы сможем только протереть вокруг раны и наложить повязку, а больше я не знаю, чем помочь.

– Я тоже не знаю, мне не приходилось лечить стрелянные раны. Но, чтобы не было заражения, необходимо промыть рану и сделать укол пенициллина. Где у вас аптечка?

– В моей комнате. Я закрою вас на замок, чтобы кто-нибудь не ввалился, – и Мария Игнатьевна вышла, тихо прикрыв дверь.

Тони лежал на диване раздетый, бледный с закрытыми глазами и тяжело дышал. Юлька успокаивала Танечку, стараясь не думать, что время идет, а с ним убегает медленной кровавой струйкой жизнь Тони. Клацнул замок, открылась дверь, пришла Мария Игнатьевна. Промыли рану перекисью водорода, пока Мария Игнатьевна накладывала повязку, Юлька приготовила укол.

– Я не могу делать уколы, всю жизнь прожила, а так и не научилась.

– Я сделаю сама, придержите его на боку, – и Юлька уколола Тони в ягодицу.

– Я вашему сыну, Марку, не один и не два раза колола. У него было воспаление легких, выкарабкался. Зато сейчас проходит, словно чужой, будто и не видел меня, не то, чтобы объяснялся в любви. Но еще не вечер, мы еще поговорим с ним об этом. А что же делать с Тони? И что с ним произошло? Как он очутился в вашем доме? – удивлялась Юлька.

– Что ж, пока не очнется, мы ничего не узнаем. Вот только в детской ему не место, а куда его девать, ума не приложу.

Мария Игнатьевна повернулась к двери. Снова послышались шаги, они остановились возле двери, с той стороны кто-то стоял.

– Баю, баюшки, баю, – тихо запела песню бабушка, взяв Танюшу на руки. – Спи внученька, спи мое солнышко, – и она снова запела колыбельную. И через несколько минут Юлька и Мария Игнатьевна услышали, как шаги затихли в конце коридора.

– Мне нужно пойти протереть стенку и пол за шторой у окна, там все в крови.

– Нет, тебе нельзя выходить. Пойду я, а ты останешься с Танечкой. Меня он хоть и встретит, я могу сказать, что уложила ребенка и вышла отдохнуть. Закроешься на замок, и защелкни, чтобы нельзя было открыть снаружи. Когда я приду, запою под дверью колыбельную, откроешь, но, если просто буду говорить: «Юля, Юля! Проснись!» – то не открывай. Знай, значит рядом со мной стоит кто-нибудь.

Мария Игнатьевна вышла, и Юлька защелкнула за ней дверь. А хозяйка пошла на кухню и сказала, что хочет выпить чаю с вишневым вареньем.

– Принесите мне чай в холл и баночку с вареньем и вазочку для косточек, как я люблю.

А она любила, прям с банки вылавливать вишни, а косточки собирала в вазочку, потом разбивала их молоточком и зернышки вишневые были для нее еще большим лакомством, чем сами вишни.

Жозефина подала на стол литровую баночку с вареньем и вазочку, и тут же на подносе стоял в чайничке горячий чай.

Хозяйка, не торопясь ела вишни, обсасывая каждую косточку и советовалась с Жозефиной о завтрашнем меню. Потом она поднялась из-за стола и с баночкой в одной руке и вазочкой в другой, подошла к окну.

– Мне показалось, что подошла машина. Я жду, сегодня у нас будут гости.

– Я в курсе мадам, – ответила Жозефина.

– Ты проверила приготовленные комнаты для детей и синьора с его женой?

– Все готово, комнаты готовы, обед тоже.

– Вот и хорошо, только что-то шторы висят небрежно, – и хозяйка стала поправлять шторы, Жозефина кинулась ей помогать. Но Мария Игнатьевна успела первой заметить кровь на стенке и когда Жозефина подскочила к занавеске, Мария Игнатьевна шагнула в сторону, так что Жозефина задела хозяйку, совсем немного, но этого было достаточно, чтобы Мария Игнатьевна, будто бы подбитая под локоть выпустила из рук банку с вареньем, кинув ее прямо в стену за шторой. С такой силой, что банка разлетелась в дребезги, а вишневое варенье обляпало стены, пол, шторы. Попало на платье хозяйки. Жозефина ахнула, вся побледнела, и замерла на месте, ожидая строгого выговора. Но Мария Игнатьевна, сделав строгое лицо, лишь с досадой проговорила:

– Ты иногда бываешь неуклюжей, Жозефина. На кухне это очень опасно. Скажи Софе, пусть поможет тебе убраться. И перевесьте шторы, возьми кремовые или салатовые, а можешь повесить бардовые, ты знаешь, подскажи Софье. Да стены и пол вымойте тщательно с мылом или порошком. Да поторопитесь, будет неприятно, если гости приедут, а у нас беспорядок. Чай с вареньем отменяется, расхотелось.

И она ушла, бесшумно поднимаясь по лестнице.

Жозефина облегченно вздохнула.

«Пролетела гроза, только ветерком дохнуло. Да, хозяйка изменилась, после того, как у нее родилась внучка. В другое время, если бы случилось такое, хотя бы год назад, вылетела бы с работы. А тут даже выговора не получила».

И она заспешила убрать то, что натворила, крикнула Софью и вдвоем за несколько минут все вымыли и развесили чистые занавесы, такие же бардовые, какие висели. Жозефина решила, что ни к чему привлекать внимание к случившемуся сменой занавесок. Мария Игнатьевна, зная Жозефину, как свои пять пальцев, на это и надеялась. Она даже спустилась по лестнице и наблюдала, как женщины занимаются уборкой.

«Вот и смыты кровавые следы. Еще бы придумать, где спрятать раненого. Комнат много, даже очень много, но за ним нужен уход, а если бегать ухаживать, обязательно кто-нибудь выследит. Так что же с ним делать? Кто в него стрелял? Может просто случайность? Не слишком ли много случайностей? Что же происходит в этом доме? – рассуждала Мария Игнатьевна, тихо передвигаясь по коридору. – Что-то я устала, нужно отдохнуть.

– Баю, баюшки, баю, не ложися на краю, – мурлыкала она вслух песню. – А то серенький волчок, придет, схватит за бочок. Она уже подошла к двери и вдруг увидела назойливого полицейского. Он стоял, прислонившись к стенке рядом с дверью.

– Что вы здесь делаете? – возмутилась Мария Игнатьевна. – Вы, что стучали в дверь?

Она стала совать ключ в замочную скважину, но ключ не пролазил.

– Юленька, открой, Юленька, ты проснулась? – позвала Мария Игнатьевна, но в комнате было тихо.

– Слава богу, вы никого не разбудили!

– Что же вы не заходите? – поинтересовался полицейский.

– Замок захлопнулся, теперь его можно открыть только изнутри.

– Так постучите, разбудите свою няню, пусть откроет, – настаивал полицейский и хотел сам забарабанить в дверь.

Но Мария Игнатьевна почти грубо оттащила его от двери.

– Нет, нет, проснется внучка и это будет концерт на весь вечер и ночь. Пусть спят, и я отдохну тем временем.

Она подхватила полицейского под руку, отойдем от двери, чтобы не разбудить детей. Давайте посидим, поговорим, только где нам уединиться?

– Можно у камина, – предложил полицейский.

– Ну, нет, там нам не дадут поговорить.

– Тогда зайдем в комнату вашей няни, она ведь пустая.

– Вы что шутите? Да я боюсь даже двери открыть и заглянуть в нее. Неужели вам ни страшно туда заходить?

Голос Марии Игнатьевны дрогнул.

– Ничуть, – возразил полицейский. – И я даже желал бы там поселиться, но вы предоставили мне другую комнату.

– У нас комнат достаточно, и моя няня, разумеется, в этой комнате жить не будет. И ни вас, ни гостей я не могу вселить в нее. Но закрывать ее я не могу, так как идет следствие. Вы ведь так говорите? Запретить входить в нее и находиться в ней я тоже не могу вам запретить. Но посоветовать не ходить туда, пока не выяснили, что произошло, я вам советую.

– Вы умная женщина и очень своеобразная. Что за песню вы пели, когда шли по коридору?

– Это колыбельная, я пою ее внучке.

– Вы пели на русском языке?

Полицейский внимательно посмотрел на женщину, которая опиралась на его локоть.

– Может, мы зайдем в вашу комнату или вы боитесь себя скомпрометировать?

– Нет, не боюсь. Можно зайти в мою комнату, но только я хочу вас предупредить, я женщина очень несдержанная и слишком быстра на расправу. Иногда не успеваю подумать, и придержать свой гнев в узде. Заходите, – она открыла дверь своей комнаты.

– Вы ее не замыкаете?

– Зачем? Ко мне никогда никто не зайдет без моего разрешения.

Большая комната с яркими шторами была светлой. Свет лился в окна, и казалось, что попал в лето. Разноцветная мебель, цветные покрывала на кровати и диване. Разного цвета кресла и много зелени, живая зелень заплетала стены, свисала с шкафов, стояли подставки с цветочными горшками, а возле зелени и цветы. И еще зеркала, которые отражали свет, отражали комнату. И было такое ощущение, что много, много, комнат, одна за другой, где цветы, разноцветная мебель и зелень, и еще солнечный свет лета.

Полицейский остановился, удивленно и растерянно рассматривая комнату и его смешное, почти глупое выражение лица, отразилось почти во всех зеркалах.

– Как вы можете жить в такой комнате? Это равносильно, что ночевать в лесу.

– Я привыкла, потому что мне это нравится. У всех есть свои слабости. Моя слабость, это лес и русские песни, колыбельные в особенности. Это все, что у меня осталось от моих родителей.

Она открыла бар, где был выбор, как в хорошем магазине.

– Что вы будете пить, коньяк, вино, ром или русскую водку?

Полицейский подошел к бару, он брал бутылку, рассматривал этикетку, потом ставил ее на место, брал другую, и проделывая ту же процедуру, и все на глаз, на ощупь. И когда он взял по счету, десятую или еще больше. Мария Игнатьевна не выдержала.

– Ну что вы все щупаете, не девка же. Выбираете, как цыган лошадь. Я еще понимаю, если бы вы открыли бы и каждую отпили на вкус, а что можно увидеть в бутылке? Джина живого там нет, духа тоже. Открывайте какую-нибудь, или все сразу, но только с условием, что хоть полглотка сделаете.

Полицейский кивнул и открыл бутылку коньяка. Налил стопку себе, стопку Марии Игнатьевне.

– За ваше здоровье!

Поднял он тост.

– Спасибо! Берите фрукты, шоколад. А может велеть принести закуску?

– Не нужно, – отказался гость. – И этой закуски достаточно.

– Наливайте еще, или откройте другую бутылку, сравните, какой лучше, пятизвездочный или трехзвездочный. А возможно русской выпьете?

Гость, молча, открыл вторую бутылку коньяка и налил себе вторую стопку.

– Мне не нужно, мне одной хватит, на весь оставшийся день, – отказалась Мария Игнатьевна, показывая еще полную рюмку.

– За то, чтобы ваш бар всегда был полон, – поднял рюмку с новым тостом гость.

– Хороший тост, за это стоит выпить, – улыбнулась Мария Игнатьевна.

Третья бутылочка была открыта без каких-либо раздумий. И тост был подходящим.

– Выпьем за то, чтобы за третьей рюмкой пошла четвертая.

Мария Игнатьевна кивнула головой, молча наблюдая за своим гостем.

Четвертая бутылка коньяка распечаталась, как будто сама и стопка тут же наполнилась.

– Вы бы закусывали, – посоветовала хозяйка.

– Если закусывать не почувствовать вкуса выпитого, – отверг все советы гость.

– Вы меня сбили, я хотел произнести тост, а теперь забыл. Ах, да, вспомнил четвертый тост. Я пью за то, чтобы желание совпадало с возможностью.

Он выпил и долго смотрел на пустую рюмку. А Мария Игнатьевна смотрела на него.

«Интересно, на сколько его хватит? Может, стоит его остановить? Но тогда получится, что я пожадничала. Но он не пьянеет, будто вливает в себя чай рюмками. Конечно, для мужика это совсем маленькая доза».

И будто услышав ее мысли, гость проговорил:

– Рюмка такая маленькая, что устанет рука, а выпитого даже помыть язык не хватает.

– Можете выбирать любую другую, перед вами рюмки, стаканы, фужеры, – ободряюще кивнула хозяйка.

– Ну, нет, с какой дегустацией начал, такой и закончу. Хотя по правде сказать, для меня достаточно. Я ведь на работе, но с другой стороны, не круглосуточно же мне работать.

– Вот и выпивайте еще за удачу, за свою работу, – подсказала тост Мария Игнатьевна.

– За работу пить отказываюсь. Терпеть не могу свою работу, но долг говорит, надо, да и не умею я больше ничего, кроме как преступников ловить, копаться в этой грязи, выуживая нужную информацию.

– Вам, наверное, коньяк понравился, можете прихватить с собой бутылочку, а можно и две и выпьете на досуге, – предложила хозяйка, когда гость собрался уходить.

– Нет, не нужно. Я пью лишь в редких случаях, а коньяк у вас отличный.

– Так заходите в любое время, рюмку, другую приголубить. Дверцы бара для вас всегда открыты, – весело пошутила хозяйка. – А то в вашей работе приятного, действительно мало. И нужно позволять себе расслабляться.

А потом, посерьезнев, спросила:

– Что случилось с Юстиной? Как она умерла? Надеюсь, это не профессиональная тайна?

– Какая там тайна! Случай исключительный, нет ни одной зацепки. Труп совершенно без повреждений. Ни царапин, ни ушибов, а сердце остановилось, что было причиной остановки сердца? Не объяснить.

Мужчина вздохнул:

– Что-то проходит мимо нашего внимания. И вот это что-то необходимо найти. Возможно, я ошибаюсь, но у меня предчувствие, что ваша няня имеет какое-то отношение к этой странной смерти.

– Вы ее подозреваете? – удивилась Мария Игнатьевна. – Но на каком основании? Вы ведь сами сказали, что доказательств убийства нет.

– Все верно, доказательств нет, и можно было бы дело закрыть, только не может молодая и здоровая женщина умереть просто так. Но я вашу няню не подозреваю. Я просто думаю, что она косвенно причастна к убийству. А это значит, что-то она не говорит, вернее, не договаривает. Возможно, она сама не подозревает, что ей что-то известно.

Мария Игнатьевна поднялась.

– Вы меня извините, но у меня много работы по дому, и, если у вас больше нет вопросов, я займусь делом.

– А я пройдусь, прогуляюсь, немного проветрю голову. Прошу прощения за бесцеремонность, но такая уж у нас собачья работа. Простите, я вам не представился, вернее не назвал своего имени.

– Ни к чему мне его знать, – перебила хозяйка дома.

– У меня плохая память на имена. Так что я его тут же забуду. Лучше я вас просто буду звать, господин полицейский. Для меня вы все на одно лицо, простите меня за откровенность.

Хозяйка дома поднялась с кресла, давая понять, что ее гостеприимство закончилось. И вовремя, так как звонил дверной звонок, кто-то прибыл, и сообщал о своем прибытии.

Она и полицейский спустились в холл. Прибыл доктор Яков Филиппович со своей женой Симой и двумя сыновьями-подростками. Мария Игнатьевна очень обрадовалась гостям, расцеловала мальчиков, подала руку доктору, но тот обнял ее и поцеловал в щеку.

– Ты, Марьюшка, совсем к нам глаз не показываешь. Я уже соскучился, а как Сима скучала, не передать. – пожурил он хозяйку дома и бородатое круглое лицо его выражало радостную приветливость.

Последней подошла поздороваться Сима. Она, стесняясь постороннего, тоже было подняла руку для приветствия, но Мария Игнатьевна обняла ее, приговаривая:

– Это что же ты Симушка, здороваешься со мной, как с чужой. Дай я тебя расцелую, как расцеловала твоих отпрысков. Вон они, какие выдули, ты их так холишь, что они стараются вырваться из-под крылышка, им там уже тесно.

Потом повернувшись к полицейскому, который молча, наблюдал за сценой встречи друзей, проговорила:

– Знакомьтесь, это господин полицейский, имя его я не запомнила, он тут по службе.

Полицейский учтиво поклонился вновь прибывшим.

– Очень рад, что вы приехали именно в это время, а не раньше. Значит, находитесь на сто процентов вне подозрения.

Яков удивленно поднял брови и вопрошающе уставился на хозяйку дома.

– Это что шутка? Я очень рад знакомству, и особенно с теми, кто умеет и любит шутить.

Полицейский хотел что-то ответить, но Мария Игнатьевна перебила его:

– Я потом все объясню, а сейчас хочу сама показать ваши комнаты, пока накрывают стол. Вы можете немного отдохнуть. А через полчаса ждем всех к столу.

– Марк, – обратилась она к сыну, который приехал вместе с гостями. – Мне нужно срочно с тобой поговорить, так что никуда не исчезай. Я провожу гостей в их комнаты и приду к тебе в кабинет.

Марк недовольно поморщился, но не стал возражать. Он кинул быстрый взгляд на мать, потом на полицейского.

– Хорошо, я буду у себя, в кабинете.

И ушел стремительной походкой, не оглядываясь. Полицейский проводил его взглядом, как бы раздумывая идти следом или остаться у камина, и нехотя оторвался от тепла, и поплелся вслед за Марком. Мария Игнатьевна видела, что полицейские ушли вслед за Марком и, поднимаясь вслед за доктором, тихо окликнула его:

– Яков, мне нужна твоя помощь.

– Я так и понял, потому и поспешил сюда.

– Это так, но мне срочно нужна твоя помощь. Сима, ваши комнаты те, же, какие вы всегда занимаете. Я никогда не селю в них никого. Проведи мальчиков в их комнату, а потом сама отдыхай, умойся, припудривай свой носик, а я похищу у тебя твоего Якова на несколько минут.

– Хорошо, Марьюшка, – ответила Сима и пошла с детьми по коридору вслед за шофером, который нес их чемоданы.

А Мария Игнатьевна с доктором остановилась возле двери, Мария Игнатьевна запела колыбельную. Через минуту, дверь отворилась. На пороге стояла Юлька.

– Не волнуйся, Юленька, это доктор, – проговорила хозяйка, закрывая за собой дверь, а доктору с улыбкой объяснила:

– У нас гость, полицейский и очень назойливый. Так и рвется в детскую, вот мы и придумали пароль, колыбельную. А вот этому молодому человеку вы необходимы срочно.

Доктор снял с себя пиджак и пошел в маленькую ванную мыть руки.

– У вас здесь все условия. Я каждый раз удивляюсь, когда приезжаю к вам, не дом, а отель со всеми удобствами. Ну, что же посмотрим, что с ним.

– У него ранение в груди, – озабоченно пояснила Юлька.

– Где же это он схлопотал пулю? Уже хорошо, что не в грудь, а выше и навылет, – бормотал сам с собой доктор.

Тони застонал, когда жесткие пальцы доктора стали прощупывать рану. Потом он открыл свой чемодан и стал колдовать над раненым. Юлька отошла к детской кроватке. Малышка спала, и тихий разговор в комнате ей не мешал. Юлька слышала, как доктор и Мария Игнатьевна о чем-то переговариваются. Видно Мария Игнатьевна рассказывала, что произошло в доме и почему здесь полицейский. Потом она повернулась к Юльке и позвала ее. Юлька подошла к ним. Тони лежал уже забинтованный, и доктор укрывал его одеялом

– Он будет спать, а если проснется, напои его, я приготовил лекарство, но он проснется часа через три. Вечером я зайду еще, он, видно, потерял много крови, а так рана не очень серьезная. Не беспокойся, дня через четыре-пять, твой друг поднимется. Вот только здесь, в этой комнате, ему лежать не желательно. Хотя с другой стороны, постоянно у тебя на глазах. А уход много значит для больного. А как ты себя чувствуешь? Жалобы есть, например, плохой сон, плохой аппетит, недомогание?

Обратился доктор к Юльке.

– Да нет, – смутилась девушка. – У меня все нормально.

– Хорошо, тогда я тебя посмотрю вечером. А где ты будешь спать? Я вижу, в комнате нет кроватей, кроме дивана. Тебе отдых необходим, – озадаченно огляделся доктор.

– А я в кресле пересплю ночь, ничего страшного, я еще не такое терпела.

– Э, нет, так дело не пойдет. Так ты раньше времени можешь родить, это очень опасно. Тебе нужен отдых, и не меньше восьми часов в сутки. Пока ребенок спит, и ты должна спать, а ты ходишь по комнате, волнуешься. Ладно, мы посоветуемся с Марией Игнатьевной и что-то придумаем.

– Ах, да, приехал Марк, – уже в дверях вспомнила Мария Игнатьевна. – Я сейчас иду с ним говорить. А потом поговоришь с ним ты. Я скажу ему, что тебе нужно сказать ему что-то важное. Но ты ему объяснишь все сама. Конечно, если он еще тебя выслушает, он очень изменился, сама увидишь.

И Юлька ничего не успела ей ответить, как она вышла, прежде предупредив девушку:

– Закройся, чтобы никто не вошел.

«Что она хотела этим сказать? Что он изменился, Юлька и сама заметила. Сможет ли она переговорить с ним на этот раз? Лишь в лесу, когда он не знал никого, можно было простить ему его безразличье ко всем и ко всему. Но и тогда он притворялся. А сейчас, дома, зачем ему это нужно? Он что без притворства жить не может?»

Юлька села в кресло с ногами. Свернулась клубочком.

«Какое удобное кресло, и сидеть удобно, и можно даже спать. Если бы кто-нибудь из них, хозяйка или доктор, хоть раз поспали на дереве или под деревом, вот тогда бы полностью оценили все те привилегии, которые у них есть. По-другому бы посмотрели на роскошь, что их окружает. Но нет, она Юлька им не завидует. Она просто знает, что в кресле спать мягко, тепло, удобно. Можно было бы заснуть и на ковре, но есть кресло».

Прислушиваясь к умеренному дыханию Тони и тихому посапыванию Танюши, Юлька задремала.

Доктор Яков, очутившись с Марией Игнатьевной в коридоре, когда в дверь в детскую щелкнул замок, проговорил:

– Я вижу, тут происходит что-то серьезное, а если это так, то надо было меня предупредить, чтобы я приехал один.

– Как же так, Яков, я ведь передала с Марком просьбу приехать только тебе. Но подробно я даже сейчас не могу говорить. Придешь в мою комнату после обеда, не сразу, а через час, после обеда. Вот тогда и поговорим. Возможно, ты мне что-то посоветуешь. А за семью не бойся, вы в эту историю ни под каким углом не вписываетесь. Так что вам ничего не угрожает. Только предупреди детей, чтобы были все время в поле зрения Симы. А сейчас мне пора, я должна поговорить с сыном и это откладывать никак нельзя.

– Подожди, Марьюшка, – остановил Марию Игнатьевну Яков. – Ты не можешь вот так уйти, ни объяснив, ни слова. Марк ехал, молча, сколько я не допытывался, зачем ты меня зовешь.

– Я тебя позвала из-за Юленьки. Ты же видишь, что она через месяц другой родит, а у врачей еще не была. И скажу тебе по секрету, это мой внук. Марк и тут успел, но всей истории я и сама еще не знаю. Тут такое завертелось! Извини, Яков, мне срочно нужен Марк, а то исчезнет снова на месяц. Они с Карлом не живут дома. Или в долине, или разъезжают по заграницам. Я их не понимаю, но об этом потом.

И махнув рукой, Мария Игнатьевна поспешила к лестнице. И как Яков ни прислушивался, он не услышал ее шагов. В этом доме все ходили бесшумно.

«Наверное, так привыкли, чтобы можно было ходить не заметно», – подумал Яков. – «От этого становится как-то не по себе. Не очень приятно, когда сзади подходят неслышно. Я до сегодняшнего дня как-то остро не обращал на это внимания. Что-то жуткое, осязаемо опасное притаилось в тишине этого большого дома. Где почти не слышно голосов, не слышно шагов и лишь изредка прозвенит звонок, вызывая кого-то из слуг».

Яков поежился и поспешил к своей комнате.

Юлька с нетерпением ждала Марию Игнатьевну, чтобы спросить, о чем она говорила с Марком. А еще сильней ей хотелось поговорить с ним самой. И она, не задумываясь, с ребенком на руках, пошла бы следом, чтобы поговорить с ним в присутствии его матери, но раненый Тони не мог остаться один в комнате, тем более, что Юлька не знала, кто его ранил, и возможно и сейчас его жизнь в опасности.

– Зачем ты здесь, Тони? – тихо, как бы про себя спросила Юлька, глядя на раненого парня. Но бледное лицо раненого было неподвижно.

«Слишком долго он приходит в сознание». – с тревогой мелькнула мысль. Но Юлька тут же себя успокоила. – «Он же спит. Доктор знает, что делать и, если бы Тони было плохо, он не отошел бы от него».

Она закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла.

«Нужно хоть немного задремать. Может ночью не удастся выспаться из-за раненого, из-за дотошного полицейского, который рвется в комнату. Взять бы Танюшу, да и исчезнуть из этого дома, как можно дальше. Но, к сожалению, это не так легко сделать. Мне уже не под силу носить ее на руках. Того и гляди надорвешься ненароком. Она уже девочка большая, а сейчас особенно становится тяжелей».

Юлька уже совсем задремала, когда услышала тихий голос, и вздрогнула.

– Юлиа, – звал Тони.

Девушка быстро встала и подошла к дивану.

– Тихо, тихо, не поднимайся, тебе нельзя, – склонилась она над парнем, удерживая его, чтобы он не вставал. – Очнулся, это хорошо. Сейчас выпьешь лекарство, а дядя Яков сказал, что ты проспись часа три, а ты и полчаса не спал. Вот так, выпей, это тебе поможет. Есть хочешь? Нет. Ладно, покормлю тебя позже. Что же с тобой произошло? Где ты так ловко поймал пулю? И почему ты тут?

Юлька замолчала и ждала ответа.

– К тебе шел, – проговорил Тони. – А тут возле самой калитки услышал голоса. Я спрятался, возле забора, в самую гущу, где розы и хмель растет. Не хотел, чтобы меня увидели. Ссорились двое мужчин, они остановились напротив тех кустов, где сидел я. Раздались два выстрела, один мужчина упал, а второй вернулся назад к калитке и вышел во двор. А я с ужасом понял, что одна из пуль попала в меня. Я не знал, что мне делать. Зажал рану и хотел уже выйти из своего укрытия, но тут слышу, кто-то идет. Подошли двое мужчин к убитому или раненому, не знаю, и взяли его и занесли во двор. Я еще сидел с полчаса, а потом вылез, но понял, домой не дойду. И решил рискнуть, зайти в дом. А дальше ты знаешь, я спрятался и ждал, когда ты появишься в комнате.

Тони тяжело перевел дыхание, ему было тяжело говорить.

– Но я могла бы и не выйти. Чтобы с тобой тогда было? Но зачем ты меня искал? Хотя я и сама хотела тебя видеть. Тут что-то творится в этом доме, но об этом сейчас не будем говорить. Так зачем ты хотел меня видеть?

– В твой дом пробрались воры. Что-то искали, а может, что и забрали. Я приходил, и соседи мне рассказали. У тебя оставались ценности?

– Да нет, – Юлька недоуменно пожала плечами. – Этот дом стоял столько времени, и в него не лазили, а что понадобилось сейчас, не знаю. Может, быть детвора хулиганила, а больше объяснений нет. Не повезло тебе, Тони, из-за меня получил пулю.

Юлька отошла от Тони и села в кресло.

– Тебя осмотрел врач и говорил, что все будет нормально. Вот только не знаю, как тебя здесь держать. Сюда рвется полицейский, ему необходимо со мной поговорить, хотя он уже несколько раз это делал. Ты знаешь, Тони, здесь, вернее, в этом доме, в моей комнате умерла молодая девушка. Было полно полицейских, а теперь остался один, но он хуже десятерых. Такой противный, ходит по дому, как ищейка. Боюсь, он про тебя сразу узнает. Тебе от него, тогда не отвертеться.

Юлька понизила голос:

– И вообще в этом доме есть какая-то тайна. Я это чувствую, но доказать не могу.

– Мне нужно уходить, – попытался подняться Тони.

– Ты что! Лежи!

Испугалась Юлька:

– Откроется рана, и так потерял много крови. Да ты и не сможешь идти. И куда? Где-нибудь свалишься.

– Понимаешь, Юлия, тут мне оставаться нельзя. Я увидел, как убили человека, я свидетель и потом, что-то я не доверяю твоей хозяйке, хотя она и помогла мне. Если в этом доме, как ты говоришь, что-то происходит, то это с ведома хозяев дома.

– Хорошо, – встрепенулась Юлька. – Я что-то придумала. Ты побудешь здесь, а я схожу к одному человеку, возможно, он нам поможет. Но я возьму с собой Танюшу, как бы для прогулки.

И Юлька стала одевать сонную девочку.

– Оденемся, мое солнышко, пойдем на улицу, погуляем.

Девочка послушно, без капризов давала себя одевать. Затем Юлька взяла ее на руки.

– Я тебя закрою, не вставай, лежи тихо и не откликайся ни на чей голос.

И она вышла, щелкнул замок. Девушка постояла немного, привыкая к полумраку в коридоре, а затем спустилась по лестнице, и, пройдя быстрым шагом холл, вышла на веранду. Навстречу ей со своей комнаты вышел дворецкий, дед Иван. Хотя Юлька его сразу не узнала. За все время, которое она прожила в замке, Юлька лишь дважды видела дворецкого. Первый раз, когда пришла устраиваться на работу, второй раз лишь мельком. И сейчас ей показалось, что дворецкий чем-то взволнован или рассержен. Невозмутимый его вид был, как прежде, но слишком быстро он отвернулся от Юльки, направившись вновь в свою комнату.

– Не закрывайте дверь, мы с малышкой погуляем немного и зайдем. Не хочется лишний раз вас беспокоить, – проговорила Юлька вслед дворецкому. И не поняла, слышал ли он ее, и понял ли, о чем она говорит, однако она не стала задерживаться, и вышла во двор.

«Надо успеть переговорить с садовником, может к нему переправить Тони. Но уже не успеть, скоро соберутся все в гостиной на обед».

Она вышла во внутренний дворик и прошла к флигелю.

«Правильно ли я делаю, посвящая еще одного человека в эту непонятную историю. Но у меня нет выбора!»

И Юлька решительно постучала, но никто не отозвался. Танюша просилась с рук на землю, но Юльке некогда было прогуливаться. И она с новой настойчивостью стала стучать в дверь. Через некоторое время дверь открылась. В проеме двери показался дед Антон.

– Что тебе? – резко спросил он, а Юлька вздрогнула от его неприветливого голоса.

– Простите, что я вновь врываюсь к вам, но мне нужна ваша помощь.

– Проходи! – отступил в темноту дед. И Юлька, чуть замешкав, прошла мимо деда. Дверь захлопнулась, и девушка оказалась в темноте. Но через минуту она поняла, что темнота не сплошная, на столе горела ночная лампа, а от окна комнаты были завешаны плотными шторами.

– Вы не зажжете свет? – дрогнувшим голосом спросила Юлька.

– У меня перегорела лампа, но для разговора не нужен яркий свет, – скрипучим, сварливым голосом отозвался дед.

– Какая тебе нужна помощь?

И Юлька заколебалась.

«Нужно ли говорить, не будет ли хуже?»

Но назад уже хода не было. И она заговорила, стараясь побыстрей высказать свою просьбу:

– Понимаете, дедушка, он случайно оказался под пулей. Он даже не видел того, кто ссорился, мешали кусты, но поймать пулю кусты не помешали. Это мой знакомый, он шел ко мне, чтобы сообщить мне, что в мой дом, где я жила, забрались воры и что-то там украли. Не нужно было ему идти, в моем доме не было ничего ценного. И, если кому-то что-то в нем понадобилось, значит, этот человек еще беднее, чем я. Пусть пользуется, ведь все равно все, что там осталось, лежит без дела.

Старик хмыкнул, и Юлька не поняла, он засмеялся или просто прочистил свое старое горло. Она в ожидании стояла в комнате. Ей не предложили сесть, а держать Танюшу на руках было тяжело, тем более что малышка просилась на пол и все время крутилась.

– Так ты хочешь, чтобы я спрятал твоего парня у себя?

Нарушил молчание дед.

– Это не мой парень. Этот парень помог мне, когда мне не к кому было обратиться. И сейчас он пострадал из-за меня. Не в прямом смысле, но это так. Но я не могу оставить его в детской, и в другой комнате, без присмотра тоже не могу оставить.

– И ты решила, что у меня ему будет лучше, что дед Антон может стать сиделкой? Тебе не откажешь в сообразительности. Но почему ты не хочешь, чтобы этот паренек все рассказал полиции?

– Ну, нет, только не надо сюда вмешивать офицера полиции. Он меня замучил своими подозрениями, а на Тони, тем более отыграется.

Дед, молча, ходил по комнате, потом остановился напротив Юльки, и его горбатый нос чуть не клюнул ее по носу.

– Пусть так, но ты не будешь бегать сюда каждый день.

– Так вы согласны помочь! – обрадовалась Юлька. – Сейчас, правда, никак нельзя. На обед собираются все обитатели дома. Приехал доктор с семьей. Он осмотрел Тони и говорит с ним все нормально.

– Так в это дело посвящены уже почти все обитатели дома! – усмехнулся дед. – Как же ты объяснишь им отсутствие парня?

– А я скажу, он ушел, когда я гуляла с малышкой. Или скажу, что не послушал меня и ушел. Какая разница, что я скажу?

– Ну, хорошо. Иди, а то тебя могут хватиться. Я пришлю людей за твоим парнем. Постучатся, скажут от деда Антона.

Дед заложил руки за спину. И Юлька отвела взгляд от уродливой фигуры.

– Ну? Не стой столбом, тебе пора, уходи, – проскрипел дед и закашлялся.

– До свидания, и спасибо вам.

Дед махнул рукой, продолжая кашлять. Юлька вышла и оглянулась, хотела поблагодарить деда еще раз, но тот снова махнул на нее рукой. И что-то удивило Юльку. Но дверь закрылась, и она не успела подумать, что ее так удивило и даже испугало. Осеннее солнце показалось ей ярким и приветливым, и она поспешила в дом, стараясь не думать о плохом. В холе стол не был накрыт, и Юлька удивилась, почему это к обеду до сих пор не накрыли стол. И заглянув на кухню, не увидела там ни Жозефины, ни Софьи. Это еще больше удивило. Не задерживаясь на кухне, но прихватив с собой еды для Танюши и Тони, Юлька поднялась по лестнице, так никого и, не встретив. Тони не спал, он ждал Юльку.

– Где ты была? – с нетерпением и с тревогой спросил он, не дожидаясь, когда Юлька заговорит сама.

– Я нашла, где тебя спрятать, – только и успела сказать девушка, когда в дверь постучали.

– Кто там? – подскочила к дверям Юлька.

– От деда Антонио, – на чисто французском языке ответил мужской голос.

– Не открывай! – заволновался Тони.

– Успокойся, я ведь тебе сказала, что нашла тебе убежище. Это пришли за тобой.

И Юлька открыла дверь. Возле двери стояли пожилой мужчина и паренек. Лица их были до самых глаз прикрыты платками.

– Тебе не обязательно нас видеть. Дед прислал за Тони, – сказал тот, что старше.

– Вас никто не видел? – спросила Юлька, помогая Тони одеть ту одежду, что они принесли для раненого.

– Нет, не видели, все собрались в банкетном зале на обед. Надо поторопиться.

– Иди, Тони, надеюсь, вскоре увидимся. Выздоравливай! – обняла Юлька парня. – Иди!

И Тони, поддерживаемый мужчиной вышел. Юлька прислушалась к их тихим шагам, но они сразу же затихли, стоило лишь мужчинам отойти от двери. Тогда девушка вернулась в комнату, убрала постель и присела на диван. В кроватке прыгала еще не раздетая Танюша. Юлька снова встала, сняла с себя теплую кофту, раздела Танюшу и стала кормить ее кашей. И вдруг, в незапертую дверь, без стука, ввалился полицейский.

– Я вижу у вас тоже обед, – развязно проговорил он.

– А я вижу, вас не приучили стучаться, прежде чем входить, – резко ответила ему Юлька. – Прошу вас выйти из комнаты.

– Мне необходимо поговорить с вами, но вы сидите за закрытой дверью.

– Я покормлю ребенка и выйду в коридор, тогда и поговорим. А нет, так ждите, пока подойдет бабушка, чтобы посидеть с ребенком. Тогда я спущусь в холл и смогу уделить больше времени вашим вопросам.

Но полицейский будто и не слышал Юльку. Он сновал по комнате, что-то вынюхивая, присматриваясь, а потом остановился посреди комнаты и проговорил.

– О! Доктор Яков успел уже побывать в этой комнате. Что за срочный визит, не успел приехать и сразу пациент. К кому он приходил?

Юлька возмущенно посмотрела на непрошенного гостя.

– Вы пользуетесь тем, что я не могу вас выставить из комнаты, потому, как ни хозяйка этого дома. Но я могу не отвечать на ваши вопросы, так как моя жизнь вас совершенно не касается. Если хотите поговорить, я к вашим услугам, но только в свое личное свободное от работы время. Я не могу оставить ребенка и отвечать на ваши вопросы, а с ребенком я не могу сосредоточиться. Хотя я совершенно не понимаю, о чем еще можно говорить. Все, что я знала, я сказала.

– Я хотел бы провести эксперимент в вашей комнате. Вы не боитесь? – усмехался полицейский.

– Боюсь, еще как боюсь. Я даже не могу войти туда, чтобы взять из шкафа свои платья. И ваша идея мне совсем не по душе.

Юлька исподлобья посмотрела на полицейского. Он стоял перед ней самоуверенный и наглый.

– Вот и возьмете, что вам необходимо. Когда у вас обед, через полчаса? Вот и хорошо. Я буду вас ждать в вашей комнате. Вы будете не одна, туда же придут обе служанки. До встречи!

И он медленной походкой, довольного собой человека, вышел из комнаты.

– Индюк надутый! – в сердцах бросила ему вслед Юлька. Но дверь уже закрылась, и полицейский не слышал комплиментов в свой адрес.

«Вот черт! Придется идти в эту проклятую комнату. Слава Богу, я там буду не одна».

Полицейский вышел спокойной уверенной походкой и нельзя было по нем понять, что он был не то, что в гневе, он был в бешенстве.

«Эта девчонка сделала ему замечание. Ему, офицеру полиции, прослужившему ни один десяток лет в полиции и раскрывшему около сотни преступлений, а может и больше. Он не считал. А эта русская девчонка, он сразу понял, что она русская, хоть и говорит на французском без акцента, эта русская ни во что его не ставит. Говорит с ним без уважения, без страха. Она не понимает, что, если захочет, то сидеть ей в одиночке и родить в тюрьме, и ребенка не увидит. Все зависит от него. Конечно, ему не хочется терять отношения с Марий, он ее уважает, но Мария взяла под крыло эту девчонку, а дело повиснет на нем, как хомут на шее. Полицейский чертыхнулся с досады на свои мысли, на девчонку, на свою работу».

Перед дверью хозяйки комнаты он остановился.

«Зайти что ли, пропустить стаканчик, два? Ведь было разрешение от самой Марии».

Он нерешительно постучал и толкнул дверь. Дверь была не заперта. С минуту раздумывая, он решил, что ничего криминального не будет, если он возьмет ту бутылочку, которую сам же и открыл еще в первый визит, до обеда. Не разглядывая комнату, он прошел к бару, открыл его и взял наугад бутылку коньяка. Затем вышел и, не оглядываясь, направился в ту комнату, где нашли на кровати мертвую служанку.

«Интересно, это с какой стороны можно посмотреть на мой визит за коньяком? Я воспользовался приглашением хозяйки. Надо было дождаться ее саму, но ждать просто так скучно. Уж лучше с бутылочкой хорошего коньяка в руке. А перед ней я извинюсь, что взял в ее отсутствие».

Он постоял посреди комнаты, уже который раз осматривая ее кровать с балдахином, шкаф с бельем, кресло, туалетный столик с зеркалом. Вот и вся мебель, и маленькая ванная с туалетом. Прошелся по комнате, отхлебывая из бутылочки маленькие глоточки коньяка.

«Как было не заметить лежащую на кровати женщину. Это ведь не маленький ребенок, а большая, взрослая женщина. Что-то тут не вяжется. И зачем было этой служанке ложиться на кровать не в своей комнате?»

Он прошел к окну и задернул тяжелые дневные шторы.

«Да, так действительно комната погрузилась в полумрак. Но кровать отлично видно».

Он подошел к кровати и сел на нее.

«Да, давно что-то я не валялся на такой постели с женщиной. А пахнет как приятно ее подушка!»

Он откинулся на подушку в блаженной позе, отхлебывая из бутылки.

«Посмотрим, заметит ли она меня или нет»

Стало жарко, видно от коньяка. Он расстегнул пиджак и, стянув его с себя, кинул на кресло. Вставать не хотелось, приятно было лежать на мягкой постели, вдыхая тонкий аромат женского белья.

«Ну, где ты там задерживаешься?» – усмехнулся он про себя. От непрошенных мысленных образов стало еще жарко. Он расстегнул рубашку.

«В этой комнате особенно жарко, а может это коньяк или на меня действует так ее постель. И тут холодное, освежающее, прикоснулось к его разгоряченному телу. Ему казалось, что кто-то заботливо провел по его телу чем-то холодным и приятным. Не открывая глаз, он блаженно улыбался».

– Как мило с твоей стороны, что так приятно, и как ты догадалась, что мне жарко.

Он открыл глаза и крик ужаса, не похожий на человеческий, словно звериный вопль, вырвался из его горла и полетел по замку, пробивая толстые двери и стены.

Юлька ходила вслед за Танюшей по комнате, и все мысли ее занимал этот бесцеремонный полицейский.

«И что это он себе позволяет! Завалился не постучав, а если бы я была раздетой? – и тут же с досады стала ругать себя. – И как это не закрылась, хорошо хоть Тони в комнате не было. Совсем стала неосторожной. В этом замке можно ожидать в гости кого угодно».

Она с опозданием находила слова, которые могли бы поставить на место этого полицейского. Но время ушло, и от этого было досадно.

Устав бегать за Танюшей, Юлька посадила ее в кроватку, положила к ней игрушки и присела на диван.

«Что-то я стала быстро уставать последнее время. А что же будет дальше? Как я буду справляться с ребенком, если уже самой ходить трудно?»

Мысли ее прервал жуткий крик, даже не крик, а вопль, который ледяной лапой поставил на дыбы всю кожу на теле и сердце Юлькино забилось часто, а в ногах появилась дрожь. Она вскочила с дивана, когда раздался крик, а потом упала на него, так как ноги сразу подкосились. Через несколько минут в дверь забарабанили, и Юлька снова вздрогнула всем телом. Но услышав голос Марии Игнатьевны, подскочила к двери и повернула ключ. Дверь тут же распахнулась.

– Что случилось, Юля? – тяжело дыша, от быстрой ходьбы, спросила Мария Игнатьевна.

– Не знаю! – еле вымолвила Юлька.

– А где Тони?

– Он ушел.

– Куда ушел? Он ведь еле живой! Куда он мог уйти?

– За ним кто-то пришел, он сказал, что знает этих людей, и ушел с ними, – соврала Юлька. Она сама не знала, почему соврала.

– Так кто это закричал так?

– Не знаю, я сама не знаю. Здесь был тот офицер, то есть полицейский, и сказал, как я освобожусь, чтобы пришла в свою комнату, от меня будет ждать там. Я ему сказала, что это не совсем хорошая идея, я сказала, что боюсь ходить в эту комнату, но он сказал, что там будут Жозефина и Софья, – Юлька замолчала, и с тревогой смотрела на Марию Игнатьевну.

– Ты думаешь, – начала говорить та, но Юлька замотала головой, обхватив ее руками.

– Ничего, ничего я не думаю, не хочу думать. Это так страшно, все, что здесь происходит.

В дверь снова постучали. Мария Игнатьевна открыла ее, у порога стояли слуги.

– Сиди здесь, не выходи, – сказала хозяйка Юльке, а сама вышла в коридор и закрыла дверь.

Даже если бы Юлька захотела выйти, она бы не смогла. Ноги были как ватные, совершенно ее не слушались. Когда Мария Игнатьевна пришла в детскую, на дворе была уже ночь. Танюша давно спала, а Юлька сидела на диване в тревожном ожидании.

– Не смогла раньше выбраться, – устало спустилась в кресло хозяйка дома.

– Ну что там? – не выдержала и спросила Юлька. – Кто кричал?

– Это наш дорогой гость, полицейский. У него случился сердечный приступ. Он зашел в мою комнату, взял бутылку коньяка, я ему разрешила еще раньше, когда он приходил. Так вот, с этой бутылкой зашел в твою комнату и ждал видно тебя, а сам прикладывался к бутылке. Вот сердце-то и прихватило, успел снять с себя костюм, расстегнул рубашку, а видно не помогло, вот он и закричал, звал на помощь.

– Так он умер? – выдохнула Юлька.

– Был живой, Яков и Марк повезли его в больницу. И надо уладить это дело, заехать в полицейский участок. Так что не знаю, довезут они его, или нет. Вот и вся история. Кстати, он лежал на твоей кровати, точно так же, как Юстина, даже глаза были открыты. Вначале подумали, что он умер, но нет, слава Богу, жив. А тебе не придется сегодня говорить с Марком. Я с ним так и не говорила. Пришла в кабинет, а его там нет. Ждала, ждала, он только к столу появился. Говорит, ходил, проверял электростанцию. В подземелье у нас стоит своя маленькая электростанция. И там работает наш электрик. Но Марку приходиться за всем следить, чтобы все работало, как часы. Так что не будем на него обижаться. Он сказал, что сам найдет время поговорить с нами, с каждой в отдельности. Так что подождем. Да, не вовремя прихватило сердце у нашего гостя. Могут прислать сюда еще большего болвана. Хотя я, скорее всего не должна говорить в таком тоне и в такой форме. Но они так себя ведут, что вынуждают на грубости. И потом слишком много за последнее время случилось, нервы не выдерживают. Не сиди, Юля, ложись, отдохни. Нет больше повода для волнений. Тони ушел, хотя лучше бы ему отлежаться. Полицейский уехал, пока есть возможность отдохнуть, отдыхай. А я, посижу, почитаю книгу. Не бойся, сегодня я никуда не уйду. Спи спокойно.

– Не могу спать. У меня в ушах до сих пор слышен этот ужасный крик. И он совсем не похож на крик больного человека. Я где-то читала, если у человека сердечный приступ, он не может даже тихо позвать на помощь, не то чтобы закричать во все горло, как будто увидел, что-то или кого-то очень страшного. А тут еще Тони.

– А что-то ни?

– Тони говорил, что попал в перестрелку, вернее стрелял один мужчина в другого, а Тони прятался в кустах. И шальная пуля его нашла.

Юлька вздрогнула.

– А вы говорите, спи спокойно.

– И что, Тони видел лица мужчин?

– Нет, он их не видел. Говорит, мешали кусты, а получить пулю кусты не помешали.

– Да, человек порой даже не подозревает о том, что его ждет в будущем, – задумчиво проговорила Мария Игнатьевна.

– Кто же это был? В нашем доме стало совсем не безопасно.

– Кроме Тони, кто-то еще был ранен или убит и неизвестно, где он и что с ним, и вот это действительно страшно. Да еще этот полицейский. Он, конечно, был назойлив, бесцеремонен, но это проблемы его характера, его работы, но я бы хотела, чтобы он выжил.

Юлька тяжело вздохнула, поднялась с дивана.

– Я схожу на кухню и что-нибудь там найду поесть. Я ведь так и не ела сегодня с самого обеда.

– Ох, Господи! Юленька, я и забыла, что ты осталась без обеда! С этой суматохой все пошло вкривь и вкось. Может, мне с тобой пойти?

Юлька махнула рукой.

– Не надо, надеюсь, сегодня больше ничего не произойдет. Оставайтесь с Танюшей, я быстро.

И Юлька вышла в коридор. Она старалась ступать бесшумно, как ходили все обитатели этого дома, но у нее были свои причины, отчего хотелось быть незаметной, она боялась. И боялась намного сильней, чем в лесу, где бродили дикие звери. Там она знала, кого нужно опасаться, а тут опасность была непонятной, скрытой и нельзя было предугадать, откуда она грозит. И это наводило на ужас. Прислушиваясь, Юлька тихо продвигалась по коридору. Но в доме все замерло в тревожной тишине. И уже спустившись с лестницы, Юлька вдруг услышала, как отворяется дверь на кухне. Нырнув под лестницу, она замерла, сдерживая дыхание. Тусклый ночной светильник плохо освещал гостиную, сохраняя по углам ее тени, которые плясали, если пламя в камине разгоралось или затухало. И от этого казалось, что темнота прячет кого-то, скрывая его перемещение, от одного темного закоулка в другой. Юлька ждала в тревожном ожидании, изредка вздрагивая, когда тени становились оживленнее. Но ничто не нарушало тишины, и казалось, там, откуда послышался легкий звук, открываемой двери, тоже застыло в ожидании, прислушиваясь, сверля взглядом темноту. И Юлька чувствовала этот взгляд, она ощущала всей кожей присутствие человека, но не видела его, и от этого становилось жутко. Девушка старалась не шевелиться и почти не дышать, чтобы не выдать своего присутствия. И вот темнота зашевелилась по- особому, отделившись от двери и заскользила в сторону камина. И Юлька увидела высокую фигуру, одетую во все черное, которая лишь на миг остановилась у камина и языки пламени выхватили на миг лицо этой фигуры, и Юлька чуть не закричала от ужаса. Вместо лица был череп, с проваленным ртом и носом, а глазницы светили жутким огнем, который, казалось, шел из самой середины черепа. Юлька на миг закрыла глаза, и тут же открыла, но темная фигура удалялась по коридору в сторону банкетного зала и библиотеки.

«Так вот он какой черный призрак, про которого столько говорят», – суматошно бились в голове мысли. – «Он пошел в кабинет, значит там вход в подземелье. А может, это просто маска? Конечно маска, а я как дура напугалась. Нет никаких призраков. Кто-то развлекается, пугая своим видом обитателей этого дома. Но зачем? Скорее всего, затем, чтобы слуги не разгуливали ночью по дому, кому-то нужно быть незамеченным. Может мне пойти следом и проследить, куда денется этот призрак?» – вдруг пришла в голову дикая мысль, но Юлька ее тут же отбросила. – «Нет, это рискованно, он, возможно, все видит и заметит меня. Да и не хочется сталкиваться с этим чудовищем еще раз».

Она просидела в укрытии еще несколько минут, и когда сердце успокоилось, и перестали стучать зубы, рискнула пойти на кухню. Придерживаясь, по возможности темных мест, хотя все равно пришлось проходить мимо комнаты, Юлька неслышно прошла к кухне. Дверь кухни была приоткрыта, но в ней никого не было. Юлька зажгла свет, и сразу стало легко и смешно от испытанного страха.

«Не всегда что видят твои глаза и слышат уши, бывает правдой», – говорила бабушка. – «Проверь несколько раз, прежде чем быть уверенной. Ну и как мне проверить кто под маской и одеждой? А вдруг это не маска, а действительно призрак разгуливает по дому. Держался он свободно и уверенно, значит, не в первый раз гуляет. Да, кстати, когда он заходил в детскую, у него такой страшной маски не было. Надо быстрей уходить отсюда, пока кто-нибудь не вздумал прогуляться на кухню. Призрак гуляет на кухне в поисках пищи, смешно?» – рассуждала Юлька, накладывая в тарелку кашу с мясом, салат, котлету. – «Я с испугу проголодалась еще сильней. Но придется ждать до утра, а сейчас чуть-чуть перекусить».

И выключив свет, постояла, чтобы глаза привыкли к темноте. И уже на пороге столкнулась с кем-то. Взвизгнув, Юлька выпустила из рук тарелку с едой, которая с резким стуком разбилась. Тут же снова зажегся свет, на пороге стояла Мария Игнатьевна.

– Тише! Тише! Весь дом разбудишь, чего ты так напугалась, или кого? Неужели я такая страшная?

– О, простите, Мария Игнатьевна, – дрожащим голосом проговорила Юлька. – Вы так неожиданно вошли, что я подумала, что он вернулся, – оправдывалась она.

– Кто он, о ком ты говоришь? – не поняла Мария Игнатьевна.

– Да был тут один, – замялась Юлька, одет во все черное, что-то делал на кухне, может, ел или пил. В общем, призрак проголодался. Вот я и подумала, что он вернулся. – говорила Юлька, собирая осколки разбитой тарелки и разлетевшейся по полу кухни ужин.

– А я уже забеспокоилась о тебе. Жду, жду, а ты задерживаешь, знакомишься с домашним призраком. И что он тебе говорил?

– Да мне и в голову не пришло заговорить с ним, не то чтобы знакомиться. Я успела лишь спрятаться, и думала, умру от страха, когда увидела его лицо под капюшоном. Вернее сказать, лица нет вовсе, череп с горящими глазницами. Мне теперь не уснуть, будет мерещиться его взгляд, говорила Юлька почти шепотом.

– Это уже переходит все границы, – почему-то рассердилась хозяйка дома. – Завтра же соберу собрание всех обитателей этого дома, пусть они объяснят, что здесь происходит. Иди в комнату, я сама принесу тебе ужин, не задерживайся, Танюша в комнате одна.

И Юлька, забыв о страхе, поспешила в детскую. Танюша спала, и Юлька облегченно вздохнула.

«Как неосторожно оставлять ребенка в комнате без присмотра. Танюшина бабушка совсем не чувствует опасности, которая в этом доме разгуливает, где ей вздумается. Надо что-то предпринять. Собрание, которое хочет собрать Мария Игнатьевна, ничего не даст», – рассуждала Юлька. Она чувствовала, что не все так просто в этом доме. Но и жить постоянно в страхе не хотела.

«Сегодняшний день такой длинный, насыщенный неприятными событиями. Было бы у меня больше смелости, я бы узнала, кто этот черный призрак, где он обитает, и какие у него цели. Но в замке следить за человеком очень трудно, это не лес, где можно спрятаться за дерево, за куст, или просто отлежаться в траве», – думала Юлька, беспокойно вышагивая по комнате. – «Но надо что-то делать. Нельзя сидеть и ждать, что кто-то, где-то по пути из комнаты в комнату, или в кухне тебя подстережет, напугает, а еще хуже, прибьет. Эх, где Марточкино оружие, ее великолепные ножи. Хотя, Юлька не умела их метать, так как Олеся или Марта, но при опасности можно было ими защищаться. Хотя, по правде говоря, не дело девушке сидеть с ножами на поясе, это не лес», – Юлька вздохнула. – «Что же делать, сил нет. Страшно жить, хоть беги из этого чертового замка. Но куда? И как с ребенком на руках, в чужой стране, не зная языка и ко всему еще беременная. Один выход, надо срочно переговорить с Марком, пусть он позаботиться о своих детях, если, конечно, он помнит все, что между ними было».

Юлькины рассуждения прервала Мария Игнатьевна, она принесла ужин.

– Не стала будить Жозефину, все сегодня переволновались. А тебе досталось больше всех. Поешь и отдохни, скоро уже полночь.

Мария Игнатьевна поставила на стол поднос с холодным ужином.

– Конечно, все остыло, но есть все равно нужно. И запить виноградным соком.

Юлька отломила кусочек жареной курицы.

– Выглядит аппетитно, и не беда, что холодная, я не привередливая в еде. Она откусила немного, нехотя разжевывая.

– Но вот только кусок в горло не лезет.

Положила она мясо и налила с графина в стакан сока.

– Я все время думаю, кто это мог ночью гулять по дому? Если кто-то из обитателей, то к чему ему маска и черная одежда. Он и без маски мог спокойно пойти на кухню. А если чужой, то, как он знает, где что находится и как вошел в дом, да и зачем? Чтобы поесть на кухне? Чушь какая-то. Если вор, то должен искать драгоценности, или еще что-то там, но не по кухне шмыгать. Вор, который захотел, есть, и пошел на кухню подкрепиться. Это так же нелепо, как и то, если бы призрак проголодался, и стал на кухне есть жареную курицу. Кстати, как же ее не съел гость? Может он вегетарианец? – острила Юлька, маленькими глотками отхлебывая сок, между фразами.

– Ты больше говоришь, чем ешь, – сделала замечание Мария Игнатьевна. – Если не хочешь есть, ложись спать.

– Хорошо, я лягу, но через два- три часа вы меня разбудите, я вас сменю, а вы пойдете спать?

Улеглась Юлька на диване. И стоило ей лишь прикоснуться голой к подушке, как тут же заснула.

– Что значит молодость. А в моем возрасте не так легко заставить себя заснуть, особенно, если хоть чуть понервничаешь, – проворчала Мария Игнатьевна, удобней устраиваясь в кресле.

И вскоре в комнате все спали. Лишь тусклый светильник освещал комнату и мирно спящих женщин. И тогда, бесшумно открылась дверь в маленькой ванне и в проеме двери выросла фигура мужчины, одетого во все черное. Он стоял, прислушиваясь к дыханию спящих женщин, как бы о чем-то раздумывая. Потом бесшумно заскользил по комнате. Его высокая и мощная фигура, одетая во все черное, с надвинутым капюшоном на лице, выражая яркий контраст, с обстановкой в комнате, с веселыми обоями и игрушками на шкафах, с мирно спящими обитателями этой комнаты. Он бесшумно быстро пересек комнату и остановился у детской кроватки. Откинув капюшон с головы, он опустился на колени возле детской кроватки и склонился над спящей девочкой, всматриваясь в ее лицо. Протянул руку, хотел дотронуться до ребенка, но не посмел, побоялся разбудить ее, всего лишь погладил подушку, на которой мирно спала девочка. Затем он дотронулся до ее одеяльца, нежно перебирая его края, вздыхая детский молочный запах. Провел рукой по глазам и поднялся. Окинул взглядом комнату, задержав взгляд на пожилой женщине. И уже направился уходить, но что-то его остановило, и он нерешительно остановился, всматриваясь в лицо спящей няни. Но не мог разглядеть, тень падала на лицо, смазывая его черты. Мужчина подошел ближе и наклонился, стараясь рассмотреть спящую девушку. Резко выпрямился и даже отступил на шаг, но потом вновь наклонился, затем присел возле дивана на пол, не отрывая глаз от спящей девушки. Нежно провел рукой по ее волосам, рассыпанным по подушке.

– Юлька! Моя Юлька! – прошептал он, девушка вздрогнула, но не проснулась. И тогда он наклонился и поцеловал ее в губы. Руки девушки обвили его шею. И он замер в ее объятиях, но она не просыпалась. Он поцеловал ее снова, и выскользнул из ее сонных рук, пересек комнату и исчез в ванной. И ничто, ни один звук, не сопровождал его уход. Только Юлька тяжело вздохнула, и открыла глаза, села и обвела комнату взглядом.

– Боже мой! Он был здесь, а я все проспала! – с отчаяньем прошептала она, дотрагиваясь до своих губ, которые явно ощущали его поцелуи.

Она встала, на улице чуть брезжил рассвет. Юлька пошла в ванну, зажгла свет, умылась. Разглядывая себя в зеркало, она нежно погладила свой живот.

«Скоро, мой маленький, ты увидишь свою сестричку, бабушку. А вот с папой у нас непонятные отношения. Он делает вид, что нас не знает и не хочет знать. Но зачем он приходил сегодня? А может мне это приснилось?»

Юлька быстро вышла с ванной и подошла к двери. Дверь была закрытой, и с внутренней стороны торчал в двери ключ.

«Значит, все мне приснилось», – огорченно опустилась она на диван. – «Но я помню его поцелуй, такой же, как там, в лесу, он по-прежнему меня любит. Но только во сне», – добавила она, почти вслух. От ее голоса проснулась Мария Игнатьевна.

– Я, кажется, задремала, все тело ломит от неудобной позы. А ты почему так рано встала? – разминая плечи и спину, говорила она.

– Я уже не засну, – вздохнула Юлька. – Ложитесь на диван, поспите.

– Нет, я лучше пойду, посплю у себя, если конечно, ты действительно не будешь больше спать. День показался таким тяжелым, я вся разбитая, как будто на мне воду возили.

Мария Игнатьевна встала и направилась к двери.

– Закройся, и можешь тоже отдохнуть, ничего страшного уже не случиться.

«В этом доме нельзя быть спокойной», – подумала Юлька, когда за Марией Игнатьевной закрылась дверь. – «Спать уже не смогу, но и сидеть думать, можно свихнуться».

Она встала и снова пошла в ванну.

«Искупаюсь, пока спит Танюша».

Набрала в ванну воды и с наслаждением окунулась в нее.

«Вот чего мне не хватало в лесу, ежедневной ванны, или бани. Но в замке бани нет, да и ни к чему она», – рассуждала Юлька, намыливая себя. – «Если бы ни эти несчастья, что происходят здесь, больше и мечтать ни о чем не надо. Дом, как говориться, полная чаша. Что еще нужно? Живи и радуйся, но радости в этом доме не видно. И с Марком не удастся поговорить, он скользкий, как угорь, никак его не поймаешь, для разговора. И живу я в этом доме на правах няни, в любую минуту может что-то произойти и меня выставят на улицу. Но не стоит об этом думать, надо радоваться тому, что есть».

Она еще нежилась некоторое время в теплой воде, затем вылезла из ванны, подошла к зеркалу, накинув на себя полотенце. Зеркало запотело, Юлька потянулась к нему, чтобы протереть, но поскользнулась на мокром полу и с силой оперлась о зеркало, что-то не сильно щелкнуло. Юлька охнула и отпрянула от зеркала, ей показалось, что оно разбилось, и вот-вот брызнут осколки. Но зеркало стало медленно уходить в стенку, открывая в стене черную дыру, как в преисподнюю. Это было так неожиданно и быстро, что девушка, не успев испугаться, шагнула к провалу, чтобы глянуть, что там, по другую сторону стены. Но тут же опомнилась и опять отпрянула назад, но успела заметить широкие каменные ступени, которые вели вниз, в темноту. А зеркало тут же поехало назад, снова закрывая проход в неизвестность. И когда оно стало на свое место, Юлька испугалась. Она сразу почувствовала опасность, не защищенность, потому, что через этот вход мог войти кто угодно. И еще, за короткое мгновение, которое она стояла против темной дыры, она почувствовала холод, какой идет из колодца или подвала. Она подошла вплотную к зеркалу и стала его осматривать. Ничто не говорило о том, что это дверь. Но куда эта дверь? Сейчас выяснить невозможно, не хотелось даже дотрагиваться до зеркала, страшно было думать, вдруг дверь откроется. Она ушла в комнату, оделась и села на диван, раздумывая о том, что видела.

«Сказать ли об этом Марии Игнатьевны, или промолчать? Скорее всего, она сама знает, но ничего мне не говорит. Наверно, это вход в подземелье, и о нем все в доме знают. Не значит ли это, что с каждой комнаты есть другой выход и вход? Тогда не мудрено то, что Юстина что-то или кого-то увидела. Призрак, такой же, какой являлся на кухне», – думала Юлька, лихорадочно вытирая мокрые волосы. Потом обмотала голову полотенцем и снова задумалась. – «А что, если сделать разведку? Но тогда нужно найти где-нибудь фонарь и смелость. Жутко подумать, чтобы туда, в темноту, идти одной. Эх, был бы Тони не ранен, с ним вместе спуститься и все увидеть. Любопытно посмотреть подземный ход, который существует уже более ста лет».

Юлька от волнения уже ходила по комнате. Так хотелось с кем-нибудь поделиться, посоветоваться.

«Нет, молчи, Юлька», – говорила она себе. – «Сделай вид, что ничего не знаешь, ничего не произошло. Вот бы пробраться вновь в кабинет и срисовать подземный ход. А что? Это идея неплохая, нужно ее продумать. Бездействие кончилось, пришло время действовать. Само обстоятельство вынуждает меня к этому», – твердо решила Юлька, и как будто от этого решения, ей стало легче. – «Нужно подумать, нужно хорошо подумать, и не откладывать в долгий ящик, что можно сделать сегодня, не нужно откладывать на завтра. Ты, бабуля была права, когда твердила мне эту истину».

Мысли Юльки сразу сменили свое направление, как она вспомнила о бабушке. Вереницей потянулись другие воспоминания, а с ними тоска о доме. И без того плохое настроение ухудшилось еще сильней. Но она с первой слезинкой, сорвавшейся с глаз, сразу встряхнулась, рассердилась на себя, на Тони, за то, что он не смог нормально спрятаться, на полицейского, который вместо того, чтобы все расследовать, оказался охоче к выпивке и теперь в больнице. И даже она рассердилась на Марию Игнатьевну за ее скрытность и бездействие. А вот Марк вызывал у нее лишь недоумение и тревогу.

«Что-то тут не так», – думала Юлька. – «Приходит домой, ни с кем не хочет говорить, даже с матерью, никого не хочет видеть, ни меня, ни свою дочь».

Мысли ее прервались с пробуждением Танюши.

Юлька с радостью подхватила девочку на руки. Малышка выспалась, за окном было утро.

– Вот и прошла ночь, настал новый день. Что он принесет нам? Как ты думаешь, доченька? Постараемся сберечь себя, хорошо, моя малышка, – говорила она с девочкой, умывая и переодевая ее. Начались повседневные заботы. – Сейчас пойдем на кухню, и я сварю тебе кашки. А после завтрака сходим в гости, проведаем Тони. Это наше с тобой задание номер один. А второе задание посетить кабинет. Если нас кто-нибудь увидит, то у нас есть хорошая отговорка, малышка хочет видеть папу.

Танюша внимательно слушала, пытаясь говорить некоторые слова: «папа, мама, баба» она уже говорила. Отдельные слова «дай, най» вместо на. И еще много слов лопотала на непонятном для взрослых языке.

Занимаясь с малышкой, Юлька на миг забыла о том, что ее так тревожило, о своих планах. Но, когда она с Танюшей стучалась во флигель садовника, Юлька вновь начала нервничать. Однако, на их стук никто не вышел и дверь флигеля была заперта. Наверное, садовник ушел куда-то по своим делам. И то, что Юлькины планы в самом начале столкнулись с незначительным, на взгляд препятствием, отозвалось в ее душе тревогой и нехорошим предчувствием.

«Нет», – решила она. – «Он, то есть садовник, никуда не ушел, он просто не открыл дверь, так как еще вчера сказал, чтобы Юлька не бегала проведывать Тони. Но что в этом плохого?» – никак не могла уяснить Юлька. – «Как я могу не беспокоиться, если сама отдала его, для его же спасения».

Но никто не открыл, на ее требования открыть, так Юлька в гневе стучала, чуть ли ни ногой в дверь. Мертвый мог проснуться, но только не садовник. Разочарованная, Юлька зашла в дом. Было еще раннее утро, и к завтраку оставаться в холле было рано. И девушка решила, что вероятно это самый удобный случай посетить кабинет Марка. Недолго раздумывая, она прошла в банкетный зал и, не задерживаясь в нем, тихо постучала в кабинет. Никто не ответил, но это ее не смутило, а даже обрадовало. Она толкнула дверь, дверь была не заперта. В кабинете было темно. Юлька стала искать включатель.

«Вот дура, пришла без фонаря и даже без спичек», – ругала она себя.

А Танюша сразу стала капризничать в темной комнате. Но вскоре выключатель нашелся и в кабинете вспыхнул свет. Юлька огляделась. Еще в первый приход сюда, она обратила внимание на множество книг на полках. Опустив Танюшу на пол, Юлька стала рассматривать корешки книг. А сама с беспокойством думала, что не совсем хорошо делает, хозяйничая в кабинете. И вдруг вспомнила слова садовника: «Никому не говори, что ты была в кабинете».

«Откуда он узнал? А может здесь стоят видеокамеры и за мной уже наблюдают?»

И от этой мысли поползли по спине мурашки, и захотелось выскочить из кабинета. Но, пересилив себя, Юлька продолжала спокойно перебирать книги на полке, стараясь незаметно отыскать камеру. И когда она подошла к очередной полке, то вдруг заметила какую-то маленькую штучку, как детский бинокль, но только одноглазый, он был вмонтирован между стеллажами книг. Юлька, стараясь не волноваться, поставила лестницу, и потянулась за книгами, и будто не удержав их, покачнулась и книгами сбила камеру в сторону, а потом и вовсе оторвала ее от стеллажа и бросила на пол. Потом слезла с лестницы, и уже не обращая больше внимания на книги, подбежала к столу и стала лихорадочно искать план подземелья. Она помнила, в какой папке он лежал. Но на столе ни папки, ни плана не было. И тогда она села за стол и стала проверять ящик за ящиком. Облегченно вздохнув, она вытащила знакомую папку, открыла ее, план был на месте. Схватив первый попавший чистый листок бумаги, Юлька стала перерисовывать план, не задумываясь, где какая комната. Это было нетрудно и недолго, вскоре она уже с Танюшей на руках поспешно покидала кабинет. Но предварительно оставила для Марка записку.

«Я была в кабинете, ждала тебя, хотела поговорить, и еще хотела, чтобы ты посмотрел на свою дочь. Ты совсем не заходишь ее проведать, не интересуешься ее здоровьем и тем, как она растет. А ребенку необходимо общение с отцом. Но тебя невозможно дождаться, извини за беспорядок, это твоя дочь забавлялась, разбрасывая твои вещи. Еще раз извини. Юлька. P.S. Я нечаянно разбила какую-то штучку, наверное, ночной светильник. Свалилась с твоей лестницы. У тебя столько книг, даже берет зависть, что ты все это прочел. Я не посмела взять книгу, но очень хотелось. Возможно, ты был бы не против, даже невозможно, а наверняка, разрешил бы, но я не взяла».

Возле рояля Юлька остановилась, а потом, махнув рукой, села на вертящийся стул, открыла крышку.

– Это доченька, твоя игрушка. Больше на нем играть некому. Да, за все время, что мы здесь, я не слышала, чтобы в доме раздавались его голоса. Поиграй, девочка моя, правильно, умница!

Хвалила Танюшу Юлька, а по дому разлетались странные сочетания мелодии старинного рояля. Наверно с его рождения, никто не играл на нем с такой страстью и с таким поразительным невежеством. Юлька помогала своей маленькой дочурке и страдания старого рояля, его стоны и вопли разбудили тишину дома. И вскоре в банкетный зал сбежались все обитатели дома. Слуги стояли удивленные и испуганные, а доктор Яков с женой и детьми с улыбкой поглаживал свою бороду. А когда Мария Игнатьевна хотела подойти к Юльке и прекратить безобразие, остановил ее с улыбкой:

– Не мешай, девочка так успокаивает свои нервы.

– За счет моих? – в сердцах проговорила хозяйка дома.

– Тебе тоже стоит послушать эту музыку, в ней что-то есть. Закрой глаза и отдайся этому дикому ветру, дикой пляске дикой музыке.

Мария Игнатьевна улыбнулась и замерла, как все слуги, которые не смели сказать ничего против, если даже сама хозяйка не запрещает издеваться над старым роялем, к которому никто не осмеливался подойти, не то чтобы вот так, в четыре руки бить по клавишам. И все-таки эту дикую оргию нарушил резкий и сердитый мужской голос.

– Что это за сумасшествие? Что здесь происходит?

Музыка моментально смолкла. Юлька оглянулась, и удивилась, что все столпились в зале. На миг повисла тишина, а потом опять послышался сердитый голос.

– Кто-нибудь может сказать, что здесь происходит?

Перед Юлькой стоял сердитый, не то слово, разгневанный Марк.

– Мы пришли к тебе. – неуверенно заговорила Юлька.

– Мы собрались здесь на собрание. – перебила ее Мария Игнатьевна. – А Юля знакомила твою дочь с нашим семейным роялем. Ведь теперь этот рояль принадлежит Танюше. А так как тебе постоянно некогда, у тебя нет времени проводить с дочерью и дать ей первый урок музыки, то Юленька взяла это знакомство на себя. И нет ничего страшного, что роялю это не по душе, пусть привыкает. Когда вы были маленькие, он тоже сердито возмущался. А теперь, пока ты не исчез, проведем собрание, выясним, что происходит в нашем доме.

Марк недовольно хмыкнул и повернулся, собираясь уходить. Но Мария Игнатьевна его остановила.

– Подожди, не уходи, тебя это тоже касается. Возможно, ты объяснишь, или хоть как-то намекнешь, что происходит? Что за призраки разгуливают по дому, пугая всех? Что за стрельба на нашем участке, какие такие разборки? Ты хозяин в доме и тебя это тоже должно волновать.