Читать книгу Без корня и полынь не растет - Людмила Лазебная - Страница 15

Вот смотришь порой, сколько разных вещей скопилось в доме, и думаешь: и это нужно, и то, а это мне подарили на день рождения, а то я сама купила, непонятно для чего…

А раньше столько вещей у людей не было. Вот инструменты для хозяйства – это да. А одежды, обуви, всякой мелочи – нет! Потому что жили скромнее, зарабатывали меньше, да и идеалы были другие. Дорогие украшения, вечерние костюмы и шубы не были предметом первой необходимости, вот на них и не тратились. А если и были уже достаточно поношенные вещи, которые вышли из употребления, то их не выбрасывали, а продавали старьевщику или выменивали у него на разные мелочи: наборы ножей и ножниц, железные крышки для консервирования, булавки и иглы, спицы для вязания, шерстяные и мохеровые нитки – в общем, на всякий мелкий «дефицит». Летом старьевщик предлагал разные фрукты и даже прошлогодний мед. Каждую пятницу он проезжал по улицам поселка на старой и совершенно безынициативной кляче и кричал громко:

– Алтэзахэн! Меняю шило на мыло!

Всем ребятишкам почему-то очень нравился этот старый еврей, несмотря на то, что каждый раз грозился маленьким кнутом с резной деревянной рукоятью, как плеткой. Этот кнут лежал на повозке внизу – в ногах старика. Лошадь его не нуждалась в том, чтобы ее хлестали, требуя быстрой езды, она знала, что делать. А когда он суетливо доставал кнут и грозил им мальчишкам, бегущим за повозкой, лошадка смешно округляла глаза и открывала рот, поворачиваясь посмотреть, что это старик удумал. Вместо того, чтобы ускорить шаг, она останавливалась и замирала. Странная была картина.

Вот однажды в пятницу, когда мы с Чарликом играли под большой черемухой в саду, мы услышали скрип телеги и такой же скрипучий голос старика:

– Меняю шило на мыло!

Чарлик, по обыкновению, сначала, лежа мордой на передних лапах, поднял одно ухо, потом, пробормотав свое «рвав!», вскочил и выбежал из сада.

Старьевщик как раз доехал до угла нашего дома, когда выскочил Чарлик со звонким лаем…

– Азохн вей! – закричал старик и с прытью молодого заскочил на телегу. – Алэ цейн золн дир аройсфалн (да чтоб у тебя все зубы выпали)! Заберите вашего гитлера!

Бабушка Мина вышла на его крик и, стоя на ступенях террасы, громко и уверенно скомандовала:

– Ко мне!

Чарлик, поняв, что совершил очередную подростковую глупость, прижав уши и опустив голову, виляя хвостом, с неохотой поплелся к бабушке. А она продолжала:

– Ну сколько тебе говорить, ты приличный кобель, а все кидаешься, как паршивая шавка, на каждого конного и пешего! Не всякая живность съедобна!

Старьевщик покачал головой, но не обиделся на бабушку. Они давно знали друг друга, и он понимал ее своеобразный юмор.

– Мишугине копф (придурок)! – ворчал он, поправляя какие-то мешки в своей повозке. – Ой, Мина, Мина, и с какой радости такого фашиста дома держать? Сама выходи почаще и сиди у ворот!

Вдруг эти слова подействовали на бабушку странным образом.

– Ах ты, старый шломиэль (негодник)!

Она развернулась и с грохотом закрыла дверь террасы. Надо сказать, что бабушка знала себе цену и такие шутки ее не радовали.

Старик поплелся со своей лошадью дальше по улице, продолжая зазывать людей. В этот раз он менял все, что людям было не нужно либо у них были излишки, например, прошлогодние овощи, свежие яйца домашней птицы, молоко и масло, на вкусный и спелый тёрн.

Я тоже очень любила терновое варенье и компот, но больше всего мне нравилось есть свежие и спелые ягоды, а потом стрелять по выбранной мишени, зажав скользкую от мякоти и сока косточку между указательным и большим пальцами руки. Это было веселое развлечение, пока, вот так играя, я не попала в глаз моему брату. Но это другая история, может быть, и об этом расскажу вам позже.

Сейчас Чарлик лежал грустный возле ступенек дома на травке-муравке, а я сидела на лавочке рядом и училась плести корзинку из гибких веточек ивы, которые добыла возле речки. Они то и дело ломались. Тогда я еще не знала, что, прежде чем плести, надо замочить очищенные от коры ветки ивы в соленой воде, вот только так они становятся гибкой и послушной лозой. Ну, «век живи, век учись», как говорила бабушка, правда часто добавляла: «дураком помрешь!» На улице становилось совсем жарко, в небе туда-сюда летали ласточки, щебеча о чем-то своем.

Мимо нашего дома сначала пробежали двое мальчишек, затем проехали на велосипедах еще несколько ребят постарше, громко обсуждая что-то смешное и хвастаясь друг перед другом своими мальчишечьими подвигами.

Старьевщик остановился недалеко от соседского дома и показывал свои товары обступившим повозку женщинам и детям. Вдруг один из мальчишек громко крикнул:

– Дядь, а тёрн почем? Дядь, а дай за яйца тёрну.

Старик вдруг резко схватил свой кнут и, тряся им в воздухе, закричал:

– Я уж те сейчас дерну!

Не знаю, что произошло, но все женщины и мальчишки хохотали, как сумасшедшие, а старик, ругаясь на чем свет стоит, хлыстнул вожжами свою старую клячу и поехал прочь из поселка.

Бабушка снова вышла на террасу и, обращаясь к Чарлику, сказала:

– Марево! Тяжело тебе? Эх, ты, Чаплин, когда уж ты поумнеешь? Выскочил, старика бедного напугал, а он в отместку мне настроение испортил! Вот и зачем тебе сдался этот старик?

Чарлик виновато посмотрел на бабушку, потом на меня и глубоко вздохнул. Через некоторое время он куда-то пропал. Бабушка предположила, что у него «муки совести».

Под вечер старьевщик возвращался из соседнего села и, поскольку дорога вела мимо нашего дома, издалека стал звать:

– Хозяева!

Папа вышел узнать, чем помочь.

А старик сказал:

– Ваша собака утром меня чуть не съела, а потом помогла. Колесо у телеги моей сломалось, до кузницы далеко. Ну как добро посреди дороги оставишь? Смотрю, а ваш кобель из оврага на меня смотрит, следил за мной, не иначе! «Ну, – говорю, – прости, что утром тебя наругал. Это со страху, с кем не бывает. Может, посторожишь мое добро, пока я в деревню схожу? Никого не подпускай!» Ушел я, на свой страх и риск, а когда вернулся, телега с добром на месте, лошадь на месте, а пес ваш на телеге лежит, смотрит, охраняет. Вот так собака у вас, все понимает. Добрая живность! Вот за его работу ребятишкам вашим гостинец от старого Шимона, – улыбнулся старьевщик и протянул отцу миску со спелым и крупным тёрном.

Как же я была рада! Это был первый заработок моего четвероного друга, как сказал папа.

Так у Чарлика появился новый друг – дед-старьевщик.