Читать книгу Февральская сирень - Людмила Мартова - Страница 7

За неделю Лелька поняла, что вся их с сыном размеренная, упорядоченная, предсказуемая жизнь пошла, в прямом смысле слова, псу под хвост.

Новоявленный Цезарь радостно встречал всех, кто заходил в дом, от пришедших познакомиться Инны и Алисы до водопроводчика и развозчика пиццы. Радуясь, он вставал на задние лапы, укладывая передние аккурат на плечи вошедшему. Нежную любовь к собакам при этом питали не все, поэтому некоторые постыдно бежали из гостеприимных объятий, источая проклятия в адрес хозяев.

Все остальные непроизвольно охали под собачьим весом, который, как удалось выяснить путем сложных манипуляций с весами, составлял тридцать четыре килограмма, уворачивались, впрочем, безрезультатно от мокрого собачьего языка, приветственно вылизывающего физиономию, и с неестественной улыбочкой говорили: «Какая у вас милая собачка».

Милая собачка, освободив жертву от своей туши, неслась по коридору, чтобы предложить гостю тапочки. Эта картина, увиденная в первый раз, умилила Лельку до невозможности, но через три дня она была вынуждена констатировать, что запас гостевых тапочек иссяк, потому как их изгрызенные ошметки валяются по всей квартире, и ее восторги малость поугасли.

Было видно, что с собакой когда-то пытались заниматься. Она не только приносила тапки, но и охотно давала лапу и знала команду «сидеть». Но на этом азы ее воспитания заканчивались. На прогулке пес упрямо тянул поводок, периодически роняя Максима на скользкий асфальт, бросался на проходящих мимо собак, не делая различий между овчарками, пуделями и мини-йорками, его было страшно спускать с поводка, потому что команды «ко мне» он не признавал, и вообще это была добродушная, ласковая, веселая, но совершенно невоспитанная молодая собака, для тренировки которой требовался характер и специальные навыки.

Характера у Лельки было хоть отбавляй, а вот навыков в тренировке собак и свободного времени катастрофически не хватало. Обдумав проблему, она вспомнила совет доктора Цыплакова, отыскала телефон кинолога, который он ей дал, и, тяжело вздохнув, позвонила.

– Да. – Мужской голос в телефонной трубке был низким и приятным. Брутальный был голос. Это Лелька почувствовала по первому же слову, впрочем, тут же отбросив эту информацию за ненадобностью. Брутальные мужские голоса ее не интересовали ни капельки.

– Добрый день. Ваш телефон мне дал Владимир Владимирович Цыплаков. Меня зовут Любовь Павловна, и мне нужен кинолог.

– Дмитрий, – немного помолчав, произнесла трубка. – Для каких целей вам нужен кинолог?

– Мы взяли собаку. Взрослую. Из приюта, – уточнила Лелька. – А поскольку мы никогда не держали собак, то совершенно не умеем с ним управляться.

– Какой породы собака?

– Лабрадор.

– Поздравляю. Для первой собаки прекрасный выбор. Он у вас съест все, до чего дотянется. Охотники в вашей семье есть?

– Нет.

– Неужели ваш муж не увлекается охотой?

– У меня нет мужа. – Лелька начала злиться. – У меня есть сын семнадцати лет, который давно хотел именно лабрадора, и когда мы узнали про бездомную собаку этой породы, то решили ее забрать.

– Сделать доброе дело? – В голосе послышалась насмешка.

– Если хотите, – с вызовом ответила Лелька.

– Да я-то ничего не хочу. – Кинолог вздохнул. – Это вы хотите, чтобы я избавил вас от проблем, связанных с вашим необдуманным решением. Вы уверены, что через месяц-другой не передумаете и не сдадите собаку обратно в приют?

– Уверена. – Лелька сжала зубы. – Мы в ответе за тех, кого приручили, и все такое.

– Экзюпери, «Маленький принц»… Вы, наверное, в молодости председателем совета дружины были. Правильная очень.

– В молодости, как вы изволили выразиться, я прогуливала уроки, курила на заднем крыльце школы и ругалась отборным матом, – сухо сообщила Лелька. – Таких, как я, в пионерские активисты не брали. А комсомол на мне кончился, так что не довелось. А вам мои успехи в боевой и политической подготовке важно знать, чтобы определиться, будете вы заниматься с моей собакой или нет?

– Если честно, я пытаюсь вас напугать, – признался голос в трубке. – У меня довольно много работы и браться за ваш случай, который, как я понимаю, будет довольно сложным, мне лень. Вот я и делаю все для того, чтобы вы передумали.

– Я не передумаю. У меня выбора нет. У меня тоже довольно много работы, и искать другого кинолога по знакомым мне некогда, тем более что Владимир Владимирович сказал, что вы – лучший. Или он ошибается?

– Ни в коем случае. Я действительно лучший. – Голос засмеялся. – Ладно, Любовь. Уж вы извините, по отчеству я вас называть не буду. Лишняя трата времени. Если вы решительно настроены на занятия и вас не пугает мой мерзкий характер, то я жду вас с сыном сегодня на первое занятие. Предупреждаю сразу, ходить на занятия желательно вдвоем. Мне проще научить обращению с собакой вас обоих, чем потом без конца исправлять ошибки. Одно занятие стоит тысячу рублей. Если устраивает, то в 19.30 встречаемся на Митинском пустыре.

– Где? – Лельке показалось, что она ослышалась.

– На Митинском пустыре. Вы знаете, где это?

– Знаю, но… Это какое-то странное место для тренировки собаки. Там же безлюдно и темно совсем.

– Вот именно. Тренировать пса в людном месте – значит обрекать всю затею на провал. Обязательно найдется несколько сердобольных старушек, которые начнут приставать, зачем вы мучаете собаку. Предпочитаю работать в тишине и одиночестве.

– А мы будем мучить собаку? – Голос Лельки слегка задрожал. Мысль о Митинском пустыре была ей неприятна.

– Нет, мучить я буду только вас с сыном. Кстати, чтобы вы понимали. Учить я буду не собаку, а именно вас. А уже вы будете тренировать свою собаку. У нее должен быть один хозяин, а я для нее посторонний, так что пес не должен ко мне привыкать.

– А скажите, Дмитрий. – В голову Лельке пришла хорошая мысль. – Вопрос денег не имеет для меня значения, поэтому можно ли отдать собаку вам на месяц-полтора, а потом уже забрать обратно, обученную всем командам?

– Во-о-о-от, я так и знал, что вы ничего не поняли. – В голосе кинолога прозвучала очередная насмешка. – Я могу забрать собаку и выдрессировать ее, но она будет слушаться только меня, и когда я вам ее верну, вы вновь встанете перед той же проблемой, что и сегодня. Я научу вас, а уже вы сами будете учить свою собаку. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю, – упавшим голосом ответила Лелька, понимая, что отвертеться от заранее ненавистных тренировок вряд ли получится. – Тогда давайте все-таки перенесем занятия куда-то поближе к нашему дому. Мы живем на Московской улице.

– Нет, мы будем тренироваться на Митинском пустыре. У вас есть машина?

– Да.

– Тогда вам не составит никакого труда туда приехать. Хотя от Московской улицы до Митино двадцать пять минут пешком, прекрасная возможность выгулять собаку. На вашем месте я бы этим не пренебрегал. Итак, до вечера?

– До вечера, – мрачно ответила Лелька. На субботний вечер у нее, в общем-то, были совсем другие планы. Таскаться по холоду по заброшенному пустырю, где орудует неизвестный маньяк, ей не хотелось. Но в силу характера отступление было для нее смерти подобно, а потому даже не рассматривалось.

До вечера было еще далеко, поэтому, сходив на кухню за яблоком, она вернулась в кровать, блаженно откинулась на подушки и открыла новенький детектив норвежского писателя Ю Несбе. Его книги она открыла для себя недавно и читала с огромным удовольствием. Сейчас перед ней лежал роман «Снеговик», посвященный, как она знала из аннотации, поиску серийного убийцы.

Читать в постели и грызть что-нибудь вкусненькое – это было ее любимое времяпровождение выходного дня. Предвкушая тихий покой ближайшего часа-полутора, Лелька довольно улыбнулась. Яблоко, правда, оказалось невкусным. Картонным каким-то. Оставив его недоеденным на тумбочке у кровати, она перелистнула очередную страницу книги, на которой молодая женщина занималась любовью под тихо падающий за окном снег.

Шлеп-шлеп-шлеп, цок-цок-цок… В спальню заглянул Цезарь, периодически обходящий квартиру по периметру, дабы убедиться, что свои на месте, а чужих не наблюдается, тапочки не нужны. Посмотрев в сторону двери, Лелька в очередной раз мимоходом удивилась, какой он огромный.

Подойдя поближе, пес положил голову на край кровати и, скосив глаза в сторону тумбочки с лежащим на ней яблоком, скорчил умильную рожу.

– Ты что, яблоко хочешь? – догадалась Лелька. – На, возьми, мне не жалко. Не будешь ведь есть.

Пес продолжал жалобно коситься на тумбочку, не прикасаясь к вожделенному лакомству. Засмеявшись, Лелька протянула руку и пододвинула яблоко поближе к собачьей пасти. Благодарно ткнув ее носом, Цезарь блаженно захрумкал яблоком, съев его вместе с семечками, не оставив даже хвостика.

– Ишь ты, – удивилась Лелька. – Яблоки ешь. Чудной ты.

Чуть позже, когда она поделилась своим удивлением с сыном, тот закивал головой:

– Так да, он на улице на газонах все яблоки подбирает. Он, мам, наверное, пока бродяжничал, яблоками питался. В этом году их же много было, а другой еды на улице ведь не сыщешь. Вот и привык. К яблокам.

– Может быть, – задумчиво согласилась Лелька. Пес, за две недели ставший не таким худым, смотрел на нее, лежа у ног и благодарно виляя хвостом. Раздражение по поводу вечерней тренировки, которое она испытывала утром, прошло без следа. Это была ее собака. Красивая, ласковая и требующая регулярной заботы, в которую входили и тренировки. И проявлять эту заботу было совсем не трудно.

Кинолог Дмитрий оказался высоким стройным мужчиной по виду чуть за сорок. Добротный, хотя и недорогой пуховик, лыжная шапочка, надвинутая по самые брови, ботинки на толстой рифленой подошве. Взгляд немного сердитый, немного оценивающий. Вот и все, пожалуй, что отметила Лелька при первом знакомстве.

Встретились они у последнего в этой части города, недавно сданного дома, сразу за которым начинался Митинский пустырь, заросший мерзлым бурьяном в человеческий рост. Жилой дом приветливо светился вечерними окнами. За ними шла жизнь – со своими ссорами, примирениями, страстями, тихим чтением книги под одиноким торшером, интересным фильмом, который так здорово смотреть вдвоем, обнявшись под теплым пледом, уроками накануне новой учебной недели, со свернувшейся в ногах кошкой или собакой, которую нужно идти выгуливать, выползая из теплой квартиры на мороз.

Ей всегда было интересно гадать, кто эти люди, скрывающиеся за плотными шторами, как веки, прикрывающими уставшие глазницы окон. У каждого из них была своя история, о которой ничего нельзя знать наверняка. И кто-то сейчас наблюдал через щель в шторе за тепло одетой троицей – мужчиной, женщиной, мальчиком-подростком и большой собакой, которая вьюном вертится вокруг них.

– Здравствуйте. Я Дмитрий.

– А я Любовь Павловна, Люба. Это я вам звонила. А это мой сын Максим.

– Привет. – Кинолог стащил вязаную перчатку и, как со взрослым, поздоровался с Максом за руку. – А этого друга как зовут?

– Цезарь, только он еще про это не знает, – поспешил объяснить Максим. – Мы его неделю назад из приюта взяли. Как его по-настоящему зовут, мы не знаем, а на Цезаря он пока еще не откликается.

– Откликнется. – В голосе кинолога прозвучала убежденность. – Ты его, парень, когда зовешь гулять или кормить, обязательно по имени называй. За пару месяцев привыкнет. Ну что, если вы готовы, то пойдемте.

– Куда? – встревожилась Лелька.

– На пустырь. Не тут же нам заниматься. Во дворе чужого дома знаете сколько любопытных глаз мы привлечем. Да не бойтесь вы! Занятие часа полтора продлится, не успеете замерзнуть.

– А мы и не боимся. – Голос Лельки слегка дрожал. Она вглядывалась в неосвещенную пустошь, расстилающуюся перед глазами. Идти на пустырь страшно не хотелось. Но кинолог уже затопал своими тяжелыми ботинками по едва заметной тропинке, вьющейся среди бурьяна, Максим дернул за поводок и пошел следом, так что Лельке ничего не оставалось, как, вздохнув, тоже ступить на вздыбившуюся острыми комьями замерзшей земли, похожую на скелет динозавра дорожку.

Как выяснилось, идти не хотелось не только ей. Сделав пару шагов внутрь бурьяновых зарослей, пес довольно лихо достиг первой канавы, глубокой морщиной пересекающей их путь, после чего остановился и сел, широко расставив передние лапы.

– Цезарь, ты чего? – Максим потянул за поводок, но пес попрочнее уперся в землю и наотрез отказывался двигаться с места. – Цезарь, пошли, нам туда! – Максим посильнее дернул за поводок, клацнул карабин, заставив оглянуться уверенно шагающего впереди кинолога, но пес остался сидеть, угрожающе зарычав. Шерсть у него на холке поднялась дыбом, как будто в минуту сильнейшей опасности.

– Что тут у вас? – Дмитрий широкими шагами приближался к отставшей компании.

– Вот. – Максим был растерян. – Отказывается идти. Рычит, и все.

– Собака, ты что? – Кинолог присел на корточки и ласково провел рукой по вздыбившемуся загривку. – Чего ты испугался-то?

Заставив пса подняться, он взял его на короткий поводок и повел рядом с собой, практически прижав к ноге. Пес не осмелился ослушаться, но сильно дрожал. Так прошли еще несколько десятков метров, но при виде следующей канавы Цезарь лег на брюхо и наотрез отказался подниматься на ноги. Собаку била крупная дрожь.

– Может, тут кто-то есть? – дрожащим голосом спросила Лелька. – Это нехорошее место. Здесь уже несколько человек убили. Молодых парней, – уточнила она.

– Я знаю. – Голос кинолога звучал глухо. – Но тут никого нет. Перед тем как вас встретить, я обошел пустырь, чтобы убедиться, что нам никто не помешает.

– Тогда что это он?

– Не знаю. Но вашу собаку, несомненно, что-то связывает с этим местом. Откуда он у вас взялся, вы говорите?

– Моя сотрудница рассказала, что ее знакомая подобрала на улице и привела домой собаку. Но так как у нее не было возможности ее содержать, она сдала ее в приют. «Последняя надежда», знаете о таком? – Кинолог кивнул.

– Мы решили, что собака погибнет, а пес хороший, породистый. Сын у меня очень давно просил собаку, вот мы ее и взяли.

– То есть о его прошлом вам ничего не известно?

Лелька отрицательно покачала головой.

– Цезарь, пойдем. – Кинолог отдалился на некоторое расстояние, максимально возможное по длине поводка, там снова присел на корточки и достал из кармана какое-то лакомство. – Иди сюда, мой хороший.

Пес заколебался, неохотно поднялся с земли, сделал пару шагов по направлению к Дмитрию, потом снова лег на землю, снова встал и медленно и неохотно все-таки подошел за протянутым ему кусочком докторской колбасы.

– Молодец, умница, реагируешь на лакомство, – удовлетворенно сказал Дмитрий. – Не будем тебя мучить, дальше не пойдем. Тут площадка неплохая. Сегодня на ней потренируемся.

В течение получаса он рассказывал и показывал Максиму премудрости выполнения команды «рядом». Помимо своей воли Лелька тоже заинтересовалась происходящим. Вот только Цезарь все время отвлекался, тревожно озирался по сторонам, намеревался отбежать как можно дальше от зияющей впереди канавы и временами снова начинал дрожать.

Через полчаса кинолог сдался.

– Нет, тут все равно ничего не получится, – признал он. – Очень интересная все-таки реакция у собаки. Дорого бы я дал, чтобы понять почему, какие ассоциации вызывает у него это место. Давайте в следующий раз попробуем не здесь.

– А я вам предлагала, – тут же взъерепенилась Лелька.

– Да. Вы были правы, а я не прав, – неожиданно покладисто согласился кинолог. – Неподалеку от вашего дома есть парк, в следующий раз тренироваться будем там. Во вторник, если вас устроит. А пока… Парень, я тебе все показал. Во время прогулок утром и вечером ты должен не менее двухсот раз повторить команду, чтобы он ее запомнил. Тут от тебя все зависит. От твоей настойчивости и упорства. А сейчас все, можете идти.

– Деньги вы за каждое занятие будете брать? – уточнила Лелька, во всем предпочитающая ясность.

– Да, тысяча рублей, как и договаривались. Мы, конечно, сегодня мало занимались, но это не по моей вине. Собака слишком напряжена. В следующий раз это время компенсируем.

– Да ради бога. – Лелька независимо пожала плечами. – Это несущественно. – Достав из кармана своего ярко-красного пуховика тысячную купюру, она протянула ее кинологу.

– Пошли, Максим, – позвала она сына, махнув рукой в сторону тропинки, ведущей обратно к безмятежно светящемуся дому. До него, как до островка безопасности, было метров сто, не больше. – А вы идете?

– Нет, – как-то чересчур поспешно ответил кинолог. – Мне в другую сторону. Я машину у того конца пустыря поставил, за Осановской рощицей, так что прогуляюсь.

– Не боитесь по темноте ходить? – поддела его Лелька. – А вдруг получится, как в песне… В подворотне притаился маньяк.

– Не боюсь. – Голос прозвучал сухо и бесцветно. – Отбоялся свое. Поверьте, мне маньяки не страшны. Да и подворотни тут нет.

– До свиданья. – Повернувшись к новому знакомому спиной, Лелька зашагала вслед за сыном, стараясь не оступиться на скользкой земле. Цезарь уверенными скачками бежал впереди, таща за собой не поспевающего за ним Максима. Собаке, как и ее новой хозяйке, до смерти хотелось поскорее покинуть это место.

Только раздевшись в спасительном тепле дома, Лелька поняла, что замерзла. У нее просто зуб на зуб не попадал, хотя на улице было градусов восемь мороза, а ее финский пуховик был рассчитан на температуру до минус сорока.

«Заболеваю, что ли?» – уныло подумала с детства не любившая болеть Лелька. Ее деятельная натура не выносила пустопорожнего валяния в кровати, когда из-за высокой температуры даже почитать не удается. Кроме того, дел на работе из-за открытия нового направления было невпроворот, и она никак не могла себе позволить такой роскоши, как бесцельное времяпровождение.

Немного подумав, Лелька влезла в горячую ванну, прихватив с собой сваренный на скорую руку глинтвейн. Такая ударная мера довольно быстро позволила ей согреться. Дрожь прошла, и вполне довольная жизнью Лелька натянула теплую байковую пижаму и юркнула в кровать под пуховое одеяло, бабушкино, привезенное из деревни, когда ей было пять лет, и с тех пор служившее ей верой и правдой.

Одеяло было очень теплое и легкое, почти невесомое. Бабушка собственноручно набила его пухом домашних гусей, который собирала несколько лет. Чехол, в который были заключены легкие мягкие перышки, она сшила из ситца – белого в голубой и розовый цветочек. Одеяло казалось маленькой Лельке безумно красивым. Цветочки, выглядывающие через открытый ромб, вырезанный в белоснежном пододеяльнике, подмигивали ей, даря блаженный покой вечером и уговаривая подняться ни свет ни заря, чтобы с метлой или лопатой идти во двор.

Пока она росла, белый фон одеяла замуслился, а цветочки малость выцвели, поэтому мама, не спросив Лельку, как-то купила ярко-розового атласа и сшила на одеяло новый чехол. Лелька чуть не заплакала, когда пришла из школы и увидела все это великолепие. Уже переехав на новую квартиру, она решила вернуть одеялу прежний вид. Обойдя несколько магазинов, нашла именно то, что искала – тонкий ситец, на белом фоне которого расцветали голубые и розовые незабудки. Как в детстве.

Теперь ее одеяло было таким, как надо. Меняя спальные гарнитуры, переходя с сатинового белья на шелковые простыни, экспериментируя с бамбуковыми, шелковыми, ортопедическими, синтепоновыми и халофайберовыми подушками, одеяло она не меняла никогда. Теплое в морозы и легкое в летнюю жару, оно связывало ее с прошлым, в котором была жива мама и в котором она сама была не сильной, успешной и несгибаемой Любовью Павловной Молодцовой, а маленькой Лелькой, в случае невзгод утыкающей личико в мамины коленки.

Одеяло было ее личным способом утешения. Вот и сейчас, оттаивая телом и душой от незадавшейся тренировки с кинологом, от которой у нее почему-то осталась на душе тяжесть, а в желудке продолжали ворочаться камни, да нет, не камни, а ледяные глыбы, не до конца растаявшие даже под воздействием глинтвейна, она обхватила складки одеяла коленками, подтянула краешек к лицу и зарылась в него носом. Блаженно вздохнув, она решила почитать. Так и не осиленный по причине нехватки времени, но очень захватывающий «Снеговик» жаждал ее внимания. В конце концов, нужно же понять, кто тот маньяк, который на протяжении нескольких десятков лет убивает изменяющих своим мужьям женщин.

Впрочем, минут через десять Лелька поняла, что читать не может. Часы показывали десять минут десятого, детское время. Ну и пусть. Прокричав сыну «спокойной ночи», она отложила книжку, выключила свет и поглубже зарылась в спасительное одеяло. В конце концов, завтра понедельник, день тяжелый, так что выспаться совсем даже не грех.

Будильник зазвонил, ввинчиваясь в мозг с особой жестокостью. Разлепив глаза, Лелька схватила телефон, чтобы нажать отбой, и тут же выяснила, что это не будильник, до звонка которого, поставленного на восемь утра, оставалось еще сорок минут. Звонил сам телефон. На экране модного нынче айфона высвечивалась фотография невообразимо рыжей и прекрасной Инессы Перцевой. Зная, что подруга разделяет ее нелюбовь к ранним вставаниям, Лелька быстро нажала кнопку. Заставить Инку позвонить в такую рань могло только что-то чрезвычайное.

– Случилось что-нибудь? – осведомилась Лелька, привыкшая с ходу брать быка за рога.

– Ты с Максом поговорила? – тоже не здороваясь, спросила подруга.

– Про безопасность? Поговорила, конечно, но он, как всегда, счел мои опасения излишними. Ты же знаешь, он иронично уверяет, что у него сумасшедшая мать.

– Пусть лучше ты будешь сумасшедшей, – отрезала Инна. – Лелька, поговори с ним еще раз и очень серьезно. В Митине еще один труп нашли.

– Когда? – Лелька почувствовала, что у нее пересохло в горле.

– Рано утром. Я тут на пустыре с шести утра мерзну. Хорошо, что опер знакомый дежурил, позвонил. Так что я сразу фотоаппарат в зубы и сюда.

– А кого убили? – спросила Лелька, вспоминая крепкую фигуру кинолога, уверяющего, что ему не страшны маньяки, и растворяющегося в черноте пустыря.

– Кого, мать твою… Опять вьюнош, у которого еще молоко на губах не обсохло. Через месяц восемнадцать должно исполниться. Вчера вечером с тренировки волейбольной не вернулся. Родители всю ночь бегали, искали. Они довольно далеко от Митино живут, так что парню там вроде бы нечего было делать. Только в пять утра решили на всякий случай там пошукать. И нашли. Мать твою… Лель, поговори с Максимом. Пусть он из школы прямо домой идет, и все. И ни с какими посторонними не разговаривает. Поняла?

– Инн, – хриплым шепотом сказала внезапно потерявшая голос Лелька, – мы с Максом там вчера вечером были.

– Где?

– На Митинском пустыре. Мы собаку там тренировали и домой вернулись только в районе восьми вечера. И Цезарь, ну, наш пес, там все время дрожал и трясся, и убежать оттуда хотел. Он чего-то боялся, понимаешь? И я тоже.

– Твою мать! – Краем сознания Лелька отметила, что лексикон подруги не отличается значительным разнообразием. – Вставай. Я сейчас приеду.

Больше всего на свете люди любят читать про неприятности, случившиеся с другими людьми. Чтобы убедиться, что это правда, достаточно посмотреть ТОП-10 самых читаемых материалов любого новостного сайта или электронной версии любой газеты. Сводки происшествий, криминальная хроника, известия об ураганах, смерчах, авариях и катастрофах с уверенностью занимают верхние строчки любого рейтинга.

Именно поэтому люди так любят смотреть и читать детективы и приключенческие фильмы. Сидишь себе, как говаривал кто-то из классиков отечественного юмора, «ноги в горчице» и получаешь острые ощущения от событий, которые происходят не с тобой. И интересно, и не страшно.

Люди любят с болезненным любопытством наблюдать, как ведут себя другие в состоянии горя. Вглядываются в лица рыдающих на похоронах родственников, вчитываются в репортажи о трагедиях звезд, жадно впитывают все новые и новые подробности крушения самолетов, выспрашивают тончайшие детали чужой болезни. На этом болезненном интересе держится известность и неплохой заработок целой когорты журналистов, специализирующихся именно на таких горячих темах.

Почему чужое горе так притягательно? Так пугающе и маняще одновременно? Не потому ли, что каждый раз оно дает нам возможность обратиться к богу с пусть и внутренней, но молитвой. Чур меня, пусть все беды и испытания обойдут меня и моих близких стороной! Пусть меня никогда не накроют те эмоции, которые сейчас я так жадно изучаю на чужих лицах!

Чаще всего люди читают и смотрят про то, чего сами боятся больше всего на свете.