Читать книгу Ты маньячка, я маньяк, или А пес его знает - Людмила Милевская - Страница 6

Совершив над собой усилие, Евдокия забыла про сны и вернулась к проблеме Евы. Теперь она боролась с собой: с одной стороны, мучительно необходим совет мудрого мужа, но с другой – как ему все рассказать? Не поверит, рассердится, скажет «невовремя»…

Дело в том, что все они: Майя, Ирина, Ева и сама Евдокия были его пациентками – они познакомились в группе, созданной пять лет назад.

«Надыбал» группу Борис – Боб – старший брат Евдокии. Он тоже был болен – эта болезнь передалась им по наследству и почти не лечилась. Евдокия сдалась и махнула рукой: «такой и умру», Боб же не унывал – перепробовал все: амбулаторку, гипноз, физиопроцедуры, фито-терапию, иглоукалывание, даже к народной целительнице ходил и к колдуну – из него изгоняли нечистую силу…

Так Боб добрался и до группы психиатра Лагутина, делавшего первые в нашей стране шаги по стезе психоанализа.

– Вылечить там нас не смогут, – поделился с сестрой впечатлением Боб, – но душу слегка отвлекут. Научат кое-чему и вообще, там интересно. Не ленись, Даша, сходи, – посоветовал он, и Евдокия решилась.

Сам Боб быстро к группе той охладел – «одни бабы собрались», а Евдокия нашла там подруг и… даже мужа. Серьезных больных, кроме нее, в группе не было. Как съязвил умный Боб, собралась толпа истеричек.

Впрочем, он был не прав. В группу к Лагутину шли не лечиться, к Лагутину шли за помощью в решении жизненно-важных проблем. Простым обывателям представлялось, что психиатр, изучая чужую душу, должен бы научиться манипулировать не только больными, но и здоровыми – вот и пускай передаст мастерство. Ирина хотела наладить отношения с мужем, Майя – облегчить поиск любовников, красавица Ева – сделать карьеру. Евдокия искала только здоровье – хотела конкретного избавления от своего недуга, ломавшего всю ее жизнь. Группа Лагутина несчастных женщин свела.

Ирине было тогда 35, Майе – 30, Еве – 24, а Евдокие всего лишь 16 лет, и все же они подружились: крепко, по-настоящему. Евдокия была застенчива, а подруги – «отвязны», современны и чрезвычайно болтливы. Психиатра Лагутина они заставляли скучать. Заинтересовала его только болезнь Евдокии. Сначала – редкая болезнь, потом – сама Евдокия, в общем-то, тоже редкая, неординарная.

А группа недолго существовала – вскоре распалась. Лагутин понял, что наука не сытно кормит. Он стал чиновником, женился и, быстро сделав карьеру, занял высокий пост. Но и практику Лагутин не бросил: взял лицензию и очень скоро стал модным психоаналитиком – настоящей знаменитостью стал, со всеми атрибутами местной звезды: обзавелся толпой воздыхательниц, не чурался тусовки, охотно интервью раздавал и прочее, прочее…

Такая жизнь несла массу соблазнов, однако перезрелым плейбоем Лагутин себя не считал. Как интеллигент в пятом колене он во всем любил чинность, солидность. Правда, изредка вольности он себе позволял – лишь легкие и невинные, на его мужской вкус. Но внешне все было благопристойно: Лагутин очень любил жену. Настоящей мужской любовью. Он вложил в Евдокию много своей души и любил уже в ней себя. Надежней таких мужских чувств нет никаких, поэтому брак Лагутиных был счастливым и прочным – все о том говорили.

Несмотря на пристрастие к менторству, на дружбу жены со своими бывшими пациентками Лагутин взирал безучастно, не обнаруживая ни отрицания ни одобрения. Но Евдокия прекрасно знала, что бойкую Майку терпеть он не может, рассудительную Ирину считает глупой, а красавицу-Еву – мечтательной фантазеркой, если не врушей.

А какой же ей быть? Артистка, талант, натура тончайшая. Да, Ева склонна приврать, но все эти ее смешные истории о женихах так безобидны. А на этот раз она вообще ничего не придумала.

«Что же мне делать? – глядя как муж уплетает телячьи почки с беконом, спрашивала себя Евдокия. – Ева вполне убедительно объяснила откуда появляются пятна крови: разумеется, их оставляет маньяк. А кто же еще? Но Ленечка скажет, что не было крови, что Ева из тех, кто борется с прозой жизни сочинительством сказок. Скажет, что Ева стремится в центр событий любою ценой».

Осознав, что рассчитывать на помощь мужа не стоит, Евдокия принялась ломать голову чем подруге помочь.

«Не будет мне покоя, – решила она, – если Ева этой ночью одна останется. Придется уговаривать Боба, чтобы он взялся ее охранять, но как ему позвонить? Ленечка глаз с меня не спускает. А, была не была!»

– Ой! – вскрикнула Евдокия. – Ой-ей-ей! Что-то мне плохо!

Лагутин, бросив почки с беконом, с тревогой спросил:

– Что случилось?

– Кажется, меня вырвет! – давясь, сообщила она и беспомощно воззрилась на мужа: – Ленечка, что мне делать?

– Скорей в туалет беги.

– Угу! – Евдокия вскочила и понеслась.

Сломя голову влетев в туалет, она схватила сотовый и на глазах удивленной уборщицы торопливо набрала номер.

Боб откликнулся сразу. Он младшей сестрице обрадовался, но, узнав чего та захотела, воспротивился и разозлился.

– Страшные глупости! – закричал он. – Мало, что эта истеричная Ева крутит тобой, так ты еще хочешь, чтобы и я подписался нянчиться с нею! Нет, не буду! И не проси!

– А что ты скажешь, Боб, если ее этой ночью грохнет маньяк? – всхлипывая, спросила Евдокия и пригрозила: – Я тебе этого не прощу!

Борис рассмеялся:

– Она маньячка сама. У нее глаза сумасшедшие, я еще в группе заметил. Зря твой муж не взялся ее лечить.

– Ленечка говорит, что Ева здорова.

– Он ошибается.

Евдокия сменила тактику.

– Бобик, братик мой дорогой, – спросила она, – ты хочешь со мной поругаться?

Борис не мог терпеть, когда его называли Бобиком – разумеется, он вскипел и нагрубил Евдокии. Она только этого и ждала – мигом зашлась в рыданиях, жалобно приговаривая:

– Я тебя очень люблю, я тебя ласково называю, а ты постоянно орешь на меня. Ты меня напугал. Вот, кажется, приступ от этого начинается. Вот, я икаю уже. Ик! Ик! Ик! – старательно заикала она.

Борис всполошился:

– Не надо, Дуняша, не нервничай, я сделаю все, что ты просишь.

Евдокия прекратила икать и деловито осведомилась:

– Что, прямо сейчас к Еве поедешь?

– Да, брошу все и поеду, – пряча от сестры раздражение, пообещал Борис. – Так и быть, с риском для жизни буду маньячку твою улещать.

– Боб, ты самый лучший! – обрадовалась Евдокия. – Теперь я спокойна!

Она действительно успокоилась: если Борис обещал, значит выполнит – главное вырвать его обещание, а там уж можно не волноваться. Осталось, предупредить Еву.

– Евик, – довольная собой, проворковала она, – больше не надо бояться; к тебе едет Боб.

– Твой Борис? – удивилась Ева. – Зачем он едет ко мне?

– Охранять тебя от маньяка.

– Не смеши, Боба соплей перешибешь. Дуся, какой из него охранник?

Евдокия за брата обиделась:

– Ты не права. Боб немножко худой, но зато очень сильный. Знаешь, какой он накаченный!

– Да ну? Никогда не сказала бы.

– Да-да, он просто высокий и любит одежду просторную, вот и выглядит, словно жердь. Это ты его голого не видала. У Боба очень красивое тело.

Ева немедленно согласилась:

– Что ж, пускай приезжает. Уж лучше с Бобом, чем одной. Не станет же этот маньяк убивать меня при свидетелях, а мужчин он не трогает.

– Вот и чудесно, – обрадовалась Евдокия, – а к утру мы с Леней вернемся, и я сразу к тебе.

– Спасибо, ты настоящий друг, – умилилась Ева, в уме перебирая уже в чем ей встретить Бориса.

«Странно, теперь и я припоминаю, у него действительно красивое тело, – вмиг забыв о маньяке, размышляла она. – И почему я раньше не обращала внимания на брата Дуси? Боб симпатичный и довольно высокий. Короче, будет чем этой ночью заняться…»

А Евдокия, разрешив проблему подруги, хотела вернуться к мужу, но, случайно глянув в окно, она увидала паршивого пса. Голодный, убогий, он прятался в кудрявом самшите под рестораном, жадно вдыхая вкусные запахи и не решась приблизиться к кухне. Опыт прошедших дней псу говорил, что это очень опасно. Пес был расстроен. На его унылой облезлой морде выступили все поражения тяжелой собачьей жизни.

Евдокия поражения эти прочла и прониклась сочувствием. Не задумываясь, она открыла окно и, махнув через подоконник, устремилась к несчастному псу. Пес насторожился и попытался забиться поглубже в кусты, но она оказалась ловчей и преградила ему дорогу. Пес зарычал с вялой угрозой и жалобно заскулил, чем рассмешил Евдокию.

– Ну-ну, дурашка, – ласково прошептала она, погладив его плешивую шерсть своей нежной холеной рукой. – Не трать понапрасну силы. Оголодал. Где же ты раньше был, никудышный? Почему я тебя не видела, не кормила? Некрасивый, да? Никому не нравишься? Прятался, да? Обижали тебя? Людей боишься?

Пес мгновенно пошел на контакт: он вздохнул и лизнул ладонь Евдокии.

«Людей я боюсь, но ты мне мила», – говорили его глаза.

Она все поняла и скомандовала:

– Пошли!

Пес еще раз лизнул ее руку, но идти наотрез отказался: он пятился, отчаянно ввинчиваясь костлявым задом в самшитовые кусты – густые кусты упруго его не пускали.

– Что ж, придется тебя на руках нести, – посетовала Евдокия и, бесстрашно прижав к себе ворчащего пса, помчалась к автостоянке, приговаривая на бегу: – Не бойся, бродяга, там еще гуще растительность. Надежно спрячу тебя, в обиде, бродяга, ты не останешься. Господи, какой же ты легкий! – ужаснулась она и, переполнившись состраданием, чмокнула в лоб паршивого пса.

Просто счастье, что не видел этого психиатр Лагутин – удар бы хватил его. Пес же, ласку учуяв, успокоился и притих. Евдокия определила бедолагу в кусты, что рядом с автостоянкой и, с улыбкой глядя ему в глаза, с нежной строгостью наказала:

– Сиди здесь, не уходи. Я скоро вернусь и тебя накормлю.

Пес ее взгляда не выдержал и смущенно отвел глаза. Но не ушел, остался в кустах. Возвращаясь бегом в ресторан, Евдокия несколько раз на него обернулась и крикнула:

– Бродяга, жди меня! Жди!

Ей показалось, что пес кивнул, мол согласен, мол буду ждать. Она успокоилась.