Читать книгу Житейские измерения. О жизни без вранья - Людмила Табакова - Страница 4

Одуванчиковый омут

Оглавление

Всё началось с того, что Димка Гольцов за успешную сдачу экзаменов в зимнюю сессию был премирован туристической путёвкой. Путешествие по Европе! Увидеть золотые купола пражских соборов, замереть у Стены Любви, сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни. Об этом мечтал каждый из нас.

Мы, студенты провинциального кулинарного колледжа, провинциальные, как и наш город, на каникулах откровенно скучали. Зима свирепствовала: метели выводили рулады, ветер в окна стучал, желая погреться. Пришлось окна законопатить, плотнее закрыть двери и, замерев в позе эмбриона, впасть в зимнюю спячку.

– Вот приедет Дима… Он расскажет. Скорее бы, – так обычно заканчивались наши телефонные разговоры.

Я тоже ждала его, как Пенелопа Одиссея. Димка нравился мне. Но он охранял свою свободу, как часовой Мавзолей.

– Длинные волосы заземляют тебя, Настя. – Высокие каблуки не идут, ты теряешь силу и начинаешь витать в облаках, – говорил он с усмешкой.

– Димка вернулся! – всеобщая радость и сбор в общежитии.

А он, зная себе цену, как и положено лицу значительному, опаздывал. Мы посматривали на часы и терпеливо гасили обильной слюной пожар взыгравшего аппетита. Когда надежда, помучившись, умерла, дверь распахнулась. Боже мой, от прежнего Димки, самого модного парня в группе, ничего не осталось! Шапка-ушанка, телогрейка, валенки. Немая сцена. Потом чей-то крик «отстой!», и голос, откуда-то издалека, спокойный и уверенный:

– Удивлены? Тьфу, на вас, деревенщина. Теперь в Европе одеваются именно так. Гордитесь, убогие! Русская мода перешагнула границы! – и он, развернув плечи, вразвалку прошёлся между кроватями, пытаясь изобразить модель на подиуме.

Минутная пауза. На лицах палитра чувств – от восхищения до презрения… Наконец оцепенение прошло. Маринка в ушанке кривлялась перед зеркалом, Егор в огромных валенках копировал походку медведя, только что покинувшего берлогу, Иван с Катькой рвали фуфайку из рук друг друга. Я подумала о том, что завтра тоже смогу поддержать авторитет русской моды, стоит только заглянуть в бабушкин чулан.

«Бульк» в стаканы восстановил порядок.

– С возвращением! Как там? Колись!

Однако Дима не спешил. Едва коснувшись стакана, он промокнул губы носовым платком, дал возможность вдохнуть запах французского парфюма, насладиться, оценить. Потом, причмокивая, катал во рту долгоиграющий леденец и только потом процедил сквозь зубы:

– Европа, как Европа. Везде люди живут, мужики… – он почему-то, игнорируя женскую, обратился к мужской половине компании. – Подумаешь, Собор Парижской Богоматери. А у нас – Собор Василия Блаженного. У них – Дрезденская галерея, а у нас – Эрмитаж. Ну и что?

– Хватит тюльку гнать! – взорвалась я. – Конкретно излагай, патриот ты наш доморощенный.

– Конкретно? Поймите правильно, я не собираюсь навязывать европейские порядки. Однако меня наповал сразили традиции итальянцев. Следуя им, оказывается, так легко найти в толпе единственную или единственного. Думаю, это актуально. Попробуем найти свою пару здесь и сейчас? Я режиссирую любовь, – взгляд изучающе заскользил по лицам. – Молчанье – знак согласия, – подвёл он итог. – Бумагу, ножницы, ручку…

Я не сразу поняла, что за этим последует. Имена присутствующих парней были написаны на полосках бумаги и отправлены в заграничную шапку-ушанку. Руки девушек искали в ней свою судьбу. Оказывается, началась свадебная жеребьёвка.

– Женька! Женька! Женька! – целуя бумажку, визжала Катька Аверина, тайно в него влюблённая.

– И-и-ва-ан! – разочарованно пропела Маринка, сморщив аккуратный носик.

– Егор? – искренне удивилась я и почувствовала изучающий взгляд Димана.

Возгласы, поцелуи, прыжки до потолка! Наконец, девушки оказались рядом с избранниками.

– Я объявляю вас женихами и невестами, – равнодушно, как работник ЗАГСА пенсионного возраста, скороговоркой выдал Димка. – За вас!

Стеклянно звякнули стаканы.

– Вы поняли, что это вас ни к чему не обязывает? Дружите. Интим исключается. Понравитесь друг другу, тогда «за честной пирок, да за свадебку…» – режиссёр завершил ритуал.

Мы с Егором вели себя, как настоящие обручённые: ходили друг к другу в гости, обменивались копеечными подарками, на людях демонстрировали взаимную симпатию. Я настойчиво навязывала ему образ «кисейной барышни». На голове кудряшки, на лице томная улыбка, в одежде игра со стилем очаровательной милашки: бантики, цветочки, оборочки…

Егор в джинсах «бойфренд» представился мне в образе разбитного, весёлого парня, решительного и самостоятельного. Главное, он не собирался точь-в-точь следовать итальянским ритуалам. Пение серенады под балконом исключил и велел спешно сбросить с него символический ключ от квартиры, доставшейся мне в наследство от бабушки. Егор ночевал ночь, две, три… Я не заморачивалась идеей терять девственность в первую брачную ночь и вскоре окончательно поняла, что осталось зацепить заколкой фату, и «в замуж» готова!

К свадьбе настойчиво подталкивало общее продолжение: оно дрыгало ногами и руками, навязывало желания. То, видите ли, ему солёных огурцов хотелось, то мандаринчиков. Договориться было невозможно. Я постоянно что-нибудь жевала и даже ночью хлопала дверцей полупустого холодильника.

Уговорить Егора жениться удалось за одну минуту. Он не смог противостоять вескому аргументу соседки Палны: «Если огурцов хоцца, малец будеть, как пить дать…» Егор хотел сына.

Нарушив ритуал, предписывающий жениться осенью, замутили свадьбу летом. Зато приданое, как и положено, повезли в деревню к родителям Егора за неделю до свадьбы.

Удивительна российская топонимика! Романтическое название деревни – Голубки сулило семейное счастье. Лето. Благополучно очнувшись после черёмухового, сиреневого, вишнёвого и яблочного обморока, деревня упала в одуванчиковый.

Жёлтые цветочки на зелёном платье земли заряжаются энергией солнца, которую тут же передают людям, радуют глаз, дают надежду на счастливую жизнь. Девушки из них венки плетут, бабушки варенье варят, лекарственные сборы готовят. Пока растут одуванчики, живёт Россия!

Но во всём нужна мера. А они расползлись по косогорам, растопырились по обочинам дорог, дворам и огородам, ежедневно захватывая новые территории. Настоящее нашествие. Знают точно, что люди не потерпят захватчиков: с корнем вырвут, землёй забросают, буйствовать не позволят, но упорно растут, превращаясь в сорняки. Только от них избавятся, а одуванчики через день-два опять бабам, сидящим на скамейке у калитки, ноги ласкают.

Дома родители встретили хлебом-солью, расцеловали. Коротко тявкнув, исчез в конуре пёс с модной кличкой Жулик. Мимо пробежал, подметая пушистым хвостом двор, и спрятался, маскируясь в одуванчиках, рыжий кот Тихон. Егор меня через порог на руках перенёс. В избе комнату с высокой кроватью и двумя перинами показали. Я тут же достала из сумки с приданым и повесила на гвоздь новое полотенце. Потом мы с Егором пошли в баню, но, признаюсь, помыться забыли.

Однокурсники во главе с Диманом, не выдержав испытания ожиданием, приехали вслед за нами. Они веселились, болтались под ногами, устраивали розыгрыши. Тихона бесило: шёл по делам, а его ловили и начинали тискать. Хитрый Жулик целый день лежал в конуре и наслаждался покоем, чувствуя, что его время не пришло.

И тут появилась она, соседка баба Варя. На ногах резиновые калоши, цветастый передник на пышной юбке в горошек, на голове – белый платок. Глаза-щёлочки, когда-то синие, а теперь бесцветные, склеротический румянец на щеках, на губе пристроился единственный зуб.

– Егорушка, – жалостливо пропела она. Христом Богом прошу, прополите мой огород. Замучили одуванчики. Несудом с Гапкиного огорода лезут. Я в долгу не останусь…

– Прополем, баба Варя. Обязательно прополем, – заверил Егор, поднося стопку самогона. – Вон, рабсила без работы дохнет.

Катька кокетничала:

– Женечка, закрой глаза, открой рот…

Расслабившись, глупо улыбаясь, в предвкушении чего-то необыкновенного, Женька во всю ширину открывал рот и получал распушившийся одуванчик. Шум, писк, возня!

– Тьфу! – выразила отношение к происходящему баба Варя и пошла со двора, с трудом переваливаясь с ноги на ногу.

Подготовка к свадьбе достигла своего апогея. Кто-то из озорства сорвал с календаря сразу три листка, так что, если ему верить, свадьба по ускоренному графику должна давно начаться и закончиться. Но в реальности оставался один день.

Ещё петухи не пели, а одержимая идеей баба Варя повторила визит.

– Эй, сынки! – кричала она что есть мочи. – Открывайте ворота! Сон на пуды не вешать. Пора на огород, пока не жарко… Я вам и булку спекла… – последняя фраза в исполнении бабы Вари звучала заманчиво-ласково.

Но крепок утренний сон. Перелезть через забор бабе Варе помешала старость и юбка в горошек. Теперь её душераздирающий крик услышали все. С забора сняли и, накормив обещаниями, отправили восвояси.

Я не ленилась. Вместе с родителями с утра до вечера жарила, парила, пекла. Как гостей угостишь, так и жизнь сложится. Эта истина известна всем.

– А сватья-то наша где? Что-то не торопится… – недоумевали родители Егора.

Нет, не могла я сказать, что свадьба не входит в её планы. До замужества маме довелось побывать в Германии, и с тех пор немецкий «орднунг» стал законом жизни. Я вылетела из родного гнезда и очень рано стала самостоятельной. Иногда мама давала небольшие суммы с условием, что верну, когда буду работать. Отец, изо дня в день давившийся «абендбротом», измученный постоянными упрёками за несоблюдение особых правил, выпал из гнезда ещё раньше. Приглашение на свадьбу мама не приняла, потому что родительский долг выполнила: родила меня и воспитала.

Не ответив на вопрос, я наблюдала, как пёс Жулик устал прятать сахарные косточки, кусочки мяса, которые не пережевала и выплюнула мясорубка. Закапывая их, он постоянно оглядывался: не подсматривает ли худой глаз место захоронения собачьего клада?

Следуя итальянской традиции, я занялась приготовлением блюда, равного которому по вкусу на столе не должно быть. Мне всегда удавалось мясо по-французски. Как я старалась! Результат превзошёл ожидания. Хрустящая корочка, ореховый цвет, в меру остро, в меру солёно… М-м-м…

Если судить по внешним признакам, свадьба началась неделю назад. С момента приезда Егор потерялся среди огромных бутылей самогона. Соседи, родственники приходили со мной знакомиться, поддержать советом, а заодно попробовать, удался ли самогон. Егор встречал, провожал визитёров, поддерживал участием желание выпить. Конечно, свадьба ещё не пела и не плясала, она только брала разгон, но изматывала, как вяло текущая пневмония.

В сопровождении постоянной свиты, Жулика и Тихона, уставший, но, по-прежнему, счастливый, Егор ввалился на кухню, чмокнул меня в щёчку, вдохнул необыкновенный запах необыкновенного блюда и рухнул на пол. Сопровождающие лица устроились рядом. Я решила их не беспокоить.

По моей версии, далее события разворачивались так. Жулик не сводил глаз со сковородки с мясом, измученный мыслью: «Да кто я такой, чтобы себе в чём-нибудь отказывать?»

– Мяса хочешь? Ах, ты, жулик… – потрепал за уши любимца Егор. – Ешь, разрешаю, – и уснул.

Когда я появилась на кухне, Жулик и Тихон домывали языками сковородку. Часть мяса съели, а часть хозяйственный Жулик спрятал на чёрный день. Я обомлела. Ругать некого. Егор – мой жених, завтра свадьба. Жулик и Тихон не виноваты: съесть мясо разрешил хозяин.

– Я тебя люблю, Егорушка, – искренне сказала я, чтобы в ответ услышать то же самое.

Начинать заново не было сил. На помощь пришёл Димка. Он объявил полный сбор и напомнил о соблюдении итальянских традиций: на свадебном столе должны быть блюда из одуванчиков. Их вокруг тьма, рецепты он прихватил, поваров – целая группа.

– Вы, конечно, понимаете, что русская деревня – не загадочная Венеция с гондольерами и мистическими маскарадами. Дом Егора – не вилла на берегу океана. А свадьба не должна напоминать грустную историю о любви Ромео и Джульетты… Но к европейским стандартам нужно стремиться… – убеждал нас Димка.

К началу свадьбы на столах во дворе дома, расставленных на зелёном ковре, пестревшем одуванчиками, стояли вазы с одуванчиками, салаты, запеканки, котлеты с одуванчиковым гарниром, в кувшинах янтарным блеском переливался одуванчиковый мёд. На моей голове красовалась солнечная корона из одуванчиков. Это был обморок, одуванчиковый обморок.

– Им лучше знать – городские… Мы старые, глупые… – доверившись молодым, успокаивали друг друга родители.

К назначенному времени никто из гостей не пришёл. Одуванчики в вазах завяли. Рыжие головы, потеряв опору, бились о стенки сосудов – жить не жили и умирать не хотели. Я рыдала до тех пор, пока в вечернем воздухе не запахло пылью, ветер не донёс запах парного молока, и по деревне не прошло мычащее и блеющее стадо.

Как по команде, к дому потянулись односельчане. Женщины, нарядные, красиво причёсанные, словно и не на их плечах лежит груз тяжёлой крестьянской работы. Мужчины, гладко выбритые, в праздничных рубашках, галстуками у ворота подхваченных, будто и не они только что до изнеможения махали косами…

Гости нарядные, мы счастливые. Расселись. Самое время первому тосту, но тут со стопкой в руках, нарушая сценарий, к нам пробралась принаряженная баба Варя.

– Егорушка, ты меня не обмани. Огород мой в одуванчиках тонет, спаси… Завтра с утра и приходи, подсоби старухе…

Последние слова потонули в крике «горько». Выпили, потянулись закусить, скривились и вилки в сторону отложили… Показалось, действительно горько. Так задумано, что ли? Женщины стали незаметно из-за стола исчезать, но возвращались быстро.

– Я пирог вчера испекла, пробуйте. Может, чего не хватает… – Ольга развернула огромный пакет.

Валентина принесла помидоры:

– Девать некуда…

А сама купила их на рынке. Сосед Мишка достал из кармана брюк неупакованный огромный, истекающий жиром лапоть-пирог с капустой и протянул мне.

Кто-то принёс творог, деревенскую сметану, с мясными прослойками сало. Тут и родители выставили на стол традиционные русские блюда.

Салат из одуванчиков ел только Дима, потому что только он был в Европе, а пела и плясала вся деревня. Огород бабе Варе «в промежутках между тостами» пропололи.

Свадьба Женьки и Катьки будет осенью. Ни к чему им эти одуванчики.

Житейские измерения. О жизни без вранья

Подняться наверх