Читать книгу Либерализм - Людвиг фон Мизес - Страница 10

Есть благородные люди, которые ненавидят войну, потому что она несет с собой смерть и страдания. Как бы мы ни восхищались их гуманизмом, аргументы этих людей против войны, базирующиеся на филантропическом основании, по-видимому, частично или полностью теряют свою силу, когда мы рассматриваем утверждения сторонников и защитников войны. Последние ни в коей мере не отрицают, что война приносит боль и горе. Тем не менее они считают, что с помощью войны, и только войны, человечество единственно способно добиваться прогресса. Война – мать всех вещей, сказал когда-то греческий философ[16], и тысячи людей повторяли это за ним. В мирное время человек вырождается. Только война пробуждает в нем дремлющие таланты и силы и вдохновляет его возвышенными идеалами. Если упразднить войны, то человечеству грозит разложение от праздности и застоя.

Трудно и даже невозможно опровергнуть эту логику рассуждения защитников войны, если единственным возражением против войны, которое можно придумать, будет то, что война требует жертв, ибо сторонники войны придерживаются мнения, что эти жертвы не напрасны и стоят того, чтобы их принести. Если действительно было бы верно, что война – мать всех вещей, тогда человеческие жертвы, которые она требует, были бы необходимыми для повышения общего благосостояния и прогресса человечества. Можно сокрушаться по поводу жертв, даже стараться уменьшить их число, но нельзя оправдать желание покончить с войнами и установить вечный мир.

Либеральная критика аргументов в пользу войны кардинально отличается от критики гуманистов. Либерал исходит из посылки, что не война, а мир является матерью всех вещей. Единственное, что позволяет человеку развиваться и отличает человека от животных, – это общественное сотрудничество. Производителен один лишь труд: он создает богатство и тем самым закладывает внешние основы внутреннего расцвета человека. Война лишь разрушает, она не способна на созидание. Война, резня, разрушение и опустошение – это то, что у нас общего с хищниками джунглей; созидательный труд – это наш отличительный человеческий признак. Либерал питает отвращение к войне не как гуманист – несмотря на то, что она имеет благотворные последствия, а потому, что она ведет только к пагубным результатам.

Любящий мир гуманист обращается к могущественному властителю: «Не затевай войны, даже если в результате победы у тебя есть перспективы улучшить свое благосостояние. Будь благороден и великодушен. Откажись от соблазнительной победы, даже если это потребует от тебя пойти на какие-то жертвы или потерять какие-то преимущества». Либерал думает иначе. Он убежден, что победоносная война является злом даже для победителя, что мир всегда лучше, чем война. Он требует от более сильного не жертвы, а только осознания того, в чем состоят его подлинные интересы, и умения понимать, что мир для него, более сильного, так же выгоден, как и для более слабого.

Когда миролюбивый народ подвергается нападению со стороны воинственного врага, он должен оказать сопротивление и сделать все, чтобы отразить вторжение. Героические подвиги, совершенные на такой войне теми, кто защищает свою свободу и жизнь, достойны похвалы; мужество и отвага этих воинов превозносятся совершенно справедливо. Здесь отвага, бесстрашие, презрение к смерти похвальны, потому что находятся на службе благой цели. Однако люди совершили ошибку, возведя эти солдатские доблести в абсолют, как качества, хорошие в себе и для себя, без обсуждения целей, которым они служат. Тот, кто придерживается такого мнения, должен, чтобы быть последовательным, признавать благородными доблестями отвагу, бесстрашие и презрение к смерти разбойника. В действительности, однако, не существует ничего хорошего или плохого самого по себе. Действия людей становятся хорошими или плохими, только преломляясь в целях, которым они служат, и в последствиях, которые они вызывают. Даже Леонид[17] не заслуживал бы уважения, которое мы к нему питаем, если бы он пал не как защитник Родины, а как полководец оккупационной армии, стремящейся лишить миролюбивый народ свободы и имущества.

Сколь пагубна война для развития человеческой цивилизации, становится очевидным, как только начинаешь понимать выгоды, извлекаемые из разделения труда. Разделение труда превращает индивида в животное политическое[18], зависящее от окружающих его людей, общественное животное, о котором говорил Аристотель. Вражда между одним животным и другим или между одним дикарем и другим никак не меняет экономическую основу их существования. Дело обстоит совершенно иначе, когда ссора, которую решили разрешить посредством оружия, случается в сообществе, где труд разделен. В таком обществе каждый индивид выполняет специализированную функцию; никто из них больше не в состоянии жить независимо, потому что все нуждаются в помощи и поддержке всех остальных. Экономически самодостаточные фермеры, производящие на своих фермах все, в чем нуждаются они сами и их семьи, еще могут пойти войной друг на друга. Но когда деревня делится на фракции, где кузнец оказывается на одной стороне, а сапожник – на другой, то одной фракции придется страдать от отсутствия обуви, а второй – от отсутствия инструмента и оружия. Гражданская война разрушает разделение труда, поскольку вынуждает каждую группу удовлетворяться трудом своих сторонников.

Если бы вероятность такой вражды считалась высокой, то разделению труда никогда не позволили бы развиться до такой степени, чтобы в случае, когда битва действительно разразится, пришлось бы терпеть лишения. Постоянное углубление разделения труда возможно только в обществе, где существует уверенность в длительном мире. Разделение труда может развиваться только в условиях гарантии такой безопасности. При отсутствии этой предпосылки разделение труда не расширяется за границы деревни или даже отдельного домохозяйства. Разделение труда между городом и деревней – когда крестьяне окружающих деревень снабжают город зерном, мясом, молоком и маслом в обмен на промышленные товары, производимые горожанами, – уже предполагает, что мир гарантирован по меньшей мере в данном регионе. Если разделение труда охватывает всю страну в целом, то гражданская война должна находиться за пределами возможного; если оно должно охватить весь свет, то должен быть гарантирован длительный мир между народами.

Сегодня любой человек посчитал бы абсолютно бессмысленной подготовку таких крупных современных столиц, как Лондон или Берлин, к войне с жителями окрестных сельских районов. Однако на протяжении многих веков города Европы учитывали такую возможность и экономически были к ней готовы. Укрепления некоторых городов с самого начала были спроектированы таким образом, чтобы они могли прожить некоторое время, разводя скот и выращивая зерно внутри городских стен.

В начале XIX в. гораздо более крупные части населенного мира все еще были разделены на большое число в общем и целом экономически самодостаточных регионов. Даже в наиболее высокоразвитых областях Европы потребности региона удовлетворялись по большей части продукцией самого региона. Торговля, выходившая за узкие границы ближайшей округи, не имела большого значения и охватывала в основном те товары, которые не могли производиться на месте из-за климатических условий. Однако практически во всем мире производство деревни удовлетворяло почти все нужды ее жителей. Для этих деревень расстройство торговых отношений, вызванное войной, в общем, не означало никакого ухудшения экономического благополучия. Даже население более развитых стран Европы не очень сильно страдало во время войны. Если бы континентальная система, которую Наполеон I ввел в Европе с целью изгнать с континента английские товары и те заокеанские товары, которые попадали на континент через Англию, проводилась в жизнь более строго, чем это было в действительности, все равно вряд ли жители континента испытали бы какие-либо ощутимые лишения. Разумеется, им пришлось бы обходиться без кофе и сигар, хлопка и хлопковых изделий, специй и многих редких пород дерева; но в те времена все эти вещи в домашнем хозяйстве широких масс играли подчиненную роль.

Развитие сложной сети международных экономических отношений является продуктом либерализма и капитализма XIX в.[19] Только они сделали возможной глубокую специализацию современного производства с сопутствующим совершенствованием технологии. Чтобы обеспечить семью английского рабочего всем, что она потребляет и чего она желает, необходима кооперация народов пяти континентов. Чай для завтрака поставляется из Японии или с Цейлона, кофе – из Бразилии или с Явы, сахар – из Вест-Индии, мясо – из Австралии или Аргентины, хлопок – из Америки или Египта, шкуры для кожаных изделий – из Индии или России и т. д. А в обмен на эти продукты английские товары распространяются по всему миру до самых отдаленных деревень и труднодоступных ферм. Такое развитие событий стало возможным и мыслимым только потому, что с торжеством либеральных принципов люди больше не воспринимали всерьез мысль о том, что когда-нибудь снова может разразиться большая война. В золотой век либерализма война между людьми белой расы в целом считалась делом прошлого.

Но события повернулись иначе. Либеральные идеи и программы были вытеснены социализмом, национализмом, протекционизмом, империализмом, этатизмом и милитаризмом. Если Кант и фон Гумбольдт, Бентам и Кобден[20] прославляли вечный мир, оракулы следующей эпохи без устали превозносили войну, как гражданскую, так и международную. И очень скоро они добились успеха. Результатом явилась мировая война, давшая нашему веку предметный урок несовместимости войны и разделения труда.