Читать книгу Либерализм - Людвиг фон Мизес - Страница 14

Соблюдение нравственного закона соответствует конечным интересам каждого индивида, потому что от сохранения общественного сотрудничества выигрывают все, хотя он и требует от каждого жертвы, пусть даже и условной, которая с лихвой компенсируется намного большим выигрышем. Чтобы это осознать, требуется определенное понимание взаимозависимости вещей, а чтобы привести свои действия в соответствие с обретенным пониманием, требуется определенная сила воли. Те, кому не хватает этого понимания или при наличии понимания не хватает необходимой силы воли, чтобы им пользоваться, не способны добровольно следовать нравственному закону. Данная ситуация не отличается от ситуации, подразумевающей соблюдение правил гигиены, которым должен следовать индивид в интересах собственного благополучия. Человек может поддаться болезненному саморазрушению типа увлечения наркотиками либо потому, что не знает о последствиях, либо потому, что считает их меньшим злом, чем отказ от получения немедленного удовольствия, либо потому, что ему не хватает необходимой силы воли, чтобы вести себя в соответствии с тем, что ему известно. Некоторые считают, что общество имеет право прибегнуть к принудительным мерам, чтобы наставить такого человека на путь истинный, никому не позволяя бездумными действиями подвергать опасности собственную жизнь и здоровье. Они хотят насильно удерживать алкоголиков и наркоманов от их пороков и заставлять их беречь свое здоровье.

Вопрос о том, соответствует ли в этих случаях принуждение поставленной цели, мы рассмотрим позже. Здесь нас интересует совершенно другое, а именно: следует ли принудительно удерживать от совершения своих действий людей, поведение которых ставит под угрозу продолжение существования общества. Поведение алкоголиков и наркоманов вредит только им самим; человек, нарушающий законы морали, управляющие жизнью человека в обществе, приносит вред не только самому себе, но и всем остальным членам общества. Жизнь в обществе была бы совершенно невозможна, если бы люди, которые желают продолжения его существования и ведут себя соответственно, должны были отказаться от применения силы и принуждения против тех, кто готов своим поведением расшатывать общество. Небольшое число антиобщественных индивидов, т. е. людей, не желающих или не способных принести временные жертвы, которых от них требует общество, может сделать невозможным само общество. Без применения мер сдерживания и принуждения к врагам общества не может быть никакой жизни в обществе.

Мы называем общественный аппарат сдерживания и принуждения, который заставляет людей придерживаться правил жизни в обществе, государством; правила, по которым действует государство, – правом; а органы, на которые возложена ответственность управления аппаратом принуждения, – правительством.

Существует, впрочем, секта, которая верит, что можно вполне спокойно обойтись без любых форм принуждения и основать общество целиком и полностью на добровольном соблюдении морального кодекса. Анархисты считают государство, право и правительство совершенно излишними институтами в условиях общественного порядка, который действительно служил бы благу каждого, а не только особым интересам привилегированного меньшинства. Только лишь потому, что нынешний общественный порядок основан на частной собственности на средства производства, существует необходимость прибегать к сдерживанию и принуждению для ее защиты. Как указывают анархисты, если уничтожить частную собственность, то все люди без исключения стали бы стихийно соблюдать правила общественного сотрудничества.

Уже указывалось, что эта доктрина ошибочна в той части, где она касается характера частной собственности на средства производства. Но даже если не касаться этого вопроса, она все равно полностью несостоятельна. Анархист вполне справедливо не отрицает, что любая форма человеческого сотрудничества в обществе, основанном на разделении труда, требует соблюдения некоторых правил поведения, которые индивиду не всегда приятны, так как предписывают ему определенные жертвы, правда, всего лишь временные, но тем не менее по крайней мере в данный момент болезненные. Но анархист ошибается, полагая, что все без исключения будут желать соблюдать эти правила добровольно. Некоторые диспептики (люди, страдающие расстройством пищеварения), зная, что употребление определенной пищи спустя некоторое время принесет им страдания, даже едва переносимую боль, не способны отказать себе в наслаждении изысканным блюдом. А ведь взаимосвязи общественной жизни проследить не так легко, как физиологическое действие пищи, и последствия наступают не так быстро и, главное, ощутимо для злоумышленника. Не будет ли полным абсурдом, несмотря на все это, предполагать, что каждый индивид в анархическом обществе будет проявлять бо́льшую дальновидность и силу воли, чем обжорливый диспептик? Будет ли в анархическом обществе полностью исключена возможность, что кто-либо по неосторожности не бросит горящую спичку, которая станет причиной пожара, или в порыве ярости, зависти или мести не причинит вреда другому человеку? Анархизм не понимает истинной природы человека. Он осуществим только в мире ангелов и святых.

Либерализм – это не анархизм, и ничего общего с анархизмом он не имеет. Либерал ясно понимает, что без помощи принуждения существование общества будет подвергаться опасности и что за правилами поведения, соблюдение которых необходимо для обеспечения мирного сотрудничества, должна стоять угроза применения силы, если общественная система не хочет постоянно жить под дамокловым мечом произвола любого из его членов. Необходимо иметь возможность заставить человека, не уважающего жизнь, здоровье, личную свободу или частную собственность других, подчиняться правилам жизни в обществе. Именно эту функцию либеральная доктрина возлагает на государство – защиту собственности, свободы и мира.

Немецкий социалист Фердинанд Лассаль[23] попытался выставить на посмешище концепцию правительства, ограниченного исключительно этой сферой, назвав государство, построенное на основе либеральных принципов, «государством – ночным сторожем». Однако трудно понять, почему государство – ночной сторож должно быть чем-то хуже и выглядеть нелепее, чем государство, занимающееся квашением капусты, изготовлением брючных пуговиц или изданием газет. Чтобы понять впечатление, которое Лассаль стремился вызвать своей остротой, необходимо помнить, что немцы его времени еще не забыли государство монархических деспотов, обладающее огромным множеством административных и регулирующих функций, и по-прежнему находились под сильным влиянием философии Гегеля, возводившей государство в ранг божественной сущности. Если вслед за Гегелем[24] смотреть на государство как на «самостоятельную нравственную субстанцию», как на «всеобщее в себе и для себя, рациональность воли»[25], тогда, конечно, следует считать богохульной любую попытку ограничить функцию государства функцией ночного сторожа.

Только этим можно объяснить, как люди могли зайти столь далеко, чтобы упрекать либерализм во «враждебности» и неприязни к государству. Если я придерживаюсь мнения, что нецелесообразно ставить перед правительством задачу управления железными дорогами, гостиницами или шахтами, то я являюсь «врагом государства» не больше, чем мог бы называться врагом серной кислоты из-за того, что, по моему мнению, будучи полезной для многих целей, она непригодна ни для питья, ни для мытья рук.

Неправильно представлять отношение либерализма к государству, как будто он желает ограничить сферу деятельности последнего и что он в принципе питает отвращение к любому возможному участию государства в экономической жизни. О такой интерпретации не может идти речи. Позиция либерализма по отношению к функции государства представляет собой необходимое следствие защиты им частной собственности на средства производства. Являясь сторонником последней, нельзя, разумеется, быть одновременно сторонником общественной собственности на средства производства, т. е. отдачи их в распоряжение правительства, а не индивидуальных владельцев. Таким образом, отстаивание частной собственности на средства производства уже подразумевает жесткое ограничение функций, поручаемых государству.

Социалисты иногда имеют обыкновение упрекать либерализм за недостаточную последовательность. Нелогично, утверждают они, ограничивать активность государства в экономической сфере исключительно защитой собственности. Трудно понять, почему, если государство не остается полностью нейтральным, его вмешательство следует ограничить защитой прав собственников.

Этот упрек был бы оправдан, если бы возражение либерализма против любой деятельности правительства в экономической сфере, выходящей за рамки защиты собственности, происходило от принципиального отвращения к любой активности со стороны государства. Но это совершенно не так. Причина, по которой либерализм возражает против дальнейшего расширения сферы деятельности правительства, как раз и заключается в том, что это фактически упразднит частную собственность на средства производства. А в частной собственности либерал видит принцип, который лучше всего подходит для организации жизни человека в обществе.