Читать книгу Великое зло - М. Дж. Роуз - Страница 10

14 сентября 1855 года.

Джерси, Нормандские острова, Великобритания

Стать объектом интереса призраков – страшно. Это я мог предположить заранее. Но даже и вообразить не мог, как это изнурительно тяжело! О, сколько сил требует общение с духами! И с какой ловкостью они соблазняют меня, обещая власть и могущество… Без их пристального внимания я уже не мог жить. Оно приводило в ужас и притягивало одновременно. Какой священный трепет я испытывал в их присутствии!

Некоторые духи уже не ограничивались сеансами; они являлись мне и после их завершения. Тревожа мой сон ночь за ночью, приводили меня в состояние паники. Я не мог спрятаться от них за запертыми дверями и закрытыми окнами. Они с легкостью преодолевали стены. Эти бесплотные создания – я не мог удержать их.

В последние четыре ночи один дух ведет себя куда более дерзко, чем остальные.

Все начинается, когда дом затихает и везде гасят лампы. Сначала раздаются странные звуки. Стонут половицы, скрипят оконные рамы. Жалюзи крепко заперты, но мои вещи начинают передвигаться. Летают бумаги. Комнату медленно наполняет свет, яркий, неземной, потусторонний. И в его ореоле появляется женщина, которую жители острова зовут Белой Дамой.

Она явилась нам во время одного из сеансов год назад – и с тех пор ни разу, вплоть до дня нашей с тобой встречи на берегу, Фантин. Теперь же она приходит каждый день. И если бы во время сеансов! Эта доисторическая кокетка взывает ко мне в кабинете, теребит, когда я сплю, будит. Встав предо мною, эта древняя соблазнительница, красивая и искушенная, как любая парижская блудница, предлагает мне свои прелести. В обмен она хочет того же, что желал Призрак: поэмы в ее честь.

Я знаю, что никогда не смогу удовлетворить свое вожделение с призраком. Сама мысль об этом безумна! Но я ее хочу. Я жажду ощущать ее так, как это доступно лишь смертным друг с другом: через вкус, через касание, через запах. Однако призраки бесплотны, и наши органы чувств молчат. Они – лишь тень, туман.

Страсть к духу – что может быть абсурднее? Но почему-то все это кажется мне неважным. Логика безмолвствует, зато поэтическое чувство изливается в полную силу. Я утратил спокойный сон. День за днем я вожделею объятий Призрака больше, чем объятий живых.

И куда ни шло, если б она нарушала лишь мой покой!.. Дух моей призрачной Дамы настолько силен, что она может проницать мембрану между миром телесным и миром потусторонним. Мой цирюльник рассказывал, что однажды, поздно вечером возвращаясь домой, видел, как она крадется под окнами нашего особняка. Мальчик-посыльный из бакалейной лавки, рано утром развозя товар, тоже на нее наткнулся. Он умчался прочь в совершеннейшем ужасе и наотрез отказался далее нас обслуживать.

Слышала ли ты местное сказание об этой Даме в белом? Это наследие друидов, легенда, которую так любят вспоминать жители острова.

В полутора километрах от моего дома возвышается огромный менгир. Без сомнения, это один из самых больших стоячих камней на острове, который относится к эпохе друидов. С ним иногда связывают легенду. Говорят, что это сосуд, в котором содержится душа Белой Дамы, ее тюрьма на весь светлый день, где ей суждено испытывать покаяние. И только ночью ей позволено покидать камень. Она бродит по острову, но с первыми лучами солнца отправляется обратно в узилище.

Дама убила свое дитя. На наших сеансах она подтвердила это, заявив, что является первой женщиной на Джерси, совершившей детоубийство. Ее наказание длится уже три тысячи лет, и она считает, что ее душа навеки заключена в огромном стоячем камне.

Вчера днем она снова посетила наш сеанс. Говорила о вечности, бесконечности и о вынесенном ей приговоре. Впоследствии я удалился в свою комнату и несколько часов записывал нашу беседу, вспоминая ее голос и фиксируя все упомянутые ею подробности.

С каждой минутой мне становилось все хуже, бросало в жар. Я распахнул все окна: но едва я сделал это, ветер донес адский вой. Этот звук не давал сосредоточиться, отвлекал. Однако стоило мне закрыть окно, наваливалась духота, и дыхание пресекалось.

Отбросив перо, оставив тетрадь на столе, даже не побеспокоившись убрать ее в ящик, я спустился вниз и вышел на крыльцо. Вдохнул свежий воздух и поспешил на берег. Я хотел оказаться на берегу, как можно дальше от удушливого общества Дамы в белом и от воя адского пса.

Не прошло и четверти часа, как меня окликнули:

– Мсье Гюго?

Я повернулся и увидел главу местного отделения полиции, коннетабля[3] Джесси Трента. Навершие его полицейской дубинки серебристо отблескивало в свете луны.

– Добрый вечер, коннетабль.

Трент – высокий, атлетически сложенный мужчина с глубокими морщинами вокруг глаз и угрюмыми складками на лбу. Я часто сталкивался с ним во время ночных блужданий, и за два года мы переговорили обо всем, от политических проблем на острове до различия между сыновьями и дочками. Его первая жена умерла в родах три года назад, давая жизнь их пятому мальчику. Он женился вторично; новая жена недавно подарила ему долгожданную дочь. Он всегда поражал меня: заботливый отец, из карманов его кителя вечно торчали игрушки для всего выводка, и эта ночь исключением не стала. Я заметил полоску красной ткани, связанной так, что получилась собака.

– Давно гуляете, сэр?

– Не дольше четверти часа. Что-то случилось?

– Слышали адский вой?

– Собачий? Да, слышал, а что?

– Пропал ребенок. Мать говорит: около дома лаяла собака. Что-то нам не по себе. Вы ведь знаете: на острове вроде нашего полно легенд… Мы организуем поиски.

На Джерси мне довелось услышать множество историй, связанных с собаками. Чаще всего рассказывали о черном псе, блуждающем по скалам у Боули-бэй в приходе Тринити. Те, кому случалось столкнуться с чудовищем, утверждали, что оно носилось вокруг них с ужасной скоростью – а затем просто растворялось в воздухе.

– Чье дитя пропало? – спросил я.

– Тома Митчема. Вы знакомы?

– Торговец рыбой?

Трент кивнул.

– Малышка Лили. На прошлой неделе исполнилось десять.

Он говорил так, словно знал девочку. Не удивлюсь, коли так и было. Если я ничего не путаю, старший сын Трента был ей ровесником.

– Когда она пропала?

– Трудно сказать точно. Лили отправилась спать вместе с двумя сестрами. Было около семи часов вечера. Миссис Митчем занялась починкой белья и штопкой. Примерно через час она услышала откуда-то с улицы собачий лай. Ей это показалось странным. Их собственная собака тоже заволновалась и начала с рычанием кидаться на окна. Лай и рычание все не прекращались, и миссис Митчем встала – задвинуть засовы на окнах и проверить замки. Когда она зашла в комнату к детям, то увидела, что окно распахнуто, а кровать Лили пуста. Сначала миссис Митчем обошла дом. Потом осмотрела сад и дорожку. Лили – послушная девочка, очень привязанная к матери. Если б она услышала, что ее зовут, то обязательно отозвалась бы. Но девочка не откликнулась, и мать послала одного из сыновей в таверну, за отцом. Митчем направился прямо ко мне. В Сент-Хелиер дети пропадают нечасто. Конечно, кое-кто сбегает, переправившись на лодке по морю, но не в десять же лет!.. Да и все лодки на месте.

– Возможно, Лили просто вышла к воющей собаке? Некоторые люди не в силах терпеть страдания животных. Я знаю это по себе.

– Я тоже сначала так подумал. Но что это за пес: несчастный или злобный? И пока девочка его искала, куда она могла забрести? К скалам? К морю? И что с ней все-таки произошло: она упала и расшиблась – или?..

– Если поисковая команда уже собрана, Трент, я хотел бы присоединиться. И если требуется, пришлю сыновей.

– Да, помощь нам не повредит. Если сегодня поиски не увенчаются успехом, то на рассвете мы к вам постучимся.

– Прошу вас, не будем ждать утра. Позвольте мне принять участие прямо сейчас. Я все равно теперь не смогу заснуть.

Трент нашел мне палку, чтобы при необходимости было чем обороняться, и сказал, что будет рад спутнику.

– Возможно, собака больна бешенством, поэтому в одиночку лучше не ходить. Я разбил людей на отряды, но до сих пор нас было нечетное число.

Мы с ним спустились на берег.

Я заметил:

– Насколько мне известно, здесь, на острове, не обходится без преступлений: драки, пьяные ссоры, воровство… Случалось ли что-либо необъяснимое? Часто ли происходят убийства?

– Ребенок ушел из дома, мсье Гюго. Пропал. Почему вы заговорили о мертвых?

Но у меня возникло предчувствие – как бы я хотел ошибиться! – что девочка мертва. Или скоро умрет, если мы ее не найдем.

– Не давайте воли воображению, – предостерег меня Трент. – Писатель, особенно великий, везде ищет драматические обстоятельства. Но, возможно, мы просто имеем дело с девочкой, которая ушла за лающей собакой.

Добровольные полицейские силы острова Джерси состоят из ста пятидесяти семи человек, разделенных по двенадцати приходам. Приход Сент-Хелиер, с населением более двадцати тысяч человек, охраняли три десятка полицейских. Сейчас все они и добровольцы вроде меня инспектировали дороги, осматривали поля и лес, забирались на скалы, проверяли пещеры на берегу – и звали, звали девочку. «Лили… Лили… Лили…» – беспрестанно звучало в воздухе. Иногда – гимном надежде. Иногда – похоронным хоралом.

Становилось все холоднее. Совершив большой круг, мы вернулись к заливу Сент-Обен. Вдали виднелся Замок Елизаветы. Добраться до него можно было только во время отлива, поэтому мы прошли мимо. Мы продолжали звать девочку, искали ее следы. При свете дня развалины замка манили к себе, но с заходом солнца их громада пугала и вызывала недоброе предчувствие. Особенно той ночью.

Опускался туман, и лунный свет едва проникал сквозь него. Но через десять минут мы уже не видели замка, такой густой стала пелена. Трент настаивал, чтобы мы прервали поиски до утра. Выбора не оставалось. Мы уже не видели, куда ставим ноги, и риск упасть со скалы рос с каждым шагом.

Туман был таким плотным, что почти сразу мы утратили чувство направления.

– Искать обратный путь бесполезно, – раздраженно произнес Трент. – Скалы совсем рядом. В такой мгле ничего не стоит расшибиться.

Я стер с лица капельки осевшей влаги. Волосы вымокли, словно под дождем.

– И что вы предлагаете?

Трент остановился и вздохнул.

– Нужно двигаться от моря в глубь острова. Где-то правее находится выпас: пахнет коровами. Там нам ничего не угрожает.

Я тоже ощущал запах коровьего навоза; с той стороны пахло землей, а не соленой коварной пучиной.

Мы направились туда, куда подсказывало обоняние, и вышли к полю. Трент напоминал слепца: руки выставлены перед собой, шаги мелкие, неуверенные. Должно быть, я выглядел так же.

– Здесь стена, мсье Гюго, – окликнул он меня. – Можно укрыться. Идите на мой голос.

Мы схоронились от ветра в изгибе каменной ограды. Я спросил Трента, что ему известно о замке. Его развалины часто попадались мне на глаза, но я так и не удосужился их исследовать. Мог ли там спрятаться ребенок? И если да, то грозит ли девочке опасность?

– Замок Елизаветы был назван в честь королевы и построен в тысяча пятьсот девяностом году. Раньше в том месте находилась хижина, в которой наш покровитель, святой Хелиер, жил отшельником в шестом веке. Книги по истории утверждают, что первым обитателем замка стал сэр Уолтер Рейли в бытность его губернатором Джерси. Позже, во времена Гражданской войны, там скрывался будущий король Карл Второй. Сейчас в развалинах порой что-то случается; за время, что я руковожу здесь полицией, было несколько инцидентов. В основном с путешественниками. Пытаются залезать на башенки и зубцы, хотя не у всех имеется соответствующая подготовка. Но если Лили там, то ей ничего особо не грозит.

– А что насчет привидений?

– Мсье Гюго, для таких разговоров время неподходящее.

– Как раз наоборот.

Трент вздохнул.

– Такие ученые люди, как вы, не верят в привидения, верно?

Еще несколько недель назад я бы согласился. Но не теперь. Не теперь.

– Существует множество вещей, коннетабль, в которых мы не уверены.

– В любом случае рассказывать истории будете только вы.

– Ну, я-то свои собственные истории уже слышал.

Он засмеялся. Его смех разрядил напряжение, но затем произошло нечто странное. Казалось, звук отразился от стен и рикошетом вернулся обратно. Сейчас смех уже не казался жизнерадостным: он был бездушным, тревожным, полным беспокойства.

Я уверен, Трент слышал то же самое. Но ни один из нас не сказал ни слова. Вместо этого мой спутник извинился, что ему нечем меня развлечь.

– Простите, сэр. Но я не знаю историй о привидениях.

Затрудняюсь сказать, почему я не поверил ему. Может быть, в его голосе явственно звучало колебание? Но я не сомневался: стены замка полнятся мрачными историями, которые только и ждут, чтобы их вытащили на свет. Убежден, за каждым камнем фасада кроется свой рассказ.

Мы оба молчали, и звуки ночи, почти не слышимые минуту назад, окружили нас. Волны бились о скалы, ухал филин, где-то вдалеке выли псы, верещали сверчки, и ветер не находил покоя, бросаясь на все преграды на своем пути. Пока я слушал эту симфонию ночи, Трент заснул.

Люди, которым, как ему, приходится тяжко трудиться, часто приобретают умение быстро засыпать независимо от места и обстоятельств. Я не обладаю этим полезным навыком, поэтому привалился к сырым камням и слушал звуки ночи, пытаясь различить детский плач и представляя ужас родителей.

Чтобы стать хорошим писателем, нужно иметь сострадание и воображение. Именно эти качества помогают в творчестве, но они же разрывают душу. Ты не только переживаешь собственные беды, борешься с собственными страстями, тревожишься за собственную семью – ты вынужден нести бремя переживаний и страстей множества чужих людей.

Стоит мне услышать о чьем-нибудь горе – и оно обрушивается и на меня тоже: чужие мысли, чужая боль, чужие невзгоды.

Утешение я нахожу только в женских объятиях. Нахожу отраду и покой.

Но сегодня покоя не было.

Я закрыл глаза, заставляя себя расслабиться и заснуть. Но едва я сомкнул веки, обострился слух. Собачий лай приблизился – внезапно, рывком. Пес выл, выл настойчиво, как-то по-особому. Как будто в издаваемых им звуках был некий смысл. Это его лай преследовал меня в последнее время? Что хотела сообщить мне эта тварь?

Внезапно я ощутил рядом чье-то присутствие, вдохнул запах дыма и ладана – и чего-то еще, наводящего на мысль о памятниках древности, которые пощадило время. Странный аромат для морского побережья.

Я вспоминал тебя, Фантин. Я бродил по извилистым поворотам твоей судьбы, как по узким улочкам города. Я заглядывал в окна, подсматривая за чужой жизнью. Родительский дом и безопасность. Первая встреча с возлюбленным. Ремесло парфюмера. Смерть отца. Изгнание. Каково это для женщины: остаться без крова, оказаться брошенной на произвол судьбы, плыть по течению?

Внезапно меня охватило стремление увидеть тебя. Почему именно сейчас? Какие струны задела во мне твоя история? Тогда я этого не знал. Думаю, знаю теперь. Меня привлекала твоя опустошенность, привлекала и вызывала любопытство. Я никогда прежде не встречал женщину, которая бы так выгорела эмоционально и до такой степени смирилась бы с этим. Женщину, мертвую изнутри и принявшую это с полным равнодушием.

Когда мне становится известна только часть чьей-то истории, недостающие куски терзают меня, как язва. Мне не дает покоя жажда заполнить пробелы. Так вышло и с тобою. Кто был твой возлюбленный? Почему он оставил тебя? Знал ли о твоей беременности?

Я хотел большего. Хотел знать все подробности, всю историю целиком. Это было нечто серьезнее, чем чистое любопытство. Насущная, острая потребность. Но почему?

Ты хочешь завладеть ее душой и тем самым исцелить свою собственную.

Мысли принадлежали не мне. Некто или нечто заронил в мой разум эту мысль. Она всплывала в моем уме так же, как слова духов, когда они говорили со мной.

Я возразил, не вслух, но мысленно:

– Нет. Я не желаю владеть чьей-то душой. Я не настолько чудовищен.

Настолько. Как и все люди. Признание этого – первый шаг.

– К чему?

Этот вопрос я, забывшись, задал вслух.

Трент дремал некрепко. Услышав мой голос, он открыл глаза.

– Что-то случилось?

Я покачал головой:

– Нет. Я тоже задремал. И, видно, говорил во сне.

Я солгал. Мне было страшно. Последовал ли за мной один из духов, что мы вызывали во время сеанса? Может ли случиться, что некая сущность, которой мы открыли дверь во время салонных игр, не вернулась в загробный мир, но осталась здесь, со мною? Был ли я вовлечен в беседу настолько реальную, что стал отвечать?