Читать книгу Жан-Жак и его истории - М. Фелан - Страница 6

Множество идей ежеминутно посещало светловолосую голову. Жан-Жак намеревался стать для Полины земным ангелом-хранителем, веря в то, что счастье купить нельзя, а подарить – можно! Он разменял сумму, которую некогда положил на сохранение в банк, оставив львиную долю на книгу, и ринулся внедрять свои необычные планы в жизнь! Он хотел дать ей все, что только может дать. Он вновь и вновь возвращался в банк с тем же намерением. Сотрудники поглядывали безучастным взглядом, а между собой обсуждали: «У нас тут один парень, похоже, круто влип».

Начал Жан-Жак с того, что нанял в детективном агентстве стажера, фанатика своего дела. Всего за пару дней тот узнал о Полине все основные данные: дату рождения, место работы, место жительства, семейное положение… она была замужем. У нее был ребенок. Жан-Жак несколько дней переживал это известие. Он роптал на судьбу, перестал есть, рыдал в отчаянии, проклинал себя за то, что любил ее с каждым днем все сильнее и сильнее. В итоге он договорился сам с собой о том, что он не будет лишать эту женщину семьи, а лишь сделает ее счастливее… до тех пор, пока она сама не против. В конце концов, каждый сам вправе решать, что и как делать в жизни! Это его ободрило. Работа над книгой остановилась, ибо автор ожил в реальности!

С помощью нехитрой математики ему стало известно, что Поля родилась в последнюю пятницу месяца. Отныне каждый вечер последней пятницы месяца у выхода из Большого театра ее ожидал большой букет роз. «Для Полины Доровой без адресанта» – отчитывался курьер. Цветы всегда были разных оттенков, а у посыльного имелась при себе копия ее фотографии, чтобы ни с кем не перепутать. Оригинал изображения, где Полина блистательно позировала перед камерой где-то за границей, хранился у Жан-Жака во внутреннем кармане пиджака, словно оберег или образ. Сие богатство невесть откуда раздобыл начинающий детектив.

В театр Жан-Жак анонимно направлял деньги на изготовление лучших пуант и костюмов для Полины Доровой. Ему отчитывались о проделанной работе, и через какое-то время, рассматривая фотокарточки из мастерской Большого театра, он наслаждался удовлетворением от собственных проделок. На домашний адрес Полины, якобы по ошибке, стали приходить посылки с импортными товарами без обратного адреса, что позволяло получателям без зазрения совести пользоваться содержимым.

– Интересно, какие олухи шлют нам такие богатства? – спросил Андрей как-то раз жену. Та холодно возразила:

– Не олухи, а святые.

В свободное от репетиций время Полина подрабатывала. Денег катастрофически не хватало. Дело мужа не приносило стабильного дохода. Сам он, скорее, обременял, нежели служил помощью. Приходилось рассчитывать лишь на себя. Всегда и везде. День ото дня Полина уставала, как проклятая, искренне не понимая, за что ей дана такая жизнь. По всей Москве крутились бандиты, она могла бы «подцепить» одного из них… но она не хотела. Она хотела танцевать.

Она нашла возможность подрабатывать. Преподавала парные танцы. Не для всех, конечно, а только для тех, кто мог себе это позволить. Далеко не всегда ей не нравилась эта работа. Клиенты могли распустить руки, вылить на нее грязь, накопившуюся за рабочий день, спорить с ее подходом к делу, и прочее, прочее… но там платили. А выживать самой и обеспечивать ребенка было ее долгом.

Жан-Жак узнал о танцах. Чтобы ухватиться за возможность быть с ней рядом, он стал посещать ее уроки. Новичок вел себя закрыто, сдержанно, пару себе не выбирал, но зато тщательным образом подбирал перед выходом одежду и одеколон. Было важно не выдать себя: показать заинтересованность в танце, а не в ней! А она была рада его появлению. Потому что он выделялся своей искренностью и детской наивностью. Он был милым, застенчивым, обходительно-вежливым, деликатным. Он радовал ее взор.

Книга была отложена в дальний ящик. Дома Жан-Жак отрабатывал движения, чтобы не показаться смешным. Он стал регулярно делать зарядку, заниматься спортом и следить за собой. Последовали дополнительные расходы. Ему нужен был заработок, периодически он стал задумываться о выгодном вложении денег.

На занятиях Полина Михайловна, улыбаясь, поглядывала на него. Но разговор не заводила. Безмолвие могло продолжаться еще долгое время… ведь с ее стороны посторонние взгляды и улыбки были лишь любезностью. Но как-то раз Жан-Жак успел ухватить на черном рынке набор настоящей французской косметики и решил действовать напрямую.

После очередного занятия он нацепил на себя маску уверенного безразличия и, дождавшись пока всеобщее внимание рассеется, протянул ей коробочку со словами: «Моя сестра просила Вам передать. Сказала, что я делаю успехи в танце». Полина вежливо улыбнулась и поблагодарила, не до конца понимая, что находится у нее в руках. У Жан-Жака начинали дрожать кисти, земля плавно уходила из-под ног и, боясь выдать себя, он поспешил проститься.

В ту ночь оба засыпали с улыбкой, один – в центре Москвы, а другая – на окраине, в Беляево. Жан-Жака грела мысль о том, что она обратила на него внимание! Полина и вправду некоторое время думала о нем. Мужу Полина подарок не показала. Он задушил бы ее очередным приступом слепой ревности.

На следующий день Жан-Жак начал паломничество на подпольный рынок Москвы в поисках грампластинок. Он, конечно, успел заметить, что музыка у Полины играла через переносной патефон. Наш романтик вообразил, что ей будет приятно заполучить коллекционные выпуски. Набрав целый баул хранителей музыки от классики до современности, он вновь пожертвовал долей своего капитала.

– Полина, я заметил у Вас патефон. Мой хороший друг налегке эмигрирует во Францию и отдает пластинки. Мне не на чем это слушать… может, принести их Вам сюда?

– Приноси, конечно! – загорелась Полина, – А то постоянно одна и та же музыка играет, надоела уже.

Жан-Жак попал в точку! Казалось, она была счастлива и улыбалась, когда он осторожно поглядывал на нее во время урока.

– Представляешь, – обращалась она позже к мужу, – мне сегодня отдали целую кипу виниловых пластинок. Бесплатно!

Супруги ехали домой. В тот вечер Андрей был свободен и по-мужски предложил ее встретить. А Жан-Жак лишь издали провожал их своим глубоким грустным взглядом…

– Бесплатно ничего не бывает, – буркнул Андрей себе под нос.

– У одного клиента друг какой-то богатый уехал заграницу, а пластинки никому были не нужны!

– А почему он отдал их именно тебе? – муж не отводил взгляд от движения, стараясь скрыть раздражение.

– Ему негде их слушать, а у нас патефон играет, – Полина отвернулась вбок, – вечно все разговоры сводятся к твоей ревности!

Андрей помолчал, но потом все же продолжил:

– Раз они для работы, достаточно двух-трех, зачем целый пакет?

Полина решила не напоминать ему о своей коллекции. Облокотившись на боковое окно, женщина сделала вид, что задремала, а про себя подумала: «Разговор закончен!».

Почему-то Жан-Жака ни капли не смущало то, что он уже растратил гораздо больше дозволенного. Все его мысли заполняло то, как достичь своей цели. И вот уже через неделю Жан-Жак предпринял очередной серьезный демарш. После занятия у Полины Доровой он, как бы невзначай, её спросил:

– Я собираюсь на выставку с одним моим другом, называется «Эпоха балета». Я подумал… Вы могли бы составить нам компанию в качестве эксперта? Мы мало что в этом понимаем.

Предполагалось, что воображаемый друг заболеет накануне, а приглашенная не сумеет отказать. А Полина хотела бы пойти! Ведь она прекрасно знала, о какой выставке идет речь. Об этом мероприятии начали трубить за полгода до начала по всей столице! Билеты стоили непозволительно дорого, казалось бы, ничего не могло препятствовать их свиданию…

– Откуда ты? – вдруг спросила она, и уголки губ слегка поползли вверх.

Догадка согрела все мозговые клеточки Жан-Жака. «Вопрос личного характера. Наконец-то! Женщин можно заманивать куда угодно, играя на их любопытстве!» – торжественно подумал наш француз и слегка приподнял голову.

– Вообще-то я родом из Франции, но временно живу здесь… зовут меня Михаил, – он дерзко протянул руку вопреки своей скромности, – хотя я предпочел бы, чтобы Вы никому обо мне не рассказывали.

Беглец рисковал, но важно же было произвести впечатление!

– Не буду, – игриво просияв, она нежно пожала протянутую ладонь, – я по акценту узнала, что ты не отсюда. Моего папу тоже звали Михаил.

Жан-Жак бесшумно изумился: «Разве я говорю с акцентом?!», а вслух произнес:

– Приятно познакомиться!

От прикосновения ее кисти Жан-Жак почувствовал, как его окунули в фондю. Но он мгновенно собрался и решил идти прямо к цели:

– Вы пойдете на выставку?

– Я не могу, к сожалению. Она ведь на следующей неделе, а у меня гастроли в Праге, – как бы слегка расстроено улыбнулась она.

Для нее прикосновение рук было привычным жестом, ничего особенного она не почувствовала. Он вздохнул, грустно улыбнулся и, пожав плечами, произнес:

– Жаль.

А внутренний голос наорал: «И зачем купил билеты заранее, дурень!».

По дороге домой его преследовали меланхоличные думы: «Как быстро, однако, она перешла на «ты» с незнакомым человеком!» То, что Полина с легкостью начинает общение с кем угодно, невыносимо досаждало Жан-Жака. Вердикт был прост: ревность.

Все его мысли по дороге сводились к одному: «Сколько их было у нее до меня? Судя по смелым манерам, другие мужчины там точно были или есть!». Жан-Жака выводил из себя собственный разум. Молодой поэт вдохновленно строчил никому не нужные стихи, боясь придавать их огласке. «Не поймут!» – отзывалось в недрах подсознания. Он бродил по Москве и, как сумасшедший, разговаривал с памятниками. Они смотрели сверху осуждающе или, быть может, понимающе.

***

На следующей неделе Жан-Жак уютно сидел в кресле гостиницы в самом центре Праги и рассматривал привезенный сувенир с той самой выставки:

– Пускай знает, что я могу пойти и без нее, что я независим!

Фигурка золотой балерины соскользнула с пальцев.

В тот же вечер Жан-Жак посетил премьеру балета «Дон Кихот» в исполнении артистов балета Большого театра. В приятном возбуждении от премьеры Полина сияла, как звезда. После спектакля он вручил своей возлюбленной огромный букет алых роз, который прекрасно подходил под ее образ, и горячо вложил в ее ладонь кулон. С благодарностью приняв подарок, она попросила гостя подождать у служебного входа, и он ждал, ждал ее без памяти! Когда женщина неслышно приблизилась с другой стороны со словами «я здесь», он порывисто улыбнулся и резко заключил ее в свои объятия. Полина не сопротивлялась. Потом они прогулялись по вечерним улочкам Праги, зашли как бы невзначай в его гостиничный номер и остались там до утра. Ему хотелось ее любить, а ей было приятно ощущать на себе новую страсть. Жан-Жак искренне боготворил ее, забывая дышать от счастья. На следующее утро ложе опустело – Полина ушла на репетицию. Он успел приготовить еду и телефон, чтобы она позвонила, когда будет свободна. Полина Дорова воспользовалась всем.

С ним эта женщина ощущала себя так, как никогда прежде. Казалось, уже много лет она не видела вокруг себя такой заботы. По утрам спящая красавица просыпалась в его теплой уютной постели – к тому времени Жан-Жак уже успевал сбегать в соседнее кафе за ароматным кофе и горячими булочками, купить только что привезенные фрукты, переодеться в свежую одежду, чуть ли не каждый день пользуясь услугами прачечной. В обед у Полины, как правило, был небольшой перерыв. Жан-Жак тут же вел ее в ресторан в роли знаменитой примы-балерины. Вечером они пили французское шампанское или коллекционное вино, наслаждаясь волшебным видом Праги, открывавшимся из большого окна его номера, затем Жан-Жак любил ее тело, а Полина по-королевски это позволяла.

Поля любила живые цветы. Жан-Жак осыпал ее цветами. Она любила смотреть на пламя. Каждый вечер Жан-Жак зажигал много свеч. Он много рассказывал ей про Францию, а она ему про балет. Часто им было не о чем говорить, и они бессловесно ублажали друг друга.

Жан-Жак помнил, как шептал, что влюблен в нее до потери памяти. В ответ Поля молчала. Он спрашивал, любит ли она его, но не получал желаемого ответа.

– Ты мне нравишься, – этим оставалось довольствоваться разбивавшемуся в пух и прах об ее нелюбовь.

– Поля, будь со мной! Мы могли бы жить вместе и быть счастливыми! Нам ведь будет хорошо вдвоем!

Она выслушивала его речи со спокойным выражением лица, а потом недрогнувшим голосом отвечала:

– Не надо ничего менять. Зачем усложнять? Я уже никого не люблю и вообще хочу отключать у себя эту функцию.

Тогда Жан-Жак порывался взять и уйти, исчезнуть из ее мира навсегда! Но эта женщина пленила его собственную гордость, и он лишь обнимал ее крепче вместо того, чтобы послать на все четыре стороны. Жан-Жак был опьянен ею. Но Полина отражала его любовь по привычной схеме: не первый и, возможно, не последний.

Они говорили обо всем или не говорили вообще. Когда балерина оставалась на ночь в его номере, хозяин чувствовал, как по его телу расходится блаженное счастье. Она могла мгновенно притянуть любовника всего лишь одним прикосновением к телу, словно ведьма. И он впадал в забытие.

Еще до поездки Полина сообщила, что она замужем. Не для того, чтобы остановить его интерес, а просто так в какой-то беседе. Жан-Жак воспринял это сдержанно и спокойно, ибо уже знал. Она подумала: «не ревнивый». Когда он спросил: «Счастливы?», подразумевая ее и мужа, Поля помолчала и после короткого вздоха ответила, что жили они вместе уже давно, и менять что-то не имеет смысла. «Как это не имеет смысла?! А какой смысл жить с нелюбимым человеком?!» – но вслух Жан-Жак произнес:

– Какой подлец так разбил тебе сердце?

Полина молча посмотрела собеседника и с наигранной уверенностью ответила:

– Я не хочу об этом говорить. Я же не интересуюсь твоей личной жизнью!

Для Полины чувство любви делилось на страсть и привязанность, последнюю дополняла забота. Страстная любовь была разновидностью заболевания, которое мешает жить. Поля смело заявляла, что уже никого не любила и не хотела любить: это приносило лишь страдания и несчастье.

Для Жан-Жака же любить означало жить. Без грусти не могла родиться настоящая радость, а без страданий – истинное счастье. Он искренне верил в настоящую, вечную любовь и всеми средствами готов был доказывать Полине свою правоту! Но его собственные средства тем временем заканчивались.

Жан-Жак деликатно поддерживал отвлеченные беседы. Дальнейшие выяснения вопросов по части любви были бы лишь в тягость. Наш герой был до тошноты опустошен: всю его личную жизнь занимала только Поля! Но ей не надо было об этом знать. А она знала. И ей это наскучило.

Спустя неделю любовники покинули Прагу на разных поездах, чтобы ни у кого вокруг не создавалось лишних подозрений. Он инфантильно подарил ей плюшевого мишку в лазурном платьице: «Назови ее Ариадной, пускай приведет тебя к счастью…».

Пару раз Жан-Жак успел привести балерину в Метрополь после прогулок по малолюдной Театральной. Ему нравилось быть в ее глазах важным и глотать мгновения. Он тратил остатки денег так, будто вкалывал в себя наркотическую дозу, без которой не может жить. «Какая разница, если к большому несчастью прибавилось еще несколько маленьких?» – успокаивал он в одиночестве свои рыдания. Опьяненный настоящим хотел забыть о завтрашнем дне. Денег стало катастрофически не хватать. Жан-Жак урезал все свои расходы до пределов.

Держаться на плаву оставалось совсем не долго. Что наступит после полного истощения денежного запаса, он не знал или не хотел знать… от книги, брошенной на полпути, не было толку. Единственной надеждой было государство. Жан-Жак вложил остаток денег в АО «МММ».

Наш несостоявшийся писатель лежал один в темной пустоте. «Es gibt für alles Grenzen!2» – жизненное кредо фрау Цауберин, его мамы. Она была отчасти права… может, он бы ее и послушал, если бы она признала его право быть тем, кем он хотел быть. Он впервые пронзительно заскучал… но не о ней, а о другой материнской любви. Возвращаться к себе домой ему совсем не хотелось.

Ему снилась Полина. Она любила его страстно и горячо. Проснувшись, Жан-Жак долго не хотел вставать. Но затем впал в окончательное уныние, ибо знал, что его сны-перевертыши воплощались в жизнь ровным счетом наоборот.