Читать книгу Словно мы злодеи - M. L. Rio - Страница 13
Акт 1
Сцена 12
ОглавлениеХэллоуин приближался, как тигр в ночи, с тихим предупреждающим рокотом. Всю вторую половину октября небо было грозное, цвета синяка, и Гвендолин каждое утро встречала нас словами:
– Что за отвратительно шотландская у нас погода!
Зловещий день подбирался все ближе, и было невозможно подавить гул растущего среди студентов волнения. Утром тридцать первого в кафетерии вокруг нас шептались, пока мы наливали себе кофе. Все хотели знать, что сегодня вечером случится на ветреном берегу. Мы и сами слишком нервничали, чтобы сосредоточиться на занятиях, и Камило отпустил нас пораньше, велев «пойти подготовить свои заклинания». Вернувшись в Замок, мы избегали друг друга, расползлись по углам и бормотали, повторяя текст, как обитатели сумасшедшего дома. Когда настал час колдовства, мы отправились в путь через лес, один за другим.
Ночь стояла тревожно теплая, я с трудом пробирался в темноте по извилистой лесной тропинке, ворсистой, как бархат. Невидимые корни тянулись вверх, чтобы схватить меня за лодыжку, один раз я оступился и упал, и мои ноздри раздулись от сырого запаха надвигающейся бури. Я отряхнулся и пошел дальше осторожнее, сердце у меня билось часто и поверхностно, как у пугливого кролика.
Дойдя до начала тропы, я на мгновение испугался, что опоздал. К моему костюму (штаны, сапоги, рубашка и условно-исторический мундир) не прилагались часы. Я помедлил у края леса, глядя на Холл на вершине холма. Три-четыре окна тускло светились, я подумал, что несколько слишком осторожных студентов не отважились выйти на берег и робко подглядывают из окон. В темноте хрустнула ветка, и я обернулся.
– Кто здесь?
– Оливер? – Голос Джеймса.
– Да, я, – ответил я. – Ты где?
Он появился между двух черных сосен, лицо его в сумраке выглядело белым овалом. Одет он был примерно как я, но на плечах у него поблескивали серебряные эполеты.
– Я надеялся, ты окажешься моим Банко, – сказал он.
– Полагаю, тебя нужно поздравить, Тан Всего.
Мои подозрения подтвердились, и я ощутил легкий укол гордости. Но в то же время зашевелилось нечто пророческое, какая-то неясная тревога. Неудивительно, что Ричард был не рад в день распределения.
Полночь: низкий гул церковных часов прокатился в тихом ночном воздухе, и Джеймс крепко ухватил меня за руку.
– Вот колокол зовет, – произнес он, едва слышно, не дыша от волнения. – Не слышь, Дункан, то по тебе звонят, на небо призывая или в ад[20].
Он выпустил мою руку и исчез в тенях среди подлеска. Я последовал за ним, но держался поодаль, боясь, что снова споткнусь и уроню нас обоих на землю.
Полоса деревьев на северной стороне между берегом и Холлом была густой, но узкой, и вскоре между ветвями стал просачиваться сумрачный оранжевый свет. Джеймс – к тому моменту я уже ясно видел его, по крайней мере его силуэт, – остановился, и я на цыпочках подошел к нему. На берегу толпились сотни людей, одни теснились на стоявших рядами скамьях, другие, сбившись в кучки, сидели на земле, черными тенями вырисовываясь на фоне ярко пылавшего костра. Раскат грома заглушил плеск волн о берег и потрескивание огня. Зрители взволнованно зашептались, когда небо над их головами, окрашенное в зловещий фиолетовый, озарилось белым из-за молнии. Потом на берегу снова смолкли, пока высокий пронзительный голос не выкрикнул:
– Смотрите!
По воде двигалось к берегу нечто черное, длинный округлый купол, вроде горба лох-несского чудовища.
– Что это? – выдохнул я.
– Это ведьмы, – медленно произнес Джеймс; свет костра отражался в его глазах красными искрами.
Подобие зверя подползло ближе, постепенно обретая четкость, и я понял, что это перевернутое каноэ. Судя по тому, насколько корпус возвышался над водой, под ним было достаточно места для воздушного пузыря. Лодка выплыла на мелководье, и на мгновение поверхность озера стала гладкой, как стекло. Потом по ней прошла рябь, содрогание, и из воды поднялись три фигуры. Зрители хором ахнули. Сперва девушки походили скорее на призраки, чем на ведьм, их мокрые волосы гладко липли к лицам, просвечивающие белые платья стекали с рук и ног, вихрями вились за ними. Когда они встали из воды, у них капало с пальцев, а ткань так облепила тела, что я сразу увидел, кто где, хотя они не поднимали лиц. Слева Филиппа, ее длинные ноги и узкие бедра узнавались безошибочно. Справа Рен, маленькая и хрупкая по сравнению с остальными. В середине Мередит, со своими бесстыдными и опасными изгибами под белой сорочкой. У меня в ушах стучала кровь. На какое-то время мы с Джеймсом забыли друг о друге.
Мередит приподняла подбородок, чтобы волосы соскользнули с лица.
– Встретимся когда втроем?[21] – спросила она, и голос ее в душистом воздухе прозвучал низко и сочно. – В бурю или под дождем?
– Как затихнет гром вражды, – с хитрецой ответила Рен. – В час победы и беды.
Голос Филиппы, гортанный и дерзкий:
– На восход ночной звезды.
Откуда-то из глубины леса донесся гулкий стук барабана, и зрители поежились от восторга. Филиппа обернулась на звук, точно к началу тропы, где прятались среди теней мы с Джеймсом.
– Гремит, гремит! Макбет спешит.
Мередит подняла руки, до того висевшие по бокам, и две другие ведьмы шагнули вперед, чтобы взяться с ней за руки.
Все вместе:
Злые сестры, чередой
Над землей и над водой
Мчимся, мчимся круг за кругом,
Трижды каждая из нас:
Трижды по три – девять раз.
Они встали треугольником и вскинули открытые ладони к небу.
– Стой! – произнесла Мередит. – Заклятье свершено.
Внезапно Джеймс вздохнул, словно до сих пор забывал дышать, и сделал шаг на свет.
– Гнусней и лучше дня я не видал, – сказал он, и все повернулись в нашу сторону.
Я подошел к нему поближе, уже не боясь споткнуться.
– Эй, Форрес далеко ли? – сказал я и замер. Три девушки стояли плечом к плечу, глядя на нас. – Это кто? / Безжизненные и так дики с виду, / Что будто и не жители земли, / Хотя на ней.
Мы стали спускаться, уже медленнее. За нами следила тысяча глаз, пятьсот пар легких затаили дыхание.
Я: Живые твари или / Вы духи, коих можно вопрошать? / Мне кажется, вы поняли меня…
Джеймс: Скажите, коль умеете.
Мередит согнулась перед нами в глубоком поклоне.
– Макбета славьте, славься, тан Гламисский!
Рен опустилась рядом с ней на колени.
– Макбета славьте, славься, тан Кавдорский!
Филиппа не двинулась с места, но чистым, звонким голосом произнесла:
– Макбета славьте, королем он станет!
Джеймс отшатнулся. Я поймал его за плечо и сказал:
– Ты вздрогнул? Отчего? Зачем бояться / Того, что сладко слушать?
Он искоса взглянул на меня, и я нехотя его отпустил. Поколебавшись пару мгновений, я обогнул его и, шагнув с последней песчаной ступеньки, оказался среди ведьм.
Я:
Правды ради,
Вы – морок или вы на самом деле
То, чем предстали? Друга моего
Вы встретили по чести, вы сулите
Ему и возвышенье, и надежду
Стать королем – заворожен он. Мне же
Ни слова. Если в семенах времен
Вы видите, что прорастет, что нет,
Скажите. Не прошу и не боюсь
Ни милости я вашей, ни вражды.
Мередит в мгновение вскочила на ноги.
– Будь славен! – произнесла она, и остальные девушки отозвались эхом. Она метнулась вперед, подошла слишком близко, ее лицо оказалось почти вплотную к моему. – Ниже, чем Макбет, и выше.
Рен возникла у меня за спиной, побарабанила пальцами по моим бокам, поглядывая на меня с плутоватой улыбкой.
– Не так счастли́в, зато куда счастливей.
Филиппа так и стояла поодаль.
– Ты не король, но короли твои, – сказала она; тон ее был безразличным, почти скучающим. – Так славьте Банко и Макбета все.
Рен и Мередит продолжали меня оглаживать и похлопывать, перебирая мою одежду, изучая очертания моей шеи и плеч, зачесывая назад волосы. Рука Мередит проследовала до самого моего рта, пальцы обвели нижнюю губу, пока Джеймс – наблюдавший за всем этим и правда в каком-то завороженном отвращении – не вздрогнул и не заговорил. Девушки резко обернулись к нему, и я зашатался, от утраты их внимания у меня подогнулись ноги.
Джеймс:
Постойте! Доскажите про меня.
Я – Гламис, раз отец мой Синел умер,
Но я не Кавдор, ибо тан Кавдорский
Живет и благоденствует; а мне
Стать королем – то вне пределов веры.
Они лишь покачали головами, прижали пальцы к губам и ускользнули обратно в воду. Когда они совсем исчезли в глубине, а к нам по большей части вернулся разум, я обернулся к Джеймсу, в ожидании подняв брови.
– Твои потомки – короли, – сказал он.
– А ты – король.
– И тан Кавдорский. Так ведь было?
– И музыка такая, и слова. – За деревьями послышались шаги, и я вскинул голову. – Кто там?
До конца сцены оставалось немного, и, когда была не моя очередь говорить, я все время посматривал на воду. Она снова лежала гладко, отражая грозовое пурпурное небо. Когда пришло время, я и двое везучих третьекурсников, игравших Росса и Энгуса, ушли вправо, от света костра.
– Мы всё, – шепнул один из них. – Ни пуха.
– К черту.
Я нырнул за сарай на краю песчаного берега. Он был не больше уличного сортира, и, выглянув из-за угла, я видел костер, покоившееся на воде каноэ и полосу песка, на которой теперь стоял в одиночестве Джеймс.
– Что вижу я перед собой, кинжал? И рукоять ко мне. – Он зашарил в пустом воздухе перед собой. – Дай, ухвачу.
Я совершенно не ожидал, что когда-нибудь услышу от Джеймса этот монолог. Он был слишком незапятнан, чтобы говорить о крови и убийстве, как Макбет, но в алом отсвете костра уже не выглядел прежним ангелом. Наоборот, он был красив угрожающей красотой – таким представляешь себе дьявола.
Джеймс:
Надежная и твердая земля,
Не слышь моих шагов, боюсь, иначе
Где и зачем я, камни разболтают
И это время ужаса лишат,
Который с ним согласен. Я грожу —
И он живет, словами я стужу
Жар дела. Так вперед, покончим с этим.
Он еще раз приговорил Дункана, потом прокрался прочь, чтобы встретиться со мной в стороне от света костра, пока зрители, перешептываясь, ждали, когда начнется следующая сцена.
– Что теперь? – спросил я, когда Джеймс подошел достаточно близко.
– По-моему… погоди.
Он отшатнулся, воткнулся в меня.
– Что?
– Геката, – прошипел он.
Прежде чем я даже уловил суть этого слова, из воды вырвался Александр. Пока вокруг него рушилась обратно в озеро вода, зрители повизгивали от изумления. Мокрый насквозь, он был обнажен до пояса, вокруг лица буйно плясали распущенные кудри. Он закинул голову назад и завыл в небо, как волк.
– Воплощенное зло, – сказал я.
Девушки снова появились из воды, но стоило Мередит произнести: «Что ты, Геката, смотришь так сердито?» – Александр сгреб ее за шею сзади, плеща во все стороны водой.
– А нет причины, наглые карги? – прорычал он. – Бесстыжие, как вы посмели / Болтать с Макбетом о путях / И тайнах смерти, не шутя?
Джеймс схватил меня за руку.
– Оливер, – сказал он. – «Банко в крови, с улыбкой».
– Ох. Ох, черт.
Он затащил меня в сарай, дверь за нами предательски скрипнула. Пол сарая был завален веслами и спасательными жилетами, едва оставалось место, где мы могли встать лицом к лицу. На нижней полке нас дожидалось ведро.
– Господи, – сказал я, поспешно расстегивая жакет. – Сколько нам, по их мнению, нужно крови?
– Судя по всему, залиться, – ответил Джеймс, наклонившись, чтобы снять крышку. – А воняет она!..
Сладкий, гнилостный запах заполнил помещение, пока я сбрасывал сапоги.
– Полагаю, надо начислить им очки за правдоподобие.
Рука запуталась в рукаве рубашки.
– Черт, черт, черт, я застрял, да твою мать… Джеймс, помогай!..
– Тише! Давай. – Он распрямился, ухватил мою рубашку за подол и стянул через голову. Я застрял головой в воротнике, ткнулся в Джеймса. – А эти штаны можно кровью поливать? – спросил он, хватая меня за пояс, чтобы я не упал.
– Ну, голышом я не пойду.
Он потянулся за ведром.
– И то. Рот закрой.
Я стиснул губы, зажмурился, и Джеймс вылил мне кровь на голову, что-то вроде извращенного языческого крещения. Когда она полилась по лицу, я заплевался и закашлялся.
– Да что ж это за дрянь такая?
– Не знаю. И не знаю, сколько у тебя времени. – Он схватил меня за голову. – Не шевелись.
Размазал кровь мне по лицу, по груди и по плечам, растрепал пальцами волосы, чтобы они встали дыбом.
– Вот.
Долю секунды Джеймс просто смотрел на меня, и вид у него был пораженный и вместе с тем полный отвращения.
– Как я выгляжу?
– Охрененно, – сказал он, потом толкнул меня к двери. – А теперь иди.
Я, спотыкаясь, вышел из сарая и потрусил между деревьями, ругаясь, когда в мои босые ступни впивались острые камешки и сосновые иголки. Страшновато, конечно, было дожидаться полуночи, понятия не имея, кого встретишь в темноте, но задача и сама по себе была непростая. Я знал только свои сцены, так что никак не мог понять, сколько у меня времени, прежде чем нужно будет выйти окровавленным призраком Банко. Меня хлестнула по лицу ветка, но я не остановился и полез на холм, по корням, камням и ползучим растениям. Еще одна царапина на щеке погоды не сделает, я и так весь в крови. Кожа, остывавшая на свежем ночном воздухе, была липкой на ощупь, сердце снова колотилось – отчасти из-за усилий, требовавшихся, чтобы забраться на тропу, отчасти от боязни, что я пропущу свой второй выход.
Как выяснилось, я добрался до крайних деревьев куда раньше срока. На место я шел медленно и неуклюже, у меня под ногами хрустели прутики, но зрители напряженно следили за вторым разговором Джеймса с ведьмами и не обратили на меня внимания. Я притаился под низкой веткой, и яркий запах сосны прорезался сквозь густой смрад бутафорской крови на моей коже.
Рен:
Что-то пальцы запекло —
Значит, на пороге зло.
Джеймс:
Эй, черные полуночные ведьмы!
Чем заняты?
Девушки танцевали вокруг костра, их распущенные волосы были спутаны, к юбкам прилипли зеленые озерные водоросли. Временами то одна, то другая швыряли в костер горсть сверкающей пыльцы, и из пламени вырывались клубы цветного дыма. Я переминался с ноги на ногу в своем укрытии, дожидаясь выхода. В череде видений я шел последним, но какими явятся остальные? Я поискал в толпе зрителей знакомые лица, но было слишком темно, чтобы различить черты. Слева от дома я заметил белокурую голову Колина, а еще в свете костра мерцали медные кудри, которые, по-моему, могли принадлежать Гвендолин. Я не мог не гадать: куда подевался Ричард?
Нечеловеческий пронзительный смех Рен вернул меня на берег.
Мередит: Скажи!
Рен: Спроси!
Филиппа: Ответ тебе дадим.
Мередит:
Нас выслушаешь – или тех, кому
мы служим?
Джеймс: Пусть являются, зовите.
Голоса девушек слились в высоком нестройном напеве. Джеймс смотрел на них с задумчивым сомнением.
Мередит:
Лейте кровь свиньи, что съела
Девять поросят, все в дело,
И убийцы смертный пот…
Все вместе:
Низший, высший, да придет,
Все расскажет в свой черед!
Филиппа бросила что-то в огонь, и пламя заревело, взметнувшись выше их голов. Над берегом разнесся голос, необъятный и ужасающий, как первобытное божество. Ричарда не узнать было нельзя:
– МАКБЕТ. МАКБЕТ. МАКБЕТ. СТРАШИСЬ МАКДУФА.
Его не было видно, но его голос давил на нас со всех сторон, был таким громким, что рокотал у меня в костях. Джеймс встревожился не меньше моего, он запинался, когда начал говорить:
– Кто б ни был ты, спасибо за совет. / Струну боязни он во мне затронул, но молви…
Ричард оглушительно перебил его:
– Будь дерзок, смел, кровав. Не знай препон.
Никто из тех, кто женщиной рожден,
Не повредит Макбету.
Джеймс: Тогда живи, Макдуф: ты мне не страшен.
Ричард:
Будь горд, как лев, не помышляй о том,
Где строят козни и кто пышет злом:
От всех врагов Макбет храним судьбой,
Пока Бирнамский лес не выйдет в бой
На Дунсинанский холм.
Джеймс:
Не быть тому!
Стволы не сдвинуть с места никому.
Их не наймешь, как войско. Я воскрес!
Спи, бунт, пока стоит Бирнамский лес.
Ликуй, Макбет! В сиянии венца
Земным путем пройдешь ты до конца,
Назначенного смертным. Но одно
Скажите мне, коль все вам знать дано:
Воссядет ли на трон державы нашей
Род Банко?
Ведьмы закричали все вместе: Не стремись узнать об этом!
Джеймс: Я должен знать! Посмейте отказать мне,
И я вас прокляну навек!
Все вместе:
Явитесь!
Сердце честолюбца раньте
И во тьму обратно каньте!
С задних рядов поднялись восемь фигур, закутанных в плащи. Девушка, сидевшая с ними рядом, удивленно взвизгнула. Они скользнули в центральный проход и начали спускаться («Тоже третьекурсники?» – задумался я), а Джеймс смотрел на них расширенными от ужаса глазами.
– Хватит! – произнес он. – Иль эту цепь прервет лишь Страшный суд?
Сердце скакнуло мне в горло. Я второй раз вышел на свет, на моей коже блестела кровь. Джеймс ахнул, подняв на меня глаза, и все зрители разом повернулись. В тишине затрепетали сдавленные крики.
– Ужасный вид, – слабым голосом выговорил Джеймс. Я снова начал спускаться по ступеням, подняв руку, чтобы указать на восемь фигур и присвоить их. – Но это правда: Банко, / В крови, с улыбкой кажет мне на них, / Как на своих.
Я опустил руку, и они исчезли, растворились в тенях, как будто никогда не существовали. Мы с Джеймсом стояли в десяти футах друг от друга перед костром. Я блестел алым, жуткий и окровавленный, как новорожденный младенец, а лицо Джеймса было призрачно-бело.
– Неужели это так? – произнес он, как мне показалось, обращаясь ко мне. Повисла странная набухающая тишина. Мы оба склонились вперед, оставаясь на месте, дожидаясь, чтобы что-то произошло. И тогда между нами шагнула Мередит.
– Да, это так, – сказала она, и Джеймс отвел от меня глаза. – Но почему / Макбет так мрачен, не пойму?
Он позволил увести себя обратно к костру и к соблазнительному вниманию ведьм. Я поднялся по ступеням, остановился наверху и замер, как преследующий его призрак. Его глаза дважды обращались ко мне, но зрители снова смотрели на девушек. Они кружились вокруг костра, гогоча в грозовое небо, а потом опять начали петь. Джеймс в ужасе смотрел на них пару мгновений, развернулся и бежал от костра.
Все вместе:
Больше боли, горе злей,
Варево, кипи в котле —
Кожу змея, волчий зуб,
Мощи ведьмы бросим в суп…
Мередит и Рен продолжали танцевать, движения их были дикими и яростными, а Филиппа подняла котел, который был глубоко закопан в песок. В нем колыхалась зловещая красная жидкость, та же бутафорская кровь, что щипала мне кожу.
Все вместе:
Больше боли, горе злей,
Варево, кипи в котле.
Павианья кровь, студи,
Крепкий заговор клади.
Филиппа перевернула котел. Послышался тошнотворный всплеск, и все погрузилось во тьму. Зрители вскочили на ноги, воя от восторга и смятения. Я помчался обратно в укрытие, под деревья.
Когда у озера зажглись фонари – слабые оранжевые лампочки, загадочно мерцавшие вдоль воды, – берег взорвался криками, смехом и аплодисментами. Я согнулся вдвое в прохладной лесной темноте, упершись ладонями в колени и тяжело дыша. Казалось, я только что взбежал по холму. Единственное, чего мне хотелось, – это найти другого четверокурсника и вместе с ним облегченно выдохнуть.
Но тихо отметить не получилось. В честь Хэллоуина требовалась вечеринка масштабов вакханалии, и она не заставила себя ждать. Стоило уйти преподавателям и робевшим студентам первого и второго курсов, явились кеги, будто сотворенные какой-то остаточной магией, и в колонках, так жутко усиливавших голос Ричарда, заухала музыка. Первым из воды показался Александр, он шел, спотыкаясь, как восставший утопленник. Поклонники и приятели с других факультетов (первых было много, вторых единицы) окружили его, и он принялся развлекать их рассказом о том, как больше часа бродил по воде. Я еще немного подождал под защитой деревьев, прекрасно понимая, что залит кровью и избежать внимания у меня не выйдет. На берег я отважился вернуться, только когда заметил Филиппу.
Едва я вышел на свет, меня стали громко поздравлять, хлопать по спине и ерошить мне волосы – пока не поняли, какой я липкий. Когда я добрался до Филиппы, в руках у меня были всученные кем-то пластиковые стаканчики с пенившимся пивом.
– Держи, – сказал я, протягивая один ей. – С Хэллоуином.
Она перевела взгляд с моего окровавленного лица на грязные босые ноги, потом обратно.
– Удачный костюм.
Я подергал ее за рукав платья, все еще мокрого и просвечивавшего почти везде.
– Мне твой больше нравится.
Она закатила глаза.
– Думаешь, они нас в этом году всех разденут догола?
– Есть же еще рождественская маска.
– Ох, Господи, типун тебе на язык.
– Остальных видела?
– Мередит пошла искать Голос. Где Джеймс и Рен, понятия не имею.
Александр с извинениями покинул своих слушателей и вклинился между нами, обхватив нас обоих за шеи.
– Все прошло наилучшим образом, – сказал он и добавил: – Что за хрень? Оливер, ты засранец.
– Нет, я Банко.
(Он просидел обе мои сцены под лодкой.)
– Пахнешь сырым мясом.
– А ты стоялой водой.
– Туше. – Он ухмыльнулся, потер ладони. – Ну что, начнем вечеринку по-взрослому?
– И как ты предлагаешь это сделать? – спросила Филиппа.
– Бухать, орать, отрываться. – Он нацелил на нее палец. – Если только у тебя нет идеи получше.
Филиппа подняла руки, признавая поражение.
– Веди.
Казалось, Хэллоуин пробуждал в студентах Деллакера какую-то сибаритскую истерию. То, что я о нем помнил по предыдущим трем курсам, быстро забылось, потому что студенты четвертого курса были кем-то вроде знаменитостей. Знакомые, едва знакомые, те, кого я с трудом узнавал, осыпали меня и всех остальных комплиментами, интересовались, сколько мы репетировали, и выражали должное изумление, узнавая, что мы не репетировали вообще. Около часа я принимал предложенные напитки, затягивался косяками и сигаретами, но вскоре начал задыхаться из-за плотной толпы вокруг. Я заозирался в поисках кого-то из своих товарищей, лицедеев четвертого курса. (Александра и Филиппу я потерял, хотя в тот момент не мог вспомнить, когда и как.) Стряхнув с себя отчаянно флиртовавшую второкурсницу под предлогом, что мне нужно еще выпить, я нашел выпивку и побрел к краю освещенного пространства. Дышать стало полегче, меня вполне устраивала перспектива какое-то время наблюдать разгул, не участвуя в нем. Я неторопливо попивал пиво, пока не почувствовал, как кто-то коснулся моей руки.
– Привет.
– Мередит.
Она отделилась от группы художников (которые, скорее всего, уговаривали ее попозировать) и пошла за мной из гущи вечеринки. На ней по-прежнему было ведьминское платье, и в затуманенном состоянии, в котором я пребывал, не пялиться на нее сквозь ткань было невозможно.
– Устал слушать, какой ты потрясающий? – спросила она.
– Они в основном просто хотели потрогать кровь.
Мередит улыбнулась, провела пальцами по моей руке от локтя до плеча.
– Мелкие больные извращенцы. – Она явно хорошо выпила, но пьянела она медленнее нас всех. – С другой стороны, может, они просто хотели потрогать тебя.
Она слизнула бутафорскую кровь с кончика пальца и подмигнула мне, ее густые черные ресницы походили на веера из страусовых перьев. Все это было невыносимо эротично и почему-то меня раздражало.
– Знаешь, – сказала Мередит, – тебе идет вот так, с голым торсом, в крови.
– А тебе без лифчика, завернутой в простыню, – сказал я, не задумываясь, и сарказмом это было лишь наполовину. В голове у меня прокрутилось в замедленной съемке, как Ричард выбивает мне зубы, и я громко добавил: – Где твой парень? По-моему, я его не видел.
– Дуется, пытается не дать мне и всем остальным повеселиться.
Я проследил за ее взглядом до берега, где Ричард в одиночестве сидел на скамейке со стаканом в руке, глядя на праздновавших так, будто находил их тусовку глубоко оскорбительной.
– Что ему опять не так?
– Какая разница. Что-то, как всегда. – Она потянула меня за пальцы. – Идем, тебя Джеймс ищет.
Я отнял руку, но послушно пошел следом, почти допив пиво одним глотком. Ричард смотрел на меня с яростью, я чувствовал его взгляд.
Кто-то снова разжег костер, Джеймс и Рен стояли возле огня, разговаривали и не обращали ни на кого внимания. Пока мы шли к ним, Джеймс предложил Рен свой мундир; она плотно завернулась в него, потом глянула вниз и засмеялась. Подол доходил ей почти до колен.
– Как вы вообще уместились под этим каноэ вчетвером? – спросил Джеймс, когда я подошел поближе и мог их слышать.
– Ну, очень уютно, – ответила Рен. – Я, наверное, раз пять случайно почти поцеловала Александра.
– Как мило. Сейчас он еще выпьет и станет всем рассказывать, как ты по нему сохнешь.
Рен повернулась к нам и ахнула, обеими руками придерживая воротник мундира.
– Оливер, ты меня напугал! Ты по-прежнему жутко выглядишь.
Я: Хотелось бы все это смыть, но вода на вид холодная.
Рен: Да нет, ничего, когда зайдешь по пояс.
Я: Сказала девушка, стоящая у огня в чужом мундире.
– Рен, – вмешалась Мередит, глянув через плечо в сторону скамеек, – пожалуйста, поговори с Ричардом, а? С меня на сегодня хватит.
Рен вымученно улыбнулась нам и произнесла:
– Любезный мой кузен[22].
Джеймс смотрел, как она пробирается сквозь толпу. Мередит заглянула в его полупустой стакан, забрала и потянулась за моим.
– Вы двое, никуда не уходите, – сказала она. – Вернусь, принесу еще выпить.
– Прекрасно, – ответил я. – Жду не дождусь.
Когда она ушла, Джеймс повернулся ко мне и спросил:
– Все хорошо?
– Да, – ответил я. – Отлично.
По его скептической улыбке я понял, что он мне не верит, но он милосердно сменил тему:
– Знаешь, а у тебя правда жуткий вид. Ты меня до полусмерти напугал, когда вышел из-за деревьев.
– Джеймс, ты сам со мной это сделал.
– Да, но в том темном крохотном сарайчике все было по-другому. Когда ты вышел на свет, да еще с таким лицом…
– Ну, – ответил я, – кровь придет за кровью[23].
– Так, я намерен никогда с тобой не ссориться.
– Взаимно, – сказал я. – Из тебя получился на удивление убедительный злодей.
Он пожал плечами.
– Лучше я, чем Ричард. У него такой вид, как будто он убить готов.
Я снова обернулся к скамейкам. Ричард и Рен сидели рядом, склонив друг к другу головы. Он говорил, глядя на собственные руки, и зловеще хмурился, отчего у него омрачалось лицо. Наполовину погребенная тяжесть снова поднялась к поверхности. Я сказал себе, что у меня просто болит живот, что я слишком много выпил, да еще частил.
– Шум и ярость, – сказал я, – не значит ничего[24]. Не обращай внимания.
Прошел еще час, а может, два или три. Небо было таким темным, что понять, сколько прошло времени, было невозможно, если только не измерять его количеством выпитого. Я потерял счет после седьмого стакана, но руки у меня все время были заняты. Студенты помладше удалились в Холл, плутая между деревьями, хохоча и ругаясь, когда спотыкались о выступающие корни и обливались остатками пива. Остались только четверокурсники со всех факультетов и несколько третьекурсников из молодых да ранних. Кто-то решил, что расходиться, пока все насквозь не промокнут, нельзя, и начались шаткие, скользкие бои в воде.
После десятка поединков Александр и Филиппа вышли в чемпионы. Они казались скорее одним существом, чем двумя, длинные ноги Филиппы так плотно обхватывали плечи Александра, что они могли сойти за жутких сиамских близнецов. Он стоял по пояс в воде, почти не качаясь, и крепко держал Филиппу за колени. По нему, в отличие от Мередит, сразу было понятно, что он пьян, но это, казалось, только придавало ему неуязвимости.
– Кто еще? – проорал он. – Непобежденные, вот мы кто!
– Если тебя кто-нибудь победит, согласишься закруглиться? – спросил Джеймс.
Мы все сидели на песке, вытянув босые ноги к воде, руки нам оттягивали забытые стаканы. Воздух для октября был не по сезону теплым, но холодные волны лизали нам пальцы, как предвестие приближающейся зимы.
Александр накренился влево и отпустил ногу Филиппы, указав на нас; она схватилась за другую его руку, чтобы не упасть.
– Точно вы, ребят, – сказал он.
Я покачал головой, глядя на Джеймса. Нас вполне устраивало кричать им советы и подбадривать, пока они разделывались с оставшимися третьекурсниками.
Мередит: Ну, я больше в воду не пойду.
Филиппа: Что такое, Мер? Боишься сыграть по-жесткому?
Около тридцати зрителей завыли и засвистели.
Мередит: Я знаю, что ты делаешь. Ты меня подначиваешь.
Филиппа: Ага. Работает?
Мередит: А то, сучка. Ну, готовься.
Все заухали, а Филиппа широко улыбнулась. Мередит встала, отряхнулась от песка и позвала через плечо:
– Рик, айда проучим этих придурков.
Ричард, который снизошел и спустился к нам на пляж, но сидел в паре метров позади всех, отозвался:
– Нет. Выставляй себя на посмешище, если хочешь. Я собираюсь остаться сухим.
Новый взрыв смеха, на этот раз злого. (Мередит была для всех предметом восхищения, но еще и зависти, и поэтому каждый ее промах хотя бы некоторые ревниво смаковали.)
– Ладно, – холодно произнесла она. – Выставлю.
Она подхватила юбку и завязала ее узлом высоко на бедре. Вошла в воду, обернулась и спросила:
– Идешь, Оливер?
– Кто, я?
– Да, ты. Кто-то же должен мне помочь утопить этих идиотов, а Джеймс точно, сука, не собирается.
– Она права, – жизнерадостно ответил Джеймс. – Я точно, сука, не собираюсь.
(В отличие от всех нас, кого влекло к Мередит в каком-то биологическом неизбежном смысле, Джеймс, казалось, находил ее показную сексуальность несколько отталкивающей.) Он усмехнулся, глядя на меня.
– Развлекайся.
Мы с Мередит пару мгновений смотрели друг на друга, но ярость на ее лице исключала саму возможность отказа. Люди, с которыми я даже не был знаком, кричали мне что-то ободряющее, пока я немного неуклюже не поднялся.
– Дурацкая затея, – сказал я, обращаясь больше к себе самому.
– Не волнуйся. Я заставлю его, – и Рен толкнула Джеймса локтем, – вместе со мной сразиться с победителями.
Джеймс принялся отнекиваться, но я не слышал, что он говорил, потому что Мередит сгребла меня за руку и потащила в воду.
– На колени, – приказала она.
– Она это явно всем мальчикам говорит, – заметил Александр. – Где скромность, где же твой девичий стыд, / Стеснения хоть малость?[25]
Я бросил на него злобный взгляд, присев в воде. Холод едва не вышиб из меня дух, сковал мне живот и грудь, будто льдом.
– Господи, – сказал я. – Давай быстрее, залезай!
– Он это явно всем девочкам говорит, – подмигнув, произнесла Филиппа. – Признаться, я не знала, / Что благородства у тебя так мало![26]
– Ладно, – сказал я Мередит, когда в ушах у меня опять забулькал непристойный смех. – Айда, убьем их.
– Вот это настрой!
Мередит перебросила через мое плечо одну ногу, потом вторую, и я едва не уронил ее в ту же секунду. Весила она немного, но я был пьян и до сих пор не понимал насколько. Она продела ступни мне под мышки, и я медленно выпрямился. Пока я пытался найти равновесие, послышались аплодисменты, а я хотел одного – чтобы вода перестала меня толкать и тянуть. Бутафорскую кровь на мне немножко размыло, она змеилась по животу и впитывалась в пояс штанов.
Колин, наш самоуверенный молодой Антоний, похоже, взял на себя роль рефери. Он сидел верхом на перевернутом каноэ, сжимая в обеих руках пластиковые стаканчики.
– Дамы, держите когти при себе, – сказал он. – Пожалуйста, никаких выцарапанных глаз. Первый, кто собьет девушку в воду, победил.
Я попытался сосредоточить взгляд на Александре, гадая, как его опрокинуть. По обе стороны моего лица блестели мокрые бедра Мередит, собраться было сложно.
– Ну и фальшивка! – радостно произнесла Филиппа. – Кукла, вот ты кто![27]
– А, вот что за игра, – сказала Мередит. – Я, значит, ниже? Ты, майский шест раскрашенный, скажи!
– Как разозлится, удержу ей нет! – ответила Филиппа. – Она была еще и в школе стервой!
Новый взрыв смеха и улюлюканья.
– И вы позволите ей надо мной смеяться? – сказала Мередит. – А ну, пустите к ней![28]
И мы рванулись вперед. Я шатался под Мередит, стараясь удержаться на ногах. Девушки яростно сцепились, бурление воды и дикий оглушительный хохот Александра сбивали с толку. Мередит потеряла равновесие, смещение ее веса резко качнуло меня назад.
Я дернулся в противоположную сторону и врезался в Александра. Филиппа едва не лягнула меня в лицо, все вокруг закружилось, но в ту же секунду у меня родилась мысль. Я снова боднул Александра, а увидев, как мелькнула белая ступня Филиппы, рискнул и отпустил Мередит, чтобы схватить Филиппу за ногу. Нас накренило вбок, но я заорал:
– Мередит, давай!
Я подбросил ступню Филиппы вверх, а Мередит с силой ее толкнула. Филиппа мгновенно завалилась назад, увлекая за собой Александра, на краткий миг они зависли, отчаянно размахивая руками, а потом дружно рухнули в воду. Нас с Мередит повело вправо, я снова ухватил ее свободной рукой за бедро. Зрители хлопали и орали, но я их почти не слышал, потому что Мередит сжала мою голову ногами, вцепившись одной рукой мне в волосы. Все поплыло у меня перед глазами, я развернулся на месте и попытался улыбнуться.
Филиппа и Александр вынырнули, кашляя и отплевываясь.
– Так, – сказал Александр. – Дайте мне выпить, кто-нибудь. Я всё.
– По-моему, мы все – всё, – ответила Филиппа.
– Нет-нет, – к моему ужасу, произнесла Мередит. – Рен сказала, что сыграет с победителями.
Колин ударил по борту каноэ.
– Поддерживаю!
– Я готова, если Джеймс готов, – сказала Рен.
Я вытер воду с глаз и взглянул на Джеймса. Он сидел на песке с робкой полуулыбкой. Внезапно мне захотелось, чтобы он сыграл.
– Давай, Джеймс, – сказал я. – Дай нам выставить тебя дураком, и разойдемся по домам.
– Давайте, отомстите за нас, – подала голос Филиппа, стоявшая на берегу и отжимавшая юбку.
– Ну, – сказал он, – если надо.
Рен поднялась на ноги и протянула руки Джеймсу, чтобы помочь ему встать. Она завязала юбку куда более скромным узлом, чем Мередит, и пошла в воду. Некоторые зрители уже ушли, но человек десять осталось, они ободряюще кричали ей вслед. Мередит у меня на плечах становилась все тяжелее, и я слегка сдвинул ее вперед. Она убрала мне волосы с глаз кончиками пальцев и сказала:
– Ты как там внизу?
– Слишком пьян для всего этого.
– Ты мой герой.
– Всегда об этом мечтал.
Рен добрела до нас и заметила:
– Господи, а холодно-то как!
– Больно бурная ночь, чтоб купаться[29], – поморщился Джеймс, идя следом за Рен. – Давай я тебе помогу.
Он присел, как я, и взял Рен за руку, когда она перебрасывала ногу ему через плечо.
Но прежде чем она забралась верхом на Джеймса, раздался голос, который мы этой ночью почти не слышали:
– Вообще, думаю, пора с этим заканчивать.
Я медленно и осторожно обернулся. Ричард, нахмурившись, стоял у воды.
– Ты не захотел играть, – сказала Мередит. – С чего вдруг тебе высказываться?
– Мы же просто дурака валяем, – добавила Рен.
Она залезла только наполовину и сидела у Джеймса на плече, как попугай. Джеймс не сводил глаз с Ричарда.
– Это все бред собачий, и кто-нибудь покалечится. Слезай.
– Да ладно, Рик, – сказал Александр, растянувшийся на песке с очередным стаканом. – Все с ней будет нормально.
– Заткнись, – ответил Ричард. – Ты напился.
– А ты нет? – спросила Филиппа. – Остынь, это просто игра.
– Иди в жопу, Филиппа, тебя это не касается.
– Ричард! – воскликнула Рен.
Филиппа в ярости уставилась на него; рот у нее был приоткрыт от изумления.
– Так, судя по всему, представление окончено, – сказал Колин, сползая с каноэ. – Давайте, ребят, расходитесь.
Несколько оставшихся зрителей, недовольно бурча, потянулись прочь. Колин помешкал, глядя то на Ричарда, то на нас, как будто спрашивал себя, нужен ли нам еще рефери.
– Может, вы двое уже разлепитесь? – спросил Ричард, и его голос разнесся над водой, словно усилившись по волшебству.
– А, понятно, – сказала Мередит. – Тебе нож острый, что мы тут отрываемся, потому что ты очень занят своими обидками? Потому что в кои-то веки тебе не пришлось выходить на поклон?
Лицо Ричарда побелело – помертвело, – и я стиснул колени Мередит, пытаясь ее предостеречь, чтобы она не сказала лишнего. Она то ли не почувствовала, то ли не поняла, то ли плевать хотела.
– В жопу, – сказала она. – Не всегда всё крутится вокруг тебя.
– Это прям блеск – в исполнении чемпионки мира по выпендрежу.
– Ричард, какого черта?
От прилива ярости у меня вдруг стало горячо в голове. Я непроизвольно крепче ухватил Мередит за ноги. Инстинктивное стремление защитить ее было неожиданным и безосновательным, но я не успел растеряться. Мередит угрожающе молчала.
Ричард начал говорить что-то еще, но его перебил Джеймс.
– Хватит, – сказал он таким ледяным тоном, какого я раньше не слышал. – Пойди проветрись и возвращайся, когда остынешь, ладно?
У Ричарда почернели глаза.
– Убери руки от моей сестры, и я…
– И ты – что? – Рен спрыгнула в воду, но осталась стоять возле Джеймса. – Что с тобой такое? Это просто игра.
– Ну ладно, – сказал Ричард, заходя в воду. – Давайте поиграем. Рен, шевелись, моя очередь.
– Ричард, не будь идиотом. – Мередит сбросила ногу с моего плеча, и я обхватил ее за талию, чтобы помочь спуститься. Освободившись от ее тяжести, я словно наполнился гелием. Я с усилием заморгал, чтобы прояснилось в голове.
– Нет, я хочу играть, – повторил Ричард. Сколько он выпил? Он говорил четко, но двигался развинченно и небрежно. – Рен, уйди с дороги.
– Хватит, Ричард, она ничего не сделала, – сказал я.
Он обернулся ко мне.
– А ты не волнуйся, тобой я займусь через минутку.
Я отшатнулся. Шансы мои, если Ричард был настроен с кем-то подраться, мне совсем не нравились.
– Оставь его в покое, – резко произнес Джеймс. – Он взялся играть только потому, что ты не захотел, просто по доброте.
– Да, мы же все в курсе, какой Оливер добрый. Какой милый.
– Ричард, – вмешалась Мередит. – Не веди себя как мудак.
– А я и не веду, теперь я хочу играть. Давай, я думал, ты хочешь сыграть в последний раз. – Он потянулся за спину Рен и толкнул Джеймса. Тот с тихим всплеском пошатнулся.
– Ричард, остановись! – сказала Рен.
– А что такое? – спросил он. – Еще разок сыграем!
Он снова пихнул Джеймса, и Джеймс оттолкнул его руку.
– Ричард, предупреждаю…
– Что? Я хочу поиграть.
– Я не играю, – произнес Джеймс, напрягшись всем телом. – Больше так не делай.
– То есть с девочками, с Александром и Оливером ты играешь, а со мной нет? – не унимался Ричард. – ДА ЛАДНО!
– Ричард, хватит!
Мы крикнули это хором, но мы слишком долго мешкали. Он снова толкнул Джеймса, вовсе не в шутку. Джеймс тяжело рухнул в озеро, ударив руками по поверхности в попытке удержать равновесие. Едва поднявшись, он бросился на Ричарда, навалился на него всем своим весом, протащил назад. Вода вокруг них заплескалась, но Ричард только хохотал – он был настолько крупнее, что ни о какой честной драке не могло быть и речи. Я рванулся к ним, с трудом переставляя ноги, и тут смех Ричарда перешел в рычанье, и он окунул Джеймса в воду лицом вниз.
– РИЧАРД! – заорал я.
Возможно, он не услышал меня из-за того, как барахтался Джеймс, а возможно, просто сделал вид, что не услышал. Он держал Джеймса под водой, одной рукой обхватив его за шею. Джеймс колотил его кулаком в бок, но я не понимал, отбивается он или просто пытается освободиться. Девушки, Колин и Александр бросились к ним, но я успел первым. Ричард стряхнул меня, мне в лицо ударила холодная вода, заливаясь в рот и в нос. Я снова кинулся на него, вцепился, как паразит.
– ПРЕКРАТИ! ОН ЗАХЛЕБНЕТСЯ…
Он ударил меня плечом в подбородок, и я чуть не откусил себе язык. Откуда-то появился Колин, стал тянуть Ричарда за руку, которой тот держал Джеймса, а я орал:
– ТЫ ЕГО УТОПИШЬ, МУДАК, ПРЕКРАТИ!
Мередит схватила Ричарда за шею, Филиппа повисла у него на локте, и, когда он наконец отпустил Джеймса, мы сплелись в один клубок, а вокруг нас колыхалась ледяная зловещая вода.
Джеймс вынырнул, хватая воздух, и я поймал его, чтобы он снова не ушел под воду.
– Джеймс, – спросил я, – Джеймс, ты как?
Он обхватил меня рукой за шею, задыхаясь, выкашливая воду с желчью, заливая себе грудь.
Мередит била Ричарда в грудь кулаками, кричала, гнала его из воды на берег.
– Ты спятил? Ты его убить мог!
– Да что с тобой? – орала Рен; у нее срывался голос, а по щекам лились слезы.
– Джеймс? – Я, как мог, пытался его поддержать, неуклюже обвив руками его грудную клетку. – Дышать можешь?
Он слабо кивнул, снова закашлялся, его глаза были плотно зажмурены. У меня напряглось горло, натянулось, как тетива.
– Божечки-кошечки, – тихо сказал Колин. – Это что сейчас было?
– Не знаю, – сказала Филиппа, стоявшая между нами; она была совершенно вымотана, ее трясло. – Давайте его из воды выведем.
Мы с Колином помогли Джеймсу выбраться на берег, он осел на песок и повалился набок. Мокрые волосы залепили ему глаза, при дыхании он дрожал всем телом. Я присел рядом с ним, над нами склонилась Филиппа. Александр, казалось, лишился дара речи. Колин был в ужасе. Рен тихо плакала, от всхлипов у нее подергивались плечи. Я никогда не видел Мередит такой злой, щеки у нее пылали даже в слабом свете луны. А Ричард просто стоял в стороне с растерянным видом.
– Ричард, – осторожно произнес Александр, – это был трындец.
– С ним все в порядке, да? Джеймс?
Джеймс смотрел на него снизу вверх, лежа на песке, взгляд у него был ясный и твердый, как сталь. Повисла тишина, и у меня вдруг возникло дурацкое чувство, что и мы, и все вокруг нас стеклянное. Я боялся дышать, боялся двигаться, боялся, что что-то разобьется вдребезги.
– Мы просто играли, – сказал Ричард со смутной улыбкой. – Это просто игра.
Мередит шагнула вперед и встала между Ричардом и всеми нами.
– Уходи, – сказала она. Он открыл рот, собираясь ответить, но она его прервала: – Возвращайся в Замок и ложись, пока не натворил что-то настолько тупое, чтобы тебя исключили.
Она была похожа на фурию, глаза у нее горели, волосы мокрыми спутанными жгутами лежали на плечах.
– Уходи. Сейчас же.
Ричард злобно посмотрел на нее, потом на всех нас, развернулся и пошел вверх по склону. По мне прокатилась волна облегчения, и закружилась голова, будто кровь вернулась в отсиженную конечность.
Когда Ричард скрылся из вида в тени под деревьями, Мередит сдулась.
– Господи. – Она согнулась, прижала основания ладоней к глазам, рот у нее кривился, словно она старалась не заплакать. – Джеймс. Ужас какой.
Он оттолкнулся от песка и сел, скрестив ноги.
– Все хорошо, – сказал он.
– Не хорошо. – Она так и закрывала руками лицо.
– Ты не виновата, Мер, – сказал я.
Мысль о том, что Мередит может заплакать, казалась такой дикой, от нее было так не по себе; я не был уверен, что смогу на это смотреть.
– Ты за него не отвечаешь, – сказала Филиппа.
Она взглянула на Рен; та смотрела в землю, по лицу у нее бежали слезы, собираясь на подбородке, прежде чем упасть на песок.
– Никто из нас не отвечает.
– Ночь бурная случилась[30], – произнес Александр, ставший куда трезвее, чем полчаса назад. – Господи, ну и бардак.
Мередит наконец опустила руки. Глаза у нее были сухие, но губы потрескались и побледнели, казалось, ее сейчас вырвет.
– Не знаю, как вы, а я хочу помыться, лечь и притвориться, что ничего не было, – часов на восемь хотя бы.
– Думаю, поспать никому не повредит, – сказала Филиппа, и все согласно загудели.
– Вы идите, – сказал Джеймс. – Я просто… Я еще минутку посижу.
– Уверен? – спросил Колин.
– Да, все хорошо. Просто посижу.
– Ну ладно.
Мы медленно поплелись прочь с берега. Мередит пошла первой, в последний раз виновато взглянув на Джеймса – и почему-то на меня. За ней, обняв Рен за плечи, шла Филиппа. Колин и Александр вместе побрели по тропинке. Я замешкался, сделав вид, что мне нужно забрать костюм из сарая. Когда я вышел, Джеймс так и сидел там, где мы его оставили, и смотрел на озеро.
– Посидеть с тобой? – спросил я. Я не хотел его оставлять.
– Пожалуйста, – тихо отозвался он. – Я просто не мог с ними, не сейчас.
Я бросил вещи на песок и сел рядом с Джеймсом. Во время праздника незаметно кончилась гроза. Небо было ясным и тихим, звезды с любопытством глядели на нас с просторного темно-синего свода. Вода тоже улеглась, и я подумал, какие же они лжецы, небо и вода. Тихие, спокойные, ясные, будто все хорошо. Хорошо не было, и в общем-то уже никогда не могло стать хорошо.
Несколько упрямых капель воды так и держались у Джеймса на щеках. Что-то в нем изменилось, он не был прежним. Казался таким хрупким, что я боялся к нему прикоснуться. Он что-то хотел сказать – возможно, позвать меня по имени, – но у него вышла только тень звука, и он замолчал, прижав к губам тыльную сторону руки. У меня болело в груди, но боль была глубже мышц и костей, словно что-то острое пробило во мне дыру. Я отважился прикоснуться к Джеймсу. Он судорожно выдохнул, потом задышал свободнее. Мы долго сидели рядом, молча, моя рука лежала у него на плече.
Озеро, обширная темная вода, маячило в глубине каждой сцены, которую мы играли после, – как декорация из когда-то поставленной нами пьесы, сдвинутая вглубь кулис, где о ней быстро забыли бы, если бы нам не приходилось каждый день ходить мимо. Что-то непоправимо изменилось в те несколько мрачных минут, что Джеймс провел под водой, как будто нехватка кислорода заставила все наши молекулы перестроиться.
20
У. Шекспир. Макбет. Акт II, сцена 1.
21
Постановка в честь Хэллоуина собрана из фрагментов разных сцен «Макбета».
22
У. Шекспир. Король Генрих IV (часть первая). Акт I, сцена 1.
23
У. Шекспир. Макбет. Акт III, сцена 4.
24
У. Шекспир. Макбет. Акт V, сцена 5.
25
У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт III, сцена 2.
26
У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 2. Перевод М. Лозинского.
27
У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт III, сцена 2.
28
Там же.
29
У. Шекспир. Король Лир. Акт III, сцена 4.
30
У. Шекспир. Макбет. Акт II, сцена 3.