Читать книгу Дело дамы с леопардами - М. Р. Маллоу - Страница 3

1 марта 1926 года

Сидя за письменным столом, М.Р. Маллоу оперся на локоть, прикрыв рот пальцами. Потом стиснул лацканы своего твидового пиджака. Наконец, выдохнул, снял очки и решительно вытянул лист из печатной машинки.

Затем достал из ящика письменного стола картонную папку, вынул оттуда толстую пачку отпечатанных листов, добавил последний, аккуратно постучал пачкой о стол, сунул назад и завязал тесемки.

Теперь уже ничего не поделаешь. Пора.

Маллоу вышел в коридор, мельком остановился у зеркала, оценил свой рост. Не такой уж и маленький – пять футов, шесть дюймов. Нос велик. Рот широк. Глаза вообще блестят, как у умалишенного. Маллоу пригладил черные кудри и тонкие усы а ля Дуглас Фербенкс.

– Уехал в издательство! – крикнул он, постучав в дверь комнаты компаньона.

Джейк вышел, еще в пижаме, поверх которой был наброшен халат, промычал «угу» и направился в ванную. Здоровенный, светловолосый, взлохмаченный. Шесть футов, пять дюймов, мрачно почесывающие рыжеватую щетину.

Ему не нужно было ни вставать в пять утра, чтобы успеть закончить последнюю главу, ни ехать, дергаясь от волнения, в Нью-Йорк, где располагалось издательство Шерри Мэзона, каковой мистер Мэзон благосклонно согласился рассмотреть рукопись первой части романа «Пять баксов для доктора Брауна» и, в случае, если она ему понравится, напечатать в еженедельном журнале «Мэзонс Эдвенчурез Сториз».

Д.Э. Саммерс вошел в ванную. Он собрался бриться – без особенного энтузиазма.

После завершения дела с кражей мумии из-под носа у биржевого магната Вандерера с вывески «Автомобильный сервис» исчезли имена компаньонов. Затем в один прекрасный день прибыл судебный исполнитель и предъявил бумагу, в каковой значилось:

Мистер Форд разрывает контракт с господами М.Р. Маллоу и Д.Э. Самерсом «в силу форс-мажорных обстоятельств таких, как ураган, землетрясение, цунами, война и проч. обстоятельства непреодолимой силы».

Принимая во внимание, что случившееся произошло «без злоумышленного намерения гг. Маллоу и Саммерса», обозначалась сумма ущерба, нанесенного «Форд Мотор» скандалом с дочерью Вандерера. Очень скромная сумма – в сравнении с миллионом неустойки.

Через два дня контора двоих джентльменов была опечатана. Вместе с «Автосервисом» у них отобрали рекламное бюро.

Подавать в суд адвокат настоятельно не советовал. Да и без него это обстоятельство было яснее ясного. Бодаться с Фордом – то же самое, что голыми руками драться с паровозом Тихоокеанской железнодорожной компании. Оставшиеся накопления утекли в Шартр, где учились в школе авиаторов младшие Маллоу, и компаньоны оказались перед правдой: у них не осталось ничего.

Саммерс закончил взбивать в чашке мыло и бросил взгляд в зеркало: на лбу глубокие озабоченные морщины, вокруг глаз темные круги.

Последние крохи капитала решили использовать как можно лучше – приобрести все необходимое. Гардероб подбирали с таким расчетом, чтобы обеспечить двум джентльменам приличный вид в течение возможно длительного времени – самый лучший, какой смогли. Вышло ох, как дорого, зато надежно: человек в костюме за сто долларов – отличного классического фасона, из английской шерсти – имеет право долго не беспокоиться о своем гардеробе.

Саммерс провел по щекам тыльной стороной ладони и ополоснулся холодной водой.

Если бы Дюк не забыл в такси пакет с двумя костюмами от портного, шестью галстуками от Куппенхеймера и четыре коробки туфель «Балли», получилось бы вполне.

Джейк (теперь у него во рту была зубная щетка) выругался. Он до сих пор не мог вспоминать это свинство спокойно. Правда, благодаря ему у компаньонов все-таки осталось по дюжине новых сорочек, белья, отличных носков «Интерваувен» и один на двоих флакон одеколона «Найз Тен». Это несколько утешало, но…

– Чертов писака, – пробормотал бывший коммерсант. – Богема, якорь тебе в корму!

Но еще хуже, – он промокнул лицо полотенцем, – еще хуже были смутные сомнения, которые вызывала теперь у него вся собственная предыдущая деятельность. Получалось, что даже в рамках закона надувательство – какое-то не то дело. Ну, во всяком случае, не то, чем стоит продолжать заниматься.

Как был, в халате, он прошел в библиотеку, уселся там за письменный стол и уставился в окно.

За окном пел дрозд. Весенний ветер гнал облака-оборванцы.

Джейк Саммерс был, наконец, свободен от Форда. Но что теперь? «У нас с вами ничего не может быть потому, что вы жулик», – подумаешь! Он щелкнул зажигалкой. Дело было не в докторе.

Важные вещи всегда имеют много причин. Всегда. Доктор Бэнкс своим отказом спустила курок, это правда, ну и что с того? Прицел был наведен давно. Когда подписывали контракт с Фордом. Когда отдала концы фабрика фильмов. Когда двое молодых шарлатанов решили перейти на законную деятельность. Когда…

Так, может, и не было дела? Ничего не было, кроме иллюзий? Чепуха. Было оно или его не было – теперь неважно. Важно, чтобы настоящее дело все-таки появилось.

Рассчитывать на компаньона не приходилось. Во-первых, придумывание новых идей всегда было прерогативой и почетной обязанностью Д.Э. Саммерса. А во-вторых, Дюк ударился в писательство. День и ночь он колотил на машинке. А если не колотил, то разглагольствовал.

О любимом деле, которое должно быть у каждого человека. О «формуле счастья по Д.Э. Саммерсу». О головоломке – что все необходимое всегда находится у вас под носом, нужно только уметь его увидеть и использовать. О том, что ничего не бывает случайно и зря. Что даже потеря в такси приобретенного на последние деньги гардероба наверняка имеет свой смысл. Важный смысл. Пока неизвестный двоим джентльменам.

Словом, книга поглотила компаньона. Конечно, Дюк втайне надеется, что она-то как раз и принесет ему и успех, и большие деньги. Разве может быть по-другому, когда человек нашел свое истинное призвание?

Спорить с этим Саммерс не стал.

Дюк родился писателем, это была правда. Нашел свое дело. Что-нибудь из этого будет. Ну, или не будет – с ними, писателями, вечно не слава богу.

В вялом настроении бывший коммерсант прикидывал, что можно придумать.

– Доброе утро, сэр, – вошла с подносом мисс Дэрроу.

Саммерс пробормотал «доброе утро» и взял с подноса газету. Открыл на середине, пробежал глазами рубрику «Требуются». Отодвинул поднос с завтраком и безотлагательно написал два письма, в которых уведомлял, что заинтересован в указанном в объявлении месте корреспондента и редактора (о, господи!) студенческой газеты. Многочисленные «требуется рекламный агент» он пропустил – это было просто опасно. Если пронюхает Форд, то…

Это соображение навело еще на одну мысль. Может быть, он и не знает, чего хочет. Зато он знает, чего не хочет!

Саммерс равнодушно сжевал завтрак, выпил кофе и отправился одеваться. Старые брюки и рубашка – надо же! – помнили еще 1912 год, избиение своего владельца представителями блинвилльской коммерции.

Одевшись, бывший коммерсант вышел из дома. Выгнал из-под навеса авто.

Блестящий «Линкольн», черно-красный, с оранжевыми спицами на белых колесах, свернул с главной дороги, сбавил скорость и, шурша неубранными с осени листьями, подъехал к старой, очень старой лачуге.

«То, что я ищу, – думал Джейк, шагая к сараю, – законно по-настоящему. Не просто в рамках закона, а вообще приличное дело. Полезное. Нужное».

Уведомлять о своем прибытии он не стал. Знал, что несмотря на свою кажущуюся необитаемость дом битком набит старыми кошелками, старыми клячами, старыми кошками, старушенциями – словом, пожилыми леди, которые следят за ним из всех щелей своими подслеповатыми глазами. И миссис Христоподуло, и миссис Палпит, и все три бабки Грацци – словом, блинвилльские сливки в полном составе.

Старые, скисшие сливки.

Он подошел к сараю, нашарил ключ в треснутом цветочном горшке – на полке под самой крышей. Вошел, пригнувшись, в низенькое помещение.

На грубо сколоченных полках стояли бутыли, банки и жестянки. На полу – ящики и коробки. К скипидарному духу свежих досок примешивался запах керосина, масла, старых тряпок, луковиц, чего-то еще – в сарай не входили с самой осени.

Прислонившись к ножке старого верстака с прикрученными тисками и выдолбленной квадратной ямкой для всякой всячины, ожидал своего хозяина топор. Молоток и клещи успели покрыться ржавчиной – еще бы, перезимовали на верстаке!

Дверь со скрипом захлопнулась за спиной бывшего коммерсанта и он, нагнувшись, подпер ее топором – так, чтобы в помещение проникал дневной свет. Надел брезентовые рукавицы.

«Но все-таки об этом не распространяются, – продолжал размышлять он. – Это – дело такого свойства, до которого Генри не дотянется своими загребущими руками даже, если захочет».

Но и этот здравый подход не помог. Потому что таких дел не бывает. Обо всем рано или поздно узнают все, и нет такого дела, до которого не дотянется мистер Форд. Если захочет.

Работа пошла неожиданно хорошо. То, что в дни юности вызывало громы и молнии на голову сына похоронного церемониймейстера, внезапно оказалось простым и понятным. Все эти ребра и шпонки, с которыми он когда-то так мучился, получались теперь вполне… черт возьми, вполне! Стоило лишь обозреть поле деятельности и прикинуть, как и что. Он работал уже четыре дня, и все удивлялся, что за двадцать лет руки не забыли. Саммерс вытер пот и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Протер олифой края крышки гроба. Примерил кант.

Никакие воспоминания не тревожили его. Человеку работающему вообще-то не до воспоминаний.

– Добрый день, мистер Саммерс, – произнес вдруг знакомый холодноватый голос.

Рубанок споткнулся и застрял на ровном месте.

– Здравствуйте, доктор, – отозвался бывший коммерсант. – Что, бабуле не лучше?

Доктор Бэнкс отошла от двери в сарай, поняв, что заслоняет ему свет.

– Миссис Смит не помнит своего возраста, – сказала она после некоторого молчания. – Полагаю, ей не меньше восьмидесяти. В этом возрасте трудно переносить потери. Она была очень привязана к мужу.

Теперь молчал он. Доктор стояла и смотрела.

– Не знаю, – она переложила саквояж из одной руки в другую, – не знаю, что вам сказать, мистер Саммерс, но…

– Да не надо мне ничего говорить.

– Простите, но вы уверены? – сама доктор, судя по тону, уверена не была. – Нет-нет, вы, безусловно, делаете хорошее дело, только… Я хочу сказать, город не так велик, чтобы… обеспечить вам заработок.

Бывший коммерсант молча строгал гроб. В Блинвилле было три похоронных конторы и пять плотницких мастерских.

– У миссис Смит ничего нет, – неохотно произнес он. – Случайно разговорились в лавке. Я, собственно, хотел только выразить соболезнования. Ну, и узнал, что расходы на похороны ей не по карману. Вы что, считаете меня скотиной до такой степени, чтобы взять ее жалкие крохи, что ли?

– Я считаю вас человеком из плоти и крови, – ответила она. – Которому надо на что-то жить. Я знаю, что ваши дела пошли плохо. И я рада видеть вас здесь. Правда, мистер Саммерс. Не ожидала, что наш разговор произведет на вас такое впечатление. Но я все же хотела бы напомнить вам, что…

Саммерс собрался было выразиться насчет поведения мисс Дэрроу с ее привычкой болтать, но тут услышал последние слова доктора.

– Вот уж, право, не стоит ничего напоминать, – оборвал он.

– Вы так думаете?

– А я должен об этом думать?

Она улыбнулась. Пожала плечами.

– Что ж, хорошо. Удачного вам дня.

– Ага.

Оказалось, что авто доктора припаркован с другой стороны дома – там, где кусты сирени уже окружила зеленая дымка будущих листьев.

Вот почему он не заметил. Джейк бросил взгляд вслед отъезжающему «Форду-Т» и опять вернулся к делу.

«О чем бы я сам не стал распространяться? О неприятностях? О том, что мне жена рога наставила? О суммах долгов? Ну, да. И что? Что из этого можно сделать?»

Но тут в мысли коммерсанта опять ворвался звук едущего автомобиля. Не «Форда-Т».

«Развелось вас тут, – недовольно подумал Саммерс. – Нашли себе Бродвей».

Между тем, это и вправду было необычно: дорога, точнее, то, что называлось здесь дорогой, вела в тупик. Автомобилей в бедных домах не водилось, срезать путь было невозможно – а это значило, что шофер, попавший в эти края, или сбился с дороги, или… намеренно ехал именно сюда?

Снаружи раздался скрип тормозов, хлопнула дверца и в сарай ворвался двадцатидвухлетний Майкл Фрейшнер – бывший управляющий компаньонов.

– Алло, шеф! – закричал он, отдуваясь и выражая восторг всей своей толстой мордой. – Вы не поверите! Свободен! Волен, как ветер!

С этими словами он налетел пузом на сломанный велосипед. Велосипед зацепился за старое одеяло, лежавшее на полке. Одеяло развернулось, шлепнуло Микки по шляпе, уронило вместе со шляпой связку железных кольев и вывалило корзину с луковицами так и не посаженных тюльпанов.

Луковицы запрыгали по полу, но Саммерс стоял с опущенными руками. Неизвестно, сколько бы он простоял так, если бы руль велосипеда, который Мики Фрейшнер безуспешно пристраивал на более удачное место, не боднул бывшего коммерсанта сзади.

– Старая болтливая кляча, – скручивая одеяло, возмутился Джейк. – Просил же говорить, где я, только в случае необходимости!

Он оглядел сарай в поисках веревки, нашел ее в ящике под верстаком и стал привязывать одеяло на раму велосипеда.

– Вы думаете, что? – мальчишка сиял, как начищенный медный чайник. – Уволился из «Сервиса». Ушел. Сбежал!

Он выпрямился, эффектно, как в кинематографе, устроив локоть на одеяле и хвастливо отставив ногу. Хрустнула раздавленная луковица.

– Ты ушел? – поинтересовался Джейк. – Или это он тебя ушел?

– Я что, дурак? – усмехнулся Микки. – Стану я ждать, пока старый хрен меня вышвырнет! Говоря по совести, шеф, я не желаю работать на Форда. Я и при Халло-то еле терпел. Все вас ждал, пока вы приедете.

– Погоди-погоди, что ты сказал, Халло? – остановил его бывший коммерсант.

Новости, как обычно, лились из мальчишки водопадом.

– А Халло, – Фрейшнер оперся задом о верстак, триумфально сложив на груди руки, – товарищ Халло умотал в СССР. Хочет строить новую жизнь. Он уже успел оценить своего обожаемого Форда, вот и решил: надо ехать в Россию.

– В Россию, в Россию… – задумчиво повторил Саммерс.

Гробу оставались мелочи: ручки и обивка. Дело одного дня.

Он сделал Микки знак выйти, запер сарай и положил ключ на место.

– Ну-ну. А что, товарищ Халло решил ехать в Россию до того, как Форд выкинул его вон или после?

– Да какая разница, – махнул рукой тот. – Если честно, шеф, мы оба чувствовали: дело пахнет керосином. Халло сказал, пропащая у нас страна, совсем пропащая.

– Ну да, ну да, – пробормотал Саммерс.

– Чего – ну да? – вскричал Микки. – Шеф! Да что с вами? Я говорю, вот он я! Давайте сюда ваши дела!

Саммерс невесело усмехнулся.

– Дела, говоришь? Продай этого красавца, – он кивнул в сторону «Линкольна». – Как можешь дороже. Пятнадцать процентов – твои.

– Это-то заметано, – Фрейшнер уважительно оглядел остатки былой роскоши. – Давайте все. Ну, чего там у вас – бумаги, сделки…

– Да какие там сделки, – Саммерс бросил равнодушный взгляд на желтый «Додж» Микки, припаркованный прямо в луже, и направился к дому миссис Смит.

Молодой человек даже рот раскрыл.

– Мистер Саммерс?

– А? – кисло сказал мистер Саммерс.

– Так, выходит, у вас нет никаких дел?

Бывший коммерсант ничего не ответил.

– А, понимаю, – Микки рассмеялся и потряс пальцем. – Понимаю, шеф, не дурак. Вы что-то такое обдумываете?

При этом он повертел пальцами, почти в точности повторяя жест бывшего шефа.

Но Саммерс только махнул рукой и вошел в дом. Нужно было повидаться с миссис Смит.

2 марта, вечер

Вилла «Мигли»

В библиотеке было сыровато. Камин только затопили.

Д.Э. Саммерс сидел в кресле и вертел в руках кочергу. Микки Фрейшнер болтал без умолку и остановить его можно было разве что хорошим ударом по башке.

– …Вы же сами всегда говорили: не бывает безвыходных. Жив, здоров, руки-ноги на месте, а? Так ведь? Нет, я понимаю, понимаю. Все так быстро изменилось. Вы переживаете. Это нормально.

Джейк закрыл лицо ладонями и промычал:

– …кастратофически слонжа.

– Слонжа? Ложа? Все сложено? – не понял бывший управляющий.

Он устроился в кресле напротив, приложив к уху оранжево-белую раковину Conus magus. Память о Каире. «Дело тетушки Кеннел», как назвал эту историю Дюк.

Саммерс со вздохом выпрямил спину.

– Понять бы, куда оно сложено. Как сложено. Зачем сложено. Как сложить все таким образом, чтобы Форд и тут не смог мне навредить?

– Дался вам этот Форд! – воскликнул молодой человек, вернул раковину на каминную полку и поправил свой щегольский желтый галстук. – Шеф! У меня от него зубы болят! У вас какой-то запор от этого Форда. Забудьте вы его к свиньям собачьим!

– Ага, – промямлил Джейк. – Если бы. По обе стороны Атлантики нет ни одного поставщика чего угодно, крупного или мелкого, с которым я мог бы теперь работать.

Микки взял у него пачку писем, которые все до единого содержали отказ, и просто отправил их в камин.

Саммерс машинально обозрел клетчатые бриджи бывшего управляющего, заметил скипидарное пятно на его толстом заду, подумал, что надо бы все-таки пойти переодеться, и никуда не пошел.

– А вы смотрите на вещи проще, – Микки плюхнулся в соседнее кресло и теперь ковырял зубочисткой в зубах. – Обойдитесь без поставщиков. Не станет же Генри бегать за каждым гражданином. Это невозможно!

– Обслуживание частных лиц? – произнес Саммерс после некоторого молчания.

Микки пожал плечами.

– Выходит, так.

– Предлагаешь пойти в коммивояжеры? – Саммерс подумал. – В сущности, что мне остается… Хотел бы я посмотреть, кто рискнет меня нанять.

– Вот еще. Пусть сами к вами приходят.

– Выгул собак? – бывший коммерсант засмеялся.

Микки прогудел что-то неразборчивое, смял модный чуб, сообразив, что задачка сложнее, чем он думал сначала, и стал соображать. Соображал Фрейшнер долго и, наконец, произнес:

– Эх, тинктура катеху. Ничего не придумывается, шеф.

Саммерс открыл рот сказать, что как раз обдумывал эту свежую мысль, но тут вошла мисс Дэрроу.

Она сказала:

– Детектив, сэр.

– А? – хором переспросили оба.

– Ваша головоломка, мистер Саммерс. Вы столько лет говорили, что любые обстоятельства во что-то да складываются. Ваши обстоятельства складываются в одно: частный детектив.

В библиотеке повисла тишина. Бывший коммерсант медленно оглядел полки, на которых пылились книги о Нате Пинкертоне – сокровище мисс Дэрроу, и издал нервный смешок.

Сказать ему не дали. В «Мигли» началась перепалка. Мисс Дэрроу и Микки заговорили хором. Что «я всегда знала, сэр!» и «у вас прямо-таки природная склонность». И что почти пятнадцать лет рекламных акций стоят опыта констебля, решившего открыть частную лавочку, как оно обычно у сыщиков и бывает – это все знают. И что работа на шарлатанов, мошенников и прохиндеев дает такие преимущества, какие полиции и не снились. И что основатель сыскной полиции в Париже Видок в молодости был беглым каторжником. И что мистер Форд будет почище любого мошенника.

И что книги о Пинкертоне были написаны в качестве рекламы сыскного бюро. Ре-кла-мы! И что-то про Ника Картера. И еще что-то, и еще что-то.

Саммерс отбивался. Говорил, что оба начитались романов. Убеждал, что шеф детективного бюро правильно не принял его в свое время. Твердил, что и сам бы себя не принял. Что у него нет опыта. Призывал рассуждать здраво и трезво. И, наконец, вздохнул, поняв, что будет так разоряться до утра.

– Ну, хорошо, пусть, – сказал он. – Можно открыть офис и сидеть там в надежде, что кто-нибудь придет. А если повезет, разыскивать пропавших пекинесов, следить за гулящими женами и расследовать кражи велосипедов. Вы вообще тут все представляете, что такое на самом деле карьера сыщика?

– Это верно, сэр, – заметила мисс Дэрроу. – Вам нужно настоящее дело. Дело, которое заставит о вас заговорить.

– Этого еще не хватало.

– Форд ничего не сможет вам сделать, сэр. Люди не любят распространяться, что пользуются услугами детектива.

– Мисс Дэрроу, миленькая, – Саммерс прижал руки к груди, – будем реалистами. Во-первых, кому я нужен. И во-вторых, даже, подвернись мне сколько-нибудь серьезное дело, меня грохнут в первый же день.

– У вас будут помощники, – возразила на это экономка.

– Ну, – жуя зубочистку, подтвердил Микки.

– Тоже мне, Боб Руланд. [Боб Руланд – преданный помощник знаменитого детектива Ната Пинкертона]

Бывший коммерсант оглядел своего бывшего управляющего. Потом залпом выпил чай в своей чашке. Сделав это, он, во-первых, обнаружил, что обжег язык, а во-вторых, сказал:

– Тридцать пять лет я гонялся за своими фанабериями. Дайте мне хоть теперь начать жить по-человечески! Я хочу стать нормальным человеком!

И он ушел в свою комнату.