Читать книгу Маркиза Алло - Мадринья ду Пекаду - Страница 3

Петр Иванович, когда шел на службу, никогда не брал еду с собой. Возможность выйти с территории посольства на обед была для него своеобразной маленькой отдушиной, глотком свежего воздуха, который можно было вдыхать, не делясь с коллегами и посетителями консульского отдела.

Не то чтобы заведующий консульским отделом не любил людей. Любил! С точки зрения независимых экспертов человеческих душ, он был даже гуманистом, причем гуманистом с большой буквы, который по мере сил и возможностей помогал страждущим, даже выходя за рамки должностных инструкций. Однако количество страждущих было слишком велико. Силы простого смертного и прочности нервной системы обычного биологического индивидуума не хватало на то, чтобы изо дня в день, неделя за неделей и месяц за месяцем вежливо и терпеливо, уважительно и внимательно выслушивать бесконечные жалобы, истории, сетования на несправедливость всеобщую, подлость локальную, недопонимание и встретившиеся странности.

Без пяти минут час, выскользнув через боковую калитку, Петр Иванович, прижимая под мышкой вытертый портфель зеленоватого цвета, обогнул длинный хвост очереди, который предстояло принять после обеда. Несколько раз глубоко вздохнув, он свернул в узкий сумрачный проулок, который, незамысловато петляя, вывел его к более широкой улице. Приятная прохлада сменилась пышущим жаром раскаленной брусчатки и нагретых каменных стен плотно стоящих домов. Хорошо, что идти было недалеко. Через несколько десятков шагов заведующий консульским отделом, спустившись вниз на шесть ступенек, толкнул знакомую дверь и оказался в уютном ресторанчике, в котором подавали приличное домашнее вино в кувшинах и нехитрые блюда.

Официант ловким движением приподнял солонку и бутыль с оливковым маслом, неизменным атрибутом всех португальских ресторанчиков, постелил одноразовую белую бумажную скатерть. Узнав постоянного посетителя, он отошел на несколько минут и вернулся с кувшином домашнего вина, глиняным стаканчиком, вазочкой с маслинами и тарелкой маринованных свиных ушек.

– Сегодня неплохое бакаляу, сеньор, – негромким голосом сказал официант.

– Хорошо, – согласился Петр Иванович, опрокидывая залпом первый стаканчик.

– Как всегда, вы платите только за первый кувшин вина, а все последующие – за счет заведения, – напомнил официант.

Постоянный посетитель кивнул, закусил маслиной и пришел в хорошее расположение духа, стряхивая с себя подавленное состояние, неизменно возникающее в ходе утренних приемов.

«Остались еще в жизни приятные моменты, – подумал консул, наливая второй стаканчик. – Ведь, если рассуждать не всуе, абстрагируясь от повседневной рутины, все эти люди, которые занимают очередь в четыре часа утра у дверей консульства, не виноваты в том, что от них местные власти и работодатели требуют справки, переводы документов, заверенные копии. Они заложники условий жизни в этой стране, и мой святой долг – помочь им. Уже не важно, как они здесь оказались, какими мечтами руководствовались и как себе представляли светлую полоску в судьбе. Я им нужен, чтобы решать их проблемы. Они приходят за помощью и должны ее получить. При этом, конечно, их совершенно не волнует, что в консульстве на приеме остался один дипломат. Не вовремя Родион Маркович в больницу попал, ох, не вовремя. Хотя от него было больше вреда, чем пользы, тем не менее с очередью он умел разговаривать, плачущих женщин и детей успокаивал быстро, да и горлопанам рты умел метким словцом заткнуть».

Третий стаканчик с очередной маслиной сместил акцент в рассуждениях заведующего консульским отделом, и он принялся себя подбадривать, периодически повторяя самому себе:

– Мы справимся, мы сможем! Нам бы день простоять и ночь продержаться!

Бакаляу действительно была недурна: правильного посола и не слишком сухая. Расправившись с рыбой, Петр Иванович вспомнил слова народной португальской песни про реку Тежу, на которой, собственно говоря, стоял город Лиссабон, и, пользуясь тем, что посетителей в этот час было немного, вполголоса пропел часть припева: «Ах, Тежу, Тежу, прекрасна ты в лучах заката», – и опрокинул при помощи глиняного друга очередную порцию вина, приятным душем пролившегося в желудок на правильно посоленную бакаляу.

Надо сказать, что музыкальные способности не были сильной стороной личности дипломата, поэтому мотив песни про реку Тежу удивительным образом совпадал с мотивом народной песни, исполняемой за шесть тысяч верст в другом месте: «Ах, Самара-городок, беспокойная я…»

Вдруг сзади на русском языке послышалось:

– Вы хотели сказать «Ах, Теша, Теша, прекрасна ты в лучах заката»? Не так ли, Петр Иванович?

Петр Иванович обернулся. За соседним столиком сидел высокий мужчина средних лет с гладко выбритым подбородком. Черные глаза смотрели уверенно и даже несколько настырно. Глубокие залысины обнажали красивый высокий лоб, однако брови, начинаясь от переносицы густым гребешком, быстро переходили в редкие заросли, что придавало выражению лица незнакомца несколько комичный вид. В руке он держал такой же глиняный стаканчик, и перед ним лежала на тарелке початая порция бакаляу.

– Простите, не хотел вам мешать во время обеда…

– Простите, не хотел вам мешать во время обеда. Понимаю, что с соотечественниками вы общаетесь сверх меры в приемные и неприемные часы, поэтому, наверное, видеть нас не рады.

При этом незнакомец сделал ударение на слове «нас».

– Но почему же? – импульсивно возразил Петр Иванович. Потом, немного поостыв, усмехнулся: – На самом деле вы правы! Через бронированные стекла приемных окон консульского отдела на тех, кто приходит к нам, – здесь Петр Иванович не удержался и сделал специально акцент на словах «к нам», – мы стараемся смотреть по-человечески, но не всегда это получается. Мы срываемся вроде как по пустякам, а на самом деле из-за перенапряжения, постоянного дерганья, не совсем дружелюбных взглядов и токсичных замечаний, которые отпускают наши граждане в адрес сотрудников консульства.

– Не хотел вас задеть, извините. Разрешите, я пересяду к вам за столик?

Незнакомый собеседник звонко щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. Подождав, пока его приборы перекочуют на столик к Петру Ивановичу, незнакомец продолжил:

– Извините, что затронул больную тему. Иногда пытаюсь поставить себя на место другого человека, влезть, так сказать, в его шкуру. Получается не всегда гладко. Позвольте представиться, Ларион Ахметович, на родине – инженер-проектировщик турбин для электростанций, здесь – сварщик на временных работах в строительстве.

– Ничего, я вас понимаю. Извините меня тоже за высказывание. Иногда позволяю себе говорить начистоту. Мы с вами знакомы?

– Нет, просто в Португалии нет ни одного русскоговорящего, кто бы не знал русского консула – святого Петра, как вас здесь называют.

– Святой Петр? Звучит громко. Но увы! Известность моя гораздо больше моих возможностей по оказанию помощи этим людям. – Уголки глаз старого дипломата увлажнились. Ему подумалось, что возможности небесной канцелярии очень бы пригодились, чтобы уменьшить многочасовые очереди.

Собеседники чокнулись и опрокинули по стаканчику со словами «За здоровье!».

– Не скромничайте. Вы делаете достаточно. Никому не отказываете, хотя попадаются среди нашего брата отпетые мошенники и оголтелые авантюристы. А грусть ваша – следствие недостаточно глобального видения происходящих процессов.

– То есть? – удивился консул, считая, что Институт международных отношений, многочисленные курсы по повышению квалификации и красный диплом Дипломатической академии формируют глобальное видение в достаточной степени, чтобы судить о тенденциях миграционных потоков в Европу из стран постсоветского пространства. Наверное, Петр Иванович на этот раз посчитал бы себя задетым, если бы не очередной глиняный друг, который оказался весьма кстати и заставил дипломата не спешить со встречной критикой.

– Вы, безусловно, считаете, что все эти инженеры, учителя, врачи и операторы машинного доения едут в Португалию, как когда-то сами португальцы плыли через Атлантический океан в поисках новых земель?

– Да, в поисках лучшей жизни. Вспомните поговорку: рыба ищет где глубже, а человек – где лучше.

– Согласен, – улыбнулся собеседник, – но отчасти. Вы никогда не оценивали происходящие события как очередную волну миграции?

– Очередную? Вряд ли! Советский Союз установил дипломатические отношения с Португальской Республикой только после Революции гвоздик, а до тысяча девятьсот семьдесят шестого года оформить визы было некому, так как не было ни посольств, ни консульств.

– А раньше?

Петр Иванович задумался.

– Нет, не помню. Португальцы к русским царям на службу нанимались, с Наполеоном на Москву в тысяча восемьсот двенадцатом году ходили. Такое было. А чтобы в обратную сторону… Не помню.

Ларион Ахметович помолчал какое-то время, затем сказал:

– Реки – моя любовь. Я всю жизнь ими интересовался. Учиться пошел, специальность выбирал, чтобы подружить воду и турбину. Всегда к каждой реке подходил как к живому существу. Всю подноготную знал, до горизонта геологических веков докапывался. Так получилось и с рекой Тежу, которая начинает свой путь в Испании под именем Тахо и при пересечении границы меняет название на привычное слуху любого португальца Тежу. На самом деле она не Тахо и не Тежу, а просто Теша или Тешка, так как течет медленно, неспешно огибая невысокие зеленые холмы, и так же неторопливо отдает свои воды океану. Название это она получила в незапамятные времена от предков славянских племен, освоивших эти земли в ходе очередной волны миграции шесть-восемь тысяч лет назад, а Тахо и Тежу – последующие языковые трансформации.

Петр Иванович откинулся на стуле, стараясь сосредоточить уплывающий взгляд на говорящем. Ему в голову пришла мысль: «А не шутит ли он?» Так как общий настрой еще был далек от того, чтобы просто отмахнуться от гипотезы инженера, заведующий консульским отделом решил поддержать беседу:

– А как же лузитане?

– Лузитане? Хорошо! Давайте поговорим о лузитанах, – согласился собеседник. – Что могут сказать о них европейские ученые? Ничего. То есть если спросить у специалистов, что им известно, то они ответят, посмотрев в свои многостраничные монографии, что известно только то, что кто такие лузитане – доподлинно неизвестно!

Петр Иванович эту мысль в кожуре каламбура переварил и, в принципе, согласился. Ларион Ахметович продолжал:

– На рубеже первого века нашей эры римляне активно колонизируют земли за Гибралтарским проливом, упираются в Атлантический океан и идут на север. Местное население не оказывает цивилизованным завоевателям никакого сопротивления. Под знаменем Августа и Трояна обустраиваются города, строятся опорные пункты, акведуки, храмы в честь Марса и Венеры и дороги по имперским стандартам. Позднее по этим дорогам с кривыми саблями, похожими на молодой месяц, будут носиться дети пророка Мухаммеда, которых назовут маврами или, на местный манер, мауришками. Римские опорные пункты дадут фундамент средневековым замкам и крепостям. К этому времени латынь, заменившая местный язык, вульгаризируется и перестает быть похожей на латынь первого-второго века нашей эры, так как впитывает в себя множество слов, оставшихся от лузитан. Слова, записанные латинскими буквами, приобретают новую жизнь на бумаге, продолжая сохранять первоначальное звучание. Наслоение культур становится настолько плотным, что разобраться в первопричине какого-то явления будет непросто даже маститым специалистам. Логика событий, о которой вещают европейцы, более-менее начинает проявляться с девятого века, когда королевство Португалия мечом и языковыми отличиями оформляет суверенное государство на отвоеванных территориях: на юге – у мавров, на востоке – у Кастилии. Согласны?

Петр Иванович кивнул. Ларион Ахметович продолжил свой экскурс:

– Неожиданным образом мирандельский язык, являющийся, заметьте, до сих пор одним из двух государственных языков Республики Португалии, проявляет себя в раннем Средневековье в качестве литературного поэтического средства по всей Европе. В Булони и Астурии, Кастилии и Толедо, Гаскони и Бискайе трубадуры слагают песни и гимны в честь прекрасных дам и отважных рыцарей. Древнейшие из известных нам шедевров, такие как «Песнь о Сиде» или «Песнь о Роланде», написаны на мелодичном, с большим количеством гласных «а», мирандельском языке. Сложно представить, чтобы поэты и писатели сплошь были выходцами из одной академии или были представителями небольшого народа вроде цыган, который не имел определенной территории, но при этом зачаровывал своим творчеством европейскую элиту. Скорее речь идет о литературной традиции, уходящей корнями в эпоху неизвестных нам лузитан, которым римляне, повторюсь, привили латиницу, но не смогли поголовно переучить на классическую латынь разрозненные группы рыбаков, земледельцев и пастухов, сохранивших напевность речи и перестроивших под нее строгие латинские фразы. Так, река Теша, сохраняя первоначальное звучание, получает свое португальское название Тежу…

Петр Иванович посмотрел на новый кувшин вина, принесенный официантом, и, немного поразмыслив, заказал вторую порцию бакаляу. Его маневр был в точности повторен Ларионом Ахметовичем.