Читать книгу Аргентинский архив №1 - Magomet Timov - Страница 6

27 июля 1950 года. Неподалёку от Вальпараисо. Чили.

Редрик Уолш сидел высоком на берегу океана и смотрел, как белесые барашки волн уныло лижут холодный песок пляжа. Над свинцовой поверхностью вод нависали серые клочья туч, готовые вот-вот разразиться мелким, отвратительным дождём, столь обычным в это время года. Середина зимы в Южном полушарии здесь, на пустынном чилийском побережье всегда сопровождалась жестокими штормами, иногда выбрасывающими на прибрежные скалы утлые рыбацкие баркасы.

В Чили Уолшу не нравилось. То ли дело было на Кубе или в той же Колумбии: мягкий, почти курортный климат, дешёвая выпивка, доступные девчонки. И минимум работы, рай для полевого агента любой спецслужбы мира! А здесь…

Редрик плюнул с высокого скалистого берега вниз, в сторону серого, даже на сторонний взгляд холодного пляжа. Нищая страна, единственный интерес в которой для американской демократии представляют её медные залежи и возможность контролировать юную часть Тихого океана. Порты в отвратительном состоянии, дорог практически нет, полуголодный люд хватается за любую работу. В таком питательном бульоне американские корпорации чувствовали себя, как рыба в воде.

Левоцентристское правительство с удовольствием впускало в страну северных «инвесторов», обильно дававших взятки налево и направо. Американские банкиры и бизнесмены уже успели подмять под себя ведущие отрасли промышленности и монополизировать торговлю, оставив местным элитам возможность «править» в своё удовольствие, но исключительно в интересах иностранных монополий.

Простой люд выживал в меру своих способностей, большинство недовольных отправлялось на Восток, где за грядой Анд относительно благоденствовала в меру спокойная Аргентина.

О том, чтобы если и не вернуться в Штаты, так хотя бы перебраться через Анды, в тайне мечтал и сам Уолш. В свои почти сорок лет он уже подумывал об отставке со службы в разведке и каком-нибудь маленьком домике на солнечном побережье Калифорнии. Сан-Франциско его бы вполне устроил. Оставалось только завершить здесь дела, и можно было бы написать соответствующий рапорт по инстанции.

Редрик Уолш уже в течение двух лет возглавлял так называемую «станцию» Центрального разведывательного управления США в Чили. Выходец из морской разведки, он Вторую мировую встретил в звании лейтенанта-коммандера на базе флота в Пёрл-Харборе и стал свидетелем первого поражения американской разведслужбы, прошляпившей концентрацию и последующую атаку на гавань японского авианосного соединения.

Оглушённый разрывами бомб, обалдевший от вида взорванной на рейде порта «Аризоны», унесшей на дно бухты в считанные минуты жизни тысячи американских моряков, придавленный к земле очередями пулемётов японских «зеро[22]», Уолш моментально понял, что флотская разведка – не его конёк. Он не был трусом, более того, во время той самой атаки японских самолётов на Перл-Харбор он даже сумел организовать расчёт какой-то полураздолбанной зенитной батареи и оказать сопротивление второй волне артналёта, теперь уже на сам город. И они даже успели сбить один и подбить второй японские истребители-бомбардировщики, за что впоследствии Редрику была торжественно вручена Серебряная звезда[23].

Героизм лейтенанта-коммандера был по заслугам оценён не только флотом, но и непосредственным руководством. После того, как театр военных действий несколько отодвинулся от Гавайских островов, и жизнь в Гонолулу слегка вернулась в своё русло, Уолш был переведён непосредственно в контору разведки, где занимался до конца войны стратегическим планированием операций своей службы на Филиппинах и в Малайзии.

Сразу после войны ему пришлось некоторое время работать в аппарате оккупационных войск на Окинаве, помогать в развёртывании разведсети теперь уже против своего недавнего союзника на Дальнем Востоке – Советского Союза. Здесь он достаточно преуспел и собирался уже завершить карьеру в разведке, но грянули очередные переформирования, в Америке решили систематизировать работу многочисленных разведслужб, приведя всё к какому-то общему знаменателю.

В 1947 году президент США Гарри Трумэн принял Закон о национальной безопасности, в результате Федеральное бюро расследований (ФБР) сложило с себя часть полномочий в области сбора информации, переложив их на плечи вновь созданного образования – ЦРУ[24] или Центрального разведывательного управления США. Основой ЦРУ Управление стратегических служб, однако в структуру вошли также представители армейской и флотской разведок. Так Уолш попал в «контору».

Его организаторские и прочие таланты новым руководством были по достоинству оценены и, после определённой переподготовки на «Ферме[25]» в окрестностях Уильямсбурга, он отправился покорять просторы Чили.

Работа «станционного смотрителя» в этой стране могла бы вполне могла бы считаться синекурой, если бы… В одной стороны – вполне лояльное к США местное правительство, щедро подкармливаемое с ладошки Дяди Сэма. С другой – невыразимо скучное существование на территории, которая, по большому счёту, никому не нужна. Минимум промышленности, карманная армия, столь же немудрящий флот. Какие могут быть тут геополитические интересы? Разве что, у американских промышленных корпораций.

Правда, был один момент, который грел душу Уолша: накануне ему по закрытой линии дозвонился полковник Снайдер из европейского отдела и сообщил, что к нему на встречу срочно вылетел представитель штаб-квартиры с определёнными полномочиями. И встречу обозначил именно здесь, в нескольких милях от Вальпараисо, на неуютном океанском берегу. К чему все эти условные меры конспирации в Чили, Уолш не совсем понимал, но что-то ему подсказывало, что в его судьбе грядут перемены. Как опытный разведчик, Редрик привык доверять своим внутренним ощущения, как правило, они его не обманывали.

Коммандер Уолш (а именно в таком звании он теперь пребывал) откинул обшлаг рукава щегольского плаща, мельком глянул на циферблат армейских часов: было без трёх полдень. Посланник, если он прибыл в Сантьяго, уже должен был бы показаться. Здесь, на продуваемом со всех румбов берегу спрятаться было просто негде. Но когда из-за спины раздалось негромкое: «Hello!», Редрик вздрогнул и резко обернулся.

Незнакомец среднего роста, облачённый, как и он сам, в элегантный плащ явно европейского покроя, улыбался ему из-под серой тирольской шляпы. Смеющиеся голубые глаза на неприметном лице без признаков растительности, смотрели благожелательно из-за стёкол круглых, как у германского министра Геббельса, очков.

На ногах – крепкие альпийские ботинки из буйволовой кожи, шерстяные мягкие брюки ложатся на них тяжёлыми складками. В руках незнакомец держал обычный чёрный зонт-трость.

– Добрый день, коммандер Уолш, – продолжил между тем незнакомец бархатным голосом, более подобающим какому-нибудь портье в фешенебельном отеле Монте-Карло, нежели секретному агенту. – Надеюсь, не напугал вас своим нежданным явлением?

Слегка оправившись от первого шока, Уолш нацепил одну из своих наиприятнейших улыбок и ровным голосом с нотками радушия произнёс:

– Отнюдь, сэр. Я здесь исключительно ради встречи с вами, а отнюдь не для любования местными, откровенно признаюсь, не слишком гостеприимными пейзажами. С кем имею честь?

Незнакомец бросил невыразительный взгляд на бескрайнюю свинцово-стальную ширь океана и небрежно бросил:

– Альфред Розенблюм, я прибыл из Лозанны. Специально, дорогой мой, по вашу душу.

Эмиссар рассмеялся приятным смехом с нотками едва заметного превосходства европейца над представителем Нового Света. Уолш проглотил пилюлю молча, ожидая продолжения. В конце концов, он на своём поле, почему бы гостю не открыть все карты самому.

И продолжение последовало.

– В «конюшне» решили, что вам стоит сменить своё поле для гольфа, каким, без сомнения является эта страна, на площадку для бейсбола. В таком контексте там видят Аргентину. В том плане, что бейсбол – чисто американская игра, и на просторах тамошних пампасов вам придётся в неё наиграться по полной.

Редрик хмыкнул и посмотрел прямо в глаза господину Розенблюму.

– И по каким же правилам мне предстоит сыграть в Аргентине, сэр? Надеюсь, вы мне их разъясните?

Представитель европейской резидентуры улыбнулся:

– Милейший мистер Уолш, конечно же, разъясню. Именно для этого я и прибыл сюда с другого конца света. Не думаете же вы, что я оставил лозанских устриц в угоду местному севиче[26]? Я не любитель острых блюд, дорогой друг, мы в Европе по старинке стараемся беречь желудки, не то, что вы, молодые, здесь, среди гор специй и перцев. А что касается правил, то они, как всегда, просты: Америка превыше всего, и нам предстоит добиться здесь только положительного результата, то есть – победы.

Уолш кивнул в ответ, а сам задал уже вертевшийся некоторое время на языке вопрос:

– И против кого же мы сыграем на этот раз?

Господин Розенблюм вдруг посмотрел на него пристальным взглядом и негромко произнёс:

– Против Советом, сынок… Против русских агентов здесь, в самой заднице мира.

Уолш отвернулся к океану, некоторое время смотрел, как тяжёлые валы накатываются раз за разом на серый песок. Потом произнёс:

– Какого дьявола этим русским понадобилось в Латинской Америке?

– Это – тема для отдельного разговора, и у нас ещё будет куча времени поболтать на эту тему по дороге в Буэнос-Айрес. На авиабазе под Сантьяго-де-Чили нас уже ждёт самолёт. Вам, друг мой, на всё про всё даётся пять часов. Передадите «станцию» своему заместителю на то время, что понадобится для замены вам на вашем посту. Как мне известно, преемник уже готовится вылететь в Чили. Об остальном мы поговорим в вашем офисе и в самолёте. И ещё, самое главное: этой миссии придают очень большое значение в Белом Доме. Со времён Манхэттенского проекта не было столь секретного мероприятия, как это. Идёмте, пора в офис.

Мистер Розенблюм развернулся и направился в сторону расселины, куда вела тропинка, ранее Уолшем не замеченная. Уолш бросил последний взгляд на равнину Тихого океана, чёрные тучи, надвинул поглубже шляпу и направился следом за представителем Центра к машине, которая, как оказалось, поджидала их в какой-то сотне ярдов, прямо за крутым поворотом тропы.

И подумал, что судьба в очередной раз улыбнулась ему: не успел он подумать о том, что пора валить из этой малогостеприимной страны, как ему тут же указали, куда именно валить следует. Чёрт, не самый плохой вариант, если подумать. Если бы не русские…

Но тут уж и сама судьба была бессильна.

28 июля 1950 года. Овальный кабинет Белого Дома. Вашингтон. Округ Колумбия.

Гарри Трумэн, тридцать третий президент Соединённых Штатов Америки, сидел за своим письменным столом и внимал негромкому говорку мужчины, сидящего в гостевом кресле слева от столешницы. Лишний раз президент отметил про себя, что военно-морская форма ему к лицу. Контр-адмирал Роскоу Генри Хелленкоттер был третьим по счёту директором американской разведки и первым – ЦРУ после принятия Закона о национальной безопасности.

Хелленкоттер прошёл весь путь настоящего военного адмирала, командовал во время Второй Мировой линкором «Миссури», руководил в 42–43 м годах морской разведкой в штате командующего Тихоокеанским флотом адмирала Честера Нимица.

В 1947 году контр-адмирал возглавил Центральную разведывательную группу, за короткое время разросшуюся, его стараниями, до размеров управления. Он был выдвиженцем Трумэна и никогда не забывал, кому обязан местом главного служителя плаща и кинжала в Штатах. Поговаривали, что именно ему принадлежал секретный лозунг этой секретной организации: «К 1948 году больше, чем государство». И это были не пустые слова. К текущему моменту управление перешло от банального сбора информации о событиях в мире к формированию этих самых событий. Таким образом, ЦРУ превратилось в правительство внутри Правительства США.

Трумэн слушал доклад контр-адмирала вполуха, ему почему-то вспомнилось, как в Белом Доме, на неофициальном завтраке по поводу подписания директивы о национальной безопасности, он презентовал руководителю своего аппарата адмиралу Уильяму Лихи и тогдашнему – первому! – директору ЦРГ адмиралу Сиднею Соерсу чёрные плащи со шляпами, деревянные кинжалы и накладные усы. Трумэн сказал им тогда: «Вы должны принять эти одеяния и сопутствующие им принадлежности в качестве моего личного сыщика и директора центрального управления сыска».

И вот Центральная разведывательная группа за пару лет наглядно доказала ему, что принципиально не может существовать маленькой разведывательной организации.

Президент в какой-то момент обратил внимание на то, что потерял нить доклада адмирала. Потерев высокий лоб, Трумэн нетерпеливым жестом прервал монотонное чтение Хелленкоттера и произнёс, внимательно глядя ему в глаза:

– Рос, давайте на этом прервёмся… Ситуация в Корее, конечно, остра, комми ломятся на Юг со страшной силой, но сейчас меня интересует не это…

Адмирал аккуратно прикрыл папку, положил её на колени и пристально уставился главе государства куда-то в район переносицы. Его лицо классического морского волка из романов писателя Джека Лондона было непроницаемым. Трумэну вдруг представилось, что адмирал прекрасно вписывается в интерьер мостика боевого корабля, того же линкора «Миссури», например. Но при всё при том он великолепен был и здесь, в Овальном кабинете. В общем, человек всюду на своём месте, редкое качество, однако.

При том, что республиканцы в Конгрессе не простят ему того, что разведка практически похлопала ушами, допустив вторжение северокорейской армии на Юг полуострова. Теперь все, начиная от деятелей из ООН кончая главами ведущих мировых держав вынуждены ломать себе голову над тем, как разрешить Корейский кризис, мало-помалу переходящий в полномасштабную локальную войну. Уже в свалку влез Китай при поддержке (негласной, естественно, Советского Союза), а американский флот на полных парах стремится в район конфликта. Но дело даже не в этом конфликте. Если последние доклады службистов из Южной Америки не врут, то вопрос геополитического господства будет решаться именно там. И что на это скажет глава самой молодой, но при этом одной из самых амбициозных силовых структур мира?

– Адмирал, – продолжил Президент, – военно-морская разведка доложила, что в одной латиноамериканской стране свили своё гнездо не просто фашистские прихвостни, а ведущие специалисты по ядерной проблеме в мире. Проще говоря – беглые немецкие физики-ядерщики. Что вам известно по этому поводу?

У Хелленкоттера чуть дёрнулась щека, Президент и не заметил бы этого, если бы не пристально вглядывался в его непроницаемое лицо. Адмирал ответил ровно и спокойно:

– Мы давно разрабатываем эту тему, с той поры, когда аргентинцы передали нам беглые немецкие подлодки. И хотя вдумчивые и длительные допросы экипажей и командиров германских субмарин практически ничего не дали, специалисты Управления стратегических служб[27] пришли к выводу, что эти две субмарины доставили на побережье Аргентины каких-то пассажиров. Береговая охрана аргентинцев ничего подозрительного в береговой зоне не обнаружила, но это ничего не значит: всё побережье в окрестностях Буэнос-Айреса заселено немцами-фольксдойче. А они были в своё время весьма лояльны к гитлеровскому режиму и вполне могли бы укрыть беглецов.

Трумэн поднялся с кресла и прошёл к большому окну, раздёрнул шторы. Обернулся к адмиралу.

– Продолжайте, продолжайте… Это очень интересно. Как я понимаю, на этих лодках прибыли вовсе не партийные бонзы Третьего Рейха…

– Так точно. Наши специалисты тщательно изучили жилые отсеки подлодок и не нашли вроде бы ничего необычного, пока в дело не вмешались специалисты-дозиметристы.

– Дозиметристы?

– Да. Наши работы по ядерному оружию уже выходили на стадию финальных испытаний, и мы прекрасно знали, что немцы достаточно далеко продвинулись в своих исследованиях в этой же области. В общем, кому-то пришло в голову обследовать каюты с дозиметром…

– И?

Адмирал усмехнулся уголком губ.

– Один из отсеков фонил. Не сильно, едва заметно, но это позволило нам предположить, что именно там перевозили некие радиоактивные вещества или людей, имевших к ним самое прямое отношение. Тогда это не слишком насторожило. Война шла к концу, мы в ядерной гонке были на голову впереди всех. Не за горами были испытания в реальных условиях. Дело отложили. Но сейчас, когда Советы достигли с нами относительного паритета – я не имею в виду носители ядерного оружия, по бомбардировщикам мы пока сильно их опережаем – настало время новых поисков в этом направлении.

Трумэн уселся в кресло напротив адмирала, откинулся на спинку…

– И вы считаете, что бывшие нацистские учёные, буде они существуют, смогут помочь нам сделать некий рывок в разработке ядерного оружия бо́льшей мощности?

Адмирал кивнул.

– Именно так.

– И что делается в направлении поисков этих самых загадочных физиков?

– Мы решили задействовать в операции наших агентов в Аргентине и Чили, использовать чилийскую «станцию» для оперативной связи, на территории этой страны мы пока ещё чувствуем себя как дома. С Аргентиной сложнее. Тамошний диктатор, Хуан Перон, весьма независим, широко проводит политику национализации предприятий и природных богатств страны, поощряет профсоюзы, заигрывает с фольксдойче. Ему интересны инвестиции, а беглые немцы притащили туда много золота… Но наша резидентура уже заточена на решение проблемы.

Трумэн довольно потёр ладони:

– Браво, адмирал, браво! Считайте, что вы в моих глазах реабилитировались за Корейский кризис. Нет-нет, я не гарантирую вам того, что вы не уйдёте в отставку, мне незачем сейчас бодаться с обеими палатами парламента. Но то, что вы при любом раскладе останетесь на флоте – обещаю!

– Спасибо, – Хелленкоттер быстро поднялся, склонил голову в знак того, что прекрасно понял Президента. – Разрешите идти?

– Идите, – махнул рукой Трумэн. – Оставьте военные игрушки с Кореей военным, сами полностью сосредоточьтесь на аргентинской проблеме. Не хватало ещё, чтобы ей вплотную занялись русские… И да хранит вас Господь!

Старенькая, но проверенная временем «дакота[28]», натужно воя двигателями, тащилась в пелене облаков на высоте не более шести тысяч футов. Негерметичный салон комфорта не добавлял, но чего было ожидать от обычного армейского грузовика, только с крыльями?

В грузовом отсеке на жёстких деревянных боковых сиденьях с возможным комфортом расположились трое джентльменов. Уолш украдкой рассматривал третьего спутника. С ним его познакомил Розенблюм только вчера, едва они вернулись на «станцию» в Сантьяго. Там их уже поджидал здоровяк ростом не менее шести футов и трёх дюймов, широкоплечий, загорелый, голубоглазый блондин, словно бы только что сошедший с германских плакатов общества «Сила через радость[29]». Улыбнувшись ослепительной улыбкой, он протянул Редрику широченную ладонь и представился:

– Мартин. Мартин Бонненкамп.

Говорил он с лёгким немецким акцентом…

– Мартин представляет германскую… скажем так, информационную службу, с которой мы тесно сотрудничаем в последний год, – поспешил пояснить Розенблюм. Уолш понимающе кивнул.

«Ну почему меня это не удивляет?» – подумалось ему. Сразу же пришла на ум цитата британского политика Джона Палмерстона: «У Англии нет постоянных союзников и постоянных врагов – постоянны и вечны только её интересы». Поэтому он без каких-то особых внутренних метаний пожал руку немцу, с которым, возможно, ещё пять лет назад они сидели по разные стороны баррикад. Хотя, вряд ли, тому на вид было не более двадцати двух…

– Мартин будет отвечать за коммуникации с местными фольксдойче[30], которые, паскуды, наверняка знают многое, но вряд ли станут делиться своими познаниями с недавними врагами на поле боя.

Уолш согласно кивнул. Проблема была с этим и в Чили, он не раз сталкивался с откровенно враждебным отношением местной германской диаспоры к американцам и англичанам, пытавшимся вести в этой стране свой немудрящий бизнес. Иное дело корпорации, тем на всё и всех наплевать.

– Кроме того Мартин прекрасно владеет приёмами рукопашного боя, силён и будет вполне адекватен в роли полевого агента…

Ну, уж в этом-то Уолш не сомневался. Бицепс этого шваба был в обхвате поболее ляжки самого Редрика.

– Добро пожаловать в команду, Мартин, – просто сказал Уолш, – Зови меня просто – Рэд.

– Так точно, сэр, – щёлкнул несуществующими каблуками мягких туфель немец. В своём морском реглане с надвинутым капюшоном он сейчас был больше похож на местного рыбака, нежели на жителя Старого Света. Если бы, конечно, не его блондинистость.

И вот они втроём направляются через Анды в страну пампасов и свирепых гаучо[31]… Это всё, что на сегодня сам Уолш знал об это стране. Впрочем, не всё… Кроме гаучо там был ещё и президент – Хуан Перон…

Уолш ещё раз бросил взгляд на серость за иллюминатором и постарался вспомнить, что успел накопать на этого одиозного аргентинского политика.

Родился Перон в 1895 году, в селении Лобос неподалёку от Буэнос-Айреса. Папаша был вполне себе успешным землевладельцем, скотоводом, даже поработал в качестве судебного пристава. Благодаря своим связям и финансам он смог обеспечить сыну приличное образование. Будущий президент окончил сначала «Collegio Militar» (школу с военным уклоном), а затем и «Escuela Superior de Guerra» (военный колледж).

Таким образом, юному Перону была с детства определена карьера военного, и он её благополучно строил, пройдя путь от второго лейтенанта пехоты до капитана и поступив в военную академию в 1926 году, которую с успехом закончил в 1929 и где преподавал военную историю и стратегию, а также успел даже опубликовать несколько собственных книг по этому направлению – «Записки военной истории» и «Историю русско-японской войны» и другие.

В звании майора Хуан Перон участвовал в восстании против президента Аргентины Иполито Иригойена в 1930, а затем служил некоторое время личным секретарём военного министра в новом правительстве.

Став подполковником армии Аргентины, Перон успел поработать военным атташе в Чили, а в 1939–1940 годах пребывал в европейской командировке с миссией наблюдения за подготовкой ко Второй мировой войне ведущих держав. Ему предстояло определить условия нейтралитета своей страны и соотношение сил двух блоков – фашистского и демократического.

На ту пору Перон уже был весьма опытным дипломатом, политиком и разведчиком. Он избрал местом своей постоянной дислокации Италию, откуда выезжал в Германию, Францию, Испанию и Португалию.

Чтобы составить полную картину того, что происходило в Европе накануне Большой Войны, Перон встречался и с испанскими франкистами, и с республиканцами, посетил даже германо-советскую границу по линии бывшего Восточного фронта в Первой Мировой войне. Внимательно изучил тактику действия альпийских стрелков в Италии, посещал полугодичные курсы по прикладным и общественным наукам в университетах Турина и Милана. Беседовал с Муссолини и германскими военными высокого ранга. Проявлял интерес как к итальянскому фашизму, так и к «русскому коммунизму».

Такая адская смесь в голове талантливого политика и военного не могла не найти выхода, и, по возвращении на родину, Перон в 1941 году вступил в тайную офицерскую группу с целью свержения существующего порядка. Ведь ещё путешествуя по Италии, Перон опубликовал пять книг про Муссолини, описав его военные методы и тактику.

А 4 июня 1943 года грянув мятеж, в ходе которого Перон вместе с генералами Рамиресом и Раусоном свергли существующее правительство и установили в Аргентине новую власть.

Уолш усмехнулся по себе, оценив иезуитскую сущность Хуана Перона: в новом правительстве он вытребовал для себя всего лишь должность министра труда и социального обеспечения, что, согласитесь, странно для явно профашистского молодчика.

Новая хунта быстро покончила с существующим на то время консервативно-латифундистским, проанглийски настроенным режимом. Это было несложно, если учесть, что народные массы в подавляющем своём большинстве ненавидели богачей-землевладельцев и разжиревших на наёмном труде зажиточных скотоводов. Люди видели в них исключительно прихвостней британской короны, и в их глазах мятежники-фашисты выглядели истинными патриотами.

Поначалу хунту возглавлял генерал Педро Рамирес, но он всё больше поглядывал в сторону эмиссаров из Вашингтона, что не устраивало как вице-президента Фарреля, так и самого Перона. Объединившись, два этих деятеля 26 января 1944 года выступили за разрыв отношений с Японией и Германией и, заручившись таким образом сами поддержкой американцев, по-быстрому свалили Рамиреса, заменив его Фаррелем.

Перрон стал вице-президентом, по-прежнему занимаясь социальными вопросами. Он заручился поддержкой большинства профсоюзов, которые, с его лёгкой руки, стали быстро перестраиваться по образу и подобию синдикатов Муссолини. И когда в октябре 1945 года публично, на балконе президентского дворца слабовольный Фаррель, ничего не представлявший из себя как политическая фигура, расцеловал Перона и официально передал ему власть, народные массы бурно это поддержали.

Военные поняли, что их, как говорится, «…развели на голом месте», но сделать что-нибудь с новоиспечённым президентом было уже поздно: «дескамикадос[32]» видели в нём единственного народного вождя, а когда армейцы пытались задерживать Перрона или арестовать его, то толпа его просто отбивала у солдат.

Свою идеологию сам Перон называл «хустисиализмом[33]». Вновь выстраиваемая им система базировалась на союзе профобъединений, в которые записывали всех подряд с подачи госадминистрации. Началась массовая национализация: железные дороги, тяжелая и легкая промышленность, энергетика, инфраструктура, медицина и образование перешли в государственную собственность.

Полуразрушенная Европа крайне нуждалась в аргентинской продукции: мясе, зерне, стали… Сложилась благоприятная внешнеэкономическая конъектура, а поступавшие в страну доходы от торговли не морозились с стабилизационных фондах и не оседали в карманах власть имущих, а инвестировались в различные отрасли промышленности и социальную сферу. Ну, а когда и этих вливаний не хватало для того или иного проекта Перона, средства изымались у крупных собственников. Страна процветала, как никогда.

И уже на исходе сороковых годов Аргентина на полном серьёзе задумалась о вступлении в «ядерный клуб» держав – обладательниц ядерного оружия. И вот здесь-то в США вспомнили о слабо «фонящем» отсеке одной из интернированных из Аргентины германских субмарин. И не в шутку напряглись… В планы Белого Дома не входило расширение элитного «атомного междусобойчика» на ещё одного члена – непредсказуемую и профашистскую Аргентину. Под руководством не управляемого с Капитолийского холма Перона она могла серьёзно осложнить Штатам жизнь в Латинской Америке, в которой банкиры и предприниматели Дяди Сэма давно уже привыкли вести себя как на собственном заднем дворике. Этого в Белом Доме допустить не могли…

Из задумчивости Уолша вывел очередной выверт пилотов, бросивших машину в пологое пике. Редрик почувствовал свой желудок где-то в области горла, самолёт резко накренился на правое крыло и покатился к земле по какой-то немыслимой траектории.

Краем глаза Уолш отметил, что Розенблюм с Бонненкампом тоже не выглядели больше образчиками мужского вида из рекламных буклетов. Первый закрывал рот клетчатым платном и старательно пытался не выпростать свой желудок в собственные ладони. А немец просто наклонил голову к коленям и обхватил затылок ладонями, замерев в позе человеческого эмбриона…

На удивлённый взгляд американца он, бледно улыбнувшись, пояснил:

– Нас так учил инструктор на базе… Говорил, что при авиакатастрофе такое положение даёт максимум шансов на выживание при ударе.

Уолш пожал плечами и, поднявшись, двинулся к кабине пилотов. Пол был накренён под углом градусов в тридцать влево, поэтому приходилось всё время упираться в стену и хвататься за лямки на потолке. Одёрнув гофрированную дверь пилотской кабины, он сунул туда голову и чуть не отшатнулся: сквозь лобовые стёкла, казалось, прямо на него неслись тяжёлые грозовые тучи.

К нему обернулась голова второго пилота в очках-консервах и лётном шлеме.

– Что-то не так? – вполне обыденным голосом, только слегка на повышенных тонах в стремлении перекричать шум двигателей и стихии за окном, поинтересовался лётчик.

– Почему мы снижаемся так резко?

– Простая предосторожность, – невозмутимо пояснил пилот. – В Аргентине правительство не особенно любит янки. Поэтому мы приземлимся не на стандартном аэродроме, а на частном, принадлежащем одному местному скотоводу. У него пара-тройка собственных самолётов, и он иногда оказывает – не бесплатно, конечно, услуги местным контрабандистам. Ну, и нам от случая к случаю.

В этот момент самолёт пробил нижнюю кромку облачности, и снизу поплыла пампа, поросшая местами редким, но жёстким и густым кустарником. А впереди стелилась бескрайняя гладь Атлантики.

– Левее, на одиннадцать часов, – бросил командир, самолёт заложил плавный вираж, теперь и Уолш видел посадочную полосу, подсвеченную редкими кострами по сторонам с выложенным из белых полотнищ знаком «Т» в начале полосы. От берега океана до конца полосы было не более пары сотен ярдов.

Редрик осторожно прикрыл дверь кабины пилотов, пошатываясь, вернулся на своё место. Спутники посмотрели на него вымученно-вопросительно.

– Садимся, – коротко бросил Уолш и подал всем пример, ухватившись покрепче за скобу не стене, возле иллюминатора. Ему показалось, или действительно его товарищи испустили еле сдерживаемый вздох облегчения.

Самолёт в очередной раз скользнул вниз, за иллюминатором покатилась ровная грунтовая площадка, колёса грохнули о полосу, самолёт, резко снижая скорость, покатился по земле.

Розенблюм настороженно посмотрел на свой клетчатый платок, которым ещё минуту назад зажимал рот, потом махнул рукой и, стянув с головы шляпу, промокнул платком взопревшую лысину.

– Кто-нибудь знает, эти пилоты из нашей фирмы? – ни с того, ни с сего поинтересовался он.

Уолш только руками развёл…

29 июля 1950 года. Буэнос-Айрес. Американское посольство

Третий секретарь посольства Джозеф Баркли положил трубку на аппарат и глубоко задумался. В свои тридцать пять он мог бы быть вполне доволен жизнью, ну, по крайней мере, на данный момент.

Работа на тёплом месте (во всех отношениях), гольф по субботам с советником Райтли, красавица-жена, перспектива перевода куда-нибудь поближе к вожделенному Капитолию… Идиллия такая длилась почти три года, до сегодняшнего дня, когда ему позвонили из Вашингтона и сообщили, что границу Аргентины пересёк самолёт с агентами ЦРУ, которые благополучно приземлились на ранчо Каса Нуэстра в паре сотен миль от столицы Аргентины. Это ранчо, служившее американским спецслужбам временной базой, было Баркли прекрасно известно, и потому он вправе был ожидать в самое ближайшее время крушения всего своего столь устоявшегося миропорядка.

По опыту работы в посольстве он знал, что явление сотрудников этого секретного департамента в той или иной стране обычно сопровождалось если и не государственным переворотом, то, как минимум, глубокими потрясениями местной государственной системы. А этого Баркли хотелось сейчас меньше всего. Вот, например, годика через два, когда он покинет эту столь гостеприимную землю – на здоровье, а пока…

Рассеянно переложив на столе несколько ничего не значащих бумаг, Баркли опять поднял трубку и бросил коротко: «Зайди!». Дверь кабинета распахнулась, и внутрь бесшумно скользнул Алан Коуэн, его двадцатисемилетний помощник, до нельзя амбициозный тип, недавно присланный «на усиление» из Вашингтона. Коуэн прошёл классический путь юного дипломата: успешный Гарвард, работа в «свите» сенатора от штата Луизиана и вожделенное назначение в дипломатический корпус. Правда, в Европу, как это мечталось Алану, его не послали, но юное дарование это ничуть не смутило, бледный, как кожа скандинавки клерк с усердием выполнял любое поручение Баркли, в чём оказался практически незаменим. Казалось, не было такой услуги, которую не был бы готов оказать расторопный помощник. И выполнял порученное всегда с неизбывным рвением.

Преданно глядя на шефа белесыми глазами, поминутно смахивая со лба непокорную соломенную чёлку, Коуэн раскрыл свой неизменный блокнот в готовности стенографировать.

– Значит так, малыш, – Баркли вальяжно откинулся на спинку старинного, наверное, ещё викторианского кресла из тёмного палисандра. – Тут нас навестила весьма представительная делегация «рыцарей плаща и кинжала» … Во главе её некий Редрик Уолш, он заведовал их конюшней в Чили. Накопай-ка мне на него всё, что отыщешь в свободном доступе. Ну, и чего там нет – тоже… Всякие там слухи из Вашингтона и Большого Яблока[34]. Покопай в своих связях в Комитете начальников штабов, среди сенаторов из военных, ну, не мне тебя учить.

– Что именно копать?

– Да всё… Мне почему-то до рези в кишках хочется знать, что эти парни в своей профессии больше предпочитают: плащ или всё-таки кинжал? И чего нам здесь от них ждать. Завтра после обеда я традиционно буду докладывать о ситуации в стране и городе послу Гриффису, он весьма щепетильно относится к предоставляемым фактам, так что ты, дружок, уж постарайся…

Коуэн по-армейски щёлкнул каблуками и кивнул белобрысой чёлкой:

– Конечно, советник Баркли. Как всегда, советник Баркли…

Секретарь усмехнулся. «Советник» … До этого статуса ему, конечно, ещё копать и копать… Лесть мальчишки… Но – приятно, приятно, что уж тут греха таить. И этот прилёт «шпионов» … Может, это шанс? Как там говаривал когда-то Сенека? «Шанс не кричит о себе. Он всегда рядом и тихонько ждёт, чтобы ты его заметил!».

– Свободен, – кивнул он Коуэну, и тот, мелькнув бледной тенью, растворился за дверью, которая даже и не хлопнула. Баркли хмыкнул: столичная школа…

Он встал и подошёл к большому окну, за которым уныло шлёпал потоками по мощёной дорожке многодневный дождь. Зима здесь, как всегда, если и была мягкой, то солнечной погодой не радовала… Южное полушарие, близость Антарктики… Скорей бы сентябрь… А ещё лучше – перевод куда-нибудь на Карибы. Дипломат помотал головой, отгоняя наваждение: судя по последним новостям, в ближайшее время работы будет невпроворот. Вот это и есть настоящий шанс поймать Бога за бороду.

Баркли вернулся в кресло и углубился в пришедшие из Вашингтона с последней дипломатической почтой документы.

29 июля 1950 года. Подмосковье. 101-я школа. Кабинет Ю.Б. Светлова

– Таким образом, американские спецслужбы начали наращивать свою военно-морскую группировку в Южной Атлантике. Официальная версия, озвученная Комитетом начальников штабов для прессы – глобальные учения совместно с британскими союзниками в районе Фолклендских островов. При этом следует заметить, что Фолькленды – исторически спорная территория между Англией и Аргентиной, и данные манёвры иначе как провокационными назвать никак нельзя.

Майор из информационной службы закрыл папку и замер, выжидательно глядя на Светлова. Тот переглянулся с присутствующим при докладе Судоплатовым.

– Ну, что на это скажешь, Павел Анатольевич?

Судоплатов развёл руками:

– Всё, как мы и предполагали. Перон вплотную подошёл к теме обладания атомной бомбой. Страна на пике экономического и социального подъёма, вся Европа есть у них с ладони – поставки зерна и мяса идут из Аргентины бесперебойно. Именно в такой ситуации наша миссия становится крайне важной.

– Есть ещё одна новость, – подал голос майор. Светлов повернулся к нему:

– Надеюсь, хорошая?

– Это как посмотреть, товарищ генерал-майор… В Аргентину нелегально прибыл на частном самолёте известный нам руководитель «станции» ЦРУ в Чили коммандер Уолш. С ним – ещё двое, чьи личности нами пока не установлены. Один – определённо этнический немец, второй явно из Европы. Приземлились на побережье, точное место нам неизвестно. Государственным аэропортом не воспользовались, что естественно. У Перона сейчас с американцами отношения натянутые. Мы предполагаем, что это как-то связано с нашим «архивом».

– Скорее всего, американцы решили сами перехватить физиков, пока этим всерьёз не занялись аргентинские спецслужбы. Хуану Перону пока было не до этого. Зато теперь – в самый раз, – проворчал начальник разведшколы, достал из ящика стола «Казбек» и подтолкнул пачку Павлу Анатольевичу Бросил докладчику:

– Можете идти, майор. Спасибо…

Майор по-уставному развернулся и покинул кабинет. Судоплатов от папиросы отказался:

– Что-то не до курева сегодня, Юра… Печёнкой чую, зашевелились наши «союзнички». По мне, так и эти манёвры они затеяли с единственной целью: отвлечь внимание от чего-то, что будет происходить на материке. Мы же перелёт этого Уолша почти прошляпили, если бы не наш человек в Сантьяго, так и были бы сейчас в полно неведении…

– Согласен, – кивнул Светлов. – Такие фигуры по шахматной доске просто так не передвигают. И кто такой с ним третий, который европеец? Кто у нас есть в Буэнос-Айресе? Я что-то не припомню своих там, из последних выпусков…

Судоплатов покачал головой.

– Там вообще беда, Юра… В Латинской Америке у нас очень слабые позиции. Дипломатические отношения в очень бледном виде сохранились после войны только с Мексикой, Уругваем и Аргентиной. В последней даже и посла-то нет, так, просто наблюдательная миссия, существующая с 1946 года. Правда, вопрос о назначении посла, как мне известно, рассматривается. Есть пара полевых агентов, можем кого-то из Чили или Бразилии подтянуть, но это почти нереально… нашим ребятам придётся работать в изоляции, полагаясь только на себя. Кстати, как там их подготовка? Продвигается?

Светлов усмехнулся.

– Идёт усиленными темпами. Талантливые ребята, тьфу, чтоб не сглазить…

Начальник разведшколы постучал по столешнице. Судоплатов рассмеялся:

– Юра, коммунист ты, а в бабушкины суеверия впадаешь…

– Знаешь, Павел Анатольевич, как один умный человек сказал: «Если вам перешла дорогу чёрная кошка – плюньте на приметы. Просто развернитесь и идите другим переулком». Так-то.

– Ну, с этим трудно не согласиться, – развёл руками «король диверсий».