Читать книгу Аргентинский архив №1 - Magomet Timov - Страница 7

Подмосковье. Конец августа 1950 года

– А я всё равно не понимаю, при чём тут мы? – Иван отбросил в сторону травинку, которую до сих пор жевал в состоянии глубочайшей задумчивости и сел, отряхивая рубашку. По-мирному тёплый августовский день уверенно катился к закату, на ровной, как зеркало, глади пруда расходились круги от разыгравшейся не на шутку здоровой рыбины.

На поросшем шелковистой травой склоне в паре шагов сидел с удочкой Андрей и с деланым вниманием следил за неподвижным поплавком. Рядом стояло выпрошенное у старшины-механика в гараже помятое ведро с травой. Предназначалось оно для «богатого улова», красочно описанного местными рыбаками в своих байках, на деле же в теплой водичке в нём плескалась пара заморенных пескарей.

– Ало, гараж! – Иван огляделся, присмотрел какой-то ветхий корень, прицелился и бросил его с целью сбить с головы приятеля кепку. Андрей, не оборачиваясь, мотнул головой, трухляшка пролетела мимо. – Я с тобой разговариваю!

– А что ты, гнилая интеллигенция, хочешь услышать от невежественного потомка лапотных мужиков? – скрывая усмешку, бросил через плечо Фоменко. – Что Кот ошибся, и мы тут груши околачиваем напрасно? Не тот контингент, так сказать? И что тебя не устраивает?

Иван потянулся до хруста в суставах, подставив лицо последним тёплым лучам закатного солнца, полной грудью вдохнул аромат близкого леса:

– Красота… Да всё меня устраивает, только вот непонятно, на кой мы сдались нашей доблестной разведке, когда вокруг полно вон таких волкодавов! Вспомни, вчера, на полосе препятствий того здорового, из четвёртого взвода? И ловкость, и хватка! Как он после десяти километров кросса припечатал Миколайчука к татами! Сила! Подсечка, захват, удушение, на всё про всё несколько секунд! А мы?

– Что мы? – по-прежнему невозмутимо поинтересовался Андрей. Всё его внимание было приковано к поплавку, который вдруг заходил по стоячей воде в азартном танце и снова замер… – Нас же Кот тренирует по особой программе…

– Тоже мне программа, – сплюнул в сторону Сарматов. – Диалектология, география, химия и физика… Я-то думал, хоть постреляю вдоволь… А тут даже тир по расписанию, не говоря уж о стрельбище… Вон, посмотри, как курсанты выкладываются, под вечер майки выбрасывать можно! А мы словно к школьной олимпиаде готовимся, конспектики карябаем.

Андрей начал разлаписто подниматься, одновременно вытягивая леску из воды. На пустом крючке прикорнула полоска вялой ряски.

– Что б я ещё хоть раз кому-нибудь поверил за «рыбные места», – буркнул он, сматывая леску на катушку и закрепляя её на удилище. – Вот, Вань, не понимаю я твоего недовольства. Тебя ведь, насколько мне помнится, сюда никто на аркане не тащил? И чего ж теперь сопли по кулаку размазываешь? Решил обратную включить?

Иван тоже поднялся, стряхнул со штанов травяной сор, поправил рубашку…

– Не уж, друг мой Фома, не дождёшься… К родному папаше меня теперь и калачом не заманишь… Мозг вынесет своими нравоучениями, знаток жизни…

– Напрасно ты так на него, Скиф, он же тебе добра желает…

– Пожелал один такой… В общем, это моё дело. А что касается нашего обучения, я всё равно сегодня же вечером, как личное время наступит, достану Кота допросом с пристрастием, так сказать, пускай колется, для чего стране понадобились два таких долбака, как мы. Ладно, пошли, а то время нашей увольниловки заканчивается. Скоро вечернее построение.

Приятели смотали остальные удочки, до этого разбросанные по прибрежной травке, и направились в сторону близкого леса, за тёмной канвой которого было не разглядеть высокого бетонного забора «спецшколы № 1».

Сразу после ужина Иван, как и обещал, разыскал в гулких сводчатых коридорах школы Кота и преградил ему дорогу:

– Разрешите обратиться, товарищ майор государственной безопасности!

Котов усмехнулся в усы:

– Обращайтесь, курсант Скиф.

– Я и курсант Фоменко… то есть, курсант Фома хотели бы уточнить некоторые аспекты нашей подготовки. У вас найдётся время для короткого разговора наедине?

Котов пожал плечами:

– А почему бы и нет? У вас на вечер никаких спецвыходов не намечается?

– Никак нет, всё по общему распорядку: личное время до отбоя.

– Отлично! Значит в двадцать-пятнадцать приходите в «красный уголок», побалакаем о том, о сём. Всё, свободны, курсант Скиф.

Иван щёлкнул каблуками и, чётко развернувшись через левое плечо, отправился на поиски Андрея. Котов лукаво посмотрел ему вслед… Ну, по крайней мере, с уставными обращениями у отпрыска славного академика теперь всё было в полном порядке… А ведь как всё начиналось…

…Группа новоиспечённых курсантов натужной трусцой поднималась по тропинке на вершину одинокого холма, поросшего редкими берёзами. Котов стоял в тени одной из них, прячась от палящих лучей июльского солнца и внимательно следил за стрелкой секундомера, зажатого в руке. Когда последний боец почти вполз на вершину холма, майор резким взмахом руки отсёк контрольное время и скомандовал:

– Группа – стой! Пять минут отдыха.

Взмокшие от пота курсанты повалились бесформенными кулями на траву, даже не удосужившись сбросить с плеч скатки шинелей. Только автоматы, наученные горьким опытом прошлых марш-бросков, они не выпускали из дрожащих рук.

Десятикилометровый кросс в полной выкладке – ещё то удовольствие даже для уже отменно подготовленного бойца, чего уж там говорить об этих «недоделанных», как их полупрезрительно-полуиронично окрестил капитан Касаткин, ответственный за общефизическую подготовку первого курса разведшколы.

Понятное дело, сюда попадали те, чьи атлетические кондиции были предварительно проверены и одобрены комиссией. Предпочтение отдавалось спортсменам-разрядникам в соответствующих профилю видах спорта: боксёрам, борцам, стрелкам, пятиборцам, легкоатлетам. Впрочем, в физической подготовке будущего разведчика владение любым видом спорта шло только на пользу. Но даже спортсмены в первое время пасовали перед теми нагрузками, которые выпали на их долю в первый месяц учёбы. Инструкторы не делали различия между ними и теми, которыми на гражданке спорт был только приемлем только в созерцательной форме, то есть – с трибун стадионов. В школе считали – и не без основания! – что «тяжело в учении – легко в бою» и регулярно руководствовались этой суворовской школой. Как правило, в реальной практике это себя оправдывало. В любом случае, с физподготовкой, по мнению всё того же капитана Касаткина, «…лучше перебздеть, чем недобздеть». Руководство с этим было полностью согласно и давало этому «садисту и изуверу» (по мнению большинства курсантов) карт-бланш во всём.

Котов сунул секундомер в карман широких галифе и вышел из тени:

– Скиф, Фома – ко мне!

Двое курсантов вскочили с возможной после такого марш-броска скоростью и подбежали к нему, вытянулись «во фрунт».

– Вам ещё три километра бегом вон до того пригорка, по карте – высота 236. Бегом марш! Время пошло!

Парни переглянулись и, только скрипнув зубами, рванули в указанном направлении. Подоспевший Касаткин окинул майора насмешливым взглядом:

– Пошто детишек мучаешь, Кот?

Майор усмехнулся:

– Пусть уж лучше я, чем садисты из вражьей контрразведки… Или ты не согласен, капитан?

– А я что, я ж только за, – смешался Касаткин. – Только вот нормативы для всех когда-то разрабатывались, а ты эту парочку замордовал в усмерть…

– А они – не «все», – просто бросил майор и, козырнув капитану, отправился вслед за своими бойцами. Капитан пожал плечами:

– Как скажете, товарищ майор, как скажете… Токмо от смерти на своих двоих редко кому убежать удавалось…

– Как и от самого себя, – не оборачиваясь, продемонстрировал смешавшемуся подчинённому свой изумительный слух Котов. – Поднимай своих, идите в расположение…

…Так было каких-то полтора месяца назад. А сегодня подобные кроссы для них – детский лепет по сравнению с тем, что пришлось испытать и разучить за это столь короткое время. Эти двое, проходившие спецподготовку по ускоренному курсу, показывали изумительные результаты по всем дисциплинам, и майор был рад, что не ошибся однажды в своём выборе. Именно он предложил набирать в эту группу не вчерашних школьников или демобилизовавшихся срочников, а выпускников профильных ВУЗов, получивших прекрасные знания по необходимым на будущем задании дисциплинам. Ну, и спортсменов, конечно, не без этого.

И эта доктрина выбора себя полностью оправдала. На данный момент Скиф и Фома уже проходили те предметы, которые преподавались обычным курсантам в конце второго и на третьем курсе спецшколы. Сказывалось академическое высшее образование и общий уровень эрудированности недавних московских студентов.

Им совершенно не нужен был на предстоящем задании опыт участия в реальных боевых действиях, на что ещё недавно делали упор члены приёмной комиссии. Они станут представителями разведки качественно нового уровня – интеллектуальной, научной, технологической. Такие вызовы сегодня бросала реальность, и им нужно было соответствовать.

Ровно в четверть девятого оба курсанта нарисовались у двери «красного уголка». Иван коротко глянул на Андрея и решительно толкнул створку, заглянул внутрь:

– Можно?

Майор сидел в дальнем углу обширного помещения, заставленного ровными рядами стульев с откидными сиденьями, как в кинотеатрах. У небольшой сцены Котов поставил столик, возле него устроился сам, ещё два стула пустовали, в ожидании курсантов.

– Входите, курсанты. Проходите, присаживайтесь. Разговор, как я понимаю, будет у нас долгим, а в ногах, как моя бабка говаривала, правды-то и нет.

Вчерашние студенты не заставили себя упрашивать, заняли свои места напротив майора. Тот окинул их спокойным взглядом:

– Мне начинать, или сами изложите суть проблемы?

Иван набрал в грудь побольше воздуха и решился:

– Товарищ майор…

– Сергей Владимирович, – негромко перебил его Котов.

– Что?

– Мы здесь без званий, Ваня, поэтому называй меня по имени-отчеству, ладно?

– Слушаюсь, това… Сергей Владимирович… В общем, нам бы хотелось понять, за какие-такие высокоморальные и профессиональные качества мы были выбраны из миллионов наших соотечественников? И почему нам запрещено большую часть свободного времени показываться из своей комнаты и контактировать с остальными курсантами? Ну, как-то так…

Он сказал – и оглянулся на Андрея в поисках поддержки, тот только напряжённо кивнул. Котов внимательно всмотрелся в их нахмуренные лица и… рассмеялся! Молодые люди снова переглянулись, и теперь уже Андрей задал вопрос:

– Мы как-то не так сформулировали мысль?

Котов помотал головой, успокаивающе поднял ладони:

– Да нет, чего уж там… Всё в порядке… Просто в этих стенах подобные вопросы, наверное, не задавались с момента основания этого богоугодного заведения… Здесь вообще, если вы вдруг не заметили, вопросы задавать не принято. Но я вас понимаю: это чисто по-суворовски. «Каждый солдат должен знать свой манёвр» … Правильно, только солдат, в таком случае, должен обладить мышлением полководца. Это я сейчас не про армию, а про разведку конкретно. В нашем случае, излишнее знание отягощает, и потому о своём назначении наши курсанты узнают в последний момент. Во избежание, так сказать… Но в вашем случае всё иначе, и вы это почувствовали. Почему?

Выдержав паузу и отметив повышенное внимание курсантов, майор продолжил:

– Потому, что вы действительно особенные. Этому есть несколько причин. Во-первых, вы первыми попали сюда не после армии, а сразу с дипломами ВУЗа. Это обеспечило определённый стартовый интеллектуальный уровень и задало новую планку. Во-вторых, то, чем вам предстоит заниматься, в корне отличается от большинства задач, которые приходится решать выпускникам данного заведения…

– Страна изучаемого языка, – пробормотал Иван, вспомнив вдруг ставший таким давним, словно бы из другой жизни, разговор в деканате родного института. Котов расслышал, кивнул.

– Приблизительно угадал, да только здесь каждый первый становится «нелегалом», не в это суть… Как бы вам это попроще объяснить…

– Вы уж постарайтесь, товарищ… «Кот» … Надеемся, интеллектуального потенциала у нас хватить понять, – с максимальной иронией вставил свои «пять копеек» Андрей, и подмигнул приятелю, но майор шутливый тон курсанта не принял.

– Дело в том, что задача, которая поставлена перед нами – я не оговорился, перед НАМИ, вами и мной – Партией и советским Правительством настолько неординарна, что решить её не под силу рядовым исполнителям, даже имеющим большой опыт работы за рубежом. Я постараюсь разъяснить вам ситуацию, насколько это в моей компетенции, да и вообще возможно.

Он встал, одёрнул гимнастёрку, расправил её складки под ремнём портупеи на спине и подошёл к окну, раздёрнул тяжёлые бархатные тёмно-коричневые портьеры. За большими стёклами медленно умирал августовский вечер.

– Сразу хочу оговориться, – бросил он чрез плечо, – что наша сегодняшняя беседа не укладывается в рамки курса вашей подготовки и является сугубо частной…

– А почему… – начал было Иван, но Кортов резко его одёрнул:

– Не перебивайте, Скиф, всему своё время… Я не стану останавливаться на деталях предстоящего задания, просто слегка введу вас в курс мировой политики и той ситуации, которая сложилась вокруг предстоящих задач. Вы уже поняли, Иван, что действовать вам предстоит в Аргентине, я сразу уточняю это, поскольку уже завтра вы приступите к курсу изучения особенностей именно этой латиноамериканской страны, её географии, климата, экономики и политической системы. Так уж сложилось в послевоенные годы, что наша разведка, занимаясь по большей части контршпионажем, несколько утратила свои позиции на мировой арене, а уж в Латинской Америке мы всегда были не сильны. После второй мировой войны там прочно обосновались американцы. Это и не удивительно – вездесущий Дядюшка Сэм всегда стремился погреть свои вороватые лапки на чужом богатстве, а Латинская Америка на ресурсы, ох, как щедра! Однако, нас не интересуют полезные ископаемые её стран, мы будем искать определённых людей, военных преступников, скрывающих от мира нечто, для нас и нашей страны весьма важное и не менее опасное, попади оно во вражеские руки. Найдя этих людей, мы должны будем на месте определить степень важности того, что у них имеется, и уже на основании наших выводов в Центре решат, что с ними делать.

– Это нам понятно…

Андрей нетерпеливо поёрзал на неудобном деревянном седалище. Котов изобразил на лице вежливое внимание.

– Наш вопрос остаётся: почему именно мы?

Майор помолчал некоторое время, задумчиво пожевал губами, словно ощупывая будущий ответ на вкус и форму… Покачал головой…

– Честно говоря, парни, это была не совсем моя идея, тут головы поумнее поработали. Но если вкратце… То мысль в том, чтобы к работе привлечь максимально образованных людей, которых будущий противник никоим образом не смог бы связать с нашими разведорганами. Именно поэтому ваша подготовка проходит по индивидуальным планам с минимальными контактами в кругу остальных курсантов и преподавателей.

– И мы одни – такие? – с самым невинным видом задал вдруг вопрос Иван. Андрей воззрился на него удивлённо, а Котов только крякнув уважительно. Но ответил:

– Нет, вьюнош, отнюдь… Хороша бы была разведка наша, если бы полагалась в таких делах исключительно на волю случая: чёт или нечет, пан или пропал. История не знает сослагательных наклонений, разведка не терпит случайностей. Ну, по крайней мере, тогда, когда их можно максимально избежать. Готовятся и другие группы. И на задание отправится наиболее подготовленный контингент, уж поверьте мне… Так что, как говаривал вождь мировой Революции товарищ Ленин, «…учиться, учиться и ещё раз учиться»! Могу пока в успокоение лишь сказать, что на данном этапе вы идёте первым номером. Остальное зависит исключительно от вас. Дерзайте…

14 сентября 1950 года. 16:20. Спецобъект МГБ «101 школа».

Павел Анатольевич Судоплатов распахнул створки окна в учебном кабинете и на секунду замер: за стенами корпуса вступил в свои права огненный сентябрь! Подмосковье окуталось багрянцем осени, леса стояли в своём пёстром великолепии, но солнце припекало совсем по-летнему, и на футбольной площадке гоняли мяч несколько мускулистых парней в трусах и майках.

Судоплатов обернулся и взглянул на замерших во внимательном ожидании курсантов. Скиф и Фома заняли по парте в первом ряду, конспекты закрыты, даже дыхание, казалось, оба затаили… Сидящий на «галёрке» – в заднем ряду – Котов чему-то хитро ухмылялся в усы.

– Значицца так, хлопцы, – генерал-майор посуровел, придав ситуации значимости. – Сегодня я введу вас в курс дела относительно будущего задания. Это необходимо не только для того, чтобы вы прониклись всей важностью и сложностью задания, но и к тому, чтобы вам стала понятна суть той подготовки, которую вы будете проходить в дальнейшем.

Он отошёл к классной доске и на чёрной поверхности её начертал мелом – «1943 год».

– Итак, сорок третий год… Самая середина Великой Отечественной… Вот-вот наступит перелом, и мы погоним фрицев «…вдоль по Питерской» или по старой Смоленской, как когда-то Наполеона, не суть важно… Важно другое: знаменитый физик Нильс Бор, тогда бежавший из Дании, находящейся в германской оккупации, в нейтральную Швецию, через своих не менее известных коллег Елизавету Мейнтер и Альфвена обратился к советскому Правительству и нашим физикам, в частности – к Капице, и сообщил, что по его сведения в Германии ведётся разработка сверхмощного оружия, основанного на расщеплении атомного ядра. Сказать, что для нас это стало уж полной неожиданностью, я не берусь: впервые наши учёные услышали об этом ещё в 1940 году, но посчитали, что при современной технологической базе создание такого оружия невозможно в принципе. Но, тем не менее, Комиссия Академии наук СССР по изучению проблем атомной энергетики под руководством академика, профессора Хлопина, порекомендовала Правительству и всем профильным научным учреждениям отслеживать все публикации по данной тематике за рубежом. До 1943 года англичане уже пытались запустить проект «Трубный сплав» по созданию урановой бомбы, но, по нашим сведениям, с ассигнованиями на подобные исследования у них было из рук вон плохо. Отношение нашего командования и Правительства к вопросам создания атомной бомбы изменилось в корне, когда из Америки пришли сведения о первой цепной ядерной реакции, которую осуществил Ферми. Стало ясно, что создание супербомбы не за горами. Перед нами была поставлена задача скоординировать деятельность различных подразделений разведки и бросить все возможные ресурсы на получение материалов американских исследований. Поскольку именно американцы, по мнению светил нашей науки, были в этом вопросе наиболее продвинутыми. Возглавлял американскую ядерную программу Оппенгеймер, 44-летний физик, даже не лауреат Нобелевской премии, что весьма удивляло наших учёных мужей, а бок о бок с ним трудились Ферми и… тот самый Нильс Бор, ратовавший за прекращение всех исследований в этом направлении! Я не хочу сейчас рассказывать вам всех подробностей ядерной гонки. Только представьте себе: страна была максимально истощена жесточайшей из войн, которые только знало человечество, сам я, помимо атомного шпионажа, был вынужден заниматься ещё и организацией партизанского движения… И в условиях совершенно дикой нехватки финансовых, материальных и человеческих ресурсов нашим учёным пришлось создавать с нуля практически новую отрасль науки и промышленности – ядерную энергетику. Тогда в значительной мере нам помогли продвинуться в исследованиях и практическом создании ядерной бомбы разведданные, полученные нашими отважными разведчиками-нелегалами, собиравшими сведения о так называемом «Манхэттенском проекте». Вашими будущими коллегами, между прочим… Благодаря им, мы совсем ненамного отстали в создании ядерного оружия от США и смогли в дальнейшем сохранить паритет и избежать новой, теперь уже термоядерной войны.

Судоплатов замолчал, прошёл к учительскому столу, плеснул из полупустого графина в стакан воды, выпил, жадно глотая, словно бы заново переживая все перипетии тех недавних страшных лет…

– Ну, да это лирика, – резко бросил он, словно бы разом отметая дела давно минувших дней и призывая обратиться к дню сегодняшнему. – Тогда шла война, решать приходилось множество проблем одновременно, и мы как-то с этим справлялись. Сосредоточившись на лабораториях Лос-Аламоса, мы как-то упустили из виду немецких физиков. Те тоже, как оказалось, сумели продвинуться достаточно далеко в своих исследованиях. Деление атомного ядра было открыто в Германии Ганом и Штрассманом ещё в 1938 году независимо от работ учёных в других странах, но только когда они обобщили аналогичные сообщения из других стран, появилась идея превратить чисто научное открытие в прикладное с целью создания сверхоружия для Третьего Рейха. Правда, по большей части, в виду особенностей развития технологий в Германии, основное внимание там уделялось созданию атомного двигателя, в чём немцы значительно преуспели. Все их исследования замедлялись постоянными бомбардировками союзников, в результате которых неоднократно разрушались заводы по производству тяжёлой воды. И тем не менее в 1940 году Германия на голову опережала в исследованиях остальные страны, принявшие участие в «ядерной гонке». Некоторую проблему изначально создало отсутствие необходимого сырья, но после того, как Гитлер аннексировал Судетскуо область Чехословакии в 1938 году, в его распоряжении оказались урановые рудники в окрестностях городя Яхимов. Кроме того, с оккупацией Бельгии в руки нацистов попало около тысячи тонн оксида урана, завезённого бельгийцами из своих африканских колоний. Вторжение в Норвегию принесло Германии единственный на то время в мире завод тяжёлой воды, которую используют для замедления ядерной реакции. Всё это вкупе позволило немцу Вернеру Гейзенбергу приступить к созданию первой в мире «урановой машины», как тогда называли ядерный реактор. Атака японцами Пёрл-Харбора и вступление Америки во Вторую мировую войну привело к тому, что создание атомного оружия было признано в США приоритетным направлением. В Германии же, не имевшей столько ресурсов, финансирование ядерных исследований шло по остаточному принципу, Гитлер не верил в создание атомной бомбы до окончания войны на Восточном фронте. А т о, что война будет затяжной, показали тяжелейшие компании зимы 1941-42 годов и поражение гитлеровских войск под Сталинградом. А тут ещё и британские спецслужбы провели секретную операцию «Ганнерсайд», в ходе которой вывели из строя тот самый завод в Норвегии. Остатки запасов тяжелой воды (оксида дейтерия) уничтожили норвежские партизаны. Германские исследователи окончательно перешли в режим «подсоса»: ни денег, ни ресурсов. Тем временем конец войны был близок, в январе 1945 года группу учёных под руководством Гейзенберга и почти завершённый ими ядерный реактор В-VIII вывезли из Берлина в сторону границы со Швейцарией, в деревушку Хайгерлох. Там работы продолжились и шли даже тогда, когда война уже фактически закончилась. Нехватка тяжёлой воды и урана привела к неудачной попытке запустить цепную реакцию 23 марта 1945 года, а в мае-июне Гейзенбера и девять его соратников арестовали американские спецслужбы и тайно вывезли на территорию Великобритании в ходе операции «Эпсилон». Немецких физиков американцы разместили в поместье Фарм-Холл, это в окрестностях Кембриджа, которое просто нашпиговали прослушивающими устройствами. Это и была главной задачей операции «Эпсилон» – определить, насколько близко немцы подобрались к созданию ядерной бомбы. Результаты потрясли обе стороны: американцы вдруг поняли, что со стороны Германии можно было не ожидать в ближайшее время практического применения ядерного оружия, а немецкие физики, в свою очередь, оказались в шоке от продемонстрированных им результатов атомной бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки. Как оказалось, до последнего момента Гейзенберг и его коллеги были свято уверены, что опережают в своих исследованиях практически все страны. Таким образом немецкие физики вроде бы остались за рамками… Но всё оказалось не так просто…

Судоплатов отметил, что недавние студенты внимают ему с таким почтением, будто слушают лекцию любимого педагога, и усмехнулся… Говорить он умел, но и умел ценить искусство слушать своих собеседников. Эти двое ему определённо нравились.

– Проблема всплыла совершенно неожиданно. Не стану останавливаться на подробностях, с ними вы потом ознакомитесь сами, скажу только, что несколько германских физиков-ядерщиков сумели уйти от американской, британской и прочих разведок и осели в Латинской Америке, которая уже давно даёт приют беглым нацистам

– В Аргентине! – не удержался и вставил Иван. Котов хотел его одёрнуть, но генерал жестом остановил своего коллегу:

– Именно, Скиф… «Крысиные тропы» в Европе, целый тайный подводный флот Дёница… Мы до сих пор точно не знаем, сколько точно военных преступников ускользнули этим путём от возмездия. А теперешний аргентинский диктатор, Хуан Доминго Перон, просто одержим идеей создания собственной атомной бомбы и вступления в «ядерный клуб». И ему, кстати, ничто не может помешать это сделать. Ничто и никто. Кроме вас, надеюсь…

Иван и Андрей переглянулись.

– Так значит…

– Да, курсанты, основной вашей задачей станет поиск и уничтожение германских физиков-ядерщиков, бежавших в Аргентину. В кратчайшие сроки. Вы станете одними из первых сотрудников вновь создаваемого Бюро № 1 Министерства государственной безопасности СССР по диверсионной работе за границей. И эта миссия станет первым заданием наших новых «бюрократов», как нас уже успели окрестить злые на язычок бумагомаратели с Лубянки. Полномочия мне, как начальнику службы, товарищ Берия дал весьма широкие, но это не снимает с нас ответственности за скорейшее и чёткое выполнение этого непростого задания. Вы остаётесь в непосредственном подчинении товарища Котова, он же и возглавит вашу группу во время выполнения задания. И сроки будут, предупреждаю, весьма сжатыми…