Читать книгу Бродяга - Максим Городничев - Страница 6

Дурман заканчивался, но отыскать продавца не составляло труда. Он, как упырь, появлялся на зов крови. Улыбнувшись успокаивающей мысли, я сунул пальцы в жестянку из-под воска для бороды и вытащил качественно запечатанный пакетик с ключом от границы. Затем наполнил шприц спиртом, повращал иглу, убеждаясь, что она посажена прочно, и выдавил дезинфектор наружу. Высыпав содержимое пакета в ложку и разогрев ее, вогнал препарат в вену, насыщая эктоплазму и разом избавляясь от катаракты, тонометрии и глаукомы, тем самым заставляя тараканов, учуявших запах магии, тревожно шевелить усиками…

[ССХЛАЦЦЦ]

Ветхие колеса телеги скрипели, кобыла шлепала копытами по брусчатке, и я, забывшись, принялся считать каждое соприкосновение камня с подковами. Еще алел закат, и я направлялся в место, куда вело сердце, где проиграл однажды. Но теперь обстоятельства изменились, и жертва превратилась в охотника. Я ехал к загородному особняку губернатора, рассчитывая прибыть затемно.

Улицы плелись навстречу: низкие вразнобой оштукатуренные домики пригорода, дым и чад от множества таверн, горячий воздух напоен запахами пропеченных на углях стейков, слышатся стоны, ритмичный скрип кроватей и все то, что сопровождает Город со дня его основания.

Через час сгустились сумерки, кобыла проявляла все больше беспокойства. Вилла, разбухшая от сожранных душ, поджидала меня. Даже на расстоянии я чувствовал власть этого места. Спина и ладони покрылись липкой испариной. Лошадь упиралась, ржала и фыркала, прядала ушами, не желая подъезжать ближе. Пришлось спрятать телегу в лесу и дать волю ногам. Предательский холодок в животе в который раз дал мне понять, что возврата не будет.

Ветер дул сырой и, обдувая особняк Кетера, взвихрял нечто странное, будто черепичная крыша здания покрыта толстым слоем сажи, а ветер ее подхватывает и уносит прочь на своих крыльях.

Этот призрачный кнут раз за разом хлестал по мне, как исполинская каракатица щупальцем. Я знал, никакой сажи нет, есть лишь воплощенное зло, угнездившееся на крыше особняка, и окружившее виллу таким плотным облаком чернил, что часть уносится прочь.

Далеко под кронами мелькнул огонек, нырнул во тьму, затем появился снова, разросся, размножился в два десятка факелов. Я перебегал между деревьями, прячась за стволами, приближался к особняку, наконец рассмотрел вереницу людей в балахонах, на крохотную поляну выходят извилистой цепью, каждый повторяет движения предыдущего.

Отполированный гранит заиграл в мерцании факелов. Огромная фигура в черной рясе с легкостью запрыгнула на камень. Обозначились выступающие над капюшоном длинные спиральные рога, я с дрожью разглядел морду козла.

Все приблизились к глыбе, друг за другом вставая на колени, человек с мордой козла замер на долгое мгновение, затем развязал пояс балахона и движением опытного эксгибициониста отбросил одежду.

Адепты культа начали мычать и кланяться, а человек – теперь я с облегчением разглядел маску – оставшись только в козлином наморднике, застыл и его чудовищного размера гениталии обозначились в свете факелов.

– Пусть начнется черная месса! – вдруг вопит кто-то.

Остальные подхватывают и тоже вопят, пытаются друг друга перекричать, женщины, мужчины, старики, все о своем. Слышится как в горячечном бреду многоголосое:

– Смерть, кровь, яд, струпья, гнев, зависть, кол, ложь…

А потом и вовсе непонятные формулы из каббалы.

Я ощутил гнилостный запах, как будто из глубины болота поднимается древняя рептилия. Магистр воздел руки, и беснующиеся аристократы Города, теперь я узнавал многих, с готовностью срывали балахоны. В желтом неровном свете проявились обнаженные фигуры женщин, некоторые стройные, молодые, другие старые и бесформенные, заплывшие огромными валами жира. Даже сейчас их губы казались лоснящимися от сала. Десятки ртов сходятся-расходятся, что-то выблевывают из себя незримое вместе со словами. И шажок, шажок – закружилась карусель.