Читать книгу Золотой крейсер, или Как куклы стали птицами. Часть 1 - Максим Кавешников - Страница 5

Часть I
Глава 3
В городе мертвых

Оглавление

Угли под недобрыми кучевыми облаками алели не понапрасну, дожидаясь, чтоб их раздули. Уже вскоре после заката ветер заставил изгибаться кроны старых тополей – в наползающей темноте их танец напоминал маету водорослей под тяжёлой штормовой водой.

Но куклы этого не видели. Пластик без пульса и кровотока не знал толком, что такое холод и тревога. Куклы помнили и знали лишь то, что видели дома. И только то, что понимали. Как зеркало в прихожей, что видит много, но только то, чему случится предстать пред ним.

При свете угасающего дня старый человек, исполняя желание супруги, оставил их на свежей земляной горке среди смеси пластиковых и настоящих цветов. Оттянул, как мог, до вечера, но – принес и оставил.

– Вот и все! – старик не вытирал слезы, не замечая даже каплю на кончике обвисшего старческого носа.

Впервые за эти бесконечные часы они остались наедине, и теперь он бормотал ей несложные слова, то теряя, то восстанавливая их ход:

– Вот и все… Так, наверное, оно и должно было быть… Вот так… Вот, значит, так… Вот так…

Он всунул сухие пальцы в сырую землю, положил лицо на букет астр, и говорил, говорил, говорил. Никак не мог сказать самое нужное, то, что нужно сказать, если надо прощаться на целую вечность, иногда слыша ответы и реплики, и смутно догадываясь, что голос ее стал моложе.

В конце концов, когда сообразил, что подступают сумерки, поднялся, невнимательно отряхнул землю с колен и рукавов.

– Что ж… – помедлив, прошептал он, – Тут сейчас такое начнется… Такое лучше оттуда наблюдать! Сама понимаешь! Дети, вот, только…

Тяжело вздохнул, перекрестился. Пробормотал молитву, а потом, по своему вечному обычаю, оглядываясь, как супруга Лота, заковылял на пустую остановку, тоскливо перебирая дни, когда обещал ей, что умрут они только вместе, и только в один день.

Несколько паломников города мертвых после ухода хранителя обратили внимание на то, что на свежей могиле аккуратно рассажены какие-то необычно красивые куклы, но, походя, никто не осмелился смотреть туда и лишней секунды. Если игрушки, то, наверняка, под ними ребенок.

– Едрить-колотить! – плохо побритая челюсть Славика, кладбищенского дворника отвисла, опорные стойки тачки с мусором грюкнули и протерлись об асфальт, – Фабэрже!

Воровато покосился по сторонам – никого. Ать! Ешкин кот! Бабка!

«Палево!» – и без того тонкие губы немолодого мужчины превратились в нить. На противоположной стороне ковырялась старуха. Услышав за спиной стук, она распрямилась, прохрустев позвонками.

– Домой вали уже, прикумаренная! – проворчал он, ненавидя понедельник, тянущийся соплей, с раннего утра шумящие в черепе ватные мозги, ненавидя Веруню и все ее это заведение.

Старуха не могла расслышать, но, сообразив, что сказанное относиться к ней, прищурилась. С подозрением отсканировала подозрительного молодого человека с ног до головы. Потом с головы до ног. Снова – с ног до головы.

– И? – с достоинством спросила женщина обнаружив грудной низкий тембр.

Судя по запаху и синему халату – она обновляла классический дизайн могильного заборчика.

Славик скривился, с неудовольствием вспомнив вчерашнее утро воскресенья после сабантуя с Веруней.

– Да пошла ты! – фыркнул он, впрочем, на всякий случай не выговорив ни одного слога достаточно четко.

Старуха возмущенно приподняла брови, и хотела что-то сказать, но Славик всем своим видом показал, что хозяин тут он, и вертел ее взгляд на ситуацию на чем следует.

Деловито схватился за ручки тачки, не пойми зачем покосился на свежую могилу – запоминать место никакой необходимости не было – она-то на сегодня была всего одна. Чем и допустил ошибку. Старуха мгновенно считала подозрительный взгляд молодого человека, из любопытства подошла ближе, и, наверняка заметила его кукол.

«Венков накидаю!» – раздраженно поджал губы, и нехотя двинулся прочь.

«Только тронь их, домой не дойдешь!» – мысленно пригрозил он старухе, чувствуя взгляд между лопатками, и смачно харкнул в разноцветную кучу в тачке.

Он прекрасно понимал – уволят, попадись он еще раз, как пить дать – уволят. Эта припаренная, Веруня, скорее всего, кого-то уже и присмотрела на его местечко.

«И, по-любому же – хахаль!»

Она ж, стерва, если надумает – так шустро все проворачивает – опомниться не успеваешь! Так что, лучше с этими делами потихоньку, да без шума! Так-то он никак не призывной, но сейчас хрен что поймешь – будь ты хоть жмур – загребут, еще и сверху чего накинут. Так, чисто из любви.

– Что со страной сделали, идиоты! Такая ж цацочка была! – снова сплюнул в кучу цветов, ленточек с позолотой, пакетов, – А теперь иди, жизу свою за них ложи? Да на вас-то я и ложил!

Раздосадованный, теперь мучился – а они, игрушки эти, реально ли ценные? Или его подглючило? Чего там сходу можно было разглядеть?

«Да нормалек все, нормалек!» – тут же подбодрил он сам себя, – «Кашерные, шо вся моя жизнь! Придем, увидим, приберем!»

Как минимум, есть с чем к барышнику заскочить, а там и…

Через час с лишним, когда он вывалил последнюю тачку, позвонила сама Веруня.

– Ну, что, Студент, дерьмецо свое убрал?

– Почему – мое? – возмутился, и не без достоинства, Славик.

– Тогда сгоняй в подвальчик, – вечно брезгливый тон начальницы неприятно сверлил из динамика под самую черепную коробку.

– Так мне ж еще у главного входа…

– Мне тоже есть чем занять себя, родной.

Славик растерялся. И там и там вырисовывался свой гешефт, но…

– Так мне самой? – вкрадчиво спросила Веруня, еле обозначив нехорошую улыбку.

– Да ладно, ладно, не проблема, – закатывая глаза, выдавил из себя радушие Славик, – За ваши деньги любые капризы.

– А ты и зайди, у нас и с капризами, и с деньгами – ажурчик.

– Ажурчик-огурчик, – подыграл ей Славик, чувствуя, как авансом попускает дурную вату в черепе.

– Только не телись, как вчера. У меня тут…

Но Славик вырубил телефон.

– Сама и не телись, – проворчал он, повернув тачку к своей подсобке.


*****


Когда темнота избавилась от последнего, самого слабого красного оттенка, у кукол отпала надобность держать образ недвижимой игрушки. Оленёнок положил головку на такой же, как и его тело, пластиковый цветок и тяжело вздохнул.

Они ужасно тосковали. Прошло ужасно много времени – почти целый вечер, длинный, нескончаемый. Никогда еще не было так, чтобы они встречали ночь не в Доме. Глазенки, не смеющие пролить слезу, все световое время украдкой переглядывались друг с другом, ища помощи, но, как слепой у слепого, беспомощный у беспомощного, не могли найти ее.

– Вот и ночь, – первой подала голос Споменка, – теперь вряд ли кто придет.

– Тут еще остались люди, – пожала Маргоша, – я видела.

– Сейчас время готов, может это они? – добавила Жужа, – Самое их время.

– И место, – меланхолично глядя на покачивающиеся кроны тополей, добавила Ингрид, худышка с разноцветными глазами.

– Готы, не готы, – совсем апатично отозвалась Зюка, и летом и зимой, кутавшаяся в сшитую хранительницей шапку с заячьими ушами, – нам-то, что теперь делать?

Никому не хотелось об этом думать.

– Действительно, а что теперь? – мрачно спросила после недолгой паузы Ингрид,

– Ждать! – безрадостно констатировала Пуговка, накручивая на указательный палец локон, – Нас заберут. Только… утром. Наверное.

И Пуговка, и все они, начинали понимать, что ни уюта, ни заботы этой ночью не будет. Такое и в голову не могло прийти – целую ночь провести вне дома хранителей! Абсолютно нелепый кошмар, странным образом ставший явью.

– Почему он просто не отдал нас дочери? – спросила бесконечно подавленная Эньо по прозвищу Птичка.

Для них для всех это было самой странной загадкой. Это обсуждалось, это не было секретом – Мариса, рано или поздно, должна была сменить стареющую хранительницу. Теперь же, сидя под чужим холодным небом, ни ответов, ни даже догадок, они напоминали рассыпанные бусины.

Споменка вздохнула, намереваясь что-то сказать, но замешкалась, и промолчала.

– У нас будет новая хозяйка, она будет добрая… – Рок-н-Ролл Мама мечтательно закрыла глаза.

– И красивая! – уныло добавила Пуговка.

– Или хранитель. Я слышала – и так бывает, когда основной – не хранительница, а именно хранитель, – знающе отметила Зюка.

– Нет, нет! Это должна быть женщина! Только женщина! – возмутилась Жануария, – Не надо никакого хранителя!

Она положила ладонь на землю между ногами, будто бы собираясь пожалеть ее, погладить, как расстроенного ребенка.

– А я не против хранителя! – пожала плечами Зюка, – Мужчины – тоже люди, хоть немного и того…

Им всегда было хорошо на полках уютного шкафа хранительницы Алисы, и даже после ее ухода они и не могли бы до такого додуматься, что Дом, где они прожили столько, Дом, где остался один из хранителей, придется покинуть. Они непонимающе смотрели друг на друга, когда старик рассаживал их между искусственных цветов. Шокированные, никак не верили в происходящее. А когда он ушел, оставив – не забыв, а осознанно оставив их – дриада несколько раз порывалась, но так и не поведала подругам о том, что довелось услышать только ей, три дня тому – просьбу хранительницы оставить кукол тут, рядом с ней.

«Я хочу проститься с ними. И еще: я хочу отпустить их» – Споменка четко различала слова, произнесенные слабым голосом в тихой комнате, но Споменка в тот момент не смогла допустить эту абсурдную мысль – никогда, и никакая хранительница кукол не посмела бы поступить так. Дриада не осмелилась озвучить подругам услышанное, в суеверном страхе, что нельзя выпускать такие слова в воздух, дабы произнесенное не сбылось. Пусть и похоже на то, что все уже произошло.

– А кто это – готы? – нарушила тяжелое молчание Мурочка.

– О! Это стражи города мертвых, – поделилась эзотерическим знанием, взятым неизвестно откуда, Дрю, – у них странная тайная жизнь, и о ней совершенно ничего неизвестно! Никому-никому!

– Ой, Дрю! Ой, все! – возмутилась Ингрид, – Вы что, не помните «завтрак гОтов»?

– «Завтрак гОтов»? Нет, – сдвинув брови, пытаясь поймать за хвост ускользающее воспоминание, ответила Жужа, – Впрочем… Впрочем, что-то помню!

– Это было, когда хранители подбирали для меня аутфит2, – сказала Ингрид, – а это – дай Глоб3 памяти – лет с тридцать тому назад. Вернее, подбирала-то Алиса, а он, – она небрежно кивнула в сторону остановки, – как всегда городил ерунду. Рассуждал, что завтрак, если он готов до полудня, то это вполне завтрак, и о нем говорят, что он готов, а если после – то «завтрак готов» следует говорить с ударением на первую «о». Вроде того, что готы никак не жаворонки. Я ведь тогда и стала готкой, с его подачи.

– Суп-культура, – совершенно серьезно добавила Птичка, – Молодежная.

– Уже триста лет, как не молодежная! – заметила Зюка, – Из них, если кто еще и жив, то одряхлел так, что только и может, что размышлять о симфонии метеоризма и геморроя, да с завидной цикличностью напоминать внукам, какая в старину была прекрасная жизнь. Как в их время все было чище, светлее и все такое.

– Молодежная, или нет, – сказала Ингрид, – но глаза мне именно с тех пор всегда ставили разные, в честь Брайана Хью Уоррена. Он – главный из них, из готов. Вроде как слепым был, а зрачки его были вырезаны из двух разных камней!

– Они были сделаны из украденных сильмариллей4! – внезапно произнес кто-то мужским голосом.

Наступила гробовая тишина.

– Сильмарилли, сильмарилли, установленный факт!

Куклы, заозирались во все стороны, не видя говорившего. Казалось, голос исходит отовсюду сразу. Сестры Ирреалики5 сбились в более тесный круг.

– Кто ты? – настороженно спросила Споменка.

– Тот, кого вы еще не поминали! – произнес голос, – Впрочем, это объяснимо – вы не на том временном отрезке!

Дриада ничего не поняла. Она не слышала, чтобы люди изъяснялись так сумбурно. Что-то смутное из скудных запасов памяти забило тревогу, напомнив: в мире есть некоторые твари, которых люди не видят, но до жути боятся, хотя и с легкостью поминают.

– Или предстань перед нами, или исчезни, если ты нежить! – смущенная, Споменка попыталась произнести грозно, однако, вышло не очень.

– Жить-нежить, – расплылся в улыбке невидимый некто, – А кто ты? Жить? Или нежить? Скажи ты – и скажу я!

– Не морочь голову! – напустила еще больше угрожающего оттенка, но непослушный голос дрогнул, и Споменка понадеялась, что заметила это одна она.

Он появился из-за временного деревянного креста Алисы. Пушистое черное пятно выплыло, или, скорее, вывалилось, и пред ними предстал шикарный черный котище, с еще не сошедшей с морды улыбкой, сочетающей в себе голливудское обаяние и голливудскую же наглость.

– На днях меня назвали прохвостом! А я существо старательное, как могу, сношу эти небольшие скорби. И, все же – каков эпитет, а? Полагаю, я – Кот, С Честью Несущий Свои Малые И Великие Скорби.

– Белиберда какая-то! – зачарованно выдохнула Зюка.

– Знаете, какие были имена у коренных жителей Америки? – спросил незваный гость, – Такие длинные, что завистники собрали войска, и… – кот скорбно закрыл глаза, повел мордой в стороны, не желая верить в драматизм исторического события. Куклы ошарашено переводили взгляды с гостя на подруг, с подруг на гостя, озадаченные не столько внезапным появлением, сколько потоком бессмысленных слов.

– С тех пор никто не желает носить длинных имен. Пусть лучше так: имя мне – Достаточно Честный Кот! – с пафосом произнес зверь, сделал театральную паузу, – Мужчина со своими теориями и пищевыми цепочками!

– А я Мурочка! – фарфоровая малютка первая пришла в себя, назвавшись, присела перед незнакомцем в книксене.

– Мурочка! Где ты была сегодня, киска? У королевы, у английской?

Кошечка зарделась, и поспешила спрятаться за широкими одеждами Жануарии, с недоверием изучающей зверя. На несколько секунд повисла неприятная тишина.

– Дриада. Дриада Апреля И Просыпающегося Весеннего Леса, – насторожено глядя на странного кота, без особого радушия, представилась кукла с карими глазами и пепельными волосами, – моё имя – имя из волшебного царства под названием Босния – Споменка, что значит – незабудка. Если коротко – Нена.

– Ого! – то ли кот действительно удивился, то ли съерничал, изогнув не по-кошачьи пластичные брови – Босния! Не бывал, не бывал! К стыду своему, никогда не бывал! Обещаюсь, в ближайшее же время, не откладывая в долгий ящик!

– Я Мишель. Хотя когда-то меня звали Дрю, – сказала одна из трех сестер, которую и сама хозяйка именовала, то оригинальным именем, то данным ею самой, пожала плечами – ей и самой нравились оба имени. О третьем имени – Ми-Шесть – промолчала, по вполне понятным девичьим причинам. Впрочем, подруги использовали его не часто.

– Марго. Можно Маргоша, меня так звала хранительница, – медленно проговаривая, продолжила сестра Мишель по бренду, помянув любимую хозяйку, грустно покосилась на землю под ногами, – А когда-то меня звали Ино.

– Птичка. Если по паспорту – Эньо, – представилась третья из трех, отличающаяся голубоватым пластиком и тревогой в глазах.

– Жужа, – назвалась Жужа, созданная в далекой и загадочной земле Казахстан.

– Ингрид, – сухо представилась Ингрид. Ей, так же, как и Рок-н-Ролл Маме, крайне не нравился кот.

– Пуговка, – назвалась вечно мнительная малышка.

– Жануария, – представилась самая большая из кукол, чернокожая уроженка Бразилии, произведенная на испанской фабрике, – Хотя тот, что оставил нас тут, – она горько усмехнулась, – звал меня Черной Рок-н-ролл Мамой!

– Вот это да – Достаточно Честный Кот вопросительно посмотрел на Жануарию, – Твое имя длиннее моего! Большая редкость!

– Оно из песни6, – с досадой пояснила Черная Рок-н-Ролл Мама, – Группа такая, «Алиса», когда-то, была. Это оттуда.

Назвав имя группы, невольно покосилась под ноги.

– А ведь была, была! Лично помню! Бурно сожалею, что моя конструкция не позволяет носить наушники, но… Кинчев!.. Да его за одну только фамилию необходимо любить. Знаете, если прочесть ее задом наперед, то выйдет…

– А это – Оленёнок! – будучи не в восторге от возни с ее именами, перебила Жануария, – Он не говорит. Мы не знаем, почему. Но он очень смышленый малыш.

– Молчит? – изумился Достаточно Честный Кот, и изумление не выглядело до конца искренним. Он как-то странно изменился в лице – маска шутника поблекла, глаза цвета золотого чая, полные опасной силы, вперились в малыша. Могло показаться, что он не только пристально заглянул в напряженные зрачки Олененка, но и прогулялся по диковинным лабиринтам, ища нечто, что сокрыто там. Они оба, словно загипнотизированные, замерли на считанные мгновения, затем как ни в чем ни бывало, кот вспомнил о своей очаровательной улыбке.

– Не терплю узнать – каковы ваши планы, детки? Местечко, в общем-то, ничего себе, выбрали, по-своему, даже уютненько! – Достаточно Честный Кот картинно обвел глазами окружающие собеседниц могилы, мерцающие в сумеречном воздухе кресты, – Но уже до утра вас наверняка заберёт какой-нибудь местный забулдыга. И хорошо, если донесёт до скупщика старья целыми. А там – кому как повезет! Но дело даже не в том, – блеснув сузившимся зрачком, понизив голос до шепота, произнес, – Еще до зари вас найдет собирательница!

– Собирательница? – нахмурилась Ингрид, – Собирательница чего?

– Крови! – чопорно приподняв брови, сказал Достаточно Честный Кот.

– Собирательница? К-к-крови? – с трудом выговорила Споменка, не понимая, что ее больше испугало – само сочетание слов, или то, что из них исходит.

– Д-ды-да! Именно! Прокатился слушок по срединным феодам, что вы заинтересовали ее. А то и не ее, бери выше! Хм… Ниже, – поправил он себя, – Но – не возьмусь высказывать догадки, я тварь не высокого пошиба, чтобы знать кого именно, и по какому поводу. И все же, упорно твердят, что факт. Собственно, я к вам именно по этому делу! – Кот заговорщически обвел кукол глазами, – Итак, детки! Каковы ваши планы на ближайшие сутки в свете моего сообщения? Только не корите, ни в коем разе, не корите гонца! Гонец старался ради вашего же блага!

– Собирательница крови – она кто? – с подозрением глядя на кота, спросила Зюка.

– Бабушка!

– Бабушка? – Зюка посмотрела на кота как на деревенского идиота, – Старушка, собирающая кровь?

– Почему нет? Слышал, со своим ремеслом справляется на «ура».

– Человеческую! – выдохнула Черная Рок-н-Ролл Мама, – Кровь!

– Да, самую что ни на есть человеческую! Твари, обитающие… Да, собственно, обитающие везде, в свое время нарушили кучу всякого такого, чего не стоило нарушать, сбежали от своего Хранителя, и обитают теперь в своих пустынях. Хотя «в своих пустынях» в данном случае – это, пожалуй, и есть то самое «везде». Они вечно голодны, а кровь человека приятна им до умопомрачения. Люди, вернее, некоторые из людей, иногда, попадают в ловушки. И, вместо того, чтоб выпутаться, они дрыгаются как мошки в паучьих сетях, впутываясь в другие, гораздо худшие первых – в сети этих самых тварей. В итоге – становятся их слугами. Такими, вот, как она. Правда, зачем ей нужны вы – ума не приложу! У вас ведь крови-то толком нет! Нет ведь?

– Н-н-нет! – от волнения Пуговка чуть не пискнула.

– М-м-да! Но на вашем месте я все равно рвал бы когти. Хотя и с когтями у вас напряженка?

– У меня есть нарисованные! – Мурочка гордо вытянула передние лапки.

– Милые лапки! – улыбнулся кот, – У меня никогда таких не было!

Сильный порыв ветра пронес над крестами порванный пакет, дабы запутать в скрипящих ветвях, или налепить на ржавую бочку в бескрайних просторах ближайшей промзоны. Ветер творил. Набрасывал эскиз не рожденного еще дня самыми нелепыми штрихами, расставляя точки и перекрестья, в которых только сам смог бы угадать возможное будущее.

– И… И куда нам бежать? – Споменка выделила последнее слово, как отдельное, как слишком особое, чтобы оно с легкостью могло слететь с губ, удивилась, что оно вообще прозвучало в их маленькой, такой, всегда уютной, такой домашней, компании.

– Я фанат моря! – мечтательно щурясь, ответил Достаточно Честный Кот, – А она, полагаю, воду не осилит. По крайней мере, в количествах, больших, чем в бутылке «Ессентуков». Прогуляйтесь, для начала к западному берегу. Это через во-о-он те деревья, – кот указал лапой туда, откуда днем кукол принес хранитель, – по тропинке, а там, глядишь – и адресок нарисуется!

– Какой, такой, адресок? – переспросила Споменка.

– Достаточно точный!

Куклы мрачно переваривали навалившуюся информацию. Прогуляться? К морю? Такое не вмещалось в голову.

– Что-то я не поспеваю за Вами! – прищурилась Ингрид, – Вы – кот, но любите море?

– Все коты любят море! Правда, маленькая Кисонька?

– Меня зовут Мурочка!

– Вот-вот, видите, – и Мурочка со мной согласна! М-м-м! Это – особая эстетика! Это вам не вода из-под крана! С шампунем! Бр-р-р! – кот брезгливо поежился, но, вдруг, будто о чем-то вспомнив, задумался. Принюхался.

– Красотка перебирает немолодые лапки в вашем направлении. Д-ды-да! У меня – мурашки по спине, вам бы тем паче не мешкать!

– А если спрятаться? – с надеждой предложила Жануария, – Тут есть где.

– Она удивительно талантлива в деле поисков, – улыбнулся кот, – Настаивать ни в коем случае не стану. Можете притвориться мраморными херувимчиками, поиграть с престарелым человеком в «Горячо-холодно» – почему, в конце концов, и нет? Заодно спросите, почему ее называют собирательницей, и зачем она в неурочное время бродит по погостам.

Кот вытянул левую лапу перед собой, встревожено взглянул на воображаемые часы, и воскликнул:

– Прошла треть пути! Треть! Ну и скорость у старушки!

– Откуда Вы знаете? И вообще, почему нам стоит верить Вам? – спросила Ингрид не столько Достаточно Честного Кота, сколько своих перепуганных, и в мел побелевших, подруг, – Может это у Вас «тю-тю» под черепушкой? Не все дома?

– Давайте называть это так! «Тю-тю»! Самое, что ни на есть «тю-тю»! – кот широко улыбнулся, но Споменке показалось, что различила оттенок обиды в голосе.

– Не обижайся, Котик! – промурлыкала Мурочка.

– Наша барышня, – он деловито взглянул на воображаемый брегет, – не сидит на месте, и, судя по скорости, что наблюдаю я – она занялась всеми видами спорта сразу!

Кот скорчил скорбную гримасу, и умоляюще произнес:

– От имени администрации президента, убедительно просим вас не оставаться на ваших местах! Промедление подобно извержению Везувия, а так же последнему дню Помпеи Брюллова, Карла, Петровича и Павловича!

– Чего? – непонимающе прошептала Ингрид.

– Бегите, глупцы! – Достаточно Честный Кот закатил глаза.

– Хи-хи, – засмеялась Мурочка, – А я знаю, это из кино!

– Западный берег, – дриада указала туда, куда кот указал ранее, – это там?

– Это там, – подтвердил кот.

– По крайней мере, если все это и ерунда на постном масле, – сказала дриада, покосилась на Достаточно Честного Кота, – вернемся. А если правда… А если правда, то мраморные ангелочки из нас не очень.

Никто не ответил. Чем больше из серой неизвестности прорисовывалась безглазая маска неприятного будущего, тем тяжелее у каждой из них давило нечто внутри, там, где у людей соединяются сердце и душа.

– Пойдем? – с робкой надеждой спросила дриада.

Мурочка уселась у ног дриады, обернув лапки хвостиком, с интересом глядя на остальных единственным глазом, что нарисовали ей открытым.

– Прямо сейчас? – уныло спросила Маргоша.

– А когда? – вопросом на вопрос, безрадостно ответила Споменка, – Потом?

– Вот – вот! – нервно промурлыкал Кот, снова взглянув на невидимый хронометр.

– Я согласна со Споменкой! – сказала Черная Рок-н-ролл Мама, – Ну, ее, эту красавицу-спортсменку!

2

Аутфит – одежда для куклы.

3

Персонаж из мультсериала «Время приключений».

4

Сильмарилли – драгоценные камни из «Сильмариллиона», произведения Дж. Р. Р. Толкиена.

5

Подразумеваются три куклы одного производителя – IrrealDoll.

6

«Черная рок-н-ролл мама» – песня группы «Алиса» из альбома «Черная Метка».

Золотой крейсер, или Как куклы стали птицами. Часть 1

Подняться наверх