Читать книгу Сестрёнка Месть - Максим Лагно - Страница 35

Димон тряс меня за плечо и выкрикивал:

– …убивает! Капитан!

Кажись, Димон впервые назвал меня капитаном без иронии и издёвки.

– Кто убивает кого? – сел я на кровати.

– …Он – её! Генриетту!

Помотал головой, отгоняя сон. Посмотрел на часы своего наладонника.

– Скорее же, – торопил Димон.

Мы вышли в коридор, который был полон «скотов». Многие из них испуганы. Пока двигались к рубке, я слышал обрывки фраз:

– Опять он за своё, – сказал контрабасист. – Мы эту пластинку пятый год записываем.

– Творческая импотенция, – вздохнул модник в костюме выживанца. – Наш Мирон не может творить шедевры как раньше,

– Да, как в тот раз, на концерте в Ле Мулене. Он чуть не убил ту девушку.

Одна инфетка, с длинными красивыми волосами синего оттенка, сидела на корточках и курила:

– На этот раз он капец рехнулся. Точно зарежет. Как того парня в…

Я выдернул из её губ сигарету:

– Курение на аэронефах строго воспрещено!

Димон потащил меня в рубку:

– …он её.

До меня дошло, что Димон от страха не выговаривал «Мирон».

В рубке, рядом с лобовым стеклом, имелась дверца, ведущая на площадку, которую по старинке называли «капитанским мостиком», хотя капитаны давно не покидали рубку при управлении аэронефом. Мостик – наследие тех времён, когда не было точных приборов навигации.

Дверца открыта настежь. В неё прорывались вонючие облака пыли и пепла из Неудоби. Я испытал двойной приступ ужаса.

Первое: «Сестрёнка Месть» сдрейфовала далеко внутрь зоны Неудоби. Как мы все ещё не задохнулись? Навереное, нас спасла новенькая система вентиляции, установленная отцом.

Второе: на капитанском мостике Мирон Матьё обнимал сзади Генриетту. На секунду мне показалось, что они заняты бесстыжим половым актом на фоне Неудоби. Но в руке Мирона мелькнуло лезвие ножа, который великий гуманист держал у горла девушки.

Я выбежал на площадку. Дыхание перехватило от горячего, насыщенного пылью воздуха. Сквозь грохот услышал выкрики Мирона:

– …Прими эту жертву! Ты зовёшь, но мне ещё рано в твои объятья, Неудобь. Вместо себя посылаю её, преданную нам душой и телом. Часть меня в ней!

«Какая часть его в ней?» – испугался я.

– Вы что творите?

– А, малолетний капитан. Помоги мне забросить эту шлюху поглубже в пекло.

Выражение лица Мирона не было безумным, а соответствовало образу ироничного интеллектуала, который тиражировали на плакатах. Мёртвый глаз придавал мудрый прищур его одухотворённому лицу.

Генриетта безвольно висела в его руках. Конечно, она обдолбана пудрой и алкоголем, но не настолько же, чтобы не понимать степень опасности? Меня поразила её готовность на жертву ради прихоти шансон-звезды. Или она думала, что Мирон шутил и всё это часть театрального обряда для записи нового шлягера?

– Отпусти её, – в отчаянии закричал я. – Здесь вообще опасно стоять. Неудобь рядом! Пыль, радиация, отравленный пар…

– Капитан, наши мудрые предки приносили жертву Неудоби, останавливая её расширение. Но мы – новое поколение – забыли мудрость прошлого. Пойми, капитан, Неудобь расширяется из-за того, что мы больше не приносим жертвы, как делали наши предки. Я это точно понимаю. Я услышал это в её звуках. Слышишь?

Мирон не был пьян или нанюхан, ведь он проповедовал вегетарианство и отказ от стимуляторов сознания. В старости все шансонье или актёры театра становились трезвенниками и вегетарианцами. Даже пудру не нюхали.

– Возродив жертвоприношения, мы остановим новую волну Большой Беды, – махнул ножом великий музыкант. – А я напишу новый гимн эпохи. Твой голос, капитан, тоже зазвучит в хоре очищающей жертвы.

Я поймал взгляд Генриетты. Её помутневшие глаза ничего не выражали, но я убедил себя, что прочёл в них мольбу.

– Последний раз предупреждаю, Мирон. Отпусти или я приму меры. Здесь я капитан!

Не обращая на меня внимания, Мирон повернулся к Неудоби и продолжил вещать поэтическую чушь об «очищающей жертве». Капитанский мостик узок, Мирон закрыл себя Генриеттой, не подобраться.

Я вышел обратно в рубку.