Читать книгу Река несчастья - Максим Петросян - Страница 6
3 глава: Я и Бог
ОглавлениеНе заметил я того, как надежда умерла.
Тот зверь во мне бушевал тогда,
Но ты приласкала его, дала ему покой,
Как будто небо полюбило его.
Надежда умирает последней.
Так говорят мне всегда,
Но забывают добавить,
что её смерть мучительна всегда.
В тот же день, я должен был пойти в церковь вместе с семьей. Так мы делаем каждое первое и последнее воскресенье в месяце. Я вернулся с Реем в три, поэтому никто и не заметил моего отсутствия, и вопросов не было.
Дома была легкая суматоха, отец искал свою лучшую рубашку, а мама нашу семейную библию. Она уже несколько поколений переходит из рук в руки.
Говоря честно, я не был заинтересован религией. Я понимал её важность и ценность, но никогда истинно не верил. Меня интересовало её влияние на мир, искусство, прошлое. Не знаю как так вышло, но я просто живу душой и телом на земле, а не на небесах или в преисподней.
Надо будет узнать что об этом думает Рей. Когда мы прощались, он выглядел точно так же как и тем утром под окном, и на фотографии, которая всё еще со мной, и о которой он, так и не узнал. Я забыл передать ему рисунок, но может, в следующий раз я покажу его ему.
Пришло время выходить. Мы собрались перед дверью, осмотрели кто как выглядит, и открыли дверь. Я был абсолютно спокоен, потому что знал что меня ждёт жаркое лето, которое я проведу не один. Обычный поход в церковь не изменит моего настроя, или что-либо. Я плыву реке жизни, как старый пароход на водяном колесе. Оно всё крутилось и крутилось, черпая воду, но пароход стоял, не двигаясь. Якоря не было, и вроде бы, ничего не мешало ему на полной скорости поплыть в далёкие края. И лишь сейчас, когда из-под колеса достали маленький камушек, который не позволял ему работать, резко, без предупреждений, он поплыл, и я был на его борту.
– Прошу садитесь – сказал престарелый священник. Мы сели, женщины стали поправлять свои сарафаны и юбки, мужчины поправили рубашки, а дети смеялись, и обменивались с друг другом жестами, понятными только им.
Служба в Креме имеет важное значение. Не только по религиозным причинам, просто церковь это, можно сказать, центр массы людей. Нигде тут нельзя встретить такое количество людей в одном месте, не считая ежегодной ярмарки.
Родители сидели с выпрямленными спинами, держа в руках одну большую и одну маленькую версию священного писания. Кроме монотонного и грубого голоса священника, не было слышно никого и ничего. Бывало кто-то чихал, кашлял, но не более.
Надо сказать, Александровская церковь была роскошна. Один большой купол сверху был самым высоким сооружением в округе, проигрывая только деревьям. Смотря на него с центра, или даже немного поодаль, ты и правда чувствуешь его силу, и некую ауру вокруг и рядом с ним. Сейчас, сидя на деревянной скамье, на четвёртом ряду, я был под этим куполом, и был под её защитой. Мои мысли разнеслись по огромному залу из туфа, и донеслись до полости купала. Он принял их, и ответил мне громко, так чтобы услышали все.
Звон. Звон. Звон.
И во всём этом продолжительном звоне, я расслышал последние слова.
– Рука Божия, избави меня…
Когда мы пришли домой, то все разошлись по своим комнатам, и лишь редкие звуки дополнительной готовки на завтра были слышны с первого этажа. Моя дверь была закрыта, и я снова, как и всегда, ничего не делал. Моё настроение было чудесным. Я всё ещё вспоминаю утро проведённое с Реем, и его самого. Та песня не сходила с моих уст. Я винил себя что не запомнил её всю, поэтому пропивал часть припева, и других строк. И самое главное, что, чем больше я повторял это, тем больше смысла видел в этом. И смысл был очень красивым, как река несчастья, и Рей. Суда по тому как он красив, наверное, его отец был таким же.
Было уже около восьми, когда я перестал следить за временем, и погрузился в свою рутину, которая изменилась. Не знаю как, но мои привычные действия, сейчас, играют и звучат иначе. Чтение, музыка, гостиная с семьей и радио – всё заиграло новыми красками, или же, я снял очки, обесцвечивающие оттенки всего вокруг, включая меня самого.
Наконец, я лег в постель в своей обычной для этого одежде, и вскоре, мои глаза сомкнулись, и я погрузился в глубокий сон.
Как и планировалось, соседи начали приходить в районе двух часов дня. А до этого, все в доме бегали от стороны в сторону. Домработница помогала матери накрывать многочисленные мини фуршеты, из фруктов, овощей, и закусок, пока в это же время отец спокойно сидел и заминался своими делами в кабинете. Я примкнул к бездействию отца, и решил до того как все начнут приходить, искупаться в бассейне рядом с домом, высеченном в небольшом каменном завале.
Позабыв о времени, когда все уже начали собираться, я только вышел из воды, и в спешке побежал в свою комнату, чтобы переодеваться до того как все меня увидят вот так. Переодевшись в лёгкую рубашку, с большим вырезом под шеей, и короткие джинсы, я чуть не ударился головой с Реем, пока тот поднимался, а я спускался с лестницы. До этого я был невнимателен, и не указывал большого внимания к всей этой вечеринки, но сейчас мои глаза загорелись, улыбка расцвела.
– Ой, извини, привет – сначала мои глаза были направленны на его ноги, а потом перешли на острый нос, в несколько десятков сантиметров от меня.
– Привет, как у тебя всё? А я только пришёл, и спросил тебя, но мне сказали что ты в своей комнате скорее всего. Кстати твоя мама очень приятный человек.
– Спасибо, надеюсь она не сказала обо мне ничего такого и, не показала тебе мои детские фотографии? Потому что поверь, она могла.
– Не, ничего такого, к сожалению. Конечно она спросила кто же я такой.
– И кто же ты?
– Я сказал что твой друг, ты не против?
– Я абсолютно не против. И раз ты уже здесь мы можем пойти в мою комнату Я хочу тебе кое-что показать.
– Что именно?
– А это секрет, пока не узнаешь.
Мы достаточно быстро зашагали по лестнице пока Рей проводил своей рукой по старым коврам на стенах, которые замечают практически все наши гости. На секунду я задумался, что один из этих ковров так сильно мне напоминает Рея. Одновременно он такой же сложный интересный, и в то же время простой. Каждая извилина того трудного узора напоминала мне его причёску, вены на его руках, его лёгкую щетину которую он не пытается сбрить, похоже, изредка сбривая полости щёк.
Когда мы дошли до моей комнаты, я легко отворил дверь перед ним, и пустил его первым. Я заметил что он начал осматриваться вокруг, его голова начала кружиться в разные стороны, как бы в поисках за что бы зацепиться взглядом. Я вошёл и закрыл дверь. Мы остались вдвоём в моей достаточно маленькой комнате, и я не знал куда деть мои руки. То я ставил их в карман, то облокачивался на стол, на стул, но не мог найти лучшего положении чтобы он не подумал что я стесняюсь, или чувствую себя некомфортно вместе с ним. Мне было очень приятно по правде, и простое волнение заполняло каждую частичку моего тела, и текло по моим венам. Я не умел дружить. Я не знаю заметил ли он мои переживания, но он не подал никакого знака. Излишни минуты мы стояли, пока он не сел на мою кровать, а я не подошёл к столу, чтобы найти в одном из ящиков тот самый рисунок. В поисках этого рисунка, я иногда поворачивался и замечал его в том же самом состоянии. Казалось, он был очень любопытным, и в момент когда он был таким, моё любопытство к нему, и миру в целом, оживало в десятки раз и не расслаблялось.
Отперев несколько ящиков я нашёл рисунок, завёрнутый в несколько раз. Я раскрыл его и звуки бумаги заполнили всё пространство вокруг. Из открытого окна слышались звуки смеха соседей которые уже собрались. Я плавно повернулся к своей кровати, и Рей тотчас посмотрел на меня, и на рисунок моих руках. Я подошёл к кровати и плюхнулся на неё, и протянул рисунок ему, пока я лежал на спине, а он сидя на краю кровати взял его.
Свет от солнца освещал не только всю комнату, но и лицо Рея. Оно выглядело и сияло как золотая монета. Я же, был в тени от окна, и лишь глядел на него, пока он внимательно рассматривал рисунок себя. Не знаю что именно я чувствовал, я хотел чтобы ему понравилось, боялся что он не поймёт зачем я нарисовал его, и множество другого. И каждая секунда ожидания его ответа морозила меня, хоть и температура сегодня была больше тридцати. Всё плавилось от жары, но только не карандашные зарисовки. Наконец, он заговорил, перед этим приняв такую же позу, что и я.
– Как давно ты рисуешь?
– Пару лет, когда нечего делать это спасает.
– Неудивительно, потому что мне очень нравится.
– Правда? Я боялся что тебе может не понравится.
– Конечно. Если говорить честно, я никогда не видел себя с такой стороны. Такое чувство, что ты даже не зная меня, нарисовал меня так, будто знаешь обо мне всё.
Пока мы говорили никто из нас не смотрел друг другу в глаза. Мы оба устремились в потолок, боясь увидеть лицо другого. По крайней мере, я боялся.
– Можно я оставлю его себе? – он звучал немного стеснительно.
– Я не против. – я был полностью не против, польщён, и опущен в красную краску.
Так мы провели половину вечера, но позже нам сказали выйти и хотя бы поприветствовать всех. Как мне рассказал Рей, раньше он знал что каждый год в нашем доме проводиться что-то в роде встречи соседей, но всякий раз появлялись проблемы, и прийти он был не в состоянии по многим причинам. Но в этот раз, он знает лично меня, и прийти сейчас, казалось, более менее логичным, и ничего ему не мешало.
Мы вышли на заднюю веранду, с выходом в сад, в котором расставили несколько столиков посередине и ещё меньше по краям. Кто-то сгруппировался, пил, курил в сторонке, и пару тройку пар танцевали вместе, рука об руку, щека к щеке.
Перед тем как подойти, я спросил у Рея, хочет ли он чтобы я представил его всем тут.
Он согласился, потому что о его семье тут помнят лишь самые старые жители. А новые, не очень интересовались им, после новости о смерти отца.
Так, мы обошли практически всех, каждый раз спрашивая как дела, как дети, у некоторых внуки. Все с добротой жали руки Рею, а он застенчиво улыбался. По его поведению, можно было догадаться что ему непривычно всё это.
Начало темнеть, и жара ушла на второй план. Прохладный ветерок тормошил юбки платьев, листы на маленьких персиковых деревьев, и шторы ведущих на веранду стеклянных дверей, которые полностью открыли, чтобы быстро приносить закончившуюся выпивку, и продуть дом.
Гости начали расходиться, и я с Реем решили поплавать в отдалённом от толпы бассейне, в котором сегодня утром был я. Мы сняли наши кроссовки, и бросили их у запасного входа, и босиком побежали. Сначала трава гладила мои пятки и ступки, потом мы приблизились к бассейну, и трава заменилась твёрдым сухим камнем. Чем ближе мы были, тем влажнее становились камни, по которым часто бегают мокрыми ногами, оставляя водные следы.
Я оголил торс, и после свои ноги. Рей же был в средних шортах и майке без рукавов, которые он аккуратно сложил на одну из стенок бассейна. Я провёл своей рукой по воде, и тем самым разогнал малюсенькие волны, которые как домино удалялись дальше. Рей, увидев это, сделал также. Вода чувствовалась приятной, и те её капли, оставшиеся на ладонях, постепенно капали обратно.
Мы оба погрузились в теплую воду, наполовину держа свои руки на стенках. Было так хорошо, что все слова были лишними. Именно сейчас, я чувствую себя так близко к другому человеку, физически, и морально. Я так мало знаю о его жизни, прошлом, но наша близость была уже тогда, в незнании и неведении я чувствовал это, и надеялся что он тоже. Деревья уже практически не двигались, свет поменялся местами с темнотой, и я решил взять инициативу в свои руки, и заговорил.
– Как тебе вечер?
– Было интересно, но если бы не ты, я в жизни бы сюда не пришёл.
Мы оба посмеялись, и под грузом наших тел вода качнулась в стороны, создавая мелкие волны. Он также смотрел на меня, пока всё вокруг смыкалось и темнело мы загорались как спички.
И в тишине вечера, он начал петь в пол голоса – О, чтобы увидеть без помощи глаз…
Я продолжил, поняв что именно он поёт.
– Тот первый раз, когда ты поцеловала меня, безутешного, когда я плакал…
Наши голоса соединились и слились друг с другом точно как вода, ведущая к этому бассейну из узкого рудника.
Вскоре мы допели.
– Рей, а ты веришь в бога?
– Ну, Бог может быть и есть, но даже если нет, меня это не очень заботит. Вот моя мать религиозна от ступней до мочек ушей. Вера многим помогает принять жизнь, и смерть.
– А во что ты тогда веришь?
Было заметно как он призадумался, и отвел не сразу ушёл из его уст.
– В жизнь.
Мне очень нравилось всё что он говорит. Каждое его слово, не относительно от длинны, звучало мудро, и манило меня в неком роде. Я прислушивался ко всему что он говорит, и единственное что я мог сделать после его ответа на вопрос, так это задать ещё один. Наша близость не была одно минутной, она длилась и сейчас. Нас связывали не какие-то чары магии, или даже красоты ночного лета, а мы сами. Не знаю что он нашёл во мне, но в нём я нашёл всё. Несмотря на то, что знал я мало, он открывал мне глаза на всё, таким малым количеством слов. Мы общались всегда, даже когда молчали, вербально, смехом, взглядом, руками и телами.
Птиц уже не было слышно, все разошлись, и Рею надо было тоже. Я проводил его до выхода, где с ним попрощались и мои родители, которые поблагодарили его за то что он пришёл. Он им нравился. У меня с ними много общего.
Когда я лёг в свою кровать, я вторую ночь подряд думал о нём. Теперь у меня в голове засела песня его отца, он сам, соседи. Я хотел думать обо всем этом, но концентрируясь на одном, вспоминал что есть первая и последняя строчка. Всё время я был в пучине, состоящей из слов. Я вспоминал его слова, пытался найти в них новый смысл, думал о том что он забрал рисунок. Он понравился ему, а он нравится мне.