Читать книгу Свободен от желаний - Максим Владимирович Дорожок - Страница 3

В моей жизни было несколько сильных влюблённостей, которые оставили след в моей душе на всю жизнь и рубцы в сердце, но при этом сделали немного сильнее и в чём-то лучше. По удивительному совпадению мою первую и последнюю любовь звали одинаково, и для меня всегда было что-то трепетное в этом имени Екатерина, что в переводе с греческого означает чистая, непорочная.

В тринадцать лет я стал заглядываться во дворе на девочку, которую совсем не знал, но как-то увидел её и с этого момент постоянно думал о ней. Я стал расспрашивать о ней и скоро узнал, что зовут её Катя, а также, где она живёт. Набравшись храбрости, я дошёл до её двери и позвонил. Вышел её отец и я тут же обратился к нему: «Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Катю». Через 10 секунд в дверях появилась она, сердце застучало, и во рту пересохло.

– Привет, Катя. Меня Максим зовут. Пойдём погуляем?

– Эм… Привет. Наверное, я не смогу…

– Почему? Пойдём! Там на улице очень здорово. Чего ты дома сидишь?

Она не успела ответить, как из её дома выбежала кошка, которую я поймал. Я взял на руки тёплое, пушистое и мурлычущее существо и передал Кате. Сомнения и страхи неожиданно сменились чувством теплоты на душе, и мне показалось, что и Катя ощутила то же, после чего она мне ответила:

– Хорошо, давай сходим. Только можно я позову с собой подругу? – стеснительно произнесла она. – Ты тоже можешь взять с собой друга.

– Да, конечно. Договорились.

– Жди меня во дворе. Я скоро буду.

Мы встретились вчетвером, все абсолютно неуверенные в себе подростки, тот самый возраст, когда только начинаешь увлекаться противоположным полом, но понятия не имеешь, что с этим делать, как подойти и что сказать. Наверное, я здесь должен был взять ситуацию в свои руки и начать вести разговор, но проблема была в том, что я всегда был очень замкнутым ребёнком и только начинал взрослеть.

Даже в маленьком возрасте я не особо стремился к общению, был нерешителен и раним. Школьные психологические тесты показывали, что я ярко выраженный меланхолик. Если в младших классах учительница мне делала замечание, я мог её проигнорировать, а потом весь вечер рыдал в подушку.

При этом от всех детей я всегда отличался некоей серьёзностью. По рассказам матери, я даже заговорил довольно поздно, но зато сразу целыми предложениями. И случилось это после того, как на моих глазах соседку сбила машина.

Я был задумчивым и всё на свете подвергал сомнению. Помню, в свои дошкольные годы я как-то проводил лето у бабушки в Кишинёве. Мы много гуляли по городу. Порхающий тополиный пух на фоне старых домов, пёстрые клумбы, весёлые люди и довольные собаки, греющие животы на солнце, – всё это мне нравилось до безумия. В автобусе по дороге домой я уверенно заявил бабушке, что сегодня был очень хороший день. Рядом стоявший мужчина это услышал и сказал, улыбаясь, что завтра наверняка будет ещё лучше. Я ничего не ответил, но подумал, что такого не может быть: чтобы каждый следующий день был лучшего предыдущего. Обычно дети легко верят словам взрослых, когда те вселяют в них добрую надежду, но мне это было не свойственно. И только в тридцать пять лет я осознал, что «завтра» может быть лучше. Может, и должно.

И вот я, неуклюжий подросток, не знал, что говорить и делать дальше несмотря на то, что мы все были одного возраста и со мной был друг, с которым мы давно знали друг друга. Кто-то предложил сыграть в игру «Летел лебедь». Мы попробовали, но всё равно всем было неловко. В итоге Катя сказала, что пойдёт домой, её подруга злорадно показала мне средний палец, а мой друг, что у меня нет никаких шансов с ней и самое лучшее, что я могу сделать, это просто забыть её.

Я долго не мог уснуть этой ночью. Именно тогда у меня начались проблемы со сном. Не в силах оставаться на одном месте, я вышел на улицу и встал под балконом Кати. Она жила на втором этаже. На первом этаже были решётки, и можно было легко залезть к ней на балкон и тут меня осенило дойти до леса за цветами и забросить ей букет на балкон, чтобы утром она приятно удивилась.

Я отправился в путь, обрадовавшись, что мне в голову пришла такая отличная идея. Мне совсем немного осталось дойти до поля, где заканчиваются жилые дома, как рядом со мной остановилась полицейская машина. Дверь открылась, и ко мне обратились с вопросом:

– Ты чего здесь делаешь?

– Гуляю…

– Из дома сбежал?

– Нет, я просто вышел прогуляться…

– Да ладно, я же вижу, что ты из дома сбежал. Садись в машину.

Меня отвезли в полицейский участок, и я стоял там недалеко от входа, наблюдая за тем, как периодически кого-то приводят. Под утро кто-то из сотрудников полиции стал задавать вопрос своим коллегам, откуда я взялся и что здесь делаю. Нашли тех, кто привёз меня, отчитали за то, что не вернули сразу родителям, и меня отвезли домой.

Дверь открыл удивлённый отец, который был уверен, что я сплю в своей комнате:

– Займитесь воспитанием своего сына, он гулял ночью.

Я зашёл, и отец спросил, что случилось.

– Просто не спалось, и я решил прогуляться.

– Ну, в следующий раз, когда не сможешь заснуть, выходи погулять на балкон, а не на улицу.

– Хорошо.

После подобных приключений я быстро уснул и проснулся только днём. Я выглянул в окно и увидел там Катю во дворе. Подумал, что в отличие от меня она не выглядит расстроенной, и решил забыть про неё навсегда. Это было сложно, пока через несколько дней я не поделился своими переживаниями со своей девятилетней сестрой Еленой. Она меня внимательно выслушала и предложила мне порепетировать с ней, чтобы в следующий раз, когда я позову девушку на свидание, у меня не было чувства неловкости.

После этого Лена взяла мамин лифчик и надела его поверх футболки, напихав в чашечки бельё, и то же самое подложила себе сзади, как будто у неё грудь и попа взрослой девушки. Когда я увидел это, то рассмеялся так, что чуть не упал на пол, а Лена с невозмутимым видом сказала мне: «Ну, представь, что я Катя. Давай подойди и скажи мне что-нибудь». Мы репетировали почти всю ночь, угорая от смеха.

Через год в моём почтовом ящике стали появляться письма с признаниями в любви: длинные, полные чувств и эмоций, разрисованные сердечками, и в конце каждого такого признания подпись: «ты знаешь, кто это». Но я не знал и не догадывался, кто же это мог быть. Я считал, что, как джентльмен, я должен после прочтения немедленно сжигать эти письма, из-за чего как-то случайно прожёг линолеум в своей комнате.

Я мучался в догадках неделю, как вдруг вспомнил одну знакомую. Пару лет назад я ей нравился, но её признания меня не трогали, да и сейчас она была мне совсем неинтересна. Но я с тоской наблюдал, как сверстники уже все гуляют парочками, а я ведь даже еще не целовался. Окончательно решив, что письма точно от неё, сделав над собой усилие, я позвал её в подростковый ночной клуб «Экипаж». Она согласилась пойти, но пришлось уговаривать её родителей: отец не хотел её отпускать, мать сомневалась, но в итоге она их убедила, что уже взрослая и со мной ей нечего бояться.

Если год назад мне сложно было разговаривать с девушкой на первом свидании от переполнявших чувств и робости, то на этот раз мне было откровенно скучно и неинтересно с ней. Для поддержания разговора я как-то старался её занимать, что-то рассказывать, спрашивать. Мы зашли с ней в ночной клуб: играла музыка, вокруг было много людей, и с нами рядом были мои друзья, но мне было очень тоскливо. Она чувствовала это и тоже скучала. Через какое-то время я взял её за руку, отвёл в сторонку и поцеловал в губы. Она довольно страстно ответила, и мне было это неприятно. Эта девочка мне совсем не нравилась, и мне хотелось поскорее с ней разойтись. Я предложил ей пойти домой, она не возражала, а мои друзья очень удивились, что мы так быстро уходим.

Мы шли поздно вечером, и у меня не было больше никакой мотивации как-то развлекать свою спутницу, в воздухе повисло гнетущее молчание, которое она нарушила:

– Максим, зачем ты позвал меня?

– Ну, как… Я же тебе нравлюсь, ты сама мне говорила…

– Это было два года назад, никаких чувств у меня к тебе более нет.

– А письма с признаниями? Зачем ты мне их писала?

– Какие письма?! Я тебе ничего не писала! Всё! Я дальше пойду одна, не провожай меня.

Мы жили рядом и уже почти пришли, поэтому я со спокойной душой направился дальше к своему дому и с мыслями, кто же это может быть: неужели это была Катя? Нет, не может быть такого, и я вспомнил, как недавно столкнулся с ней в городе, и она, идя со своей подругой, с которой год назад вышла со мной прогуляться, промолвила: «О, Господи!» Тогда я воспринял это как сохранившееся неприятие ко мне и то, что она боится, чтобы я снова не подошёл к ней.

Я рассказал об этом своей сестре и другу, и они были уверены, что это она и её реакция, когда мы с ней случайно столкнулись, лишь подтверждает это. Мне она по-прежнему очень нравилась, но после того, как я позвал другую на свидание по ошибке, меня совсем это всё не радовало. Была, скорее, обида на неё за «ты знаешь, кто это». Неужели так сложно было написать в конце письма «Катя». Говорят, что невозможно дважды произвести первое впечатление. На мой взгляд, это спорное утверждение, но уж точно невозможно пережить два раза в своей жизни первый поцелуй с девушкой, и Катя как будто украла это своим «ты знаешь, кто это».

Настал день, когда Катя просто позвонила мне в дверь:

– Максим, привет.

– Привет.

– Почему ты мне ничего не отвечал? Я тебе что, не нравлюсь?

Я задумался. Она мне очень нравилась, но я перегорел. У меня были злость и обида на неё за то, что она не подписывала свои письма мне, а также на себя за то, что смирился и не ждал её. Если бы я сохранил уверенность, что она может мне ответить взаимностью, то, конечно же, догадался бы, что это может быть она, но я смирился и решил забыть про неё, а сейчас меня уже не хватало, чтобы снова сделать к ней шаг навстречу. Я ответил: «Катя, ты мне нравишься, но не настолько, чтобы с тобой встречаться». Она тут же развернулась и ушла. Больше мы с ней никогда не разговаривали и не здоровались.