Читать книгу Абордаж сквозь века: «Неустрашимый» и «Вольница» - Максим Вячеславович Орлов - Страница 1

Часть 1. Ледяной ад, 1723 год.

Бриг «Вольница» не плыл – его мололи. Сдавленный движущимися полями пакового льда, корабль издавал звуки, похожие на хруст костей. Каждая новая волна давления заставляла обшивку трещать, а мачты стонали, как живые.

На корме, не чувствуя пронизывающего холода, капитан Алексий вглядывался в белую мглу. Его лицо, обветренное и жёсткое, было неподвижно. В руке – медная подзорная труба, уже бесполезная в этой равномерной белизне.

– Пробило у миделя! Вода прибывает быстрее, чем откачиваем! – Боцман Ярко, его тулуп покрыт ледяной коркой, поднялся на палубу, хватая ртом колкий воздух.

– Людей с помп. Закрываем переборки и грузим припасы на лёд. Всё, что можем унести.

– Капитан, на льду мы…

– На льду у нас есть шанс! – Голос Алексия, хриплый от крика, прорезал вой ветра. – Здесь – только гроб. Марина!

Женщина, стоявшая у штурвала, повернулась. Лицо её, скрытое меховой опушкой капюшона, было спокойно, только глаза, серые как олово, выдавали предельную концентрацию.

– Карты врут, Алексий. Нас снесло далеко на северо-восток. Но есть старая поморская сказка. О тёплом ключе, что бьёт со дна в этих широтах. Он держит полынью даже в лютый мороз.

– Сказка? – кто-то из матросов мрачно хмыкнул.

– Запись в судовом журнале шхуны «Удача», 1711 год, – холодно парировала Марина, не отрывая глаз от Алексия. – Капитан Рязанов описывал открытую воду. И писал, что компас там «лжет, а время течёт иначе». Координаты я вычислила.

Она протянула промерзший лист бумаги с нанесенными от руки цифрами. Алексий, не глядя, сунул его за пазуху, под толстый морской вязаный свитер.

– Легенда или нет – альтернативы нет. По шлюпкам! Быстро! Ярко, организуй!

Внезапный оглушительный треск – словно выстрел из пушки – заставил всех пригнуться. Грот-мачта, не выдержав чудовищного давления, лопнула в середине. Её верхняя часть, с рваными парусами и снастями, рухнула на палубу, похоронив под обломками двух матросов. Корабль дрогнул и накренился.

Паника, сдерживаемая до этого железной волей Алексия, вырвалась наружу. Послышались вопли. Капитан выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в небо.

– Тишина! Кто побежит первым – получит вторую пулю в спину! По порядку! На лед! Марина, веди!

Они спускались по обледенелым трапам и канатам, бросая на лед мешки с сухарями, бочонки с водой и солониной. «Вольница», смертельно раненая, издавала последние предсмертные стоны. Когда Алексий, последним покидая корабль, ступил на лед, он оглянулся. Его бриг, символ свободы и бунта, медленно, с бесконечным скрежетом ломался пополам под атакой ледяных глыб. Не враг, не шторм – просто равнодушная, белая пустота.

Шли часами. Двадцать три человека, впрягшиеся в сани с яликами, брели сквозь снежную круговерть. Ветер выл, вымораживая до костей. Люди падали. Их поднимали. Иногда – нет.

И тогда Марина, шедшая впереди с медным компасом, замерла.

– Стойте.

Все застыли, слушая. Сквозь вой ветра пробивался другой звук. Не ледяной, не воздушный. Журчание. Шум открытой воды.

– Полынья! – прохрипел Ярко, и в его голосе впервые за сутки пробилась надежда.

Они побежали, спотыкаясь, падая и поднимаясь. И увидели: чёрную, дымящуюся на морозе ленту воды посреди белого кошмара. Это было спасение.

Алексий, подойдя к самому краю, опустился на колени и сунул руку в воду. Она была не просто не замерзшей. Она была тёплой. Ненатурально тёплой. Он зачерпнул горсть, поднес к лицу. Вода была чистой, без запаха. И в её глубине, на дне небольшой подводной котловины, виднелся тёмный, чёткий силуэт. Не скала. Конструкция. С правильными углами, длинная, с чем-то, напоминающим сломанные мачты, но не деревянные… Металлические.

– Марина, – тихо позвал он. – Гляди.

Она подошла, посмотрела в воду, потом резко запрокинула голову к небу. Туман рассеялся. Над ними висели звёзды. Но не те. Созвездия были чуть смещены, а пара знакомых звезд отсутствовала вовсе.

– Небеса врут, – прошептала она. – Компас врал. Мы не там, Алексий. Мы в той самой «инакости». И мы здесь не одни.

С этими словами история «Вольницы» закончилась. Началось нечто другое.