Читать книгу Тайна дома Морелли - Маленка Рамос - Страница 7

В школе Дэнни Колеман был одним из немногих детей, которые присутствовали на похоронах Пенни Берри. Мать понимала, что ему это необходимо, и написала заявление на имя директора школы, чтобы тот отпустил ее сына попрощаться с подругой. Родители относились к Дэнни с уважением, хотя ему было всего лишь двенадцать лет. Не по годам разумный, рассудительный мальчик, чуть замкнутый и молчаливый – вот каким был Дэнни. Была у него и еще одна черта: он очень образно, живо и разумно рассуждал, неожиданно взрослыми выглядели его продолговатое лицо, большие светлые глаза и даже вьющиеся русые волосы. Другие дети то и дело задирали Дэнни, но его это будто бы не касалось. Иногда его обзывали «педиком», «девчонкой» или «красоткой», а все потому, что он не любил кидаться камнями, соблюдал правила дорожного движения, когда катался на велосипеде, не смотрел бейсбол и не играл в видеоигры. Иногда во дворе школы на него нападали мальчишки, и ему приходилось защищаться. Он терпеть не мог насилие, но, несмотря на худобу, в большинстве случаев высокий рост и ловкость позволяли ему отражать любое нападение. Пенни за него заступалась, и это их сблизило. Они вместе ходили в школу, субботними вечерами частенько смотрели какой-нибудь фильм, а иной раз наведывались на старую лесопилку и, сидя на опушке леса, любовались городком, листали журналы и грызли сладости или фрукты, которые приносили с собой в рюкзаках.

Но в последние месяцы все коренным образом изменилось. Пенни не выходила из дома. Ее мама сказала Дэнни, что ему больше не нужно приходить, потому что к девочке моментально липнет любая зараза: насморк или вирус. Он все понял, он был сообразительным ребенком, к тому же с состраданием относился ко всему, что происходит вокруг, и очень переживал, когда Мэри Энн упавшим голосом попросила его, чтобы он хотя бы изредка звонил ее дочери: разумеется, он бы и сам звонил без особых указаний с ее стороны.

Его единственная подруга исчезла навсегда. Боль от разлуки стала для него новым переживанием, которое было трудно скрывать. Он сидел на кровати, и у него не было сил бороться с печалью. Глаза наполнились слезами, ему казалось, что он того и гляди разрыдается. На столе напротив кровати стояла фотография: он и Пенни на веранде ее дома. Глядя на это фото, казалось, что ничего плохого случиться не может. Отец всегда говорил, что у Берри один из самых красивых и больших домов в Пойнт-Спирите: в колониальном стиле, с двускатной крышей и восемью окнами на переднем фасаде. Он сосчитал эти окна одно за другим, поджидая Пенни, чтобы вместе идти играть.

– Только таким и может быть дом настоящего героя, – сказал Пол Колеман как-то вечером, когда семья прогуливалась по городу перед походом в кафе-мороженое. – Виктор был великий человек, храбрец, каких мало, к тому же оставил им какое-никакое, а состояние, застраховав свою жизнь. Предусмотрительный был малый. Хорошо, что сестры переехали к Мэри Энн. Она не могла бы в таком большом доме одна с двумя дочурками, одна из которых младенец.

Дэнни помнил, с каким лицом выслушала его мать это замечание отца. Лорна покачала головой и заметила, что не понимает, какая разница между вдовой и вдовцом, имея в виду доктора Алана Фостера из соседнего дома, который жил один. Тем не менее отец был искренне уверен, что это две разные вещи. На женщин нападают гораздо чаще, чем на мужчин. Дэнни не было согласен с отцом, но в тот вечер не стал возражать. Остаток прогулки мать перечисляла причины, по которым стоило думать так, как она, и больше отец не произнес ни слова, пока они не вышли из кафе-мороженого.

– Солнышко, с тобой все в порядке?

Лорна Колеман осторожно просунула голову из-за приоткрытой двери и улыбнулась мальчику, сидевшему неподвижно.

– Все хорошо, мама, просто я думал о Пенни.

Мать тихонько приблизилась к сыну и уселась рядом на кровать. Положив руку ему на плечи, с нежностью прижала его к себе.

– Мужайся, сынок. Ты сильный мальчик, ты это переживешь.

Дэнни улыбнулся, хотя не был уверен, что она права. Сейчас ему было трудно такое представить.

– Представляешь, только что отыскала на чердаке очаровательный пейзаж. Нарисован маслом на дощечке. Скорее всего, остался от бабушки. Куплю для него рамку и повешу у тебя в комнате. Пойдем, посмотришь, какой он чудесный, а заодно что-нибудь съешь. Он, правда, немного потемнел, но на стене будет смотреться отлично. Вот тут и повесим, – Лорна указала рукой на стену. – В общем, сейчас увидишь. Уверена, тебе понравится.

Она поцеловала его в висок и решительно встала. Мать Дэнни обожала картины и рисунки. Дэнни не мог до конца понять этого увлечения, он не видел ничего особенного в том, чтобы скупать картинки, нарисованные кем-то другим, подбирать к ним рамы и увешивать весь дом пейзажами и букетами в кувшинах. Он никогда не сказал бы про это матери. Он знал, с каким удовольствием она занималась своим коллекционированием. К тому же она не работала, и ей приходилось много времени проводить дома в одиночестве. «Главное для нее – это способ чем-то себя занять, – рассуждал он. – Ничего страшного, что кувшины безвкусны, а дом похож на аляповатый музей, увешанный случайными экспонатами».

– Вот, полюбуйся, – воскликнула Лорна, возвращаясь в комнату. Она уселась рядом с сыном и улыбнулась. – Здорово, правда? Мне очень нравится.

Дэнни взял у нее дощечку и всмотрелся в пейзаж. На дощечке изображалось что-то вроде долины. В глубине пейзажа располагался домик с оранжевой крышей, белыми стенами и маленькими окошками. За домиком виднелись горы, паслись овечки, а в середине композиции изображался пруд, в непосредственной близости от которого сушилось развешанное на веревке белье. Пронзительная синева неба перемежалась белыми пятнами, похожими на облака, только очень далекие. Дэнни внимательно склонился над дощечкой, но не мог обнаружить в пейзаже ничего выдающегося. Мать смотрела на него выжидающе, находка явно ее взволновала, и у него не было сил ее разочаровывать.

– Очень здорово, мама. Ты права, это будет отлично смотреться в моей комнате.

– Я знала, что тебе понравится, солнышко. Оставлю ее у тебя. Завтра отвезем в мастерскую, и ты выберешь раму.

Она встала и снова чмокнула его в висок. Мать была очень красивая женщина, хотя с некоторых пор непонятно, зачем осветляла свои чудесные каштановые волосы: вместо того чтобы подчеркивать естественную красоту, русый оттенок ее старил.

– Спасибо, мама.

– Не за что. Пойду что-нибудь тебе приготовлю. Спускайся поскорее.

Проговорив это, она вышла, а Дэнни так и стоял посреди комнаты с дощечкой в руках, не зная толком, что с ней делать. Кончиками пальцев провел по грубой рыхлой поверхности. Затем поднес картину к глазам и сосчитал овечек – их было три, хотя в глубине пейзажа виднелось дерево, из-за которого торчали задние ноги четвертой овечки. Забавно, подумал мальчик. В это мгновение что-то привлекло его внимание. Он сузил глаза и всмотрелся в домик, точнее, в одно из его окон.

– Ух ты. Как интересно.

Он выдвинул ящик стола, достал небольшую лупу с несколькими увеличениями и поднес к картине. К его удивлению, в одном из окошек виднелось что-то вроде человеческого лица. Внутри домика явно кто-то был, как бы ни абсурдно звучало подобное предположение.

– Кому пришло в голову рисовать на картине лицо, если его почти не видно? – пробормотал Дэнни, продолжая всматриваться в крошечный овал. – Да и овечкин зад позади дерева тоже выглядит как-то странно.

Он провел пальцем по крошечному прямоугольнику окна. Ему пришло в голову, что это случайное пятнышко или мазок краски, принявший форму лица, но было очевидно, что это не так. Он внимательно осмотрел дощечку через лупу, надеясь обнаружить в одном из уголков подпись автора. Но там ничего не было. Тогда он перевернул дощечку, и холод пробежал у него по спине. На тыльной стороне красовалась надпись:

ПРИВЕТ

– Привет, – прошептал мальчик, будто бы отвечая автору пейзажа. Некоторое время в недоумении таращил глаза на карандашную надпись, снова перевернул пейзаж и замер. – Ничего себе…

Долина изменилась. По крайней мере так показалось Дэнни, когда он повертел дощечку в руках и снова увидел домик и пейзаж. Он готов был поклясться, что небо уже не было таким синим, а белые пятнышки приобрели сероватый оттенок и даже будто бы стали чуть темнее. Он переместил лупу и навел ее на пруд и веревку с висящим бельем, которое будто бы раскачивал ветерок. Лицо в окошке стало более заметным, более отчетливым. Если в первый раз Дэнни казалось, что это случайный мазок бежевой краски с двумя точечками, теперь, поднеся лупу к окну, он ясно видел, что у лица совершенно точно есть глаза: заметны были даже брови, а на голове – что-то вроде шляпы. Он сосредоточенно хмурился, изучая каждую мелочь. Когда лупа добралась до овечек, он не удержался и вскрикнул, а пальцы выронили лупу. Четвертая овечка исчезла. Он уже не видел две задние ноги, не видел и овечкиного зада, чуть выступавшего из-за дерева. Сейчас он видел… ее морду! Получается, все сделалось наоборот? Но этого не может быть! Охваченный паникой, не веря своим глазам, он наклонился и дрожащей рукой подобрал лупу с пола. На этот раз овечка смотрела прямо на него, взгляд ее больших черных глаз был сосредоточен на невидимой точке, а уши свисали по обеим сторонам головы.

– Нет, это какая-то ерунда, – прошептал мальчик.

И тут морда овечки изменилась. Это произошло медленно: губы едва заметно разъехались в стороны. Рот кривился насмешливо и недобро, и, наконец, на морде появилась что-то вроде зловещей улыбки. Увидев ее, Дэнни вскрикнул, швырнул картину в угол комнаты и бросился на кровать так порывисто, что стукнулся головой о деревянное изголовье. Некоторое время мальчик сидел нахохлившись, обхватив руками колени и не зная точно, что делать дальше. Все тело дрожало, он смотрел на картину, лежавшую на полу рисунком вниз, так что видна была карандашная надпись.

– Спускайся, полдник на столе! – крикнула мать. Дэнни вздрогнул, сердце от неожиданности чуть не выпрыгнуло из груди.

– Иду… – шепнул он чуть слышно.

Он собрал все силы и спрыгнул с кровати. Подошел к лежавшей в углу дощечке, склонился над ней, осторожно протянул руку. «Мне показалось», – подумал он. Должно быть, он был так поглощен мыслями о Пенни, что разум решил над ним пошутить, обвести вокруг пальца. Он перевернул дощечку и несколько мгновений пристально всматривался в пейзаж. Никаких перемен. Он провел рукой по вспотевшему лбу, затем вытер влажную ладонь о штанину. Четвертая овечка стояла на своем месте – задние ноги едва виднелись за деревом, словно она решила спрятаться. Дэнни перевел взгляд на домик, осмотрел пятнышко краски в форме лица, затем изучил небо. Вздохнул с облегчением и положил картину на стол. Небо было по-прежнему синим, три овечки мирно глазели на горы, и все было как раньше. Дэнни чуть не расхохотался.

– Дэнни, ты где застрял? – снова крикнула мать. – Спускайся, солнышко!

– Иду! – откликнулся Дэнни.

Вышел за дверь и побежал по коридору к лестнице.