Читать книгу Эрис. Пролог - Марат Байпаков - Страница 7

Дальняя граница владений города Акры,

далеко за полночь

Глубокой ночью восемь путешественников достигли цели пути. В двух стадиях после заброшенного постоялого двора показался нужный дорожный камень с тремя глубокими линиями-насечками в белой краске. От просторной, на две телеги, пустынной дороги на Акрагант вправо, к невысоким холмам, поросшим молодыми деревцами, петляет расчищенная тропа. По её бокам, как видно недавно, заботливо порублены кусты колючек. Восемь теней остановились у камня.

– Я поеду первым, за мной скифянка. – Гермократ полушёпотом раздаёт указания. Скифянка поднимает высоко над головой лук. – Там три пса. – Три стрелы оказываются в левой руке лучницы. – У нас двенадцать слушателей. – В руках Мирона и Граника вращаются нагие ксифосы12. На немой вопрос трёх флейтисток «А нам что делать?» Гермократ улыбается и, обращаясь к сообщнице-луне, хитро спрашивает:

– Немедленно требуются три авлоса. Духов дороги необходимо задобрить мелодией. Не знаете, где по ночи раздобыть авлосы, а?

Раздаются приглушённые девичьи смешки. С тем вопросом к луне всадники перестраиваются. На значительном отдалении от основной группы первыми, скрытно пригнувшись к шеям лошадей, отправляются Гермократ и скифянка, с луком на изготовке. Далее вторыми выдвигаются Мирон и Граник, уже не таясь, с ксифосами наготове. Три флейтистки следуют тенями сразу после двух бравых друзей. Замыкает сильно растянувшуюся колонну дева-«труп» с тремя лошадьми, навьюченными обезглавленными телами жертв засады.

Взобравшись на самую вершину холма, путешественники видят перед собой зажиточное поместье, хорошо освещённое луной. Одноэтажные жилые дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки добротно сложены ровной кладкой из сырого кирпича на прочных каменных основаниях. Строения образуют солидный правильный квадрат и заботливо укрыты черепичными крышами. На внешних стенах квадрата совсем нет окон. Только по обоим бокам ворот узкие смотровые бойницы. Из двух труб в небо поднимается тонкими струйками жиденький дымок. Рядом с богатой усадьбой убаюкивающе шумит небольшая речушка, по зимнему времени полная дождевой воды. За квадратом построек сложен из камней и жердей вместительный круглой формы загон для скота, полный пятнистых коз, лошадей, ослов. За загоном привольно раскинулся огромный сад плодоносящих оливковых деревьев.

В ворота спящего поместья настойчиво стучат. Тот стук смыслом непонятен. Двухстворчатые ворота настежь открыты. Засов ворот отброшен за порог. Восемь человек, укутанных в дорожные плащи, из них трое в масках, а пятеро плотно замотанных с головами в рубища с узкой щелью для глаз, расположились во внутреннем дворе поместья. После продолжительного стука, который под конец стал громоподобным боем по рассохшемуся дереву ворот, в двух жилых домах наконец открываются двери. К ним тут же решительно направляются трое мужчин в масках и четыре девы в повязках на лице.

Недоумевающих хозяев застали явно врасплох – без сопротивления, во внутреннем дворе оказываются полураздетыми десять человек: две женщины, трое детей и пятеро мужчин. Их ставят на колени и связывают. Во ртах хозяев кляпы. Вязать хозяев услужливо, очевидно из добрых побуждений, помогают три раба, мужчины, по виду из местных племён сикулов13. Один из них, низкого роста, плотного сложения, бритый наголо, проявляет рвение перед незнакомцами, выдаёт хозяев. Раб, превосходно понимая происходящее, без жалости вытаскивает за волосы из ряда связанных мужчину и женщину. Называет их имена. Назвав имена, плюёт с ненавистью в лицо хозяевам.

– Богиня Эрис, тебе посвящаем песнопения. Прими нашу скромную работу в твою честь. Никандр… – Чёрная маска печального образа обращается к хозяину поместья. Связанный, стоя на коленях, часто трясётся не то от страха, не то от ночной прохлады. – Ты участвовал в бунте худых в Сиракузах под предводительством Тиндарида?

Мужчина в ответ отрицательно качает головой. Но вот женщина, его жена, роняет голову и заливается слезами. Вопрошающий достаёт из-за плаща отрубленную голову, подходит к хозяину поместья и выставляет останки лицом к связанному.

– Может быть, ты знал его при жизни? – Вновь хозяин поместья мотает из стороны в сторону головой. – Странно, вы же друзья?

– Никандр… – в разговор вступает тёмно-коричневая маска радости, надетая на голову могучего сложением мужа. – Тут есть только два пути. Путь скорой смерти и долгий путь мучений. Выбирай! – Маска замолкает, но хозяин поместья упрямо мотает головой. Приходит очередь белой женской маске говорить.

– Почтенный сикул, подай мне вон ту жердь… – мужчина в белой маске командует властным голосом.

Раб с готовностью приносит жердь. Белая маска сжимает жердь так, словно проводит замеры, отдаёт бережно назад рабу жердь, указывает на другую, соседнюю и потоньше. Вторая жердь точно подходит под замеры. Неожиданно белая маска ломает жердь об колено. Раздаётся громкий сухой треск. Треск такой оглушающий в покойной ночной тишине, словно треснула не обычная, затёртая по бытованию серо-белая жердь, а рухнуло огромное дерево, срубленное безжалостно топорами. Белая маска решительно направляется к женщине, поднимает её, заплаканную, за густые каштановые волосы, оттаскивает на шесть шагов от мужа, валит спиной на землю, лицом к луне, встаёт одной ногой на несчастную.

– Никандр, сейчас ты услышишь песнопения в честь богини Эрис. Но перед представлением я покажу тебе, что испытал лично я во время того кровавого бунта, в котором ты участвовал… – Белая маска вновь упрямо получает отрицательный ответ от связанного. – Так вот, мне было восемь лет, Никандр. Я стоял, как ты сейчас стоишь, на коленях, а мой домашний раб перемазал мне лицо золой и выдал меня за раба. Тем самым он, великодушный, хвала ему, люблю его, спас меня от смерти! А твоя жена, – жердь утыкается в грудь плачущей женщины, – лежит как моя мать тогда, посреди моего родного дома. Начнём песнопения?

Хозяин поместья вздрагивает, принимается мотать головой утвердительно, сверху вниз. От перемены ответов мужчина в белой маске замирает, сильно напрягается, однако быстро приходит в себя.

– Дорогой сикул, вытащи кляп! – командует чёрная маска печали. Кляп покидает рот хозяина поместья.

– Прошу, умоляю, не надо! – хозяин поместья тараторит в сторону белой маски. – Я заплачу за скорую смерть!

– Так, значит, ты, Никандр, знаешь, что я хотел сотворить с твоей женой? – Белая маска произносит вопрос с очень странной интонацией в голосе.

– Участвовал… я в бунте… Тиндарида. Прошу, убейте скорой смертью. Но я не подвергал мучениям несчастных! – вымаливает виновато хозяин. – Клянусь вам! Я сражался только с мужами!

– Где выкуп? – радостная маска проговаривает вопрос, как и положено маске, подчёркнуто весело.

– В тайнике… – сдавленным голосом хрипит хозяин поместья. Белая маска подзывает к себе деву с луком.

– Присмотри за женщиной. – Помахивая переломленной жердью, белая маска удаляется вместе с хозяином. Едва хозяин исчезает за дверью, сикул-раб подходит к чёрной маске и что-то шепчет на ухо. Чёрная маска часто кивает. Затем чёрная маска что-то так же скрытно проговаривает маске радости, и маска радости отбывает с помощником-сикулом куда-то прочь из поместья, предварительно прихватив с собой лопату и тяжёлую каменную кирку.

Три девушки безмолвно развязывают дорожные мешки и вынимают из них прекрасные двойные авлосы. Но как играть на авлосах, если твоё лицо закрывают непонятные тряпки? Не снимая тряпок, девушки помогают друг другу раскрыть нос и губы. Среди приготовлений к исполнению музыки неожиданно чёрная маска срывается с места, проделывает два размашистых прыжка и пускает в ход наотмашь железный ксифос. Меч, прошипев в воздухе, обрушивается на жертву и разрубает голову подростка, что тайно развязал за спиной узел. Не успев даже прокричать предсмертный стон, разрубленный падает ниц лицом, заливая содержимым головы утрамбованную землю поместья. Лук в руках стражницы жены владельца плантации принимает стрелу и угрожающе нацеливается на ряд связанных. Более никто не предпринимает попыток вырваться из верёвок. Горячая кровь капает с острого кончика меча на одежды связанных, пока его владелец туго стягивает узлы на руках.

Появляются двое в дверном проёме: хозяин и белая маска позади него. Завидев разрубленный труп в луже крови, хозяин с дикими воплями бросается к убиенному. В трёх шагах от трупа бегущий ловит удар кулаком под дых от чёрной маски и валится кубарем в лужу крови. Белая маска несёт в левой руке два тяжёлых мешка из воловьей кожи. Правая рука сокрыта за спиной.

– Что с тобой? Эта тварь ранила тебя в спину? – Тревожный вопрос от чёрной маски разом обращает внимание на белую маску всех присутствующих.

– Нет-нет. За спиной дар бесценный от… – Белая маска замолкает – видимо, подбирая подходящее слово для лежащего в лужи крови, скорчившегося от боли хозяина поместья. – Участника бунта худых.

Мешки со звоном металла внутри сбрасываются небрежно наземь. Белая маска медленно вытягивает правую руку из-за спины, прикладывает сначала правую руку с непонятным предметом к груди, затем высоко поднимает над головой. При холодном свете луны непонятный предмет оказывается золотым венком. Тонкие листики, кажется, колышутся под ночным свежим ветерком с моря. В этот самый момент появляется маска радости и сикул. В руках маски радости вместительный сундук из дерева, обитого бронзой, сикул же возвращает домой грязный хозяйский инструмент.

– Такие венки выдавали героям битвы с Карфагеном при Гимере! Ты не мог сражаться при Гимере. – Белая маска выкрикивает слова торжественным тоном, громко, глядя в лик серебряной луны. Шумно, с печалью выдыхает и продолжает гневным тоном под спокойную песню трёх авлосов:

– И ты, кровожадный зверь, прихватил у убитых потомков героя награду? Разве ты заслужил воинских почестей великого города? Что же ты, тварь, содеял в жизни достойного золотого венка? – Белая маска, держа почтительно в обеих руках золотой венок города Сиракуз, походит к сикулу, вглядывается в его глаза, сильно стискивает добровольного помощника в объятиях. Непонятные объятия разжимаются. Белая маска похлопывает новоявленного приятеля по плечу.

– Хочу попросить тебя, друг сикул, о серьёзной помощи в наших ночных театральных постановках. Понимаю, тебе, мой сикул, будет очень… очень… мерзко! Ужасно мерзко. – Белая маска крепко сжимает друга за плечо, но смотрит на поверженную женщину. – Нам надо выпустить боль! Тебе тоже надо выпустить боль! – Сикул неожиданно резко отвечает на объятия странного страшного друга. Так же крепко сжимает обеими руками за шею мужчину в белой маске.

– Итак, мне было пять лет, а на моих глазах… – Белая маска замолкает, опускает голову, всматривается в золотой венок. – На моих детских глазах отец сражался за семью. Он пал смелым мужем, убив шестерых. Но вас, бунтовщиков, было так много! Итак, мне было пять детских лет, когда на моих взрослых глазах… мою мать трижды изнасиловали, пытали в жутких муках и убили! Убили любимую мать… со смехом!

Мой спаситель, мой раб чуть не каждое утро подолгу каялся мне в том, что не умер в тот злопамятный день, спасая мою семью. Он, душевный человек, обнимал меня и каялся… он, достойный, умер у меня на руках свободным. – Белая маска, мрачно проговорив, всматривается в лицо раба – из его глаз катятся слёзы сочувствия.

– Ты выполнишь мою просьбу, друг сикул? Пытать и убивать буду я…

Сикул снимает свои одежды, оглядывается на товарищей-рабов, те послушно следуют его примеру. На спине добровольного помощника давние рубцы от плётки. Авлосы продолжают спокойную мелодию, поразительно схожую с успокаивающим напевом сонной речки.

– Если не сможешь… возьми ту жердь… которую переломил. Где она, не вижу?

Один из сикулов поспешно отправляется в дом за утраченной жердью. Дева с луком поднимает за волосы жену хозяина, сдёргивает с неё домашние одежды. Одежда рвётся на мелкие лоскуты. Чёрная маска вытаскивает из лужи крови за шиворот ночного платья хозяина поместья; подтаскивает на место, указанное белой маской; приподнимает за подбородок лицо мужа женщины и открывает ладонью плотно закрытые глаза. Белая маска зло поёт во весь певческий голос в звёздной ночи:

Мы снова к вам вернёмся!

Разверзнется Аид – к живым

Откроется для призраков дорога!

Истерзанные души в ночи

Убийцам подлым пропоют

Кошмар жестоких пыток!

Познайте на себе, что испытали мы!

Обряды мести да свершатся!

Примите боль, что заслужили вы!

Замолкает. Оглядывается, и хором три маски поют совсем иную песню из театральных трагедий:

И раны можно залечить, и одноногий захромает,

Снадобья верные с заклятиями отыщутся у лекарей.

Но тот, кто пал, лишившись головы,

Но тот, кто умер в муках пыток, уже не встанет, нет.

Им не помогут наши слёзы!

Лишь дым от жертв – лекарство подходящее для них!

Тела растерзанные холодны, глаза открытые не видят нас,

Погибшие ушли. Их путь далёк, в Аид ведут те тропы…

Рабы-сикулы со злыми лицами принимаются выполнять просьбу гостя. Они поочерёдно насилуют жертву. Женщина стонет, рыдает. Третий раб, сжав до скрипа зубы, пускает в ход жестокую жердь. Песня повторяется раз за разом, не меняясь в исполнении. Маска веселья прикладывает правую руку к груди поющего, подходит к окровавленному телу женщины. Белая маска меняет песню:

О, что же нам осталось делать? Всем тем, кто тут стенает в горе?

Скорбеть о павших? Вспоминать их лица, их голоса?

Их смех разбудит нас средь ночи, их запахи лишат нас сна!

Как нам, живым, снести печальные утраты?

О боги всемогущие, над нами сжальтесь – утихомирьте горе!

О боги милосердные, явите милость – даёте сил нам дальше жить!

Весёлая маска поднимает жертву, всматривается в глаза, резким ударом ксифоса вспарывает живот, ловит кишки и наматывает их, трепещущие, на шею убиваемой. Жуткий крик вырывается у жены владельца поместья. Авлосы поднимают до предела громкость исполняемой мелодии спокойной реки. Жертва с кишками на шее рушится на землю. Её сотрясает агония. Весёлая маска ударом в шею остриём меча прерывает ужасные мучения, склоняется ко рту женщины и словно выпивает последний выдох убитой.

– Как видишь, мы выполняем обещание – смерть скорая… – Белая маска смотрит на рабов и указывает левой рукой на каменную кирку и лопату. Дальнейших указаний не требуется, рабы с готовностью вооружаются инвентарём. Встают за спинами пленных хозяев. Их лица полны мрачной радостью, сбывающихся тайных сокровенных грёз.

– Подождите, дорогие друзья! – Белая маска медленно подплывает к одной из дев с авлосом, бережно отнимает авлос от губ. Осторожно меняет авлос на ксифос, авлосом указывает на горько рыдающего во весь голос хозяина имения. – Прошу… дева, выпусти боль!

Девушка пытается поцеловать белую маску, но, увы, грубая кожа маски не подпускает к губам. Ксифос твёрдо сжимается обеими руками владелицы прекрасного авлоса. Исполнительница мелодии решительно шагает к жертве. Жертву поднимают с колен. Дева срывает остатки окровавленной одежды, наматывает лоскуты на левую руку. Ей, перемотанной, хватает крепко и отрезает достоинство хозяина имения. Подержав в руке, как добытый трофей, засовывает останки плоти в рот пленника и крепко зажимает его челюсти.

– Вы свободны! Богиня соревнований Эрис дарует вам свободу! Сикулы, вы можете покинуть тюрьму! – торжествующе выкрикивает криво улыбающимся сикулам белая маска.

Рабы тут же пускают в ход тяжёлый домашний инструмент – на головы жертв сыплются удары устрашающей силы – до тех пор, пока от голов ничего не остаётся. Дева ксифосом пробивает насквозь грудь хозяина усадьбы. Труп падает камнем на окровавленную землю.

– Что будем делать с золотым венком? – маска веселья спокойно спрашивает белую маску.

– Спрячем в тайник дома, там, где он и хранился. – Белая маска передаёт золотой венок маске веселья и указывает на открытую дверь дома. Тут же оборачивается к бывшим рабам: – Почтенные сикулы, прошу вас, как только мы покинем это печальное место, а вы отправитесь…

Но договорить просьбу белой маске не удаётся – бывшие рабы прерывают его бурными выкриками:

– Сжечь дом!

– Трупы порубим на части и раскидаем по двору!

– Сердца заберём с собой!

– Птиц досыта человечиной покормим!

Двойные авлосы прекращают пение. Их, уставших, бережно прячут в пыльные дорожные мешки. Тени гостей скоро покидают поместье. Три лошади остаются в дар бывшим рабам. Ночное представление с песнопениями закончено.