Читать книгу Место силы - Маргарита Граф - Страница 8

Утром, следуя данному обещанию, Ален запряг лошадь в двуколку и с Анорой они поехали на плантацию. Вчерашняя борьба на кинжалах послужила предметом шуток. И только к вечеру Анора вспомнила слова Рейчел о том, что только близким для себя людям Ален позволит шутить над собой. А Анора ведь всё это утро не переставала смеяться над ним. И ни одного гневного замечания или взгляда в её сторону.

Вечером, когда Ален и Анора целиком объехали плантацию и стали возвращаться домой, началась гроза. Ливень оглушительно стучал по крыше экипажа, недалеко сверкала молния. Ален выразил радость по поводу того, что они не едут верхом на лошади, но ответа со стороны невесты не получил. Веселье Аноры угасло, уступив место мрачной задумчивости. Решив не досаждать вопросами, Ален сохранял нужную ей тишину. Но украдкой поглядывая на Анору, Ален заметил, как взгляд невесты стал стеклянным, словно она пыталась сдержать слёзы, а несколько позже по её щеке скатилась одинокая слеза, на которую она не обратила внимания. Ален отвернулся в сторону, решив, что сегодня обязательно выведет Анору на откровенный разговор.

К их приезду ужин уже был готов. Молча Анора разрезала мясное блюдо, не нарушая тишины смотрела на капающий за окном дождь.

– Ты когда-нибудь пробовала виски? – спросил Ален, достав из бара бутылку.

– Разумеется, – отстранённо ответила Анора, – ведь я ирландка.

– В Ирландии женщины могут пить виски и не бояться осуждения?

Анора кивнула, так и не посмотрев на Алена. Он достал две небольших стакана, наполнил их.

– За твою страну, – произнёс он тост.

– Моя страна давно исчезла. Мы не принадлежим себе. Но, несомненно, у нас еще будет шанс добиться освобождения.

Одна рюмка была осушена, Ален налил ещё.

– И я обязательно приму участие в освобождении, Ален, – пообещала Анора.

– Ты в Америке, – напомнил он с улыбкой, думая, что Анора уже захмелела.

– В таком деле границы не имеют значения.

Они перебрались в голубую гостиную. Анора подогнула под себя ноги, любуясь пламенем в камине. В её памяти проносились воспоминания, приятные воспоминания.

– В шесть лет я боялась огня, – начала рассказ она, – отец понимал, что страх сам не пройдёт. Тогда он показал, что огонь может подчиниться человеку. Он вывел меня на улицу, поджёг факел и стать рисовать им в воздухе узоры. Устроил настоящее представление! Смотреть его собралось пол графства. Потом к нему присоединились мои братья. Втроём они устроили игру с факелами. И мой страх прошёл. Я смотрела на них завороженным взглядом и по моему лицу текли слёзы от восторга. Сейчас ни одна стихия не близка мне так, как огонь. А когда мне исполнилось девять, отец показал наш родовой перстень и родословную. Тогда мы стояли на холме Тара, возле реки Бойн. Мы подкрепились пирожками там, где пировали Верховные короли, где завтракал и ужинал наш предок. Это было невероятно. А на мой десятый день рождения братья подарили мне жеребенка. Я учила его перепрыгивать препятствия. Однажды, преодолевая с ним через высокую ограду, я упала и сломала палец. Мама так переживала, что была готова запретить мне отныне садиться на лошадь, но быстро успокоилась, – глаза Аноры заполнились слезами, – я их так любила…

Ален обнял её за плечи:

– А что с ними сейчас?

– С ними? Лежат, закопанные в землю.

Из её глаз потекли слёзы. Анора уже не могла, да и не пыталась их остановить.

– Что же произошло?

Алену было тяжело от того, что своими вопросами он причинял Аноре боль, высвобождая воспоминания на поверхность. Но он знал, что завтра ей станет легче, боль не будет настолько острой.

– Английский посредник хотел снести наш дом, чтобы освободить землю под пастбище. Мы всегда вовремя платили налоги. Но, чтобы добиться нашего выселения, цены поднимали выше и выше. И мы уже не могли заплатить. Отец запретил братьям работать больше, объясняя это тем, что даже если они смогут выплатить этот налог, его поднимут снова. И к нам приехали сносить дом. А затем его собирались поджечь на наших глазах. Я успела взять только нашу родословную и нож. Мама как будто не осознавала происходящего, даже не попыталась взять с собой никаких вещей. Братья и отец в это время работали на пастбище, должны были вскоре вернуться на обед. Мы вдвоём ничего не смогли бы сделать против десятка военных. Если бы попытались бороться, оказались бы расстрелянными на месте. Когда дом затрясся от первого удара, отец и братья как раз возвращались домой. И отец не мог допустить разрушения, не мог сдаться без борьбы. Наверное, в ту минуту его охватил гнев, ведь он знал, что будет наказан за причинение вреда военным. Но одним ударом он завалил англичанина и затем задушил. Выстрел пришелся отцу в спину. Тогда братья вытащили ножи и кинулись на остальных. Когда в Джорджа прицелились из пистолета, я, не раздумывая, метнула в военного свой нож. Он умер, не успев даже моргнуть. Братья разделались с остальными. У нас не было времени хоронить отца. Мы были вынуждены немедленно бежать.

Анора замолчала. Слёзы закончились. Она взяла почти пустую бутылку виски из рук Алена, сделала пару последних глотков.

– Конечно, нас нашли через три дня. Посадили в тюрьму в Дублине. Мать и братьев приговорили к расстрелу. Мне подарили жизнь лишь потому, что я приглянулась английскому офицеру. Меня заперли в его кабинете, из окна я стала смотреть на казнь, желая быть там, вместе со своей семьёй. Лил дождь, вдалеке сверкала молния. Мать и двое братьев с завязанными глазами и руками стояли плечом к плечу. И я смогла разглядеть в них, простых крестьянах, кровь королей. Приподнятые подбородки, расправленные плечи. Они смеялись в лицо смерти и плевали на самолюбие англичан. Трое военных подняли свои оружия и по команде выстрелили. Мои родные даже не вскрикнули. На их лицах не застыл страх, на них была усмешка. Последнее безмолвное выражение презрения всем английским военным, всему их правительству. Короли всегда сохраняют достоинство. Даже перед лицом смерти.

Тишина повисла в комнате. В этот момент Анора была не здесь, с Аленом, а там. Её глаза закрывала повязка, её руки завязаны за спиной, дуло мушкета направлено ей в сердце.

– А потом пришел офицер. Он думал, что после того, как приказал убить мою семью, но помиловал меня, я буду ему благодарна, стану подчиняться, – с ухмылкой продолжила Анора, – нет. Он решил, что я потеряю достоинство, сломаюсь. Мне было двадцать два года, и я никогда не ощущала себя настолько сильной, как в тот вечер. Он протянул ко мне свои грязные руки, упустив из вида главное – нож в моей руке. Я спрятала офицера в его же шкафу, сбежала из здания тюрьмы. Пробралась, незамеченной матросами, на корабль. Капитан корабля, ирландец, спрятал меня. Утром мы уплыли. Я осталась без денег, без запасной одежды и обуви. Я стала играть с мужчинами в карты. На полученные деньги купила у путешественниц их платья, туфли. К концу пути хотела отдать все деньги капитану в благодарность за его помощь, но он их не принял. Напротив, дал мне мешочек золота, чтобы я смогла выжить в чужой стране.

Ален забрал бутылку виски из рук Аноры. Он притянул невесту к себе, снова плачущую, стал гладить её волосы, спину, желая защитить её в своих объятиях от прошлого, от тяжести воспоминаний, от самой себя.

– Знаешь, Ален, самое страшное, когда женщина перестает испытывать страх. Когда она лишается способности бояться смерти. Потому что держаться не за что. Ведь, по сути, мы живем, потому что боимся умереть. А после, жизнь перестаёт что-то стоить. И такое понятие, как «цена жизни», пропадает.