Читать книгу Парящие острова и Золотые Близнецы - Мари Наталь - Страница 4

Им было стыдно. Да, очень стыдно и досадно, этим маленьким, все понимающим близнецам. Стыдно было за то, что сломали драгоценную куклу, одну из тех, которыми так дорожил и гордился отец. К тому же, было стыдно перед человеком, кого эта кукла изображала, и пусть они только смутно могли представлять, кто он такой или, точнее, кем был, хотя слова «был» малыши еще не понимали окончательно. Им, как, пожалуй, и всем детям, казалось, что существует только «есть», и, возможно еще «будет», хотя уже более туманно и расплывчато. Будет всё так, как сейчас, и будут все, кто сейчас, а как это, «было раньше», но уже «нет», они не понимали. Да и о каком «раньше» можно было говорить, когда вот только недавно появились они, и мир появился вместе с ними. Но, тем не менее, было стыдно. И самим близнецам вовсе не хотелось бы, чтобы вот так же кто-нибудь сломал их куклы, точнее куклы, изображавшие их. А если сами они этого не хотели, значит, это было плохо.

Но больше всего было стыдно им не перед отцом и не перед тем почтенным дяденькой, одетым в меха и парчу и подпоясанным блестящим – словно настоящим – клинком. Нет. Страшнее всего было то, что кормилица и охранник приняли вину на себя, и более того, их за это наказали. Насколько страшна для взрослых была отмена свадьбы, они понимали лишь по выражениям лиц своих любимых. Да и те старались не расстраивать никого и улыбались, вытирая слезы, говорили: «Ничего, не переживай, золотце, просто соринка в глаз попала… А слезки ее вымоют и все будет хорошо». А дети даже не знали, как на это реагировать. Каждый, конечно, вел себя по своему, но вот как было лучше, не знал никто из них.

Так прошел целый день. И как не забежит ЭссерджиХана в покои кормилицы, спасаясь от вредной и злой – как ему казалось – сестры, видит заплаканные глаза, да снова разговоры про соринку. И на месте замирал, как вкопанный, и то же происходило с вбежавшей следом ШахиштрёХаной. И обида сразу забывалась и улетучивалась куда-то, и принцесса уже не помнила, за что хотела поколотить брата. Просто переглядывались, и становилось понятно друг другу, что думали и чувствовали, и старались поскорее вышмыгнуть вон из комнаты, и убежать, и спрятаться. Только вот не удавалось убежать.

А с приходом темного дня, когда близнецов уложили в постели и погасили свечи, они, наконец, решили поговорить обо всем. Эсси перебрался в кроватку к сестренке и уселся напротив нее, укрывшись другой стороной одеяла. Их тихий, серьезный шепот слышался в темноте детской опочивальни, на фоне приглушенных всхлипываний кормилицы за стенкой. И было в этом что-то жуткое, и мороз пробирался по коже, от которого ребятишки еще сильнее кутались в одеяла.

– Что будем делать? – спрашивал сестру ЭссерджиХана.

– Может рассказать все отцу? Про то, что это мы разбили куклу?

Принц представил себе разгневанное лицо отца и поморщился:

– Нет… Это в последнюю очередь, – и принц всей душой надеялся, что этой очереди никогда не будет.

– А что тогда?

– Может скажем, что приведение разбило куклу?

– Папенька не поверит, – заявила ШахиштрёХана. – В замке нет приведений.

– Будут, – многозначительно поглядывая на сестру, принц приподнял краешек простыни.

Было решено. План казался гениальным в своей грандиозности, и тут же начались подготовки костюмов. Эсси накинул на себя простынь, которая оказалась слишком длинной, и поэтому полы призрачного одеяния волочились по мягкому ковру. Принц попробовал пройтись, а принцесса следила за ним взглядом строгого критика. И все было бы так, да вот в темноте не было видно «призрака» с расстояния более десяти шагов, да и шаги у них маленькие.

– Не годится так, – объявила принцесса. – Так нас никто и не заметит и не примет за призраков.

– А как же тогда настоящих призраков замечают? – озадаченно спросил принц, стягивая с кудрявой головы простыню.

– Настоящие призраки светятся. Так в книжках написано, значит, так и есть. Светятся… – призадумалась она, и тут же в бурной детской фантазии мелькнула еще одна мысль. Как всегда гениальная, куда же без этого? А мысль заключалась в том, чтобы под простынями держать лампы, тогда они будут светиться, и уж точно перепугают всех на свете! А кормилицу и охранника простят. Идея и впрямь была очень замечательной. Такой замечательной, что тут же захотелось побежать за светильниками, чтобы привести план в исполнение. К тому времени весь дом уже спал, и если выглянуть в окно, то нельзя было различить отблесков окон на земле и в воздухе – нигде не горел свет.

Скрутив простыни как можно ловчее и взяв их в охапку под мышку, принц и принцесса осторожно вышли из комнаты, и, стараясь не издавать ни малейшего шума, на цыпочках стали красться по длинному и темному коридору. Слишком длинному, если не сказать бесконечному. Красться в темноте было не весело, но все же что-то пощипывало в груди или в животе – они не очень понимали – но было здорово. Аж дух перехватывало. А еще они побаивались, а вдруг появится настоящий призрак, и украдет их? А потом съест, как делают все призраки? Ой-ой-ой…

Немного отставший ЭссерджиХана нагнал свою сестру и шепнул в ухо: «А куда мы идем?» – «Вниз, в поисках светильников, дурак!» – бросила она, сосредоточив все значение фразы на последнем слове. А что? Не нужно соваться с глупыми вопросами в самый ответственный момент!

Коридор кончался, а за его углом поблескивал неуверенный свет. Радостно выглянув из-за угла, детское личико с золотыми кудряшками тут же поспешило спрятаться. Там стоял охранник, а у него уж точно света не попросишь – не даст и отправит спать. Да еще кормилицу разбудит, наябедничает, и она еще сильнее расстроится.

– Это Рокшин, стрелок, – шепотом сообщила принцесса брату. – Мимо него нам точно не пройти.

«Черно-алый» стрелок незаметно улыбнулся. Он, как и почти все в замке, обожал королевских близнецов, да и фраза польстила его самолюбию необыкновенно. Но правило есть правило, и детей наверняка уже уложили в постель. Чем бы ни было их мероприятие, Рокшин собирался ему помешать.

Прислонив лук к стене, он покинул пост и отступил за угол, где дежурил его напарник. Гораздо тише, чем шептала Шахи на ухо брату, он велел ему доложиться фаршаду о ночной прогулке детей, а сам приготовился ждать и следить, куда же их эта прогулка заведет, чтобы ничего вдруг не случилось с ними в ночном замке.

В это самое время ШахиштрёХана провела еще одну разведку. Увидев, что охранника нет, она потянула брата вперед и четыре детских башмачка на цыпочках прокрались в следующий зал. За ЭссерджиХаной тянулась длинная свернутая рулоном простынь – пока основная материальная база для их плана. Спустившись по длинной лестнице вниз, и заглянув в первую попавшуюся дверь, они увидели, что оказались в кладовке. В обе стороны от прохода тянулись темные ряды шкафов и полок, полные всякой всячины. Кладовка была освещена только слабым светом луны, проникавшим через окно на противоположной стене, и в этом слабом освещении все те предметы, что хранились в кладовке, принимали таинственный и зловещий вид.

– Ты ищешь справа, а я слева, – распорядилась принцесса указывая на темные проемы кладовых.

– Нет!

– Нам нужно разделиться, это такая стратегия, – повторила она, используя одно из своих самых любимых в последнее время слов. Но это не произвело на ЭссерджиХану никакого впечатления.

– Я не пойду один!

– Ты не хочешь помочь Шриде? А ведь говорил, что любишь ее. Или… – девочка хотела добавить еще что-то, но вовремя остановилась. Не смотря на то, что она ужасно любила спорить с братом, сейчас был явно не подходящий случай, тем более что он и так уже медленно побрел в свою сторону.

Никто из них не боялся темноты, но каждый воспринимал ее по-разному. Для Шахи в ней скрывался вызов. Ее любимой историей была рэхтша царя Арджани, который умел видеть темным днем также как и светлым, а потому не спал и свершил вдвое больше великих дел, чем все его предки. Она вглядывалась вперед, осторожно переступая ногами, и рукой ощупывала окружающее пространство. Глаза все больше привыкали, позволяя различать выступающие из темноты очертания различных предметов. Сердце маленькой принцессы билось с триумфом – вот это садовая лейка, вот лес лопатных черенков, груда корзин и свертки тканей – все это она видела! Пусть не так хорошо, как светлым днем, ну так на то и нужны тренировки…

А ЭссерджиХана тем временем медленно шел вперед. Он тоже думал об Арджани, вспоминая, как закончилось сказание. О том, как злая колдунья опоила его зельем и вырезала глаза, а потом сказала, что заключила его в темную пещеру без границ, из которой невозможно выбраться. При мыслях о том, как древний фаршад бродил по пустыне, силясь увидеть стены пещеры, и как потом упал вниз с острова, у принца начинали по телу бегать неприятные мурашки. Он ощупал свое лицо и глаза, стараясь убедиться, что все в порядке, но спокойнее не становилось.

Где-то в стороне шуршала Шахи, осматривая свою половину комнаты, и мальчику вдруг захотелось скорее увидеть сестру. Он не держал на нее зла, и все перебранки и драки были скорее привычны, чем обидны. И она могла защитить его от злой колдуньи, от призраков и чужеземных солдат, это было известно ему наверняка.

Развернувшись спиной к темным кладовым он решительно направился туда, куда ушла сестра… и столкнулся с ней посредине зала.

– Ой! – сказали оба и тут же закрыли ладошками рты друг другу. Прислушались. Нужно быть осторожными, чтобы не провалить такое важное дело.

– Я нашла, – гордо прошептала Шахи, когда они встали и отряхнулись. В каждой руке она держала по лампе.

На минуту лицо принца озарилось радостным сиянием, но тут же помрачнело.

– Они же не светятся, – расстроено буркнул он.

– Значит, их нужно зажечь, – неунывающе бодрым тоном заявила Шахи. – Я видела, как кормилица зажигала одну лампу от огня другой. Нам просто нужно найти горящую лампу.

– Ну и где мы ее найдем?! … Постой-ка… – вдруг задумался Эсси, – возле трона, там где отец работает, всегда светятся лампы!

Близнецы уверенно и одновременно кивнули друг другу, что означало: «Решено!», и вышли из кладовой. К счастью, их часто приводили в тронный зал, к отцу, и малыши запомнили туда дорогу. В этот раз они впервые шли туда без сопровождения взрослых, да еще и в темноте, поэтому было трудновато решить, куда пойти и куда свернуть, но все же дух приключенческого азарта и самостоятельности, подстегивал их вперед.

Со скрипом отворились тяжелые деревянные створки двери в тронный зал, и в коридор, на детей пахнул мягкий, слабый свет, но всё же довольно резкий для глаз, привыкших к темноте. Дальняя стена тронного зала была закрыта старинным, но все еще ярким широким гобеленом, спускавшимся с самого потолка, и изображавшим герб их царственного рода и всей страны. На черном фоне гобелена были вышиты багровые облака тремя слоями. Золотой стрелой устремлялось в небо дерево и пронзало все три слоя облаков.

Перед гобеленом возвышался трон правителей Фрэнхайнша. Много веков назад, когда династия Шатши только начинала свое владычество в землях Фрэнхайнша, искуснейшие мастера того времени работали, чтобы создать трон невиданной красоты, трон, который бы указывал на могущество монарха и его божественное происхождение. И действительно, подобного мастерства не проявляла еще человеческая природа. Трон был вырезан из цельного тысячелетнего дерева под названием ирджу, чья древесина имела вишневый оттенок. Это самое редкое и самое долговечное дерево. Ведь трон, сделанный из любого другого дерева за 15692 года – именно столько лет прошло с основания династии – превратился бы в труху, и не осталось бы от него ничего.

Подножье трона представляло собой фигуру человека из Нижнего Мира, стоявшего на коленях. Его руки были подняты вверх, и как бы поддерживали ноги государя. Это говорило о том, что руки простого народа представляют собой основу государства. Волосы этого человека были прямыми и довольно коротко остриженными – почти доставали до плеч. Черная краска покрывала волосы плотным слоем, чтобы ни у кого не оставалось сомнения, что это человек из Нижнего Мира, простолюдин. Сидение трона было похоже на летающий остров – словно перевернутый конус с гладкой плоской вершиной и с неправильной формы нижней заостренной частью. И действительно – казалось, что сидение парит в воздухе, однако это была лишь хитрость гениального мастера. По обе стороны трона стояли фигуры придворной знати – министры. Об этом говорила их одежда, которая, хоть и изменилась со времен создания трона, все же сохранила основные отличительные черты. Длинные и пышные волосы министров были позолочены, что указывало на их благородное происхождение. Головы этих министров служили опорой для рук фаршада. Это было символом того, что просвещенные умы министров направляют руки государя. И, наконец, спинкой трона служило изображение великого бога Аши, который благодаря своему огромному росту возвышался над всеми остальными фигурками и над сидящим фаршадом. Каждого, увидевшего трон, сразу же поражала невероятно красивое лицо бога-жизни, с тонкими, почти женскими чертами. Его серебряные волосы мягкой струей спускались до пола. Руками своими он словно пытался обнять своих детей – фаршада и министров. Золотые зрачки его глаз завораживали, околдовывали смотрящего. Созданное руками гениального мастера, его лицо застыло в одном из своих неизменных, чарующих выражений. Говорят, что сам Аша остался настолько доволен портретом, что наложил на трон свою волшебную защиту, и именно поэтому он и простоял невредимым столько тысячелетий.

По обе стороны трона горели две лампы, освещавшие стройные статуи министров и красивое лицо Аши, которое, толи от богатого воображения и тревоги детей, толи от неверного желтоватого света ламп казалось строгим, даже суровым, будто Аша вот-вот пригрозит им пальцем: «Как вам не стыдно врать?!». ШахиштрёХана набралась смелости и шагнула в тронный зал, схватив брата за рукав пижамы и потянув за собой. Эсси стоял словно вкопанный, и на вопросительный взгляд сестры сказал тихим шепотом:

– Я не пойду. Я боюсь. Вон как он на нас смотрит! – и кивнул головой в сторону Аши.

ЭссерджиХана почему-то не хотел произносить имя божества.

– Глупости! – возразила Шахи, – Это же всего лишь статуя. Пойдем же! – и с двойной силой дернув брата за рукав, она заставила его войти.

Но, подойдя к светильникам, она и сама заробела. Тут не только бог Аша, но и министры смотрели на них свысока неодобрительно, точно живые – того и глядишь – схватят за руку. И Шахи, скорее всего, бросила это дело, показавшееся сейчас таким глупым и страшным, и вернулась бы в спальню, да только не хотелось ей перед братом трусишкой выглядеть. Собрав всю свою смелость, она поднесла свои лампы к огню дрожащими руками и зажгла их. Тем временем Эсси распутал простыню. Все было готово для действия.

На всякий случай, ШахиштрёХана отправила сама себя на разведку, и вернулась донельзя возбужденной – по коридору к тронному залу зачем-то шел отец, а в существовании призраков требовалось убедить в первую очередь его, и значит, нужно было действовать. Но тут, в самый неподходящий момент, Эсси снова испугался – в свете еще двух ламп Аша казался гораздо страшнее и строже.

– А может просто расскажем?

– Да ну тебя, сразу струсил! Если не получится – вот тогда и расскажем.

Она взяла лампу и накинула простыню. Брату ничего не оставалось, как последовать за ней, но на сердце у него было неспокойно.

У самого выхода Шахи затянула «У-у-у-у-у-у-у-у» на мотив шутливой уличной песенки. ЭссерджиХана едва не рассмеялся, но вся веселость мигом слетела, когда он увидел лицо отца. С ним стояли два стрелка, а ещё Яжджан и Шрида с заплаканными глазами.

«У-у-у-у-у-у-у-у», тянула неунывающая ШахиштрёХана медленно плывя вперед, а принц, заглядевшись на кормилицу внезапно споткнулся о край волочащейся простыни и полетел на пол.

Шрида вскрикнула и кинулась вперед, и тут только он заметил, что выпустил из рук лампу, и горящее масло пролилось на простыню. Но не успел он даже как следует испугаться, как Шахи сдернула с него горящую ткань, а кормилица подхватила на руки.

– Та-ак, – сказал отец, и голос его был более сердит, чем даже вчера, когда они сломали куклу.

– Фаршад-аджар, – опять запричитала Шрида. Она снова и снова была готова защищать своих питомцев, тем более что отмена свадьбы и так казалась самым ужасным наказанием на свете.

– Тихо, – Узтакуштами поднял руки, призывая к вниманию, – Ты хочешь что-то сказать, ШахиштрёХана?

– Держу ответ5, – с церемониальной фразой принцесса поклонилась. Она выглядела смешно и мило, с растрепанными золотыми кудрями и раскрасневшимся личиком, но никто и не думал смеяться. – Это я виновата, фаршад-аджар. Шрида и Яжджан наказаны неправильно, потому что… КУКЛУ-РАЗБИЛА-ВЧЕРА-Я. – Закончила она на одном дыхании. – И это меня нужно наказать… – добавила она уже не так уверенно, и вопросительно посмотрела на брата.

– И меня! – ЭссерджиХана выпутался из объятий кормилицы и тоже шагнул вперед, – держу ответ.

Фаршад внимательно смотрел на детей. Умелые и изобретательные, но, в конце концов, честные и любящие – именно такими он и хотел их воспитать.

– Я знал, Шахиштрё, что куклу разбили вы с братом, потому что фаршад всегда все знает.

– Тогда почему… – начала было Шахи, но запнулась.

– Потому что честность – одно из главнейших черт правителя, и я ждал, когда мои дети сами признаются в содеянном. Тот, кто позволит, чтобы за его преступление был наказан другой человек, не достоин того, чтобы занять трон и управлять людьми. Теперь, когда вы признались, я отменяю наказание Шриды и Яжджана. Теперь ничто не будет препятствовать вашему браку, – жених и невеста счастливо улыбнулись и обнялись даже при стольких свидетелях – так велико было их счастье. Глядя на них, улыбнулись и дети, довольные, что все прошло так мирно и гладко. Фаршад продолжал, снова обращаясь к своим детям. – Что ж, вы сами просили о наказании. ШахиштрёХана, с завтрашнего дня тебе не позволено будет неделю выходить в оружейный двор или звать Яжджана к себе, а ты, ЭссерджиХана, будешь неделю обходится без своей кормилицы. Это мягкое наказание, по сравнению с вашей виной, но если бы вы сразу рассказали правду, оно было бы еще мягче.

Близнецы переглянулись. Они не знали, что делать: радоваться за кормилицу с охранником или грустить о наказании…

– Этой недели, – Узтакуштами положил руки на плечи Шриде и ее нареченному, – вам должно хватить для приготовлений к свадьбе. Я распоряжусь, чтобы вам всячески помогали. А ровно через 10 дней справим свадьбу. Да наградит Аша всеми благами этот союз.

С этими словами фаршад развернулся и пошел прочь из зала, за ним посеменил подпрыгивая старый рэх…